Сирена вернулась в отель с двумя объемистыми пакетами, счастливая и жизнерадостная. Ничто так не поднимает настроение молодой женщине, как удачно сделанные покупки в модных парижских бутиках, даже если эта женщина матёрая шпионка и диверсантка, отправившая на тот свет не одну дюжину мужиков.
Потребовалось не более двадцати минут, чтобы привести себя в порядок после утомительного шопинга. Приняв душ и переодевшись для вечерней прогулки, она царственной походкой вошла в ресторан, ввергнув несчастную лесбиянку, продолжавшую спиваться в дальнем углу, на самое дно глубочайшей невротической депрессии. Геракл невольно залюбовался идеальными формами компаньонки в классическом чёрном платье, выручающем в любой жизненной ситуации. Надетый поверх платья тёплый шерстяной кардиган цвета айвори вызывающе подчеркивал стройную фигуру, впечатляюще облегая умопомрачительный зад. Модные ботильоны на высоких каблуках придавали походке неотразимую женственность и сексуальность. Яркий образ роковой обольстительницы эффектно завершал обтянутый дорогой выделанной кожей элегантный вечерний клатч, напомнивший миниатюрную шкатулку с логотипом французского модного дома «Louis Vuitton».
Пожилой профессор и его молодая жена-ассистентка степенно прошествовали через зал, привлекая всеобщее внимание. Даже английские педерасты отвернулись от своего чада и задумчиво смотрели им вслед, пока те не скрылись в такси, притормозившем возле настежь распахнувшихся стеклянных дверей парадного подъезда.
Угрюмый таксист, простоявший в многочасовой забастовке на площади Порт Майо у Дворца Конгрессов и соскучившийся от безделья, виртуозно провёл комфортабельный универсал «Citroen C5 break» по забитым транспортом и пешеходами в конце рабочего дня парижским улицам. За обещанный двойной тариф, опытный профессионал быстро доставил щедрых пассажиров по указанному адресу, пренебрегая правилами дорожного движения, заезжая на выделенные полосы и выполняя рискованные маневры, на которые не решился бы ни один законопослушней автолюбитель. Бывший ликвидатор, когда-то сам лихо гонявший по Парижу, где пробки круче московских, а перекрёстки, на которых сходятся с десяток улиц, способны свести с ума, проникся симпатией к местному шоферюге и отстегнул ему баснословные чаевые.
В двух шагах от площади Пигаль и самого большого в Европе легального борделя с говорящим названием «Le Sexodrome», в котором более полутора сотен отдельных кабинок для просмотра порнофильмов, галерея затейливого эротического искусства, спортзал, сауна и пип-шоу-театр, примостился скромный ресторан под названием «Приют инвалидов». Неизвестное широкому кругу сексуально озабоченных любителей сладкой клубнички заведение относилось к разряду не рекомендуемых туристам достопримечательностей кварталов красных фонарей, примыкающих к бульвару Клиши. Его дурная слава отпугивала даже многое испытавших на своем веку мазохистов. Над чужаками здесь не издевались. Убивали сразу, без лишних церемоний и проволочек. Десятки молодых и старых, холостых и женатых мужчин, случайно пытавшихся заглянуть сюда вечером или ночью в поисках развлечений, бесследно исчезли. Изредка их изуродованные тела после долгих поисков обнаруживали в запутанных лабиринтах городской канализации. Малопривлекательное для парижских фланёров кафе под неброской обшарпанной вывеской, затесавшееся между секс-шопами, стриптиз-барами и прочими злачными местами, специализирующимися в оказании интимных услуг, являлось неофициальным закрытым для посторонних клубом. Здесь собирались доживавшие свой век бойцы невидимого фронта, отслужившие в разведках и спецназах разных стран.
