Андрей Мартьянов
Большая охота
Владелец постоялого двора, похоже, держал слуг и домочадцев в строгости. Двери надежно заложены изнутри засовами, обе половинки ставень заперты на крюки, а что хуже всего – вдоль улицы то и дело топотали патрули ночной стражи, числом не менее шести-семи человек, размахивая факелами и изображая неусыпную бдительность. Должно быть, Бертран Транкавель распорядился усилить дозоры.
Дугал мысленно пожелал всему без исключения Бешеному Семейству передохнуть от песьей водобоязни – и довольно хмыкнул, оценив внезапно возникшую идею. Волкодлака, значит, изловить собрались? Так будет вам волкодлак! Во всей красе! С клыками из пасти и железной шерстью на загривке!
…Нет ничего более раздражающего для человеческого уха, нежели занудливое тявканье скучающей собаки, перемежаемое тонким надрывным воем. Псу нечем заняться, он сидит под окнами и выводит удручающую руладу, задрав лохматую морду к ночному небу… За долгие годы, проведенные в небезопасных странствиях и скитаниях, Дугал научился в совершенстве подражать кое-каким «голосам живой природы». Время от времени это умение оказывалось полезным: подать сигнал, например. Или выманить из надежного укрытия караульщика. Вот как сейчас.
В доме заскрипели половицы, послышались недовольные голоса разбуженных собачьим лаем людей. Лязгнул отпираемый замок – этого звука шотландец ждал более всего. По двору заметались отблески: неся фонарь, вышел спотыкающийся в полусне мальчишка-служка. Вполголоса проклиная четвероногую тварь, принялся светить вокруг, разыскивая животное. Судя по невнятному бормотанию, бедной псине грозило немедленное утопление в навозной яме с предварительным обдиранием шкуры и четвертованием.
Гостиничный служка слишком поздно заметил выросшую рядом тень. Хозяйственно погасив упавшую на землю лампу, Дугал сгреб поверженного бедолагу за шиворот и отволок подальше, на задворки гостиницы. На поясе у мальчишки болтался короткий нож, и Мак-Лауд на миг заколебался – как поступить? Прислуга «Белого быка» не сделала ему ничего дурного, просто случайно оказалась на дороге. Ладно, пусть валяется. Треснул он парня от души, и тот нескоро придет в себя. А опомнится, все равно ничего толком рассказать не сможет.
Переступив через порог и прикрыв за собой толстую дубовую дверь, шотландец угодил в мир привычных звуков и запахов. Дым очага, подгоревшее масло, хруст соломы под ногами… Ступеньки наверх, к комнатам постояльцев. Тускло освещенный чадящей лампой коридор, куда выходят четыре двери. Возле последней в тупике стоит скамья, на ней сидит и вполглаза дремлет, привалившись плечом к бревенчатой стене, некий коренастый лысоватый тип с короткой рыжей бородой, обрамляющей бульдожью челюсть. Меч в ножнах прислонен к стене – только руку протянуть. На поясе длинный кинжал.
Дугал не знал имени караульного, зато с необыкновенной резкостью и точностью вспомнил иное. Сегодняшнее утро, свист арбалетного болта. Тьма, стиснутое огненной петлей горло. Именно этот человек из отряда Джейля стрелял в него. И, вероятно, именно он потом, обшарив мертвое тело, закидал его комьями земли.
Ну, я ж тебя, подумал Мак-Лауд, чувствуя, как в груди поднимается волна холодной ярости. А что – он его? С голыми руками на меч? До тупичка шагов десять, беззвучно не подберешься, стоит ступеньке скрипнуть – пиши пропало… Тут в голову шотландца пришла мысль, от которой Мак-Лауд, несмотря на драматическую ситуацию, едва не заржал в голос – и, единственно усилием воли сдерживая гнусное хихиканье, потянул через голову вонючий крестьянский балахон…
Одна из ступенек, конечно же, скрипнула – негромко, едва слышно, но стрелок Ральфа провел немало времени в военных походах и опасных делах, научившись моментально пробуждаться от любого шороха. Лысый вскинулся, правой рукой нашаривая рукоять лежавшего рядом клинка… и оцепенел, хрипя и вытаращив глаза так, что они походили на два сваренных вкрутую яйца.
