Марк Зайтуновский
Не донские рассказы, или Время колокольчиков
…Возможно так смердит разлагающаяся до бесконечности человеческая душа, изъедаемая тленом предательства…
Остальную дорогу мысли Виталия были заняты не прибылью, не шампанским, которое пьют те, кто рискует, а пугающей пустотой Марининых глаз и взявшемся неоткуда смрадом. Но ни раскаяние, ни сожаление не отразились на его лице… Глаза по-прежнему смотрят вперед… смотрят зло, кулаки сжаты, сквозь зубы раздается шипение: «Да, пошла эта шалава!..».
* * *
Однообразие бесцельной жизни все больше и больше ложилось невыносимой тяжестью на все существо Марины и ее подружек, искательниц единственного и яркого клиента из многих десятков, прошедших словно тени мимо их жизни и, наследив в ней денежными подачками, оплеухами, насмешками и унижениями. Эта тяжесть, как-то сама собой, вдруг становилась привычной и даже родной для всех тех, кого обрушившаяся реальность приговорила к медленному и мучительному существованию по волчьим законам, среди несправедливости, цинизма, жестокости и полной безнадеги.
Бесконечные поиски денег, дорога, машины, клиенты, обман, барыги, притоны, унижения, облавы, менты, штрафы, ночевки в камерах различных райотделов – превращали жизнь в заколдованный круг, из которого вырывались, как правило, в двух направлениях: в колонию или на кладбище.
* * *
Виталий, шныряющий по городу, на сменившей «копейку» поддержанной «Мазде», со своими компаньонами-барыжками под хиты Шафутинского, Круга и иже с ними, по делам, итогом которых был чей-то выход из «заколдованного» круга, чувствовал себя необыкновенно везучим и счастливым, он поймал-таки «птицу-счастья», жизнь сверкала, не омрачаемая ничем. Казалось, что так будет всегда, до того дня пока его компаньону, самому наглому и даже жестокому, особенно в обращении с девушками, как Марина, да ребятами, потерявшими человеческое достоинство, благодаря ему и таким же как он торгашам-«умельцам»… – не проломили монтировкой голову.
Мелкий «бизнесмен» и приятель Виталия, единственный сын зажиточных родителей, в один из летних дней попытался остановить ограбление своей упакованной квартиры…Не вышло – это стоило ему жизни. «Заколдованный круг», как выяснилось, имел несколько бо́льший диаметр, чем представлялось изначально. Поверхностный и беглый взгляд не мог увидеть всех, попавших за красную, несговорчивую и ими же очерченную линию окружности, выход, за которую не пестрил особым разнообразием.
* * *
Бесславный конец хамоватого дружка вдруг открыл глаза Виталию на то, как их воспринимают окружающие и особенно те, кто обеспечивает им безбедную жизнь. Его ненависть и брезгливость, усиленная появившимся животным страхом, стали расти. «Такие вот ублюдки и уработали Стаса», – глядя на них со злобой, думал Виталий.
Следующий удар по красочной картине мира Виталия нанесла милиция, которую он все это время считал продажной и беззубой. Он не понимал какой сбой произошел в системе; возможно ментам просто надоело смотреть на все больше зажиравшихся барыг, возможно конкуренты через ментов действовали, может просто нужна была статистика по раскрытию таких преступлений…как знать? но только его следующего бизнес-партнера взяли, что называется, с поличным; товара при нем было много, – и кто взял то! – самые прикормленные.
Отвлечься от навалившихся проблем и черных дум Виталий решил просто: зелье в достатке, есть связи, в руках он себя держать умеет, а расслабиться самое время. Укол действительно успокоил его, предал сил и оптимизма: «Да, черт побери, еще ничего не потеряно!..»
* * *
«А повешенным сам дьявол-сатана
голы пятки лижет,
Эх, Россия, мать честна,
не пожить не выжить».