Любопытные искатели приключений, не имеющие отношения к органам государственной безопасности, а также пишущие об этих органах журналисты, могли попасть сюда, рискуя жизнью, только в утренние часы, пока завсегдатаи мирно почивали в тёплых постелях или бегали трусцой вдоль набережных Сены, в Венсенском и Булонском лесах. В клуб они наведывались после дневного приёма лекарств, сползаясь отовсюду, словно ядовитые змеи в глубокую нору перед зимовкой. К ужину помещение заполнялось битком. В большинстве своём завсегдатаи приходили самостоятельно. Некоторых привозили в колясках их дети, жёны, сиделки или любовницы. Здесь можно было встретить представителей разных стран и народов. Давно растратив основной запас сил, энергии и злости, они, как правило, мирно сосуществовали между собой, но порой возникали споры, а изредка доходило до драки и даже поножовщины. Разнимать престарелых буянов приезжал весь наличный состав парижской жандармерии. Молодые блюстители порядка лупили стариков дубинками не сильно и с уважением. Иногда, отбросив противоречия, те объединялись и давали мощный отпор. Тогда побитым фараонам приходилось вызывать подкрепление из ближайших воинских частей. Согласно неписаному правилу в кафе никогда не проносили огнестрельное оружие. Принципиальные счёты между собой инвалиды холодной войны сводили в укромных местах на городских окраинах.
К шести вечера у входа обычно собиралась толпа начитанных ротозеев и уличных проституток. Первых привлекала возможность поглазеть через не зашторенные окна на живые легенды, ставшие прототипами захватывающих боевиков. Вторые приходили отнюдь не ради денег, а просто так, для собственного удовольствия и радости. Секс даже с престарелым суперменом не шёл ни в какое сравнение с рутинной работой, не приносящей ничего кроме изматывающего и вгоняющего в депрессию душевного утомления. Истинные парижанки не брали плату со здешних клиентов, а иногда оказывали посильную финансовую помощь тем, кто прозябал на мели. Так великодушно они обходились только с соотечественниками, тогда как с представителей враждебных в прошлом держав заламывали двойной и даже тройной тариф в зависимости от ненависти, которую в прошлом питали к ним их близкие или далёкие предки.
Геракл с Сиреной, протиснувшись сквозь толпу зевак, беспрепятственно прошли через вмонтированный в дверной проём металлоискатель, совмещённый с новейшим терагерцевым лазером, излучение которого свободно проникает сквозь ткань, пластик, бумагу и другие материалы. Швейцар не попытался остановить незнакомцев. Суровый взгляд Геракла внушал безотчётный трепет и не оставлял никаких сомнений в его специализации.
Достаточно просторное, но душное помещение, пропитавшееся застарелым запахом алкоголя, табака, вонючего сыра, мочи и спермы, было тесно заставлено круглыми столами разной величины, от рассчитанных на большую компанию, до совсем маленьких для одной – двух персон. Барная стойка представляла собой сборную конструкцию из дерева и пластика со встроенными подвесами для бокалов и кранами для розлива двадцати сортов пива. Открытые полки за ней прогибались под тяжестью больших бутылок со всевозможными крепкими напитками. На стенах, оклеенных выцветшими от времени обоями с невзрачным серым рисунком, вперемежку с кадрами из американских боевиков и кровавых французских триллеров висели портреты рассекреченных особо отличившихся сотрудников французского разведывательного сообщества. К потолку на прочной леске был подвешен антикварный топор средневекового палача, насаженный на грубо отёсанное длинное топорище. Казалось, он парил в клубах табачного дыма.
В дальнем почётном углу за большим столом шумно пировали три десятка изрядно потрёпанных жизнью французов. На противоположной стороне зала тихо попивали пиво два дряхлых немца, с опаской косившихся на соседний столик, за которым тоже сидели пожилые немцы, но тех было четверо. Даже не искушённый в разведке обыватель с первого взгляда догадался бы, что двое в молодости начинали карьеру в Гестапо и Абвере, а четверо плохо одетых стариков были ветеранами Штази. В центре как всегда шумно гуляла компания пьяных горластых американцев, старавшихся перекричать французов. Возле них неспешно потягивали саке суровые молчаливые японцы. За соседним столиком сидели одноногий англичанин без пальцев на левой руке и однорукий индус с багровым шрамом на правой щеке. Две дюжины молодых, но уже потерявших работу египтян, алжирцев, ливийцев и тунисцев теснились сбоку за сдвинутыми столами, стараясь в свете недавних событий не привлекать к себе особого внимания посторонних. По соседству убелённый сединами моссадовец оживлённо спорил с двумя ветеранами корпуса стражей исламской революции. Украинцы, белорусы и русские пили водку за одним столом с эстонцами, финнами и латышами, бросая косые взгляды на недобрых в далёком прошлом соседей – поляков и шведов.
