Марья Коваленко
Жена на один год
Глава 11
Лера
Я редко жалела, что в институте выбрала педиатрию. Да, Панов хвастался, что у него, как у стоматолога, больше шансов на хорошие заработки. Но дети мне нравились. Даже хнычущие и капризные они вызывали больше сочувствия, чем взрослые.
Однако, иногда я жалела, что не пошла на другую специализацию. Например, на психиатрию.
Последние дни жалела особенно сильно. То, что происходило со мной, слабо укладывалось в понятие «паранойя». Возможно, у меня уже начало развиваться какое-нибудь серьезное расстройство. Но знаний для поиска правильного диагноза не хватало. Слишком много было тревожных звоночков.
Не знаю почему, но после сообщения о новом собрании акционеров, я вдруг стала бояться ездить на рабочих машинах – банковских или с охранниками СанСаныча.
После несчастного случая с мобильным телефоном, не прикасалась ни к какой технике в здании банка.
А три последних дня лично закрывала перед сном двери дома и не оставляла ни одного открытого окна.
Не представляю, как всегда внимательный СанСаныч не сдал меня санитарам. На его месте я бы, наверное, уже давно вызвала бригаду для такой нервной хозяйки.
Но он ничего не предпринимал. Днями тренировал под окнами моей спальни новую овчарку – внука Демона. Вместе с Галиной каждый вечер, как маленькую, заставлял меня есть.
А сегодня с утра ещё как-то странно начал коситься в сторону соседского дома.
Наверно, правильно было спросить, что происходит. Мой замечательный начбез был последним человеком на земле, который ждал бы приезда Никиты Лаевского.
Но каждая мысль о Никите все еще жалила. Упоминания о нем заставляли вздрагивать. И я молчала.
Отвлекаясь на редкие телефонные разговоры с Наташей, писала дипломную работу. Старалась даже не смотреть в сторону новой стопки документов от управляющего. Той самой, которая могла стоить мне банка, а его сотрудникам – работы.
А когда чувствовала, что больше не могу, и мозг вот-вот взорвется от напряжения и тревоги, отворачивалась к окну.
* * *
Январь в этом году был точной копией января двухлетней давности. Тот же холод, который пробирал до костей. Та же фирменная питерская влажность, при которой температура в минус пять ощущалась, как минус пятнадцать. Тот же снег.
Вечером в свете фонарей можно было часами наблюдать за снегопадом. Видеть в падении снежных хлопьев свой особый танец. Отпустив на волю фантазию, замечать узоры в наледи на стекле. И сквозь темноту, ветер и белую завесу различать силуэты.
Сегодня я представляла Никиту. Обычно даже его имя было табу в моем доме и моих мыслях. Но усталость на пару с отчаянием уничтожили последние остатки силы воли.
Мне снова просто необходимо было оказаться рядом с ним на застекленном балконе загородного ресторана или на полу его дома перед горящим камином.
Возможно, эта была какая-то форма зависимости. Ещё один диагноз на мою больную голову. Но только от одной мысли, что я рядом с ним, губы растягивались в улыбку, а внутри загоралось что-то тёплое и родное.
Как солнце. Моё собственное.
От его света и тепла мне не было грустно. Я не мечтала вернуться в прошлое или разреветься от тоски по несбыточному.
Оно согревало лучше любой батареи. Даже щеки горели, как от смущения в один наш далекий вечер.
Единственное, чего хотелось… до ломки во всем теле, до зудящих губ – хоть на миг почувствовать на своей талии сильные мужские руки и утонуть в поцелуе.
Смешная двадцати двухлетняя девственница. Дурочка, которая иногда решалась на свидания, но ни разу так и не смогла решиться на поцелуй с другим.
Наверное, нужно было побороть свое сопротивление. Назло Наташе хоть раз поцеловать Панова и заставить этих двоих, наконец, выяснить отношения.
Многое было можно… даже нужно. Со всех сторон, будто приговор, звучало: «Пора», и спину пекло от осуждающих взглядов. Но ни с кем из других мне и на мгновение не было так хорошо, как с Никитой. Ни один парень не заставлял смеяться так искренне и не будил внутри такое тепло.