В. С. Высоцкий «Разбойнячья»
Из трех стоявших вдоль центральной улицы города девиц к опустившемуся пассажирскому стеклу подъехавшего автомобиля, щелчком пальцев, подозвали именно Марину. Девушка не спеша подошла. Беседа между проституткой и людьми из авто несколько затянулась для подобных переговоров. За это время обе ее подруги умудрились договориться с подъезжающими водителями, прыгнуть в их автомобили и уехать, успев, однако, заметить некоторую напряженность Марины и ее растерянный взгляд. Оставшись одна девушка с плохо скрываемым недоверием все же приняла предложение долгоуговаривающих её клиентов. Пассажирская дверь захлопнулась, машина рванула по полупустому и ярко освещенному фонарными столбами проспекту.
Через неделю на границе области в придорожной канаве был найден труп девушки со следами насильственной смерти. Пожилая женщина, специально привезенная для опознания в морг, признала в нем свою младшую доченьку, свою Мариночку. Женщина не упала, не забилась в истерике, она чувствовала, нет, она знала, что так будет, так произойдет, знала с той незабываемой ночи, когда застала свою дочь с сигаретой в руках на кухне, пришедшую со свидания со своим молодым человеком…пришедшую растоптанную, раздавленную и обреченную.
Виталий находился один в палате медицинско-санитарной части исправительной колонии. Поздняя весна, серое небо, решетчатые окна, пустота в душе и диагноз, как смертный приговор – синдром приобретенного иммунного дефицита вкупе с туберкулезом легких вот, что стало собственностью любителя рисковать и пить шампанское. На последнем краткосрочном свидании со своей быстро состарившейся и когда-то гордившейся им матерью – да, у Виталия, как и у Марины тоже была любящая мать; попросил в передаче, нет ни чаю, ни сигарет побольше, а простых сладостей: печенья, кексов, рулетов… Он часто вспоминал детство, почему-то, мечтал вернуть все назад, но ни разу не вспомнил и не пожалел о той далекой ночи, в которую начался обратный отсчет, как минимум двух жизней…Увы, прошлого не вернуть, ни мечтами, ни слезами, ни связями, ни деньгами, что сделано, то сделано!
Выдача тела Виталия проходила с бо́льшими формальностями – уверенность должна быть железная, что на свободу отправляется именно труп, просто труп, умершего в медсанчасти заключенного, который часть своей недолгой жизни положил на то, чтобы приобрести себе счастья, отобрав его у других.
Посткриптум.
Могила – это не просто холмик, скрывающий под собой человеческие останки, это знак препинания, поставленный в конце жизни, и у каждого свой: у кого знак вопроса, у кого восклицательный, а у кого и жирная, бескомпромиссная точка! Точка, к которой обессмысленная и негодная жизнь продолжает толкать орды, слегка переформатированных, но все также ненасытно продающих самих себя «виталиков» и «марин».
Время колокольчиков
«Теперь сила – не нужна. Нужна ловкость, хитрость… нужна змеиная гибкость».
Максим Горький «Мещане»
Погода для базарного дня не задалась. С утра моросил мелкий, колючий дождь, кругом было слякотно и грязно, а серое тяжелое небо, казалось, лежало на крышах, окружающих рынок, серых пятиэтажек.
Рынок представлял собой два крытых ангара с полукруглыми крышами, внутри которых торговали разного рода снедью и местами аквариумными рыбками, птичками, хомячками со всеми причитающимися к живому товару аксессуарами. Небольшую, но все же приличную, рыночную площадь занимали длинные деревянные крытые прилавки для торговли товаром широкого потребления: от значков, зажигалок и брелоков до норковых шапок и шуб. Каждый метр прилавка представлял собой индивидуальное торговое место и был закреплен за постоянным продавцом, арендующим его у администрации рынка.
Альберт бережно и не спеша разложил товар на своей рабочей площади, ему принадлежало аж два торговых места. Предлагаемый ассортимент тряпья был довольно широкий: от следков, женских лифчиков и трусиков до мужских кожаных курток и плащей.
Картина, представляемая взору покупателя, настолько была непривычной, что торговаться о цене некоторые начинали не сразу, а несколько выдержав паузу. За прилавком, немалую часть которого занимало женское нижнее белье, стоял взрослый, здоровый мужчина, умело и без смущения перечисляющий, очередной даме-покупательнице, достоинства лифчиков и трусиков-неделек того или иного производителя, при этом, как правило, крутя и растягивая, рекламируемый товар в руках.
Но работа есть работа, а деньги, как известно не пахнут, не пахнут ничем абсолютно, есть в них такая важная особенность. Альберт знал эту истину всегда; знал, когда, будучи старшим сержантом милиции, хладнокровно и целенаправленно подставил своего начальника, чтобы занять его маленькую должность с чуть бо́льшей зарплатой, знал, когда с дальним родственником таксистом стал приторговывать водкой, знал и тогда, когда, выручая своих знакомых деньгами, брал с них проценты.
И вот настали-таки долгожданные времена, он занялся собственным делом и теперь ему не надо прикидываться, лицемерить, притворяться, скрывая свой предпринимательский талант, он может его реализовать, реализовать сполна, честно зарабатывая на достойную жизнь.
Свою предпринимательскую деятельность Альберт начал два года назад, когда понял, что купить товар подешевле в одном месте, а продать его подороже в другом уже не есть спекуляция, а не больше не меньше – бизнес. Скрупулезно подсчитав на досуге, что на каждый, с осторожностью вложенный рубль, даже за вычетом дорожных расходов, арендной платы и добровольного пожертвования местной «крыше», можно выручить два, а то и три рубля, – засучил рукава и принялся за дело. Такая арифметика была ему по душе, ведь обогатиться без особых морально-нравственных усилий вдруг стало возможным. Однако, вливаясь в мирок частного предпринимательства, для себя раз и навсегда решил: главное, не потерять голову, не выпячиваться, не привлекать к себе внимания – накопительство вожделенных рубликов не терпит пафоса, лишних глаз и шума.
Он обоснованно считал, что когда заработную плату на заводах, да и в других местах задерживают месяцами, а кормить свою семью его прямая обязанность, то глупо и неправильно быть привязанным к своему заводу, школе, больнице, коллективу. Главное ведь не работа, ради работы, а работа ради, сытой и одетой жизни.
* * *
Промозглая октябрьская погода, то с прекращающимся, то с вновь начинающимся колючим косым дождем, не способствовала большому наплыву покупателей на рынок. Если кто и приходил отовариться, то, как правило, за продуктами, качество и ассортимент, которых на базаре были предпочтительней, чем в продуктовых магазинах.
Альберт жевал чебурек, слегка чавкая, громко запивал его горячим чаем, купленными здесь же на базарной площади у бабы Маши. Баба Маша подрабатывала к пенсии продажей разнообразной выпечки и горячего чая из термоса, развозила эту нехитрую домашнюю снедь в сумке на колесиках меж торговых рядов уличных ангаров и крытых павильонов. Ее чебуреками и пирожками перекусывал весь рынок.
Торговка еще не успела отойти от прилавка, когда к нему подошли трое подростков в кожаных куртках и кепках – «таблетках». Двое из них грызли семечки, с негромким, но отчетливым: «тьфу», отплевывали опустошенные кожурки себе под ноги, третий был чуть повыше ростом и пальцами правой руки, согнутой в локте, виртуозно прогонял через каждый палец капроновую нитку сантиметров пятнадцать в длину с насаженными на нее эбонитовыми костяшками… «цок, цок, цок».
По внешнему виду молодых людей было понятно, что потенциальные покупатели явно не пай-мальчики; жестикуляция, сленг, дерзкие ухмылки, на гладких, еще не знающих бритья лицах, лучше всяких письменных характеристик говорили о их принципах и образе жизни.
Ребята сходу стали рассматривать разложенные в полиэтиленовых пакетах спортивные костюмы: «А почем вот этот, «ЮСА чемпион?».
Так как, продавец не успел еще проглотить разжеванный базарный чебурек, ответ несколько затянулся: «Пять…пятьдесят…», тут он решил выдержать паузу, чтобы протолкнуть содержимое ротовой полости в пищевод и потянулся за чаем в картонном стакане. Ребята почему-то обрадовались такой цене и, не скрывая угрюмого удовлетворения, переглянувшись почти в один голос чуть слышно проговорили: «Недорого».
Альберт по привычке внимательно следил за реакцией покупателей, его, и без того, узкие глазки еще более сузились и забегали, веснушки, обильно покрывающие лицо, стали менее заметны из-за того, что в голову ударила кровь и они слились с цветом кожи. Он догадался, что ребята при деньгах, а значит торговаться вряд ли будут и, глотнув чая, сделал заметное усилие над глоткой, чем вогнал комок мясомучной каши в себя, – от напряжения глаза покраснели, проступили слезы, Альберт откашлянул и продолжил: «Пятьдесят восемь тысяч».
Таким принципом зарабатывания Альберт руководствовался давно, если появлялась возможность, не нарушая закона, увеличить выгоду от сделки, то он не находил причин отказываться от этого. Если покупатель-клиент готов платить: будь то пенсионер, рабочий, с постоянно задерживаемой зарплатой, мать-одиночка или вот такие вот маргинальные, сами того не понимающие, но неудержимо жаждущие проверить на прочность границы человеческой вседозволенности подростки, по взгляду которых уже сейчас можно догадаться, что деньги на костюмы, кепки, сигареты они добывают у… пенсионеров, рабочих, с постоянно задерживаемой зарплатой, матерей-одиночек, учителей, врачей и не способных постоять за себя сверстников, – то пусть платит! Никто никого не неволит.
* * *
«Жизнь ломает людей без шума, без криков… без слез… незаметно».
Максим Горький «Мещане»
Неумолимо и безжалостно время. Но еще неумолимее и безжалостнее жизнь, до краев наполненная человеческим равнодушием, эгоизмом, ложью и лицемерием. Она превращается в поработителя, хладнокровно захватывающего умы и сердца, привнося в них, как ни странно, энергию антижизни, могучую и грозную силу распада, неотвратимость внутреннего разложения и гниения.
Такая жизнь словно колоссальный асфальтоукладывающий каток цинично и без капли сомнения проходится по судьбам людей, не оставляя и малейшего следа от многих и многих, кроме заросших, заброшенных холмиков с выцветшими черно-белыми фотографиями прикрученных к ржавым памятникам на окраинах городов и весей.
Бесследно растворялись в безысходности, тоске и отчаянии целые семьи, целые фамилии. Кого пожирали тюрьмы, наркотики и алкоголь, кого нищета и унижение. Кто-то находил в себе силы и принимал условия, продиктованные жизнью, вдруг превратившейся из любящей мамы в злобную мачеху, и, перешагивая через призвание учителя или врача, шел продавать свои руки и время целеустремленным и предприимчивым «альбертам».
* * *
Дело Альберт росло, развивалось и крепло. Подкопленный за последние годы капитал он решил вложить в другое, более выгодное дело – работу с недвижимостью. Его опыт, его амбиции говорили о том, что торговля уже пройденный этап. Именно риэлторство отвечало внутренним и внешним, чисто материальным, запросам уже сформировавшегося дельца.
Спрос на ловких и грамотных, в сфере купли-продажи и обмена недвижимости, специалистов резко возрос. Кто-то старался улучшить свой квартирный вопрос, кто-то на разницу от проданного жилища еще какое-то время сводил концы с концами, кто-то просто бездумно распоряжался своими метрами.
И вот, бывший милиционер, мелкий ростовщик, водочный спекулянт и частный предприниматель Альберт, уже не просто Альберт, а Альберт Ринатович! Новая деятельность повысила его статус, у него появились новые знакомства и связи, бо́льшее число людей при встрече с ним с радостью тянут руку и улыбаются, но еще бо́льшее число обреченных, растоптанных жизнью и потерявшихся людей ищут в его всегда улыбающихся глазках надежду на перемены. Надежду на то, что благодаря некоторой сумме, так необходимых для этого рублей, они смогут начать уже иную и правильную жизнь. И даже не важно, что это случится где-нибудь в другом, чужом и пусть неуютном, на первых порах, месте, главное, что это произойдет. Ищут эту надежду, пристально и преданно всматриваясь в его глаза, и… им кажется, что они видят её светлый лик!
Узкие с лукавым отблеском глазки, тихий, как бы убаюкивающий голосок Альберта Ринатовича, стелющимся и всепроникающим туманом вкрадывается в сердце слушающего, слегка, как бы щекоча и сладостно раздражая прелестные воображения истосковавшейся по человеческим отношениям и пониманию души, вселяют уверенность каждому клиенту в предстоящее прекрасное будущее. Каждый из них восторженно удивляется тому, как Альберт Ринатович, безошибочно отгадывает их самые заветные и смелые мечты, о которых они даже себе боялись признаваться.
«У моего друга, – говорит Альберт Ринатович, отвозя очередного продавца квартиры в регистрационную палату, – была похожая ситуация, он продал трешку в городе, купил двушку в районе, деньги вложил в дело…ну самому пришлось на первых порах потрудиться, а сейчас он владеет несколькими…», и тут предметы владения меняются в зависимости от внутренних потребностей клиента: хлебопекарнями, шиномонтажками, киосками, торговыми точками и т. д. Ошеломленный двухнедельной «заботой», в которую входили: мелкие авансы, доставка продуктов и алкоголя на дом, покупка недорогих, но необходимых вещей – клиент с необузданной жадностью буквально проглатывает такие истории Альберта Ринатовича и с необычайной, почти осязаемой реалистичностью представляет, что после переезда на новое место, он начинает маленькое, но свое, только ему принадлежащее доходное дело. И вот, у него уже свои подчиненные, он уже грамотно управляет, занимается какими-то бумагами, решает организационными вопросы, подписывает договора, ставит печати и подписи, получает честно заработанную прибыль, выдает зарплату, наказывает нерадивых.
Вся сморщенная за годы блуждания впотьмах одичалая и в изорванных лохмотьях одинокая душа, как бы говорит, нет, требует: продолжай, продолжай, Альберт Ринатович, продли этот сладостный миг, когда я вновь во всей полноте осознаю себя полноценным, состоявшимся и нужным для других человеком, когда «розовая» мечта, представляется уже свершившимся фактом.
Откуда-то появляется торопливость и непреодолимое желание поскорее уже закончить эту волокиту с бумагами, подписями, куплями-продажами, после чего, по-человечески, с благородными напитками и закусками отметить удачную сделку, порадоваться за себя, с высока посмотреть на тех, кто не решился на такие необходимые для счастья риски, выпить за новый и светлый этап своей жизни и, наконец-то, уехать отсюда из этого места, которое не давало тебе развиваться, тормозило тебя, душило тебя.
Уехать и на новом месте, что называется, с «чистого листа» начать достойную жизнь полную новых свершений и материального достатка. А еще в такие сладостные моменты, раздирающего душу счастья, представляется, как спустя год кропотливой, но плодотворной работы, новоиспеченный владелец: хлебопекарен, шиномонтажек, киосков, торговых точек и т. д. въезжает на собственном автомобиле на малую родину, из которой он вырвался, в достойную жизнь, рискуя и напрягая волю, и все, кто его знает и помнит, удивляются, ахают и, конечно, завидуют.
* * *
Умел Альберт Ринатович находить подход к людям, особенно таким, которым так и не удалось по разным причинам, что-либо приобрести в своей жизни; людям, которые, оставленное им наследство безумно растранжиривали, не понимая одного, что вернуть уже ничего не получится – не те времена на дворе.