С тех пор, как в конце семнадцатого века сильнейшее землетрясение разрушило, а Карибское море поглотило пиратские притоны Порт-Ройала на южном берегу Ямайки, такого количества высококвалифицированных убийц и насильников не собиралось больше нигде в мире. Джентльмены удачи, безмятежно отдыхавшие в кафе на парижском бульваре, в отличие от не ладивших с официальными властями морских разбойников, имели официальный статус ветеранов холодной войны. В послужном списке каждого числились сотни загубленных жизней. Одни убивали ради денег, другие из спортивного интереса, большинство – за идеи.
У входа за отдельным столиком полулежал в инвалидной коляске немощный горбатый старикан со скошенным набок сизым орлиным носом. Легендарный в прошлом командир группы вмешательства национальной жандармерии, неоднократно спасавший жизнь пятерым последовательно сменявшимся президентам Франции, страдал метеоризмом и частичной потерей речи, давно откололся от соратников и предпочитал коротать время в угрюмом одиночестве. Поговаривали, что старый пердунишка, как ласково называли его бывшие сослуживцы, обладал феноменальными телепатическими способностями и перед ним пасовал любой экстрасенс. Преподававший в «Лесной школе» полковник Исаев, он же штурмбаннфюрер СС Штирлиц, сумевший ловко обвести вокруг пальца таких мастеров тайного сыска и тонких психологов, как Мюллер и Шеленберг, обучил Геракла ставить защиту против любых проникновений в мозг, а также терпеть боль и разлуку с любимой.
Геракл решительно направился к одинокому французу, бесцеремонно отодвинул приставленный возле столика единственный никем не занятый в зале стул и усадил на него Сирену.
– За этот стол никто не садится, – злобно прошепелявил старпёр, едва ворочая вставными челюстями.
– Значит, тебе придётся встать, – отозвался Геракл абсолютно спокойным, но леденящим душу голосом.
В зале наступила гробовая тишина. Русские и их собратья по оружию неторопливо достали из карманов кастеты с шипами, американцы схватились за ножи и вилки, японцы стали методично с хрустом разминать костяшки скрюченных пальцев, а англичанин зажмурил глаза, потому что был обучен драться в полной темноте вслепую, чтобы не было страшно. Швейцар потянулся за мобильником, гарсоны предусмотрительно скрылись в подсобку. Пробравшиеся в помещение проститутки стремительно метнулись к выходу, устроив в дверях давку. Толпа на тротуаре быстро поредела. Никому не хотелось оказаться случайной жертвой неизбежной кровавой разборки.
Геракл сразу узнал немощного пердуна, который хоть и был десятью годами старше, все ещё хорохорился как худосочный, но бойкий и агрессивный петух, переживший рождественские праздники только потому, что хозяева предпочли запечь в духовке откормленного молодого гуся. Очень давно тот чуть не помешал ему исполнить ответственное задание в Алжире и чудом выжил после их последней встречи во Французской Гвиане на берегу живописной бухты Габриэль в получасе ходьбы от города Кайенна.
Вонючий гриб тоже что-то вспомнил, а потому сменил гнев на милость.
– Ладно, садись, сделаю для тебя исключение, – прошамкал он более дружелюбным тоном.
Геракл, приняв приглашение как должное, медленно опустился на стул, услужливо подставленный сзади проворно подбежавшим гарсоном, хотя с той же быстротой тот запросто мог проломить ему череп. Деликатность и сообразительность французских официантов, умеющих в экстремальных ситуациях мгновенно принять единственно правильное решение, всегда производили на русского ликвидатора благоприятное впечатление.