Наверное, это был какой-то брак производства. Там, наверху, решили пошутить и вручили мне одной дар, предназначенный для двоих.
Сложно было понять, для чего. Но даже сейчас в снегопад фантазия рисовала за окном силуэт красивого и до боли родного мужчины. Вела его по заснеженной дорожке к крыльцу моего дома. А в ушах, будто биение сердца, слышался стук.
* * *
С диагнозом все же нужно было что-то решать.
Из своих иллюзий я возвращалась быстро. Больше всего это возвращение походило на полет на тарзанке.
Ещё миг назад перед глазами все расплывалось от образов сквозь снегопад, а сейчас мурашки поползли по спине от страха.
Сердце оказалось не при чем. Ни на какую аритмию или слуховые галлюцинации невозможно было списать нарастающий стук в дверь и нетерпеливое притопывание за стеной.
Первым моим порывом было броситься за телефоном и позвонить СанСанычу. Рядом с ним страх бы уменьшился. Но безумное предчувствие заставило подойти к двери и открыть замок.
На то, чтобы сделать что-то еще, сил уже не хватило. Земное притяжение намертво приковало ноги к полу. А сердце рухнуло в пятки.
Игра моего воображения не была игрой.
Иллюзия в проеме двери выглядела вполне реальной. В уголках серо-голубых глаз залегли новые морщинки, но это были все те же глаза, какие я помнила с двенадцати лет.
На широком подбородке темнела колючая щетина, но даже сквозь нее виднелась знакомая ямочка. Светлое пальто, будто вуалью, было запорошено снегом, но я уже заранее знала, что там под всеми этими слоями… и кто.
– Ну, привет, соседка, – тихий спокойный голос бил по нервам сильнее воя сигнализации. – Впустишь?
Первым моим неосознанным желанием было захлопнуть дверь перед носом гостя. Иллюзия казалась безопаснее. Но руки отказались слушаться.
Как памятник я стояла возле входа, наблюдая за изменениями на лице Никиты Лаевского. За его едва заметной улыбкой. Словно кривой трещиной на губах. И за первым шагом в мой дом.
– Здесь ничего не изменилось. Только тише стало.
Смилостивившись, он закончил пытку взглядом и переключился на гостиную.
– Привет. – Язык с трудом ворочался во рту. – Здесь все слишком хорошо продумано, чтобы что-то менять. А тишина… Я не шумная.
Уголки моих губ сами собой потянулись в стороны. Спина вжалась в стену.
– Я помню, – прозвучало как выстрел. Тихий. С глушителем. Но валящий с ног неожиданной откровенностью.
После этих слов мне так и хотелось метнуться за дверь и умыть лицо свежим снегом. Даже в двенадцать лет я не чувствовала себя такой растерянной как сейчас. К счастью, Никита справился за нас двоих.
Он больше не стал спрашивать, можно ли раздеться и разрешу ли пройти в гостиную. Не отрывая от меня внимательного взгляда, Никита скинул пальто, разулся и сам, будто хозяин, повел на кухню.
– Кофеем угостишь? – кивнул в сторону кофемашины. – У меня дома вода так качественно перекрыта, что без сантехника не разберусь.
– У меня есть бутилированная.
Совсем ничего не соображая, я схватилась за дверцы ближайшего шкафчика и достала сразу две бутылки питьевой воды.
– Кофе и сахара у меня тоже нет.
Никита сощурился, но воду из моих рук забирать не стал.
– Прости… – Понимание, чего от меня на самом деле хотят, доходило медленно. – Кофе… Да… Конечно…
Бутылки вернулись на полку, а я так же суетливо схватила ближайшую чашку.
Наверное, если бы Никита ушел сейчас вымыть руки или просто куда-нибудь ушёл, я бы смогла пройти два шага до кофемашины. Я бы даже сделала этот проклятый кофе.
Но руки дрожали от волнения. Ноги в нелепых домашних тапочках цеплялись одна за одну. А бока чашки оказалась слишком гладкими для моих непослушных пальцев.
Чашка выскользнула из рук прямо перед столешницей и позорно разлетелась на сотню осколков. Я даже не сообразила, как это произошло. Мозг принялся лихорадочно соображать: «Как это могло случиться?» и «Что сейчас делать?». От звона по телу прошла дрожь, а щеки опалило жаром.
Выглядела я, наверное, жалко. Самая плохая хозяйка, какую можно представить.
Но Никита не стал смеяться или что-либо спрашивать. Будто знал ответы на все мои вопросы, даже на те которые еще не родились, он сам взял вторую чашку. Сам поставил ее на поддон кофемашины. И, убедившись, что кофе и воды хватает, нажал на нужную кнопку.
– Могу сделать и для тебя.
Рядом с его чашкой появилась вторая, и из соседнего рожка тоже полилась ароматная коричневая жидкость.
Словно это был не кофе, а какой-то волшебный эликсир – средство от иллюзий – я сделала глубокой вдох. Опустилась на ближайший стул. И впервые за встречу смогла без испуга, без недоверия посмотреть на мужчину, хозяйничающего в моем доме.
– Я тебя, наверное, все же испугал своим неожиданным визитом. – Никита потер лоб и однобоко усмехнулся.
– Тебя СанСаныч вызвал?
Догадаться было несложно. Стоило мне успокоить свои мысли, очевидный ответ сам всплыл на поверхность.
Мой заботливый начбез все же занялся самодеятельностью. Как обычно, он не стал меня слушать, и решил за нас двоих.
– А ты считаешь, не нужно было?
Чашка с кофе опустилась на стол рядом со мной. Но мой взгляд против воли остановился не на чашке, а на мужской руке. На сильном запястье, на ладони со вздутыми венами, на безымянном пальце с белесым следом от обручального кольца.
– Я бы справилась… не стоило ему отвлекать тебя…
С сердцем творилось что-то неладное. Оно то билось быстрее, то замирало, будто готовилось вырваться из груди.
– У меня были только сутки… – Никита присел рядом со мной на корточки. Теперь он был ниже, но все равно казалось, словно занимает все свободное пространство вокруг. – Я только начал разбираться с тем, что тебе досталось от родителей. Завтра предстоит выяснить еще больше. Но уже точно знаю – ты бы не справилась.
– Нет…
– Да! – Его указательный палец лег на мои губы. – И мне до чертиков хочется отшлепать тебя по попе за то, что не позвонила сама. – Вздохнул. – Ремнем. Как взрослую.
– А можно как-нибудь без ремня? – От странного, совершенно безумного ощущения у меня даже пальцы ног в тапочках поджались.
– Боюсь, для этого теперь тебе придется доказать, что ты умная девочка. И начать вести себя правильно, – поднимаясь на ноги, обрубил Никита.
Больше он ничего не сказал. Но как дрессированная собачка, я чуть не поднялась вслед за ним.
За его пальцами, которые больше не касались моих губ.
За взглядом, в котором хотелось тонуть.
И за чем-то новым, непонятным, что мешало нормально дышать от волнующего, интимного предчувствия.
Глава 12
Лера
Ни вечером, ни ночью, ни утром я так и не смогла поверить, что Никита приехал спасать меня.
Нет, встреча с ним больше не казалась психическим заболеванием. Привкус кофе во рту был слишком ярким для галлюцинации. А осколки чашки достаточно острыми, чтобы исколоть пальцы.
В моем доме, на моей кухне вчера хозяйничал именно он! Но то, что Никита готов тратить свое драгоценное время на мой банк… или, что еще безумнее, на меня… Это не укладывалось в голове!
Я готова была принять на веру версию, что он обещал защищать имущество приемных родителей. Или что каким-то образом должен СанСанычу, и теперь собирается заплатить по счету.
Гипотезы рождались с сумасшедшей скоростью. Воображение работало без остановки.
Окончательно запутавшаяся, я с трудом впихнула в себя завтрак. Потом убила два часа на подготовку к выпускному теоретическому экзамену.
Слова отказывались соединяться в предложения. Над каждым абзацем приходилось думать по полчаса. Но спрятаться от своих желаний все же не получилось.
Словно по расписанию, ровно в десять дверь дома без стука распахнулась, и сразу несколько мужчин наведалось ко мне в гости.
