Марк Корнилов
Город Утренней Зари

Глава 2

Вывеску «Питерсон» обрамляла галерея из женских прелестей различного размера, которые ритмично меняли неоновые цвета. В этом сиянии не было никакого нейро-спектрального программирования. Репутация заведения – вот что ведёт мужчин и женщин в дом утех мадам Питерсон, в котором можно было воплотить любые фантазии, не запрещённые законом для жителей Нижнего города. Бордель находился в центре многомиллионного третьего внешнего кольца города Утренней Зари. И именно это кольцо меньше всего походило на мегаполис. Постоянный туман, возникающий из-за плохой фильтрации воздуха весьма посредственным световым барьером; перебои в работе генераторов защитного поля, блокирующих лучи взбесившегося в последние десятилетия Солнца – всё это делало Нижний город суровым местом, которое всё же продолжало обладать каким-то забытым шармом. Как говорили здесь: «Всё зависит от людей», намекая, что настоящими людьми остались только те, кто живёт внизу, хотя при этом каждый мечтал перебраться наверх. Несмотря на это, до сих пор они не спешили то ли из-за недоверия к Сыну, то ли из-за недоверия к себе. Хотя синее небо и светлый урбанистический пейзаж Среднего города даже через голубоватое защитное поле кричали о том, насколько наверху лучше.

Бордель располагался в одном из домов фешенебельного района, что означало, что в радиусе десяти кварталов не было заброшенных домов и перебоев с электроэнергией, хотя туман сохранял общий и круглосуточный для Нижнего города серый сумрак.

Ко входу подъехала машина, которая пыталась слиться с местным пейзажем, демонстрируя свои потёртости и отсутствие блестящих деталей. Из машины вышла стройная девушка небольшого роста, которая тоже хотела казаться местной: темно-коричневая куртка с чёрными полосками на рукавах, сине-серая толстовка с капюшоном, опущенным на глаза, голубые обтягивающие джинсы и темно-коричневые броуги. Но всё это было не просто новым, а несло в себе уникальные черты флёра авторской работы лучших мастеров Верхнего города, которые для создания уникального наряда для дочери советника Адама Доора приложили немало усилий. Вряд ли она повстречает здесь внизу настоящих адептов моды, которые такие вещи определяют по запаху. Но хотя бы за старание не выпендриваться можно было заслужить некоторое уважение и не быть поднятой на смех. Машина должна была ждать её у выхода на заднем дворе, через который покидали заведение, чтобы не было видно недовольных или слишком довольных лиц клиентов. В первом случае, это плохо для заведения, а во втором случае – плохо для клиента, мало ли кто из первой категории позавидует ему.

Завсегдатаи борделя, не замечая маленькой гостьи, заходили внутрь. Посмотрев по сторонам, она вошла уверенно, даже слишком, потому что это сильно диссонировало с её внешним видом. Перед ней открылась уже привычная, но продолжающая вызывать у неё восторг винтажная приёмная: большая, но невычурная люстра в центре, паркетный пол, покрашенные под текстуру зеленого сукна стены с деревянными молдингами, джентльмены (они же вышибалы) в строгих костюмах тёмных тонов, похожие больше на големов, чем на людей – уют, как он есть. За стойкой сидели две девушки; симпатичные, но не настолько, чтобы ублажать клиентов. Гостья подошла к ним, явно игнорируя саму мадам, что-то читающую в записной книжке и облокотившуюся на стену. Она сняла капюшон: густые чёрные волосы, собранные в небрежный пучок, чтобы больше походить на местных; большие глаза цвета серого льда, в глубине которых искрилось голубое сияние; идеальная молочного цвета кожа; изящные брови и маленький нос – все было на своем месте и смотрелось слишком идеально, а потому неестественно для этой части города.

– Вайлет. У меня забронирована встреча с госпожой Наоми для массажа, –прощебетала она, привычно проглатывая буку «о» в своём имени. Эту милую артикуляционную особенность она увековечила и в своих документах.

