Ускоряю темп. Возможно, если сегодня пробегу достаточно, получится быстро провалиться в сон. Было бы чертовски здорово.
– Иди ко мне, – улыбка и белые волосы, падающие на глаза.
Он протягивает руку, я вкладываю в неё свою ладонь и через мгновение оказываюсь в его объятиях. Целую в шею и обвожу кончиком указательного пальца татуировку в виде перевернутого месяца с треугольником над ним. Он касается моей ключицы в том же месте.
Просыпаюсь с дико колотящимся сердцем. Скатываюсь с кровати, выпутываясь из простыней.
Нащупываю выключатель в ванной. Лампа над зеркалом вспыхивает, в отражении появляется моё лицо со сведёнными вместе бровями. Такое… незнакомое лицо. Живот предательски подводит.
Подхожу ближе и оттягиваю горловину футболки вниз. Кожа под правой ключицей чистая, а под левой – еле заметный горизонтальный шрам, побелевший от времени. Чувствую его подушечками пальцев, как тонкий шов на гладкой материи.
Таких шрамов на моём теле несколько – последствия осколочных ранений, как мне сказали в госпитале, где я очнулась три года назад, не помня даже своего имени.
Снова касаюсь кожи под ключицей, вспоминая картинки из сна и в этот момент память возвращается. Я знаю того мужчину с татуировкой. Знаю, кто я такая.
Как странно: ведь нужно что-то почувствовать, хотя бы злость, но внутри – абсолютная пустота.
В ангаре для пленных никого не удивляет моё появление посреди ночи: у меня высший допуск, а о временном отстранении никто не знает. Дежурный безразлично протягивает ключи от камеры.
Он сидит, прислонившись к стене и свесив голову на грудь. Руки по-прежнему связаны, а вот тряпки на глазах и кляпа во рту нет.
Услышав шум, поднимает голову, встречаясь со мной взглядом. В голубых глазах под тёмными бровями – не страх и не отчаяние, которые я привыкла наблюдать во время исполнения служебных обязанностей. В них – тоска и сожаление.