К нему беззвучно приближался убитый сегодня утром лохматый верзила – в той же изодранной в клочья рубахе, заскорузлой от крови по вороту и на боку, вокруг дыры, пробитой тяжелым болтом. В ямке под кадыком бугрился жуткий багрово-фиолетовый шрам, ноги были босы и окровавлены, а давешний мертвец шел себе и шел не спеша, вытянув перед собой руки со скрюченными пальцами. Шел и ухмылялся от уха до уха. Почему-то жизнерадостный оскал выглядел гораздо страшнее, чем если бы явившийся из небытия призрак завывал, грозя живьем забрать погубителя в адское пламя.
Стражник обратился в недвижную мраморную статую, в особенности напоминая оное изваяние цветом лица. Когда же Дугалу оставалось до него всего пара шагов, злосчастный арбалетчик издал странный утробный стон, похожий на гулкое «хооу-умм», с которым в болоте всплывает особенно крупный пузырь, и мешковато свалился с лавки. Дугал едва успел подхватить сомлевшего подручного Джейля прежде, чем тот грянулся на пол – и скривился от шибанувшей в нос вони.
– Ах, бедненький, весь испачкался… – брезгливо буркнул шотландец. – Надеюсь, попомнишь ты эту ночку и свою лихую стрельбу… Может, прирезать тебя, как ты того заслуживаешь? Да неохота руки марать… Черт с тобой, авось так свихнешься…
Мак-Лауд пристроил обмякшее тело в углу и сунулся к створке, охранявшейся лихим стрелком из арбалета. Она открывалась наружу и была для верности подперта поленом. Пленникам все равно некуда деться: через окно не вылезти, ибо крепкие ставни заперты снаружи, а ежели начнут звать на помощь либо попытаются вышибить дверь – подчиненные мессира Ральфа быстро призовут их к спокойствию.
Уже шагнув внутрь, Дугал сообразил – как бы сейчас верные соратники не испортили так удачно начатое дело своими воплями. Они ведь тоже справедливо полагают его усопшим. Если с перепугу рехнется лысый арбалетчик, то и поделом ему, а вот если подвинется умом ни в чем не повинный Гисборн или бедняга Франческо…
В комнате пленников еле тлел плавающий в плошке с жиром фитиль. Заслышав скрип открывающейся двери, прикорнувший у стола человек поднял голову. Лежавшая то ли на сундуке, то ли на широкой лавке фигура, с головой накрытая дорожным плащом, тоже зашевелилась – в темноте светлым овалом мелькнуло острое личико Изабель, вспыхнули отраженным светом две яркие точки глаз.
– Dolce Madonna, – потрясенный дрожащий голос, раздавшийся откуда-то снизу, принадлежал Франческо – оказывается, мальчишка устроился на полу. – Мессир Дугал?..
– Скорее, его воскресший неугомонный дух, – надежда Мак-Лауда на то, что сейчас он наконец впервые узрит испуганную мистрисс Уэстмор, не оправдалась. Самообладание рыжей девицы выковали из лучшей дамасской стали, закалив в крови сотен поверженных врагов. Если она и была ошеломлена явлением вроде бы сгинувшего навеки шотландца, то на ее внешнем виде это никак не отразилась. Изабель бодро вскочила со своей лежанки, деловито осведомившись:
– Делаем ноги?
Единственным пораженным до глубины души человеком был милорд Гай Гисборн. Он так и остался сидеть, деревянно выпрямившись и уставившись на воскресшего из мертвых сотоварища. Когда же англичанин сумел заговорить, то прохрипел, заикаясь:
– Кх… ка-а… как?.. Я ведь своими глазами видел…
– Ничего ты не видел, – отрезал Мак-Лауд. Ему пока что не хотелось обсуждать события сегодняшнего утра. Он бы предпочел все забыть – и молнии во мраке, и видение горящего дворца. – Идем. Добро, что у вас отобрали, придется пока оставить на память Джейлю. Надо побыстрее убираться отсюда – и из трактира, и из Безье. Бертран Транкавель в городе. Он ищет нас. Гай, давай ты потом всласть поудивляешься, а?