Злой старик, которого привозили в заведение каждый день на протяжении последней четверти века, считался здесь своего рода талисманом. Многие приходили ненадолго и потом исчезали, а он присутствовал всегда как живое воплощение былого величия и независимости Пятой республики.
– Принеси абсенту моему гостю, – приказал он гарсону, указав на самый большой из висевших над стойкой бокалов. В объемистый сосуд вмещалось полбутылки ароматного зелёного зелья, изготовленного с применением экстракта листьев горькой полыни, содержащих в своем составе туйон – галлюциногенное наркотическое вещество, ведущее к слабоумию.
– И такой же любезному хозяину, а моей даме рюмку «Маркиза де Коссада » и шоколадный десерт – прибавил от себя «6-й», не оставаясь в долгу.
Опрокинуть в себя залпом полулитру абсента не удавалось никому. Бывшие враги, молча, отпивали его понемногу. Напряжение в зале спало. Вновь загудели хриплые прокуренные голоса захмелевших суперменов, послышалось девичье повизгивание начинающих и раскатистый смех матёрых проституток. Сирена, смакуя бренди тёмно-янтарного цвета, производимый в Гасконии более пяти сотен лет и имеющий репутацию напитка для гурманов, с нескрываемым любопытством осматривалась вокруг, изучая зловещий паноптикум. Раньше ей не приходилось видеть вместе столько потрёпанных жизнью, но отнюдь не смирившихся со старостью героев. Каждый ещё мог продержаться в рукопашном бою и в постели пусть считанные минуты, но с достоинством.
Геракл и ощипанный галльский петух выпивали, пристально глядя друг другу в глаза.
– Зачем пришёл? – спросил, наконец, француз.
– По делу, – ответил Геракл.
– Здесь дела не делают, здесь бывшие отдыхают.
Француз вздохнул с сожалением.
– В нашем деле бывших не бывает, – возразил «6-й».
Старому отставнику эти слова понравились. Ему, как и остальным в зале, вовсе не хотелось чувствовать себя списанным вчистую.
– Ладно, хоть рожа твоя мне не сильно нравится, спрашивай – отвечу, – согласился он.
– Мне нужен Полигистор. Что-то я его здесь не вижу.
Широко известный в дипломатических и шпионских кругах международный информатор по прозвищу «Полигистор» был особенно популярен в конце холодной войны. В отличие от древнего уроженца Милета, привезённого военнопленным в Рим во время Митридатовых войн, проданного там в рабство, а во время диктатуры Суллы получившего свободу и права римского гражданина, его современный тёзка в молодости добровольно перебрался во Францию из Алжира. Отслужив три года в Иностранном легионе, он лишился правой руки и левого глаза, зато получил французское гражданство и с тех пор постоянно ошивался в Париже, работая на разведки всего мира. Знания его были специфическими, но знал он много, был полезен всем, поэтому его никто никогда не трогал.
– Видно давно ты не появлялся в наших краях, – подумал вслух француз.
– Давно, – подтвердил Геракл.
– Полигистор завязал. Больше никуда не выходит, ни с кем не разговаривает, не пьет и не курит.
– Умер?
– Живее нас с тобой. В девяносто лет женился на молодой эфиопке. Сидит дома и воспитывает двух дочерей.
– Знаешь его адрес?
– Знаю, но не скажу. Зачем тревожить отшельника.
Геракл вынул из внутреннего кармана пиджака и положил на стол пухлый газетный свёрток, перетянутый резинкой.
– Здесь пять тысяч мелкими купюрами в фонд помощи инвалидам Алжирской войны.
– Инвалиды будут благодарны.
Француз мгновенно смахнул свёрток себе на колени и пробурчал:
– Сен-Дени, улица Почётного легиона, 29.