Она даже перестала дышать в тщетной надежде быть незамеченной мадам Питерсон. Этот неуверенный голос заставил сорокапятилетнюю мадам оторваться от подсчетов и, несмотря на свой относительно невысокий рост, нависнуть глыбой над изрядно испугавшейся клиенткой. Мадам была весьма колоритной: рыжие волосы, собранные в высокий хвост, зеленая водолазка, потёртая жилетка цвета крови и неизменная сигарета в зубах. Дилетанту могло показаться, что такая мадам (не на каблуках и не в вечернем платье, с торчащим отовсюду кружевным бельём) отпугнёт от заведения даже обколовшихся виагрой моряков дальнего плавания. Жизнь же показывала, что у неё самые ухоженные, внимательные и опытные девушки Нижнего города, и только пусть бы попробовали быть не таковыми. С другой стороны, и девушки чувствовали себя в безопасности, потому что этих принцесс охранял настоящий огнедышащий дракон.

– Снова ты. Хм, как по часам, – сигарета переместилась в другой уголок рта. – Наличными!

– У меня закончился лимит использования наличных. Сегодня только кредитный чип, – Вайлет захлопала своими длинными ресницами.

Мадам Питерсон небрежно указала на точку доступа.

Наоми уже давно объяснила Вайлет, что если та покажет свой безлимитный кэш (доступ к которому выдавал её происхождение), то могут возникнуть проблемы из-за некоторых недалёких местных, не понимающих, что их порвёт спецназ, который сто процентов зацепит и невиновных.

Вайлет так нравилось это место: его мягкий свет, неброские тона, которые обволакивали тебя своей теплотой. Конечно, это не сравнится со светом Верхнего города, но и здесь было что-то родное для сердца. От взгляда мадам Питерсон было не по себе, как будто она знала, что Вайлет здесь не для сексуальных утех. Мадам не любила мутных клиентов, которых чувствовала за версту и которые к тому же так много платят. После сигнала оплаты Вайлет пошла к решётке лифта, постоянно ощущая сверлящий её затылок взгляд мадам. Когда же лифт наконец-то поехал на третий этаж, она громко выдохнула.

В коридоре третьего этажа, на полпути к комнате Наоми №327, Вайлет увидела девушку, поправляющую чулки. Она остановилась, так как ей очень понравилась фактура и кружева на чёрно-голубом нижнем белье девушки, которое специально выставлялось напоказ из-под лёгкого халата. Индивидуальность каждой девушки в заведении являлась одной из визитных карточек этого места. Девочки очень старались, потому что если мадам Питерсон узнает, что кто-то «списывал», то та останется после уроков отбывать наказание.

– Прости, а где ты достала такое красивое бельё? – как заворожённая, Вайлет попыталась рукой дотронуться до белья, чтобы оценить понравившуюся ей находку.

– Бабушка связала! – ответила девушка, давая понять, куда именно может направляться и Вайлет, и её неуместное любопытство.

Охрана у дверей лифта сразу отреагировала на возмущённый тон, повернув голову в сторону Вайлет, которая тут же удалилась прочь. Дойдя до нужного номера, она постаралась уверенно постучать, но получилось не очень. Всё-таки местные двери были рассчитаны на мужские руки. Спортивная высокая блондинка лет двадцати пяти с розовым мелированием пригласила Вайлет внутрь. На Наоми было подчеркивающее её четвёртого размера грудь платье «сексуальная оболочка» без бретелек, под которым явно больше ничего не было. Видимо, сегодня она ожидала кого-то очень нетерпеливого, но сумма, внесённая Вайлет, изменила планы.

– Вайлет, зачем ты снова приехала сюда? – Наоми убрала несколько экзотических предметов для проверки мужественности у клиентов. – Могла бы подождать встречи в Среднем городе. И вообще, возможно, мне скоро увеличат лимит.

– Раз в месяц мне мало, – ответила Вайлет. – Я просто лопну от нетерпения, если я не поделюсь своими мыслями с тобой. Только ты понимаешь меня и мое желание добиться того звучания, которого мне нужно.