– Без денег, лошадей и оружия мы далеко не уйдем, – как всегда случалось в моменты волнения, усилившийся акцент Франческо превратил его речь в мешанину бессмысленных звуков. С трудом взяв себя в руки, итальянец повторил фразу – теперь уже более разборчиво.
– Верно, – закивал Дугал, затаскивая в комнату бесчувственного стрелка. – Не уйдем. Но все равно попытаемся. Иначе, уж поверь, никто из вас не доживет до завтрашнего полудня. Кроме разве что мистрисс Изабель.
Упомянутая дама нетерпеливо топталась подле дверей, выглядывая в опустевший коридор. Шотландец, склонившись над благоухающим ароматами отхожего места арбалетчиком, принялся стаскивать с поверженного врага добротные сапоги воловьей кожи и потрепанный колет.
– Малы, чтоб тебя вспучило…
– Дугал, что ты делаешь? – примороженным голосом поинтересовался Гай.
– Собираю трофеи, – обувшись и одевшись, Мак-Лауд позаимствовал у не справившегося с обязанностями стража меч и кинжал – швырнув последний сэру Гисборну. – Пошли. Только очень, очень тихо.
Четыре человека поочередно выскользнули в коридор. Спустились по лестнице, тщетно стараясь прикинуться бестелесными призраками и не скрипеть ступеньками. У более легких на ногу Франческо и Изабель это получилось, у Гая и Мак-Лауда – не очень. Притворенную дверь во двор никто не запер – стало быть, оглушенный шотландцем служка по-прежнему валялся под стеной конюшни.
– Давайте хоть лошадей сведем! – зашипела Изабель, оказавшись на улице и переведя дух.
– Как? – сиплым полушепотом откликнулся Дугал. – Нет уж, топайте за мной и не спорьте.
– Куда, собственно, ты нас тащишь? – Гай окончательно смирился с присутствием ожившего Мак-Лауда, задав вполне разумный, хотя и несколько несвоевременный вопрос.
– К друзьям, – пропыхтел шотландец, труся через обширный двор к воротам. Спасенные торопились следом, косясь по сторонам в ожидании внезапной напасти. – К таким друзьям, что молятся кошельку заместо креста… Шепнешь им нужное словечко, и тоже станешь их верным приятелем до скончания времен… А, чтоб вам всем провалиться!
Судьба, как известно, обожает злые шутки. Именно в этот момент, не раньше и не позже, напротив «Белого быка» остановился ночной патруль. Факелы в руках стражников выхватили из темноты группку крадущихся через двор людей. С наступлением темноты, как известно, все добрые горожане сидят по домам, а шастают только воры, разбойники да ночная стража. Посему старшина патруля с сознанием честно выполненного долга оглушительно гаркнул:
– А ну, стоять на месте! Стоять, кому сказано!
Изабель, державшаяся позади, немедленно попятилась в полосу густой тени, таща за собой Франческо. Сэру Гисборну, всегда уповавшему на защиту закона, на мгновение показалось, что сдаться городской страже – не самый плохой выход. Рассказать о происках Ральфа Джейля и Транкавелей, попросить убежища…
Разумные планы ноттингамского рыцаря оказались в мгновение ока порушены его лихим компаньоном, оскалившимся навроде озлобленного пса и без лишних раздумий кинувшегося на ближайшего стражника. Прежде чем Гай успел вмешаться, шотландец уже сбил с ног двоих или троих дозорных, вырвал из чьих-то рук копье и завертел его смертоносным колесом. Охранители покоя мирного города Безье, привыкшие ловить обычных домушников и никак не ожидавшие столкновения с полоумным убийцей, в ужасе попятились. Двое, забывшие поглядывать по сторонам, оказались затылками к Гаю. Со вздохом сожаления англичанин сгреб блюстителей за отвороты колетов и как следует столкнул головами.
«Долго не продержимся», – в окнах гостиницы, как краем глаза отметил Гай, заметались тусклые огоньки свечей. Что самое досадное, вспыхнули они и на втором этаже, в комнатах, занятых отрядом Джейля. Хлопнула распахнувшаяся дверь – привлеченные шумом и криками во дворе, наружу выбегали постояльцы. Еще немного, и вокруг будет не протолкнуться от зевак и доброхотов, желающих принять участие в поимке злоумышленников. К стражникам непременно пожалует подкрепление, и что тогда?