Во время немногословного разговора внимание Геракла невольно привлекали две пожилые дамы высокого роста и мощного телосложения, сидевшие за соседним столиком и блаженно потягивавшие виски в компании сухощавого сгорбленного старичка. В обществе престарелых универсальных солдат-отставников красотки преклонного возраста показались ему «белыми воронами». Даже самые отвязные парижские проститутки не сравнятся с ними вызывающими нарядами. Одна – пышнотелая афроамериканка с копной выкрашенных в ярко-жёлтый цвет курчавых волос – облачилась в плотно облегающее фигуру дорогое вечернее платье с непомерными декольте сзади и спереди. Чернокожая толстуха сидела, повернувшись к русскому суперагенту задом. Тот мог разглядеть только слегка заплывшую жиром мускулистую спину и оголённую верхнюю половину огромной мясистой жопы. Но когда она поворачивалась вполоборота к проворному гарсону, подносившему очередной наполненный на два пальца стакан, взору открывался традиционный символ плодородия необъятных размеров, весивший не меньше двадцати фунтов. Вторая – очень худая, но жилистая, коротко остриженная бледнолицая брюнетка – натянула на голое тело пёстрые шорты чуть ниже колен и песочного цвета удлинённый пиджак с большими накладными карманами и широким поясом. Нелепое сочетание цветов дополняли традиционные аксессуары стиля сафари – круглая шляпа из хлопка с небольшими полями цвета хаки, холщёвая сумка через плечо с патронташем вместо ремня, сшитые из крокодиловой кожи удобные туфли без каблуков и жёлтовато-зелёный шёлковый шейный платок.
– Кто эти уродины? – не выдержав, спросил Геракла.
– Эти? – уточнил француз, показав пальцем на двух экстравагантных тёлок и таким бесцеремонным жестом давая понять, что уродов здесь гораздо больше.
Геракл подтвердил вопрос кивком головы.
– А ты не узнал?
– Нет.
– Да это же бывшие техасские рейнджеры Крутой Уокер и его лучший друг Джеймс Триветт. Уже лет десять прошло с тех пор, как они сменили пол и переехали в Европу.
Геракл поперхнулся и чуть не упал со стула. Он вспомнил двух отчаянных парней. Их пути пересеклись в Камбодже. Тогда он победил в рукопашном бою не без труда. Американцы об этих легендарных бойцах сложили поговорку: «Когда их бьют головой о бетон, кровь идет у бетона».
– А кто этот тощий горбун? – он указал на составлявшего двум героям-героиням компанию согбенного заморыша неопределенного возраста в бейсболке и модном джинсовом костюме с заплатками на локтях и дырками на коленях, прихлебывавшего из фаянсовой пиалы морковный сок.
– Легендарная Хана – «Совершенное оружие». Их нынешний любовник.
– Она что тоже, того?
– Она уже лет пять, как он.
– Ну дела…
– Дремучий ты русский Иван. Здесь ползала – трансгендеры.
– А ты?
– Я – гасконец. Гасконцы пол не меняют, – гордо заявил дряхлеющий потомок дАртаньяна.
– А в морду хочешь? – громовым басом поинтересовалась афроамериканка, которой не понравилось, что на неё указали пальцем.
– Не хочу, – жалобно пропищал француз не своим голосом, показав средний палец, чтобы рассмешить сильно набравшихся прикольных янки и таким манером обезопасить себя от заслуженного наказания за длинный язык.
Остроумная проказа им понравилась. Все трое громко загоготали.
Тем временем в кафе бесшумно вошла прямая и тонкая как стрела, высохшая как мумия, низкорослая морщинистая старушонка с черной пиратской повязкой на левом глазу, обутая в лёгкие ортопедические кроссовки с упругой и мягкой подошвой, незаменимые для тех, у кого проблемы с суставами или плоскостопие. О таких тощих стрйняшках в народе говорят: у них нет ни того, ни другого, а попка с кулачок. У этого заморенного диетами создания куцый кулачок абсолютно никак не вырисовывался на плотной джинсовой ткани без единой складки, свободно свисавшей с места, где эротичные с виду худышки обычно делают талию. Его невозможно было ни разглядеть, ни определить на ощупь. Местонахождение завлекательной части женской фигуры приблизительно обозначали накладные карманы, прошитые двойным стежком. Кожа, сухие жилы и острые кости, ни мяса, ни жира – замечательный образец для подражания располневшим сладкоежкам, мечтающим сбросить лишний вес, лежа на диване у телевизора с куском кремового торта в зубах. Лишь тонкие ценители запретных наслаждений и знатоки женских пороков могут уловить в этом не сильно привлекательном для привередливых гурманов теле испепеляющий жар необузданной страсти.