Они познакомились почти год назад на одном из музыкальных фестивалей, куда Наоми приехала с дочкой. Наоми что-то сыграла на синтезаторе. А Вайлет, ходившая по павильону, как только услышала необычные для верхних мест мелодии, пристала к ней как банный лист. Поначалу Наоми очень напрягло такое бесцеремонное вторжение в её личное пространство. Позже, после нескольких минут человеческого общения, в возможность которого для представителей Верхнего города Наоми не верила, оказалось, что между ними много общего, что стало началом некоего подобия дружбы, если такая вообще возможна между жителями разных частей города.

Вайлет стала ходить вперед-назад по комнате, вскидывая руки, разочарованная своими неудачными поисками.

– Понимаешь, гармония, музыка там наверху… – быстро заговорила Вайлет, –она не подходит, не вдохновляет. Я чувствую, что могу создать что-то действительно достойное Его. Когда ты переедешь туда, ты тоже это поймёшь.

– Надеюсь, комиссия уже столько раз переносила рассмотрение нашего с дочкой заявления, – немного грустно ответила Наоми. – Продолжай, твой энтузиазм заразителен.

– Я принесла тебе наброски, – Вайлет поднесла чип к личному планшету Наоми и скопировала данные.

– Ты пробовала использовать вычислительные мощности культурного центра? У тебя же есть доступ? – спросила Наоми, доставая наушник, чтобы послушать новые мелодии юного музыкального гения.

– ИИ предлагает миллионы комбинаций, но это всё уже было, и все эти мелодии какие-то синтетические, – скорчила недовольную гримасу Вайлет, после чего на секунду села рядом с Наоми для того, чтобы через мгновение снова подскочить.

– Ну, знаешь… остальных наверху это вполне устраивает, а значит то, что ты сочинишь при помощи ИИ, будет всеми воспринято на ура, – заметила Наоми, но нахмуренные брови Вайлет говорили об обратном. – Там наверху ты остаёшься такой живой, в отличие от остальных, кого я знаю, и это до сих пор обнадёживает меня.

– Не замечала в других ничего подобного, – брови были всё ещё нахмурены.

– А это уже общее для вас всех, –звонко засмеялась Наоми. – Джон всегда мне говорит, что вы самовлюбленные идиоты.

– Джон? И кстати, в нашей самовлюблённости не вижу ничего плохого – когда есть во что влюбляться, – закончила разговор об устоях Верхнего города Вайлет.

– Кстати об этом. Ты не боишься, что твоя музыка вместо любви к Сыну вызовет любовь к тебе? – Наоми параллельно продолжала через наушник слушать музыкальные наброски, покачивая в такт головой.

– Не думаю. Настоящее творчество затмевает творца, – отвлечённо ответила Вайлет.

Она снова стала ходить по комнате, как будто ей было мало пространства этого мира. Казалось, ещё немного, и комната не выдержит неуёмной энергии этой миниатюрной и наивной девочки сверху.

– Не переживай ты так. Если хочешь написать что-то стоящее, нужно дать возможность этому созреть в твоём сердце, а потом ты благодаря упорному труду придашь форму звучанию, – Наоми даже не поняла, как поднесла спичку к облитому бензином хворосту.

– Я же говорю, что не могу столько ждать! Сколько времени мне потребуется? Год, два, а может десять лет? – упрямо воскликнула Вайлет. – Многие несчастны от того, что им не хватает решимости открыться Сыну, и чем скорее я им помогу в этом, тем будет лучше для всех.

– Может, это сможет сделать кто-то другой? – осторожно, почти по слогам, произнесла Наоми, понимая, к чему может привести такая реплика.

В ответ она услышала ритмичное насупленное дыхание Вайлет. Наоми ещё раз отметила про себя подростковую несдержанность своей юной знакомой.

– Я просто переживаю, что ты изводишь себя, – мягко продолжила разговор Наоми. – В этих своих поисках ты бы отправилась и к ядовитому морю, и к изгоям в пустоши…

Вайлет замерла, а после взорвалась фейерверком безумных и при этом неудержимых идей.

– Точно, к изгоям! – Вайлет трясла сжатыми кулачками, как будто говоря всему миру: «Ну, теперь держись!» – Каким образом можно попасть в пустоши?

– Ты серьёзно? Хотя кого я спрашиваю… Конечно, серьёзно, и нет смысла говорить тебе, что я просто пошутила! – с тем же успехом Наоми могла попытаться остановить снежную лавину.

– Патрули же ещё ездят? У тебя есть знакомые в участке? – тараторила Вайлет, глядя на растерянное лицо Наоми. – Помоги мне, иначе я ещё больше дров наломаю, ты же меня знаешь.

– Знаю, – ответила Наоми.

– Ты слышала что-нибудь о музыке изгоев, что живут за внешним кольцом, об их пении? – Вайлет присела перед Наоми, положив руки ей на колени.

– Когда я была подростком и они ещё приезжали к нам за оборудованием, я слышала, как они напевали что-то своё, ожидая груза, – Наоми закрыла глаза и стала воспроизводить мелодию, услышанную много лет назад.

Вайлет жадно ловила мотивы, полутона и реверберации, но, когда Наоми закончила, она покачала головой.

– Ты уже привнесла в их пение что-то здешнее, что-то своё, – разочарованно произнесла она.

– И что в этом плохого? – поинтересовалась Наоми, поправляя съехавшее немного платье.

– Ничего, но мне нужно услышать оригинальное звучание, чтобы пропустить его через себя, – Вайлет обреченно смотрела на Наоми. – Теперь мне точно надо за внешнее кольцо. Ты не помнишь, откуда родом были те изгои?

– Конечно же, нет, – усмехнулась Наоми. – Мы просто детьми бегали рядом, но… они же отвергли Сына, и общение с ними опасно. Опасно, Вайлет! Даже твоё происхождение не избавит тебя от проблем из-за этого.

– Победителей не судят, – поморщилась Вайлет, не привыкшая думать о последствиях своих решений.

– Вы и правда непуганые, – заметила Наоми, пытаясь усадить Вайлет рядом с собой, в надежде, что та остынет. – У меня плохое предчувствие и…

– Не пытайся меня остановить, – отрезала Вайлет. – У тебя есть кто-нибудь, кто может договориться с патрулем, который осматривает пустоши за городом? Думаю, у вас никто не откажется от оплаты наличными за некоторые услуги. Кстати, что это?

Вайлет показала на разноцветные забавные палки, красиво разложенные перед кроватью у противоположной стены.

– Не трогай, – остановила её Наоми. – Это для медицинских процедур.

– Здесь? – на секунду Вайлет забыла о проблемах с вдохновением. – Ты же учительница музыки, а не врач!

– Я одарённая личность, у меня много талантов! – наигранно заявила Наоми. – Пришлось освоить эти весьма своеобразные и спорные способы лечения.

– Это что-то запрещённое? – не унималась Вайлет.

– Скажем так, у вас наверху это может вызвать лишние проверки гендерной устойчивости, – пояснила Наоми.

– Но гомосексуализм же запрещён! – удивилась Вайлет.

– Во-первых, откуда ты знаешь такие словечки? А во-вторых, в этой комнате никогда не было больше одного мужчины, – ответила Наоми.

– С такими мыслями ты никогда не попадёшь наверх, – покачала головой Вайлет.

– Я работаю здесь достаточно давно, и далеко не у всех сверху образ мыслей поменялся, – заметила Наоми.

– Моя музыка вдохновит и их выбрать свет, – с уверенным видом произнесла Вайлет.

– Ты же моя девочка, – Наоми обняла её.

– Всего на четыре года младше тебя, – Вайлет обняла её в ответ.

– Здесь год за два… год за два, – Наоми взяла Вайлет за плечи, и как старшая сестра стала наставлять её. – Пообещай, что будешь осторожна. Не увлекайся поисками. Если ничего не найдёшь – возвращайся. Ребята рассказывают всякое. По большей части брешут, чтобы компенсировать недостаток и скорострельность причиндалов, но всё же. Мы в любом случае придумаем с тобой новое звучание.