Конец стычке положило неожиданное вмешательство со стороны. Двустворчатая дверь конюшен распахнулась, и во двор с топотом и ржанием ворвались напуганные чем-то лошади постояльцев. В мельтешении людей и животных Гай потерял шотландца, зато рядом неизвестно откуда возник Франческо, мертвой хваткой вцепившийся ему в рукав и завопивший:
– Бежим!
«Я не могу бросить соратника в беде», – хотел было сказать Гай. Но тут живой, хоть и еле держащийся на ногах Мак-Лауд вывалился на него из общей суматохи, хрипло бормоча:
– Сматываемся, сматываемся!
Они юркнули в узкий темный лаз между двумя соседствующими стенками, едва не сбив с ног притаившуюся там Изабель. Замыкавший тактическое отступление Гай бросил прощальный взгляд за плечо – и ему показалось, что в охватившей гостиничный двор сумятице он заметил шевалье Джейля. Стоя у крыльца «Белого быка», тот с яростной досадой выговаривал что-то троице своих подчиненных. Потом их загородила брыкающаяся лошадь, а сэр Гисборн кинулся вслед сотоварищам, карабкавшимся на невысокую каменную стену постоялого двора.
Глава вторая
Вопросы и ответы
12 октября.
В косо падающем сквозь прохудившуюся крышу солнечном луче кружили пылинки. Гай уже с четверть часа бездумно созерцал танец крохотных частиц сенной трухи, в который раз устало поражаясь переменчивости людской судьбы. Как, оказывается, просто сделать из посвященного рыцаря, наследника не самых бедных владений, побирающегося бродягу без единого пенни в кармане! Единственная ценная вещь, коей обладает этот нищий – ворованный кинжал. Можно попытаться продать в оружейную лавку. Если хозяин впустит. Ах да, еще болтающаяся на шее серебряная ладанка, якобы с частицей Истинного Креста, в незапамятные времена купленная кем-то из предков и передаваемая владельцами манора Локсли по наследству. Гай стал ее обладателем года три назад, когда покинул домашние владения и перебрался в Лондон, ко двору принца Джона. Нет, талисман он продавать не станет – разве что уж совсем припрет и другого выхода не останется.
Внизу затопталась и шумно вздохнула лошадь. Гай прислушался – не идет ли хозяин конюшни, на чьем сеновале они обосновались без всякого на то дозволения. Мысль спрятаться где-нибудь и дождаться утра пришла в головы беглецам сразу же, как только они оказались на улице, соседней с недоброй памяти «Белым быком». Во-первых, немедленно выяснилось, что Мак-Лауд с трудом передвигает ноги и вот-вот потеряет сознание – весь остаток его сил ушел на драку с ночной стражей. Во-вторых, беготня по ночным улицам незнакомого города не приведет ни к чему хорошему. Еще одной стычки с патрулем или, не приведи Господь, людьми Бертрана Транкавеля им не пережить.
Гаю и Франческо выпало удерживать шотландца от падения, Изабель – искать убежище. Рыжая девица справилась с возложенным на нее поручением столь ловко, что Гай в очередной раз задумался над сложностью жизни торгового сословия. Чопорная мистрисс Уэстмор быстро перелезла через забор и вскоре высунулась, вполголоса сообщив – она нашла приставную лестницу, ведущую на сеновал.
Самым трудным оказалось не перебраться самим, а втащить висящего неподъемным мешком Мак-Лауда – сначала через ограду, а потом поднять наверх по хлипкой, сколоченной из горбыля лесенке. Но нужда заставит преодолеть любые препятствия, и они все же забрались в тесное пространство, пропахшее слежавшимся сеном и мышиными гнездами.
Дугал немедленно рухнул там, где стоял, заснув воистину мертвым сном. Гаю даже порой казалось, что шотландец не дышит. Мистрисс Изабель развернула запасливо прихваченный с собой дорожный плащ и накрыла им лежащего между сенных охапок человека. Присела рядом, буркнув: «Чихала я на приличия, мне холодно», свернулась, подтянув колени к подбородку, и тоже задремала. На Франческо, похоже, накатила черная меланхолия. Итальянец забрался в дальний угол и долго возился там, душераздирающе вздыхая и бормоча про себя. Воспользоваться моментом и передохнуть он так и не захотел. Поведать, что его беспокоит, не решился.
Сэру Гисборну, впрочем, хватало собственных удручающих размышлений. Он так и просидел до первых рассветных лучей солнца, пытаясь осознать происходящие с ними события.
Более всего Гай сожалел об утраченном боевом жеребце по кличке Фламандец, за коего некогда выложил круглую сумму. Затем – об отнятом оружии и потерянном самоуважении. Он не сумел оправдать оказанное ему доверие, провалил поручение и упустил ценнейшую вещь, силой обстоятельств саму упавшую ему в руки. Конечно, от него зависело немногое, но друзья и покровители ему доверяли, на него полагались – и что в итоге? Полный провал во всех смыслах. Хоть возвращайся домой и сиди там до конца жизни, не осмеливаясь никому показываться на глаза.
Другим вопросом, на который милорд Гисборн не находил приемлемого и сколько-нибудь разумного ответа, было внезапное появление усопшего компаньона. Гай мог поклясться спасением души и отцовским наследством, что Дугал Мак-Лауд окончил дни свои в злосчастной долинке неподалеку от замка Ренн. Да, порой люди выживают после самых невероятных ранений, но невозможно остаться в живых, приняв две пущенные в упор арбалетные стрелы! Может, на самом деле лежащий вон там человек не Дугал? А кто? Неупокоенный дух, как заявила мистрисс Уэстмор? Такое случается, Гай собственными ушами слышал подобные истории. Промыслом Господним люди, ушедшие из жизни до срока, возвращаются в мир живущих – дабы исполнить свой долг или осуществить незаконченное дело. Где-то около Кентербери недавно приключилось нечто похожее… Или не в Кентербери, а в Ковентри?
А если они все-таки ошиблись, и Дугал не умирал? Первое, что нужно сделать, когда шотландец придет в себя – расспросить его как следует!
Промаявшийся бессонно до самого утра мессир Бернардоне вылез из своего закутка, весь облепленный мякиной. Молча обозрев себя, он скорбно вздохнул и взялся отряхиваться – без особого, впрочем, усердия, скорее из привычки к аккуратности.
Гаю захотелось слегка расшевелить попутчика. Вспомнив загадочную обмолвку шотландца, он спросил:
– Франческо, кто молится кошельку?
– Евреи-ростовщики, – уныло откликнулся Франческо. – Монахи на моей очень далекой отсюда родине. Это старая и не слишком-то достойная шутка, мессир Гай.
– А еще? – не отставал ноттингамец. – Я не шучу, я серьезно говорю!
– Еще так злословят глупые и недальновидные люди, желающие изведать на своей шкуре гнев рыцарей Храма, – язвительно сообщила проснувшаяся госпожа Уэстмор, зевая и прикрывая рот ладонью. – Неймется с утра, сэр рыцарь?
Мак-Лауда голоса и дневной свет ничуть не обеспокоили. Он продолжал лежать пластом, в точности похожий на мертвеца, и лишь мерное дыхание обнаруживало в шотландце признаки жизни.
– Погоди-ка… Ты говоришь о тамплиерах? Разве в Безье есть прецептория Ордена? – удивился Гай Гисборн, привыкший, что на Британских островах храмовники располагают свои владения либо в больших городах, либо в портах на побережье, чтобы оказаться поближе к сосредоточию торговых и денежных дел.
– Есть, – кивнул Франческо. – Мне рассказывали. Правда, где именно, я не знаю. Зачем вам храмовники, мессир Гай?
– Вроде бы Дугал намеревался отвести нас туда. Может быть, еще и отведет. Если сможет идти, конечно, – ноттингамец пробрался к прикрытому хлипкой дощатой дверцей квадратному окну сеновала и выглянул наружу. Лестница за ночь никуда не делась. По маленькому грязному двору разгуливала стайка пестрых кур и черная коза.
Стоя спиной к девице Уэстмор и итальянцу, Гай не мог видеть выражений, появившихся на их лицах. Изабель раздраженно скривилась, Франческо же виновато отвел глаза, будто его уличили в некоем крайне неблаговидном поступке. Однако, заговорив, Изабель ничем не выдала испытываемых ею чувств:
– Попросить помощи у рыцарей Храма? Неплохая мысль. При одном условии – если они не боятся ссориться с Транкавелями. Ведь господа Ренна наверняка полагают нас своей законной добычей.