– А это ещё кто? – полюбопытствовал Геракл.
Одноглазая Элли Драйвер, – коротко ответил француз, осведомлённый обо всех постоянных посетителях заведения.
– Та самая? – усомнился Геракл, не узнав «Смертоносную гадюку». – Разве Тощую Элли не прикончила Чёрная Мамба, вырвав второй глаз?
– Ты что, насмотрелся ужастиков Тарантино? – французский храбрец брезгливо усмехнулся и выразительно покрутил пальцем у виска. – Они с Невестой живут, душа в душу, не расстаются ни днём, ни ночью. Да вот и вторая.
В дверь, с трудом протиснувшись между рамками металлоискателя, шумно ввалилась высоченная мясистая слониха с необычайно толстой задницей и гигантскими надувными шарами, буквально разрывавшими застёгнутый на одну пуговицу модный блейзер.
– Они тоже живут в Париже?
– Давно бы вернулись в родную Оклахому, но эту громадную тушу не пускают не только в самолёты, но отказываются перевозить даже морем. Капитаны пассажирских и торговых судов бегают от неё как чёрт от ладана. Один раз зафрахтовали какой-то контейнеровоз, так команда взбунтовалась, сошла на берег и бесчинствовала в припортовых борделях до тех пор, пока контракт не расторгли.
– Ей бы подошёл «Мистраль», – подумал вслух Геракл.
– Хрена с два, она тяжелее всех палубных вертолётов вместе взятых. Военные тоже боятся с ней связываться. У моряков сложилось поверье, будто корабль, на который ступит её нога, уйдет под воду при первой незначительной болтанке. Вот и пасутся вокруг плац Пигаль.
– И Билл с ними?
– А вот Билла Беатрис Киддо убила. Задавила по неосторожности во время экстремального интрамаммарного секса.
– Как же они обходятся без своего босса?
– Как все лесбиянки поневоле: одна щекочет, другая хохочет, – старик озорно подмигнул Сирене.
– От чего Беатрис так разнесло? – поинтересовалась бывшая фотомодель, представив себя на месте гигантской каменной горы обезжиренного мяса и содрогнувшись.
– Гамбургеры вперемежку с круассанами, которые запивала разжиженными стероидами, не вылезая из качалки. Мышцы у бабы, скажу вам, стальные. Жопой гвоздь из табуретки выдёргивает.
Дамы уверенно направились в дальний угол, где для них был накрыт за ширмой заранее заказанный столик с приставной чугунной скамьей.
Элли Драйвер, проходя мимо Геракла, заговорщически подмигнула ему единственным зрячим глазом.
«Неужели узнала?» – подумал слегка пришибленный неожиданной встречей супермен.
Когда-то в Китае оба одновременно обучались боевому искусству у основателя школы Белого Лотоса, великого учителя Пей Мэя, расслабляясь на досуге в подсобке за кухней. Прирождённая убийца, уже освоившая к тому времени запрещённые приёмы кама-сутры, здорово изматывала неуёмной похотью. На уроках борьбы он никак не мог сосредоточиться и с большим трудом разучил коронный удар пятипалой дланью, взрывающий сердце противника. От размашистых оскорбительных пинков мастера и полного истощения Геракла спас тогда срочный вызов из центра.