Вайлет понимающе кивала, а Наоми прекрасно понимала, что девчонка с легкостью нарушит данное слово, чтобы добиться своего. Но, с другой стороны, разве она может остаться равнодушной к проблемам подруги?

– Вот адрес Майка из бара «Весельчак Бо», у него брат работает в юго-западном участке, – Наоми передала адрес. – Скажи, что от меня, может, даже и наличные не понадобятся.

– Ты себя не переоцениваешь ли? – съехидничала Вайлет.

– Увидишь настоящую женскую силу, – Наоми вновь поправила съехавшее платье на своей груди. – Сама бы уже научилась её использовать.

– Это средневековые предрассудки, – весело пригрозила пальцем Вайлет.

– Да-да, во свете Сына ты забудешь обо всём, – у Наоми неплохо получалось копировать диктора Первого канала. – Ваш час подошел к концу, будете продлевать?

– Нет, хватило и одного, но буду скучать… как обычно очень сильно, – Вайлет ещё раз обняла её.

Спустившись вниз под стоны и ахи восторженных клиентов из соседних номеров, Вайлет попыталась пройти мимо мадам, которая стремительно преградила ей путь.

– Стоять! Два шага назад! Девочка, сюда приходят только за одним, – голос мадам Питерсон звучал как рычание тигра, увидевшего добычу. – Ещё раз я у тебя на лице не найду следов соответствующего времяпровождения, сюда больше ты не попадёшь. Мне не нужны неприятности из-за клиентов из Верхнего города.

– Вы бывшая учительница! – озарения у Вайлет случались достаточно часто, но она так и не научилась их сдерживать.

– Учителя бывшими не бывают, – палец мадам уткнулся в грудь Вайлет. – Поэтому на следующий урок ты придёшь уже с выученным домашним заданием.

– Больше такого не повторится, – почувствовала себя снова в школе Вайлет.

– Вот и хорошо, – улыбнувшись, мадам проводила Вайлет к выходу.

На улице шёл небольшой дождь, но заряженная на поиски нового звучания Вайлет не замечала унылой атмосферы Нижнего города. Она села на заднее сиденье машины, немного небрежно смахнув капли дождя с капюшона и куртки. Седовласый водитель неторопливо посмотрел в зеркало заднего вида, явно ожидая дальнейших распоряжений.

– В бар «Весельчак Бо», Алонсо, – звонко и всё ещё заряжено произнесла Вайлет.

– Да, мисс Доор, – ответил Алонсо Ромеро, и усмешка на его лице ясно показала, что он прекрасно понимал, что рано или поздно поиски вдохновения приведут юную госпожу из Верхнего города именно в этот известный бар.

Вайлет смотрела на мокрые от дождя улицы, которые, казалось, хотели погасить любой энтузиазм и интерес к жизни, но она после стольких посещений Нижнего города знала, что это было далеко не так. Седой затылок Алонсо внушал спокойствие. Она была рада, что её школьный учитель Майкл Риворд посоветовал именно его для сопровождения по Нижней части города Утренней Зари. Их связывало какое-то военное прошлое из тёмного века. Но ни её учитель, ни Алонсо ничего про это не рассказывали, несмотря на капризные просьбы, почти приказы наивной молодой искательницы приключений. Вайлет поражала забота Алонсо Ромеро, потому что наверху то и дело говорили о том, какие все внизу мелочные и меркантильные мошенники. В этом седовласом великане не было ни капли алчности или злости. Она понимала, что Алонсо рассчитывает, что она поможет его внучке перебраться наверх, так как он считал, что дни нижней части города уже сочтены. Вайлет знала, что в этом деле никакие связи не помогут – только диагностика искренности подателей прошения на переселение.

– Вы должны отказаться от себя прежнего и принять себя нового, себя настоящего, – наконец-то произнесла Вайлет.

– Юная леди, я и так настоящий… но этого недостаточно для Него, а у меня нет сил менять что-либо, – он остановился, чтобы пропустить небольшую группу подростков.