– Мало ли кто что полагает. Вот шевалье Джейль тоже полагал, – Гай обернулся, опершись спиной об стену, и внимательно посмотрел на девицу Уэстмор. – Кстати, мистрисс Изабель… Вас не затруднит объяснить, отчего вы столь рьяно выставляли шевалье Джейля едва ли не врагом рода человеческого, а он вдруг оказался преданным сторонником глубоко чтимой мною госпожи Элеоноры Аквитанской?
– А вас, сэр рыцарь, не затруднит объяснить, с чего вы взяли, будто Джейль – человек королевы? – дернула острым плечом рыжая девица.
– Он мне так сказал, – опешил Гай. – Даже пергамент показал, со своеручной подписью ее величества и печатью…
– В славном городе Париже есть квартал Марэ, – задумчиво сообщила Изабель, накручивая на палец длинную рыжую прядь. – В квартале Марэ есть улица святой Сусанны, а на этой улице обитает некий умелец, способный за пристойное вознаграждение написать буллу Папы Римского, в коей будет указано, что Папа публично признает вас своим незаконнорожденным сыном. И уверяю вас, милорд, даже сам первосвященник затруднится сказать, его подпись стоит на документе или не его. Документы, любезный сэр Гай, подделываются с легкостью необыкновенной. Особенно если вы не стеснены в средствах.
– Еще того чище, – пробормотал Гисборн. – Не верь глазам своим и словам чужим – это понятно. Теперь выходит, что бумагам с печатями тоже доверять не след… Чему ж тогда верить, хотел бы я знать? Проклятье, а почему я должен верить тебе?
– Ну, чему и кому верить – это уж вы решайте сами для себя, Гай, – неожиданно мягко откликнулась Изабель. – Лично я в трудных случаях полагаюсь на наитие, и оно редко подводит… Что касается нашего вероломного шевалье – признаюсь, два-три месяца назад я была твердо убеждена, что мессир Ральф – вернейший и преданнейший клеврет покойного канцлера. У меня имелись доказательства и свидетельства людей, заслуживавших доверия. А теперь, после смерти хозяина – не знаю. Может, он из стаи ловчих псов Филиппа-Августа? Или, если поднимать ставки выше – служит Константинополю?..
Внимательно слушавший Франческо недоверчиво присвистнул, заявив:
– Да по́лно вам, монна Изабелла. У этого Джейля на лице написано – он родился в Нормандии или в Британии!
– Какая разница, где кто родился, – резким взмахом кисти отмела возражения рыжая девица. – Главное – кто кому платит. Помяните мое слово, уедет ваш драгоценный архив к императорскому двору!
Гаю очень хотелось спросить, каким образом пропавший архив угодил к самой госпоже Уэстмор, но тут ему вспомнился гонец с посланием от принца Джона, догнавший его и Мак-Лауда в Туре. Принц и Годфри Клиффорд тоже считали возможными похитителями византийцев, мало того – указали приметы их вероятного предводителя. В послании, помнится, давалось весьма условное описание – уроженец Аквитании двадцати пяти лет от роду, блондин с серыми или голубыми глазами… Чем не Ральф Джейль?
– Как пить дать уедет, если мы не помешаем, – хриплый шепот заставил всех вздрогнуть.
Мак-Лауд с трудом поднял взлохмаченную голову, уставившись на верных соратников воспаленными глазами. Выглядел он скверно – почти как в Ренне, после неудачной охоты на волка-оборотня, если не хуже.
– Хитрый и везучий ублюдок, – продолжал шотландец. – Всех, всех обвел вокруг пальца… Небось пылит сейчас по дороге на Марсель, только пятки сверкают… А мы торчим по его милости на конюшне, как последние нищеброды! Поймаю – всю задницу распинаю!
Мак-Лауд подтянулся на руках и сел. Даже это усилие далось ему нелегко.
– Смотрите-ка, полумертвое воплощение Кухулина изволило ожить и снова грозится жуткими карами, – не удержалась девица Уэстмор. – Ну, теперь всем нашим врагам точно крышка. Я бы на месте Джейля заранее повесилась.
– Ехидная ты стерва, – просипел Мак-Лауд. – А ведь, между прочим, жизнью мне обязана. Не понимаю, что заставляет меня терпеть твое ядовитое общество?
– Я рад, что ты пришел в себя, Дугал, – сердечно сказал Гай. – Мы все рады. Мистрисс Уэстмор тоже, но стесняется в этом признаться и скрывает свои подлинные чувства за привычным сарказмом. Верно я говорю, мистрисс Уэстмор?
Изабель скроила кислую гримаску.
– Радость моя безгранична, – произнесла она стеклянным голосом.
– Мы как раз затеяли что-то вроде срывания масок, – Гисборн, оттолкнувшись от стены, прошелся взад-вперед в солнечном луче, через безостановочную пляску пылинок. – Изабель, которая, как ты недавно обмолвился, знает все про всех, утверждает, что Джейль – шпион византийского императора, а рескрипт королевы Элеоноры у него поддельный. Я не знаю…
Он прервался, недоуменно воззрившись на Дугала. С шотландцем творилось что-то неладное. Мак-Лауд сипло перхал, размахивал руками и мотал головой. Гисборн далеко не сразу понял, что кельт смеется.
– Чему ты радуешься? – уязвленно осведомился Гай. – Хочешь сказать, Ральф Джейль не имеет никакого отношения к Константинополю?
– Имеет… самое прямое… – просипел шотландец, все еще не в силах справиться с хохотом. – Джейль – византийский шпион… Браво, женщина! Брависсимо! Нет-нет, Гай, не обращай на меня внимания. Все так и есть. Джейль трудится в пользу Комниных, это истинная правда. Кто бы тебя ни спросил, так и отвечай: Ральф Джейль – византийский лазутчик, поганый убийца и похититель невинных девиц.
– Вот как? – Гай нахмурился. Прямодушный англичанин не любил, когда с ним играли втемную, и тем паче, когда над ним потешались. – Тогда, может быть, расскажешь наконец про себя? Какой такой славой ты просил поделиться этого сукина сына? Кому служишь ты?
Шотландец резко посерьезнел. Вопреки ожиданиям, англичанин получил точный и недвусмысленный ответ:
– Хитромудрой Элинор, да благословит Господь ее начинания и ее друзей. Чтобы уж сразу все прояснить, Гай: мы с Джейлем служили одному господину, вернее сказать, госпоже. И в этой истории с архивом должны были быть заодно. Но, видит Бог, нынче Ральф встал на кривую дорожку, и она не доведет его до добра. Боюсь, скоро конец его везению. И… прости, что втянул тебя во всю эту грязь.
– Ты меня не втягивал, я сам втянулся. А что за старые счеты меж вами? – почувствовав, что настал тот редкий случай, когда Дугал говорит правду, Гай твердо решил выяснить все до конца. – Что он имел в виду, когда орал «Теперь мы квиты!» там, в ущелье?
– Тебе непременно хочется это знать? Именно сейчас? – скривился шотландец.
– Да! – почти в полный голос рявкнул сэр Гисборн.
– Что ж, раз тебе невтерпеж… Лет десять назад я стал виновником гибели его семьи, – нехотя сообщил Дугал. – Покойный отец мессира Джейля был шерифом английской короны в Дингуолле – это неподалеку от моих родных краев. Джейль-старший придерживался той идеи, что для поддержания спокойствия и порядка нет средства лучше доброй плахи и крепкой веревки. Однако во всем надо знать меру, а господин шериф этой меры ведать не хотел. Вскоре чаша терпения его подданных переполнилась. Вспыхнул бунт, в котором я был одним из зачинщиков. Дом Джейлей сожгли, семья и близкие разделили участь главы семейства. Мне казалось, я защищаю интересы моей страны и моего народа, я не хотел безвинных жертв, и мне действительно жаль – но бунт есть бунт. Это как лесной пожар: легко начать, но управлять невозможно. Ральфу тогда повезло – он уцелел.
– Тогда его злоба вполне объяснима, – после долгой паузы признала Изабель. Мак-Лауд едко хмыкнул:
– Ненависть – как хорошее вино. Чем старше, тем крепче. Но теперь-то, полагаю, мы и впрямь квиты. Если тебя это порадует, скажу еще – главарей того мятежа схватили и судили. Двоих повесили в Ньюкасле, один сумел бежать. И бегает до сих пор, никак остановится не может, – последнее было добавлено с изрядной горечью.