После того, как он отправился выполнять очередное опасное задание, Калифорнийская горная змея, оставшись без потрясающего молодого любовника, попыталась затащить в постель Белую Бровь, непочтительно прервав медитацию, когда тот почти погрузился в нирвану. За постыдное неумение терпеливо дожидаться отведённого для отдыха часа и нежелание безропотно подчиняться его сексуальным капризам, прилежная ученица, невзирая на достигнутые успехи, была сурово наказана. Безумный горный отшельник не только вырвал у неё глаз, но и со скандалом выгнал, лишив диплома об окончании курсов и отобрав чёрный пояс. Без надлежаще оформленного удостоверения с печатью и специального кушака профессиональный боец теряет способность воспроизвести половину наработанных техник. Дипломы престижных учебных заведений особенно ценятся руководителями европейских государственных и частных предприятий. Покалеченную недоучившуюся циклопиху немедленно уволили из ЦРУ. Вот тогда-то её и подобрал на панели свирепый главарь международной шайки киллеров, попутно крышевавших бордели и приторговывавших наркотой.
Геракл тогда тоже не доучился у легендарного мастера воздушных полётов. Но его из КГБ не отчислили, потому что он не стал зацикливаться на стиле пьяного богомола, а последовательно овладел другими видами рукопашного боя, поупражнявшись в Бразилии, в Индии и в Японии, хотя наша Система, как он неоднократно смог убедиться на личном опыте, остаётся непревзойденной.
– Почему они здесь ошиваются? – поинтересовался он у начавшего впадать в забытье француза. – Они же не нашего круга.
– Куда им ещё пойти? – ответил тот вопросом на вопрос.
Вяло помахав рукой кобёлкам, потомок бесстрашных галлов отхлебнул из бокала, почесался за ухом и стал доходчиво объяснять резоны:
– Во-первых, у нас много общего. Мы и они – профессиональные киллеры. Во-вторых, им действительно больше некуда податься. В Париже нет клубов для пожилых бандитов. Из криминальной братвы мало кто доживает до почтенного возраста на свободе. Те, кому это посчастливилось, предпочитают селиться на экзотических островах или в глухих медвежьих углах, откуда родом. В-третьих, с ними никто не хочет связываться. Попытаешься выставить вон, они тут же выпустят тебе кишки, глазом моргнуть не успеешь. Профи, которым трудно найти равных. Одна берёт массой, другая сноровкой. Попробуй, попади в эту пигалицу издали. Никакой оптический прицел не поможет. И в ближнем бою даст фору. Пальцем чугунную сковороду может проткнуть. А у второй силища такая, что танк на ходу остановит и в обратную сторону одной рукой развернёт. Рассказывают, Билл даже пикнуть не успел. Навалилась всей тушей, сжала в объятиях, тот в момент задохнулся. Обычно он её подвешивал за руки или за ноги к потолку. А тут не стерпел, видно очень захотелось.
Геракл призадумался. Он ни разу не промахивался по движущейся мишени, хотя случалось, что ущерб причинял минимальный. Подстрелить жирного кабана, когда тот перемещается по прямой линии, или едет в автомобиле, легко сможет начинающий специалист. Для этого особого таланта и мастерства не требуется. А вот чтобы бить влёт на упреждение, когда цель перемещается зигзагами, припадая к земле, нужно иметь особые способности и длительную практику. Раньше он уложил бы одноглазую Элли набегу из хорошей винтовки с пятисот метров, теперь, наверное, пришлось бы подобраться поближе.
Занявшись в уме расчётами, он отвлекся.
– Ты что запал на этих сучек, что ли? – поинтересовался очнувшийся от очередной кратковременной отключки собутыльник.
– Да нет, я так, о своём…, прикидываю, что к чему.
– Думаю, с пятисот не попадёшь, – усомнился проницательный собеседник.
– Раньше бы попал.
– Раньше я бы её с шестисот шлёпнул без прицела.
– Ну ты загнул. Ври, да не завирайся.
– Много ты знаешь.
– У нас бы давно нашли предлог, чтобы засадить этих свирепых кровожадных марух в тюрьму.
– Или в Думу.
