Марк Лёвкин
Сад камней
– А кто есть человек? – старик поднялся с места, опираясь на трость обеими руками с тонкими сухими пальцами. – Кто может называться человеком? Только лишь тот, кто родился человеком? Или тот кто жил и умер человеком? Разве человек – это лишь тот, кто имеет облик человечий? Порой и зверь какой смотрит глазами человека на охотника, убийцу своего, пряча от него детенышей своих. И кто из них двоих больше человек? Быть человеком – это значит жить, любить жизнь и спасать жизнь. Но как назвать того, кто отнимает жизнь? Ни одна живая тварь не убьет другую, если в этом нет необходимости. По велению инстинкта, зову природы – убить – это значит выжить. И это не грех, если нельзя было иначе. Но разве можно назвать человеком того, кто убивает другого ради выгоды своей, ради услады? А то и просто так, от смертной скуки. Что движет им – убийцей, душегубом? Как понять его умом? Как найти его и не допустить свершения греха? – говоря все это, старик медленно подходил ко мне. – Ааа! Вижу! Вижу, что вопросы эти тебе знакомы. Ты и сам их задавал себе. День и ночь думал, ответ искал верный. И, не находя его, однажды на рассвете ты пришел сюда. Ты так придумал: для того, чтобы понять, что толкает людей на грехопадение, что заставляет их отказаться от самой жизни человечьей, надо прежде самому пойти на грех. А иначе нельзя, иначе не получится. Пожертвовать надо собой во благо будущего людей. Но сделать это надо было хитро. Нельзя было допустить, чтобы ты сам уподобился во всем разбойникам этим. В своем уме оставаться ты хотел. Своей прежней жизнью жить ты хотел. Остаться человеком ты хотел. А потому пожертвовал душой. Здесь, на этом самом месте ты и выдумал меня. Ты – как будто человек, но без души. И я – как будто человек, но бестелесный. И наказал ты мне: всякий грех свершенный тобой я должен был в себе хранить; из памяти твоей его стереть, а мне предстояло помнить. И чтобы наверняка – имена людей, чьи жизни ты отнимал, записывать я должен был, читать о них молитву ежедневно и прощение просить за содеянное тобой. И не было такого дня, чтобы я не оплакивал жертв твоих, пусть и сами они были лишены души – преступники и бесноватые. Все их имена я помню наизусть. И начертал я их на камнях этих. Четырнадцать. Ты слышишь? Четырнадцать имен! Все камни заняты. Один остался. А дальше что? Не думал? Не можешь остановиться? Так значит и ты такой же, как все они. Ты думал, что сможешь все. Ты думал, что они – никто. А никто – ты сам. Ты – не человек, раз выдумал меня. Но я больше не могу ни жить, ни существовать под грузом четырнадцати поименованных камней, – старик коснулся слабой, дрожащей рукой моего плеча. – Забирай их все себе обратно. Твои грехи – тебе и отвечать за них.