«Что-то подобное я и подозревал, – кивнул про себя англичанин. – Вечно от этой Шотландии сплошное беспокойство и никакого проку. А про Дингуолльский мятеж, помнится, я краем уха слышал: скотты тогда изрядно пошумели, возмутив едва ли не весь север Острова».
– Горец-бунтовщик верой и правдой служит английской королеве? – недоверчиво спросил Франческо.
– Свет видывал и более странные союзы, – пожал плечами Дугал. – Времена меняются. Мы меняемся вместе с ними.
– Значит, тогда, на причале в Дувре, ты вовсе не устраивал Лоншану побег с Острова? – разрозненная мозаика стремительно обретала законченные очертания, все кусочки со звонким щелканьем занимали положенные им места. – А если бы тебя казнили заодно с твоим хозяином?
– Кила бы у них выпала – меня казнить, извините, мистрисс Изабель, на грубом слове, – Мак-Лауд снова глухо закашлялся. – Нет, Гай, побег я не устраивал. Я знал, что у архива канцлера выросли длинные ноги и он убегает, но понятия не имел, кто именно прибрал его к рукам. Что же до его милости Лоншана, я хотел заморочить ему голову и без лишнего шума доставить на Сицилию, Элеоноре Пуату. Но раз уж вашими стараниями карлика вздернули – знать, судьба.
– Сколь многого не ведаем мы о ближних своих… – буркнул Гисборн. – Я уж теперь и не знаю, как к тебе обращаться. Тебя действительно зовут Дугал Мак-Лауд или иначе?
– Крестили Дугалом, – слабо улыбнулся кельт.
– Осталась самая малость, – с самым грозным видом Гисборн повернулся к Изабель Уэстмор. Рыжая девица ответила ему безмятежным до полной прозрачности взглядом. – Две маски из трех сняты. А кем будете вы в этом раскладе, драгоценная мистрисс Изабель? Советую отвечать.
– А мне на ваши советы, сэр рыцарь, свысока плевать, – дернула плечиком ехидная девица. – Я – свободная горожанка из города Бристоля, торговка и полноправная представительница торгового дома «Уэстморы: Найджел, Наследник и Компаньоны». Сверх того ни словечка не скажу, пока не сочту нужным. Вы, простите великодушно, не того полета птица, чтобы давать вам отчет. К тому же вы выбрали неудачное место и время для своего дознания. Кажется, сюда кто-то идет. Дай Бог, чтобы это не были сыновья конюха с вилами наперевес.
* * *
– Есть хочется, – капризно заявила Изабель, когда четверо беглецов покинули временное пристанище, счастливо избегнув нежелательных встреч. – Дугал, вроде бы в твоем кошеле звенело с десяток пенни? Подождите меня здесь. Пойду, куплю чего-нибудь съестного, а заодно расспрошу дорогу к прецептории.
Выяснение отношений до поры до времени пришлось отложить. Мак-Лауда опять пришлось поддерживать с двух сторон: все его старания идти самостоятельно заканчивались плачевным падением. В конце концов Гай, обозлившись, назвал компаньона паршивым упрямым ослом, и тот смирился с новой для него ролью обузы.
Вернулась девица весьма озабоченной – и с тряпочным свертком, в коем обнаружились еще теплые пирожки, честно поделенные между собратьями по несчастью. Мак-Лауду, как раненому и болящему, достался еще глиняный кувшин с молоком – каковое молоко Дугал покорно выпил, скривив при этом страдальческую физиономию.
Жуя, мистрисс Уэстмор делилась узнанным: несколько зданий, принадлежащих Ордену, располагаются в полуденной части города. Чтобы добраться туда, нужно пересечь почти весь Безье. Собеседник заодно поделился потрясающей новостью: ночью один из патрулей едва не изловил волкодлака. Проклятая тварь шаталась в окрестностях трактира «Белый бык» и напала на мальчишку-прислужника, однако загрызть не успела – вмешались доблестные блюстители. Теперь городская стража засела в трактире, выпивая за здоровье друг друга и похваляясь выказанной доблестью.