– Ты, старый хрыч, говори, да не заговаривайся, а то язык укоротят в два счёта, – Геракл не терпел политических намёков.
– Ты что ли?
– Я – пенсионер. Для таких дел полно молодых.
– Что-то не больно ты похож на пенсионера. Морда наетая и вынюхиваешь, словно охотничий пёс.
– Увы, даже на заслуженном отдыхе не могу расслабиться. Да и форму надо поддерживать. Разводить коз и сеять овёс не для меня.
Тут Геракл покривил душой. На самом деле он давно мечтал, выйдя в отставку, поселиться в каком-нибудь укромном уголке на опушке дремучего леса, завести козу, собаку, кошку, кроликов и курей, со временем, может быть, корову и даже жену, чтобы было с кем поскандалить и поворчать, когда в организме кончится заряд тестостерона. Сколько раз он уже собирался уйти на покой, но чувство долга не позволяло отказать командирам. Вот и обрёк себя добровольно тянуть лямку до гроба. При его-то надёжно сокрытых средствах: хоть остров покупай в Эгейском море, хоть замок на берегу Луары. На этот раз он твёрдо решил, унизительное для заслуженного ликвидатора задание будет последним. Каждый ветеран госслужбы имеет право на пенсию, чтобы успеть потратить хотя бы часть заработанных непосильным трудом и накопленных на валютных счетах сбережений.
Француз опять первым нарушил безмолвие.
– Кажется, раньше мы с тобой уже где-то встречались? Не могу вспомнить где, но что-то смутно чувствую.
Геракл не стал ему напоминать. Пусть напрягает извилины. Заказав ещё по бокалу абсента, он продолжил наслаждаться обжигающим напитком с травяным привкусом, мятно-полынный аромат и естественная горечь которого вдохновляли на создание шедевров известных художников, писателей и поэтов. Некоторые считают его волшебным нектаром, другие – ядовитым зельем, так как при употреблении всего нескольких стопок наступает опьянение, характерное для галлюциногенных наркотиков.
Допивая второй бокал, беспомощный скрюченный старикашка с каждым глотком всё глубже погружался на дно своей памяти.
– Вспомнил! – вдруг радостно воскликнул он, хлопнув себя ладонью по лбу. – Я вспомнил, откуда знаю тебя, русский Иван!
Сидевшие за ближайшими столиками вновь притихли, хотя дальним было уже всё равно. Они не обратили бы внимания даже на выстрелы, к звукам которых привыкли как к обыденным гудкам автомобильных клаксонов в городских пробках.
– Очень давно в каком-то подмосковном музее я видел портрет похожего на тебя русского офицера, – вымолвил после продолжительной паузы дряхлый француз, утративший последнюю здравую мысль. – Наши предки схлестнулись на Бородинском поле. Твой прапрадед на Багратионовых флешах проткнул штыком моему прапрадеду печень, а тот, падая, пронзил твоему сердце шпагой. Твой прапрадед умер мгновенно, мой мучился две недели, прежде чем отдать Богу душу.
– Не лез бы на наши флеши, жил бы долго и счастливо, – подыграл ему Геракл с усмешкой, а про себя подумал, что старик совсем выжил из ума. Чем так, лучше пулю в лоб на майдане.
Подумав о приближающемся слабоумии, исподволь одолевающем любого старпёра, перешагивающего через критический возрастной барьер, «6-й» на мгновенье зажмурил глаза. Перед мысленным взором неожиданно предстала панорама заволочённого пороховым дымом поля кровавой биты, промелькнули уланы с пёстрыми значками, драгуны с конским хвостами, кони и люди смешались в одну кучу, а залпы тысячи орудий слились в протяжный вой…
– Пойдем отсюда, – шепнул он на ухо своей спутнице, отряхнувшись от нелепого наваждения. – Толку здесь не добьешься, а нам завтра рано вставать.
Расплатившись за себя и за потомка участника Бородинской битвы, напарники, не прощаясь, вышли на улицу, услышав напоследок, как беззубый чудаковатый старик пролепетал, засыпая: