Маша Малиновская
Училка и миллионер
1
– Здравствуйте, Екатерина Валерьевна! – слышу я голос через стеллаж с фруктами, и крупная женщина спешит обойти его и загородить мне проход. – Ну как там мой?
Вопрос, который я слышу чаще, чем хотелось бы, стоит мне выйти из дому. А всё потому, что я уже третий год работаю учителем истории и обществознания в районной школе.
И сейчас женщина осматривает мой внешний вид вскользь и поджимает губы. Я так и читаю в её глазах: “Ну и видок! И это учитель? Чему она научит моего сына?”
А я всего лишь в мешковатых спортивных штанах и длинном худи лимонного цвета. Вас не удивляет? А вот многие считают, что учитель должен всегда быть при параде. Ну, блузка там, юбка строгая.
Содержимое моей корзины тоже сканируется. Ох-хо, бутылка вина? Вот теперь можно ожидать волну простыней в родительском чатике. И это самый лучший вариант, а то гляди и к директору придут с жалобой. Хотя, у самой родительницы в корзине двушка пива и бутылка водки.
– Здравствуйте, – приветливо улыбаюсь, глядя, как у кассы очередь нарастает с геометрической прогрессией. – Работает, только неусидчивый, болтает много.
– Ой, он у нас с детства такой! Вот в семь месяцев уже шесть слов говорил. Серьёзно!
Ну да. У меня детей ещё нет, в почти двадцать три года я об этом пока не задумываюсь, но что-то мне подсказывает, что в семь месяцев уж как-то рановато. А вот сейчас этот детина в девятом классе безостановочно чешет языком на уроках и не гнушается скабрезных шуточек в мой адрес. Пусть тихо, но он точно знает, что я их слышу.
И стоять бы мне ещё долго у стеллажа с фруктами в плену матери Муразина, потому что чем ещё заняться учителю вне работы, как меня спасает громкое объявление с закрытой кассы:
– Третья касса – свободна!
А я как раз рядом, если развернуться и пойти обратно. Я ещё хотела купить кефир, но обойдусь, пожалуй.
– Ой, а вот и касса! – снова натягиваю улыбку и ретируюсь.
Мне пробивают продукты, складывая обратно в корзину, я расплачиваюсь, забираю корзину и иду к стойке, чтобы переложить всё в пакет. Только вот спокойно дойти к ней не получается. Едва делаю пару шагов, как в меня врезается огромное тело. Корзина с продуктами валится на пол и по нему россыпью катятся мандарины, фисташки из лопнувшего пакета, бутылка молока и рулон туалетной бумаги. Ну и моё вино, громыхая стеклом бутылки на стыках плиток на полу.
– Охренеть, – вырывается совсем не учительское и, уверена, шокирует стоящую сзади маму Муразина.
– Я прошу прощения, – слышу сверху низкий голос. – Я возмещу.
Поднимаю глаза и наталкиваюсь взглядом на высокого широкоплечего мужчину. Деловой костюм, крупные часы видны из-под манжеты пиджака на запястье, даже запах дорогого парфюма слышен. Он явно выделяется в общей массе покупателей. Что он вообще забыл в таком виде в супермаркете?
Меня сегодня натянули на работе, сказав, что я слишком верю в хорошее. Хозяйка съёмной квартиры в обход договора решила повысить на тридцать процентов аренду. А ещё у меня ПМС. И вот теперь этот мужик… Это всё очень, очень плохое стечение обстоятельств.
К тому же, он совсем не собирается помочь мне собрать всё обратно в корзину. А вместо этого протягивает несколько свёрнутых крупных купюр. Там явно больше, чем стоили мои продукты, и от этого ещё более унизительно. Собирать их придётся мне, работникам магазина всё равно, тем более товар уже оплачен. А я понесу домой грязные, обвалянные в пыли продукты. Этот мужик явно не собирается мараться.
– Не нужны мне ваши деньги! – выпаливаю сердито. – Нечего тут ими сорить. Миллионер, что ли?
Я вообще-то совсем не сварливая, но сейчас такое ощущение, что этим своим небрежным жестом “на и отвали” он переполнил мою чашу неудач на сегодня.
– Тише, девочка, – его голос меняется, становится ниже и приобретает металлический оттенок. – Больно, смотрю, ты резкая. Нашлась тут училка.
– Представь себе, училка!
Наклоняюсь, сгорая от стыда перед людьми, что наблюдают эту сцену, быстро забрасываю в пакет бутылку вина, молоко и туалетную бумагу, попрощавшись с мандаринами и фисташками, и, едва не зацепив плечом мистера “я возмещу”, вылетаю на улицу.
Выдыхаю свободно уже только в квартире. Вот так денёк. А ещё эта встреча!
Но знала бы я тогда, чем она для меня обернётся…
2
– Так, отлично! А теперь попробуем сделать выводы из всего, что сегодня мы с вами узнали…
Ребята сосредотачиваются, глядя на схему на доске. Проектор в очередной раз заглючило, и пришлось всё чертить мелом на обычной доске. С техникой, конечно, легче и удобнее, дети лучше воспринимают материал, больше возможности показать им всё и детальнее рассказать.
Но проектор мне достался старый, перегревается минут за десять и дальше просто светит синим. Когда я обратилась к директору, мне было сказано, что мультимедийных досок закупили только пять и отдали их передовикам, я тут без году неделя, вот и почерчу мелом на доске. А я бы столько всего сделала с мультимедиа! А у передовиков вон висят они без дела, старые бумажные наглядные таблички вешают на эти доски на скотч или магниты. Я же и курсы специальные проходила. Но что поделать, мел и доска – наши друзья.
Закончить фразу я не успеваю, потому что после стука открывается дверь, и секретарь говорит мне зайти к директору.
Закрываю в ноутбуке вкладку с электронным журналом, пишу домашнее задание на доске и, коротко подытожив урок, выставляю отметки. Сразу по звонку иду в кабинет директора.
– Вызывали, Наталья Валентиновна? – заглядываю в кабинет.
– Да, Екатерина Валерьевна, проходите.
Раз Екатерина Валерьевна, а не Катюша, значит, чем-то недовольна, и сейчас меня ждёт очередное вливание.
Прохожу в кабинет, присаживаюсь на стул, на который кивает директриса. Лучше бы постояла, а то этот стул у стены голой как позорный табурет.
– Как думаете, зачем я вас позвала?
Ещё один излюбленный приём – давление. И тут ты такой должен раскаяться и голову пеплом посыпать. Но я понятия не имею, если честно. Возможно это по поводу вчерашнего казуса в “Орешке”, мало ли кто решил, что я не достойна звания учителя, если покупаю вино и грубо отвечаю наглым мужикам.
Поднимаю брови, показывая, что не знаю, о чём она.
– Екатерина Валерьевна, вы, конечно, ещё совсем юны, – давит авторитетом. – В институте вас там учат быть толерантными к проделкам и прочее, но работа тут, в поле, она немного отличается. Я слышала, вам Петров в 9-в урок сорвал?
– Мы разобрались. Он извинился.
– Да ему извиняться, как с горы катиться. Почему нет докладной на имя соцпедагога? Надо сразу мать ко мне, а лучше отца. Вы, прощая хулиганство на уроке, себе авторитет не построите.
Если честно, пацана мне просто жалко стало. Язык без костей, болтал половину урока, ещё и дерзил, но потом так искренне извинялся и просил не вызывать отца. А он в моём доме живёт, и я слышала от соседей, что лупят его металлопластиковой трубой дома, если в школу вызывают. Бывают такие, неймётся им, трудно себя сдерживать, подросток же – гормоны прут.
Но с директором лучше не спорить лишний раз, себе дороже.
– Хорошо, учту, – отвечаю, стараясь, чтобы она не заметила, что сквозь зубы.
Наталья Валентиновна отпускает меня, но провожает взглядом “я слежу за тобой, Зайченко”.
Уроки заканчиваются, и я собираюсь домой. Очень хочется есть и греет мысль о бокальчике вина. Вчера я на нервах приговорила целых полбутылки. Я совсем не алкоголичка, но иногда такие выдаются деньки, что без бокальчика не обойтись.
Выхожу из школы с двумя пакетами, полными тетрадей. Понимаю русоведов и математиков, они такие каждый день таскают. Я сегодня проводила проверочные в шестых и седьмых классах, а на листочках не додумалась, теперь вот приходится тетрадки тащить. Хорошо, что я недалеко от школы живу, пешком минут десять.
Выхожу из школьного двора и топаю по аллее вдоль небольшого парка с одной стороны и дороги с другой. За детским садом решаю свернуть на протоптанную между домами тропинку, чтобы дойти быстрее. Задумываюсь снова о том, что сказала директор про авторитет. Нас учили, что к детям нужно относиться как к субъектам, а не как к объектам, что подросток тоже человек, любой ребёнок – личность, требующая индивидуального подхода. Но… вдруг директриса права?
Наверное, я настолько ухожу в свои мысли, что не замечаю, что сбоку от меня как-то уж слишком медленно едет огромная чёрная машина. Не особо церемонясь, она заскакивает передним колесом прямо передо мной, подрезая.
Я резко торможу, испугавшись, и едва не роняю пакеты. Водительское стекло опускается и оттуда на меня уставляются холодные голубые глаза. Их обладатель кажется мне знакомым, и тут в голове щёлкает. Это же вчерашний мистер “я возмещу”!
– Добрый день, – усмехается он какой-то особой кривоватой ухмылкой. – Разве молодой девушке можно такие тяжести таскать?
– Хотите помочь? – выгибаю бровь.
– Именно. Садитесь, – он кивает на кресло рядом.
Шутки шутками, но вот садиться в огромные внедорожники к незнакомым мужчинам я не собираюсь. Мама всегда говорила держаться подальше от всяких машин. Да и просто так такое незнакомым девушкам не предлагают.
– Нет уж, спасибо, я как-нибудь сама, – пытаюсь обогнуть нос машины, но она рычит и дергается.
Я тоже дёргаюсь. Становится несмешно уже.
– Я вчера, кажется, обидел вас, – мужчина сводит брови и продолжает беседу так, будто не перекрывает мне дорогу на тротуаре капотом своей машины, вызывая недовольство ещё и редких прохожих. – Всего лишь хотел возместить ущерб, чтобы вы купили другие продукты, взамен испорченных.
– Я в состоянии купить себе продукты. Освободите, пожалуйста, тротуар, здесь нельзя останавливаться.
– Садитесь в машину и освобожу.
Он серьёзно? Если да, то мне пора уносить ноги. Хотя, с тетрадями и на каблуках это непросто.
– Я как-нибудь сама, – протискиваюсь между капотом и ограждением и быстрым шагом, не оборачиваясь, улепётываю в сторону дорожки между домами, куда машина, а тем более такой танк, не проедет.
***
Экскурсия. Только от одного слова у меня начинают лезть седые волосы. Есть коллеги, которые запросто организовывают ребятню и везут не только по городу, но и по всей стране. Хотите в Москву? Без проблем! Кавказ? Запросто! Золотое Кольцо? На ближайших каникулах!
А вот я трясусь даже когда надо сводить детей в театр через дорогу. Переживаю, вдруг что случиться, плохо сплю до похода и не могу отойти сразу после.
Вот и сегодня во время экскурсии на Мамаев Курган я вся в напряжении, хотя со мной сопровождением две родительницы из класса и коллега-логопед согласилась подстраховать.
Мы доезжаем с моим 7-в на трамвае, потом все организованно переходим дорогу и оказываемся у подножия памятника Великой Отечественной войны. Родина-мать возвышается далеко впереди над огромным количеством ступеней. Кто-то из детей восторженно смотрит на предстоящую экскурсию, кто-то, как Соловьёва, ноет, что “нифига себе идти, у меня ботинки трут”, но в целом настроение у ребят позитивное. Думаю, большинство тут бывали уже неоднократно, но и в рамках моего предмета, и в рамках воспитательной работы сюда школьников привозят периодически.
Мы формируем отряд и идём вдоль Аллеи тополей, и я начинаю рассказывать ребятам о Мамаевом Кургане как памятнике культуры. Очень люблю эту тему, курсовую работу писала на четвёртом курсе. Когда добираемся до ступеней у подножия самого Кургана, вокруг нас собираются уже и просто гуляющие люди, слушают.
Я всего лишь учитель, не профессиональный экскурсовод, да и волнительно мне, дети же у меня в ответственности, а тут посторонние примыкают.
– Ступеней, ребята, ровно столько же, сколько дней длилась ожесточённая Сталинградская битва, кардинально преломившая ход Великой Отечественной войны. Кто знает, сколько их?
Кто-то начинает считать, кто-то, кажется, пытается посмотреть в смартфоне в интернете, но ответа быстрого не следует. Обидно, я же им в прошлом году на классном часе, посвящённом годовщине Сталинградской битвы, рассказывала.
– Двести, если память мне не изменяет, – слышу из толпы позади детей низкий мужской голос.
Уже знакомый мне голос.
Мужчина выходит чуть вперёд людей, но остаётся сзади детей. Тот самый мужик из супермаркета, чтоб его.
На нём удлинённое лёгкое чёрное пальто, оно расстёгнуто и открывает белую рубашку без галстука. Тёмные волосы чуть раздуваются ветром. Стоит, убрав руки в карманы брюк, и снова кривовато усмехается.
– Каждая гранитная ступень пятнадцать сантиметров высотой и тридцать пять шириной. Вроде бы, – пожимает небрежно плечами. – Школу закончил давно, надо бы погуглить, чтобы уточнить.
Гуглить не надо, и он прекрасно это знает.
Он следит за мной, что ли? Или это случайность? Если второе, то очень удивительно, а вот если первое, то уже даже стрёмно становится.
– Ребята, десять минут сделать фото! – объявляет моя коллега Карина, заметив, что я зависаю на мужчине в пальто, а мне кивает коротко, предоставляя пару минут разобраться.
Дети в пределах видимости и под наблюдением сопровождающих родительниц и Карины разбредаются, люди, слушавшие мою лекцию тоже, а вот мужик продолжает стоять и даже делает пару шагов навстречу.
– Что вам нужно? – негромко задаю вопрос в лоб, подойдя ближе.
Он высокий. Тогда в супермаркете я обратила внимание, но была занята своими поднятыми нервами, а второй раз он был в автомобиле. Сейчас же замечаю, что едва носом ему по плечо. Его не назовёшь сухопарым, но и крупным тоже. Острые скулы, прямой взгляд из-под широких чёрных бровей. В голове, почему-то всплывает сравнение с вороном, только нос аккуратный.
– Вы, – улыбается, но от цепкого холодного взгляда хочется передёрнуть плечами.
– Я? – хлопаю глазами, а самой как-то не по себе становится. – Зачем, интересно?
– Я же вас обидел, хочу загладить вину, – слегка прищуривается, и у меня создаётся впечатление, что он забавляется. – Соглашайтесь на ужин.
– Я вас прощаю, – киваю. – Идите с миром.
Пытаюсь сделать шаг в сторону своих учеников, но мужчина аккуратно, но достаточно твёрдо придерживает меня за локоть. Однако, сразу же отпускает, снова убирая руку в карман.
– Нет-нет, я всё равно продолжу себя винить, Катерина, только ужин сможет снять с моей души такой груз.
Вот же прицепился. Ещё и у всех на глазах… флиртует? Этого не хватало ещё.
– Как вы узнали моё имя?
– Спросил у стоявшего ближе всех пацана.
– Я не ужинаю с незнакомыми мужчинами, – отвечаю, а сама взглядом отслеживаю ребятню.
– Позвольте, Катя, разве мы не знакомы? Мы видимся уже в третий раз. Обычно на третьем свидании уже даже сексом занимаются. Я, кстати, Константин.
Издевается, гад!
– Тише! – шикаю на него и смотрю строго. – Здесь дети, вообще-то!
– Думаете, они в седьмом классе ни разу не слышали слово секс?
Будто специально говорит, абсолютно не приглушая голоса. Чтоб ему!
– Послушайте, Константин, – делаю акцент на его имени. Хочется сказать отвали, но я сдерживаюсь. – Давайте закроем конфликт. Пусть ваша совесть спит спокойно – я не в обиде. Всего хорошего.
Отворачиваюсь и, показывая всем своим видом, что больше говорить нам не о чём, ухожу к своим подопечным. Даже выдыхаю через нос резче, чем нужно, чтобы вытолкнуть аромат парфюма мужчины. Приятный, кстати, аромат.
3
– Нет! Я передавала данные с ученицей. Заказ был на девять порций.
– У меня написано одиннадцать, – отрезает раздатчица. – Я и поставила на ваш стол одиннадцать.
– Я лично писала в бланке заказа!
– Не знаю. Вот как мне передали, так я и накрыла вашему классу.
Сил уже спорить с Марией Фёдоровной нет. Как только не лично передашь заказ в столовую, так и нестыковки. А потом разницу оплачивать.
Я сегодня первым уроком в 9-б проводила тест и сама заказ сделать не могла, отправила девочку, которая всё выполнила первой. И вот теперь сама не рада.
Спорить нет ни сил, ни смысла. Записываю в блокнот, чтобы не забыть, и возвращаюсь от окошка раздачи к столу, за которым едят дети из моего класса. Сзади ругаются пятиклашки, спорят, кто кому в компот бросил варёное яйцо. Учителя, приглядывающие за своими классами, негромко обсуждают предстоящий семинар завучей по воспитательной работе и подготовку к открытым урокам, которые им поручили провести.
Мои едят быстро, командую, чтобы убирали за собой тарелки, и тороплюсь в кабинет. Надо ещё приготовить доску к уроку в десятом классе. Проектора хватило ровно на девять минут первого урока, я даже не успела девятому продемонстрировать примеры экзаменационных работ.
Махнув Карине, которая как раз приходит в столовую со своим классом, я тороплюсь к себе на третий этаж. В рекреации гуманитарных наук стоит жуткий шум. Это у меня десятый сейчас на историю пришёл, а рядом под двумя кабинетами стоят пятиклассники, вот они и устроили армагеддон.
Попутно успокаиваю двоих слишком весёлых кривляк, разнимаю драку не на жизнь, а на смерть и двум двенадцатилетним красоткам шикаю, чтобы перестали снимать сторис в помещении школы.
Когда закрываюсь у себя в кабинете в одиночестве, в голове всё ещё стоит звон после коридорного шума. До конца перемены целых восемь минут. Успею.
Десятый класс – не пятый, по звонку ручку двери дёргать не станут. Стоят и ждут, пока приглашу. Они вообще никуда не спешат, зная, что сейчас будет опрос по домашнему заданию.
Приглашаю ребят, жду, пока они займут места, здороваюсь и начинаю урок.
– Итак, ребята, мы продолжаем тему, которую начали изучать на прошлом уроке. Я бы хотела послушать, как вы усвоили материал, – подправляю на доске получившуюся непонятной закорючку. – Расскажите, что вы запомнили о периоде Великой депрессии двадцать девятого – тридцать третьего годов?
Особо желания выступить никто не изъявляет, наверное, придётся заглянуть в журнал.
– Сексуальная революция и “сухой закон”, – выкрикивает Сорокин с третьей парты. Извечный провокатор. Иногда хочется порадоваться, когда он просто сидит в наушниках на уроке. – Контрабанда бухла в Штатах. Да и не только в них.
В принципе, ответ его верный, но мы не на этом делаем акцент.
– А ещё что-то существенное запомнилось, или только это? – поднимаю глаза на него, стараясь держать лицо. Не люблю я эти битвы авторитетов со старшеклассниками. Им некоторым и мёду не надо, только дай над молодым учителем постебаться.
– Я решил, что это самое важное, – ухмыляется, развалившись на стуле вальяжно. – Остальное мимо.
– А я думаю, что биржевой крах – вот самое важное, молодой человек. Люди потеряли работу, голодали, стоимость продуктов сельского хозяйства упала почти на шестьдесят процентов, село почти вымерло. Слишком лёгкие деньги на биржах спровоцировали дикую инфляцию. Секс и бухло – это прекрасно, но когда людям жрать нечего, это вторично.
Я замираю, приоткрыв рот, когда слышу эту спокойную, высказанную ровным давящим голосом тираду с последней парты. Какого же чёрта мистер “я возмещу” делает у меня на уроке?! И при том, что я его не заметила, когда класс ввалился в кабинет.
Я даже не успеваю отреагировать, как Сорокин, нахмурившись и обернувшись, спрашивает:
– А вы кто такой?
– Меня зовут Константин Львович. Я бизнесмен и экономист. Екатерина Валерьевна пригласила меня, чтобы я рассказал вам о теме со стороны экономики.
Этот Константин Львович встаёт и идёт к доске. Директриса права, у меня совсем мало опыта, потому что я понятия не имею, что сейчас должна сделать. По идее, прогнать его с урока, он же посторонний, обратиться к администрации, может даже вызвать полицию. Но ведёт себя мужчина адекватно, а вот меня высмеют и отчитать ещё могут. Это не говоря уже о том, как я буду выглядеть перед детьми.
Мужчина берёт губку и вытирает с доски мою таблицу, я уже хочу возмутиться, я её вообще-то, половину перемены чертила! Но не успеваю, потому что он начинает черкать на доске и рассказывать.
Он рассказывает о связи Биржевого краха в США и начале Великой депрессии в мире, приводит конкретные цифры и имена политических и экономических деятелей, даже цитирует их. Десятиклассники слушают, открыв рты. Право, я и сама заслушиваюсь. Талант рассказчика у Константина явно имеется.
По звонку он замолкает и разводит руками, дескать, всё что смог – рассказал. Ребята даже не сразу начинают собираться. Благодарят, говорят, что было интересно, и просят меня ещё приглашать Константина Львовича, а потом покидают кабинет.
– Вау, – говорю и складываю руки на груди, глядя на мужчину, вытирающего пальцы от мела о губку, когда дверь за последним учеником закрывается. – Тоже погуглили?
– Нет, курсовую писал в универе, – как ни в чём не бывало улыбается он.
– Зачем вы пришли на урок? Посторонним это запрещено.
– Я попросил разрешения у завуча.
– И она просто так разрешила? – удивляюсь я, зная Анну Александровну. Для неё учебный процесс свят, и никакие посторонние без особого разрешения на уроки не допускаются.
– Ну ведь родителям можно после согласования с завучем. Я сказал, что я отец того лопоухого пацана с четвёртой парты. А он подтвердил при ней. Не за бесплатно, конечно же.
Ну кошмар! Он подкупил ученика, чтобы тот соврал завучу.
– Боже, – шокировано сдавливаю пальцами переносицу и тяжело вздыхаю. – Константин… Львович, ну хватит уже, что вам действительно нужно от меня?
Мужчина опирается бёдрами на первую парту в паре метров от меня, засунув руки в карманы брюк как тогда на экскурсии, и снова кривовато улыбается. Ну что это за ухмылка такая? Не поймёшь, смеётся он с тебя или искренне улыбается.
– Я же озвучивал уже: соглашайтесь на ужин, Катя. Я приглашаю.
– А я вам уже ответила: нет. Я вас не знаю.
– Ну вот и познакомимся ближе. Ну что вы хотите, чтобы я сделал?
Что бы такое сказать ему, чтобы отвалил? Не хочу я с ним идти ни на какой ужин. Мне некогда: надо к урокам готовиться. Да и… пугает он меня, честно говоря. Он старше, слишком самоуверен и явно другого социального круга. Такие мужчины к таким, как я, серьёзно не относятся. А девочкой на пару раз я быть не хочу.
– Хочу новую мультимедийную доску, – говорю нагло, вскинув бровь, в надежде, что он посчитает меня хамкой и отвалит. – Тогда и посмотрим.
Выражение его лица говорит само за себя. Не ожидал. Ну и славненько. Я беру папку с личными делами, в которые вносила коррективы, и уверенным шагом покидаю кабинет. Думаю, Константин Львович сам найдёт выход, шокированый моей наглой просьбой. Никто не станет покупать доску почти за сто тысяч рублей, чтобы сводить девушку на свидание. Это же не букет цветов.
Так и случается. Через полчаса я его там уже не обнаруживаю. Оно и понятно, после такой-то заявочки. Думаю, я этого наглого мужика больше не увижу.
Однако утром, когда я прихожу на работу, меня ждёт сюрприз.