Двоих из них я знала – начальник охраны дома и мой сосед. Третьего видела первый раз в жизни, хотя вел он себя так, словно знал меня с рождения.
– Привет. Это Бояринов Павел, – Никита поспешил представить своего спутника. – Он мой партнер. В банковской сфере Паша разбирается лучше, так что будет помогать.
– Здравствуйте… Лера, приятно познакомиться!
Наверное, нужно было протянуть руку, но СанСаныч уже указал гостю на самое дальнее кресло в гостиной, и стало не до рукопожатий.
– И мне приятно. – Словно пришел на смотрины, а не обсуждать дела, партнер Никиты окинул меня оценивающим взглядом. – Я вообще специалист широкого профиля. А ради таких прекрасных клиенток готов расширять свои горизонты в любую сферу.
Ничего необычного он не произнес. За последний год подобные фразы я слышала не раз. Однако Никита и мой начбез так уставились на Бояринова, словно планировали испепелить его силой мысли.
Мне даже стало неудобно от такого внимания к моей персоне. Но сгореть со стыда Никита не позволил.
– Без доступа к документам сложно было оценить весь размах нападения на банк. Однако кое-что добыть все же удалось.
С этими словами он достал из портфеля черно-белые копии каких-то документов и принялся раскладывать их передо мной аккуратными стопками.
– Рейдерские захваты банков – явление крайне редкое, – начал рассказ Никита. – Если это не государственный захват… в так называемых «интересах граждан», то провернуть смену собственника почти невозможно. Банковское законодательство гораздо стабильнее, чем, скажем, налоговое или уголовное.
– На каждый чих есть своя инструкция, – подтвердил слова партнера Павел. – Прием персонала, увольнение, проведение собраний учредителей и голосование – все расписано до таких деталей, что даже у владельца нет возможности принять какое-либо решение по своему усмотрению.
– По сути, владелец банка – это винтик. Все, что он может, определять, как глубоко ввинчиваться в общую систему – на какие виды операций получать лицензии. Еще он может решать судьбу дивидендов. Всё.
Спорить с этим было сложно. Пока что львиная доля моих подписей ставилась под грифом «Ознакомлена». Сами решения исправно принимал управляющий или они принимались коллегиально на совете директоров.
Эта была одна из причин, почему я до сих пор не позвонила Никите. Не самая главная. Но прикрываться ею было удобно.
– В вашем случае ситуация еще интереснее. – Приглашенный «специалист по банкам» взял на столе одну из бумаг и передал мне.
– И что с этим не так?
Я уже много раз видела доверенность своего управляющего. Юристы с завидным упрямством прикрепляли ее копию ко всем договорам. Они словно лишний раз старались напомнить, что я хоть и хозяйка, но на деле пустое место.
– Всеволод Константинович Биркин – уникальный управляющий, – усмехнулся Павел. – Мало того, что у него доверенность без права передоверия. То есть он один единственный, и даже в случае болезни или отпуска никакого исполняющего обязанности быть не может. Но еще ради него были сделаны изменения в учредительных документах.
– Какие?
Я насторожилась. Один из юристов пару недель назад упоминал о каких-то изменениях. Он так волновался, когда рассказывал о них. Теребил галстук. Крутил между пальцами ручку… Но измученная подготовкой к госэкзаменам я благополучно пропустила все мимо ушей.
Мозг не пожелал впитывать лишнюю, как казалось, информацию. А через неделю я выяснила, что тот юрист больше не работает в моем банке.
– Вы не сможете уволить Всеволода Константиновича, даже если сильно захотите. – Павел больше не улыбался. – Он неприкосновенный. А второго управляющего в банке быть не может. Это не позволяет сделать законодательство.
– Биркин был близким другом семьи… – попыталась я пояснить такую странность.
– Другом? Семьи? – СанСаныч, который до этого хранил молчание, чуть воздухом не подавился. – Девочка моя, давай говорить прямо?! Сева был любовником Татьяны. Если бы не босс, она подарила бы ему этот банк.
– Но он работал… – Мне стало неловко за приемную мать, как за саму себя.
– Я не буду тут рассказывать, как именно он работал. – СанСаныч расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. – Сева готов был плясать на похоронах Николая Петровича. Не знаю, как этот павлин сдержался! Но вот в том, что именно он довел потом Татьяну до депрессии и именно он снабжал ее транквилизаторами – лично я не сомневаюсь.
– Похоже, наш Ромео не учел наличие наследницы и темперамент Татьяны Егоровны, – невесело подытожил Никита.
– Перестарался, – поддакнул мой начбез.
– И что нам теперь делать? Я ведь ему не ровня… – Я понимала, что мы только в начале разговора и еще очень многое нужно выяснить, но очень хотелось верить в свет в конце тоннеля.
– Один вариант, как справиться с этим умником без вашего участия, у нас есть, – снова заговорил Павел.
– Нет! – так и не дав озвучить идею, внезапно обрубил Никита.
– Но это обычная сделка! – упрямо продолжил его партнер.
– Я сказал нет! – в голосе Никиты звучала такая сталь, словно Баренцев предлагал забрать мою душу в залог за банк.
– Проклятие. Ну что ж ты такой упрямый? – Не выдержав, Павел поднялся из своего кресла. – Они ведь сожрут ее и не подавятся. Ты не сможешь стоять за спиной каждое совещание и с боем прорываться в кабинет, когда там будет идти голосование.
– Мы что-нибудь придумаем.
Никита даже не глянул на меня.
– А можно узнать, хотя бы в чем суть идеи? – даже спрашивать было страшно.
– Четкой идеи нет. Но у нас есть время, информация и опыт. – Никита придвинул к себе самую большую стопку документов. – Мы обязательно найдем решение.
Сказано это было настолько четко, что у меня не возникло ни одного сомнения. Слава об успехах Никиты давно бежала впереди него. Нужно было довериться и не думать ни о чем другом.
СанСаныч тоже выглядел уверенным, будто дело уже сделано. Но только почему-то слова Павла о туманном варианте занозой застряли в памяти и будили странную тревогу.
* * *
Не знаю, как Никите удалось вырваться со своей работы. Но целую неделю он пробыл со мной рядом.
Два раза он, его партнер и СанСаныч заседали у меня в гостиной. Дважды мы с Никитой были в банке. И один раз даже встретились в ресторане с управляющим.
К тому времени Никита смог где-то раздобыть пухлое досье на Биркина. В нем содержались фамилии и фотографии всех, с кем он встречался последний месяц, данные банковских счетов, список имущества и медицинская выписка.
Даже включив фантазию на максимум, я не могла представить, что юридическое бюро способно собрать такие сведения для своего клиента. Ни СанСаныч с его связями в правоохранительных органах, ни другие консультанты, с которыми я вела переговоры, не нарыли и одной пятой от всей этой информации.
Теперь я знала о Всеволоде все, от стадии геморроя до адреса виллы на Кипре. У меня даже были фотографии его встреч с Татьяной Егоровной. Очень интимных, полностью подтверждающих теорию начбеза о любовной связи.
Никита утверждал, что их сделал сам Биркин. «Возможно, чтобы шантажировать Татьяну и заставлять принимать нужные решения». «Возможно, чтобы шантажировать ее мужа. Подобное разоблачение поставило бы крест на карьере депутата без всяких выборов. Для Николая такие фотографии были гораздо опаснее, чем для его жены».
Был у Никиты еще и третий вариант. Но, как и вчерашнюю идею с моим спасением, озвучивать его он не стал, обмолвившись лишь о «более неприятной альтернативе».
Сама я выяснять, в чем же правда, так и не решилась. Теперь даже смотреть на своего управляющего было противно. Он, как и прежде, вызывал у меня страх, но теперь к нему добавилось еще и презрение.
Представить, как мы продолжим работать, было сложно. Из банка каждый раз я выбегала как из горящего здания. Не оглядываясь. Мечтая поскорее оказаться в салоне машины. А в ресторане, наедине с ним и Никитой, не смогла впихнуть в себя ни салат, ни десерт.
К счастью, Никита справился за нас двоих. Будто такие встречи для него стандартное рутинное занятие, он целый час играл с Всеволодом в загадочную словесную игру.
Полунамеками они обсуждали мою реальную власть и перспективы в случае отказа от сотрудничества. Передавали друг другу какие-то бумаги. Называли суммы – миллионы и миллиарды, упоминаний о которых не было ни в одном отчете из банка.
Последнее – цифры – порой заставляли взгляд Никиты темнеть. Я не могла прочесть его мысли – пока что верхом самообладания было посмотреть в лицо. Но плотно сжатые губы и холод в глазах пугали до чертиков.
– Как видите, у нас здесь жизнь более насыщенная, чем вам могло показаться. – Биркин лишь пожимал плечами.
– Это да. С таким количеством уголовных дел, какие можно завести на акционеров, я еще не сталкивался.
– В каждом банке есть своя специфика. Но мы стараемся работать исключительно в правовом поле. Валерия может вам подтвердить. – Словно я в числе сообщников, этот гад кивал в мою сторону, каждый раз, когда Никита задавал неудобные вопросы.
– Вы ведь понимаете, что Валерия не станет дарить вам банк. Этого не случится, даже если акционеры проголосуют за принудительную продажу доли?
– Я уверен, мы договоримся. Вдвоем, без вашего участия.
– Думаю, у меня есть возможность обеспечить дня нее полную безопасность. В том числе и от вас, – к концу разговора Никита уже не утруждал себя намеками.
– Вы сильно заблуждаетесь, думая, что акционеры или я могут кому-то угрожать. Как я уже говорил, мы работаем по закону. А он, к счастью, ограждает нас от постороннего участия.
– А о том, что себя тоже неплохо было бы оградить, вы не подумали?
– Вы же понимаете, какие ставки на кону? Зря тратите свое время. Рано или поздно все произойдет так, как и должно произойти.
После всех этих угроз и любезностей обсуждать что-либо дальше не было никакого смысла. Я отчетливо чувствовала тупик. Но Никита не останавливался.
После угроз в ход пошли фамилии, которых я никогда не слышала. Новые цифры. И новые бумаги. От того, как ловко мой спутник орудует банковскими терминами и суммами контрактов, дух захватывало. Я порой забывала дышать, глядя, как он загоняет управляющего в угол.
Но итог встречи все равно не радовал своими перспективами.
Никита не стал мне ничего объяснять. О том, что я в ловушке, было понятно без слов. Смешно, но меня это уже не пугало. Может быть, потому что за последние полгода я слишком сильно устала от банка. Может, потому что эмоций рядом с Никитой было так много, что страх безнадежно терялся среди них.
В целом, жить было можно.
Смириться с тем, что скоро я расстанусь с банком. Подумать, как организовать фонд помощи для будущих «уволенных работников». И, надеясь, что меня оставят в покое, вернуться к своим экзаменам.
После всех встреч, в офисе и ресторане, такой исход уже не пугал. Биркин был прав – я бы ни за что не выстояла против всех участников рейдерского захвата. Они пережевали бы меня своими бульдожьими челюстями и не подавились бы.
Окончательной сдаче мешало лишь одно… Стоило хоть на миг представить, что все закончилось, рядом со мной даже в мыслях исчезал и Никита.
Моему благородному рыцарю нечего было делать рядом с дамой, которая заключила мир со своим драконом. Битвы, сражения, подвиги – все это стало бы неактуально. А в обычной жизни ничего общего у нас так и не появилось.
Словно внезапно стали чужими, мы встречались лишь на короткие часы или минуты – исключительно по делу. Хоть и бывал у меня дома, Никита больше не готовил кофе. И не прикасался.
Даже в двенадцать я не чувствовала себя настолько чужой, как сейчас. Даже в восемнадцать, целуя его, кутаясь в его объятия, не ощущала такой потребности навсегда остаться рядом.
Меня разрывало на части. Но невидимая стена между нами с каждым днем лишь крепла.
Наверное, это было не так уж страшно, и можно было привыкнуть снова. Прежние два года и до этого еще два я ведь как-то справлялась. Оправилась бы и сейчас.
В том хаосе, который предрекал управляющий, сбежать от своих чувств было бы несложно.
Но в начале следующей недели акционеры вдруг устали ждать мою добровольную капитуляцию.