– Он всё изменит сам, если только вы захотите, – Вайлет откинулась на сиденье.

– Ну, тогда считайте меня трусом, уж очень я боюсь забыть себя прежнего: мою дочь, мою внучку… – Алонсо полной грудью вдохнул воздух улиц, проникавший через приоткрытое окно.

– Вы их не забудете, просто увидите по-новому, – поправила его Вайлет.

– Для меня это одно и то же, – ответил Алонсо. – А вы, юная леди, забыли себя прежнюю?

– Я уже родилась в Верхнем городе, хотя раньше он не был таким, как сейчас. Всё же первые мои воспоминания уже связаны с Сыном, – ответила она.

– Вам очень повезло, потому вы и не представляете, насколько некоторым из нас страшно, –замялся Ромеро.

– Посмотрите же наверх, от чего вы все отказываетесь! – воскликнула Вайлет.

– Я не хотел вас обидеть. Я просто говорю о том, что мы чувствуем, – извинился Алонсо.

Вайлет ещё раз убедилась в том, насколько же важно пробудить здесь смелость пойти навстречу Сыну. Алонсо, Наоми и даже, при определённых условиях, мадам Питерсон должны оказаться наверху. Вайлет даже немного пофантазировала, какими они станут после того, как начнёт сбываться божественный замысел относительно их будущего. Её размышления прервало появление неоновой вывески бара «Весельчак Бо» – самого известного сборища наёмников Нижнего города, чей смысл жизни оставался загадкой даже для самых проницательных умов города Утренней Зари.

Глава 3

Высокие своды зала верховного совета, или зала Вознесения, как обычно, были залиты светом. В отличие от Среднего города и тем более от Нижнего, в Верхнем городе свет никогда не ослабевал. Двадцать четыре советника сидели за большим круглым столом, в центре которого была площадка диаметром ровно восемь метров. Его ждали уже больше двух часов, но никто из них не показывал и тени беспокойства (если вообще слово «тень» можно было употреблять в Верхнем городе). Само ожидание Его должно быть радостным событием, не говоря уже о встрече. Советники спокойно смотрели перед собой. Ни один из них не крутил головой и не переводил взгляд, так как места за столом были расположены так, чтобы перед взором каждого одновременно были все члены совета – укрыться было невозможно, и даже подобная идея давно покинула это место. Молчание советников, объединённых общей верой, надеждой и любовью к Сыну, было не тягостным, полным скуки и ощущения пустоты. Можно было сказать, что среди настоящих друзей и молчание выразительнее слов, но стали ли они друзьями в этом многолетнем служении Сыну, оставалось загадкой для них самих, потому что никого из них этот вопрос особо не интересовал.

Наконец все разом подняли взгляд куда-то наверх. Он спустился в центр площадки. Высокий; длинные чёрные волосы, собранные в хвост, небольшая чёрная борода скрывала худое лицо с точёными скулами; широкая кость делала Его своего рода массивным, но грациозность чувствовалась в каждом движении; руки выдавали в Нём человека, который раньше много занимался простым трудом. Он благословил присутствующих, и советники склонили голову, и в этом не было ни капли подобострастия.

– Я откликнулся на вашу просьбу о немедленной встрече, – произнес Сын, не извинившись за своё опоздание. – Чем могу вам служить?

– Я, надеюсь, выражу общую заинтересованность, – начала советник Тереза Шаут. – Нам нужно решить проблему Нижнего города, самого его существования. Его жители живут для себя и не спешат посвятить свою жизнь Вам.

– А Я думаю о них постоянно, – ответил Сын. – Боль и тревога за них удручает Меня. Но Я не хочу заставлять их, они сами должны сделать этот выбор.

– Но пока они его не сделали, нам приходится содержать их, – поддержал Терезу советник Фрэнсис О`Нилл.

– Через трудности проверяется искренность, – Сын повернул голову в сторону советника О`Нилла. – Или вы ещё не готовы?

– Я не это имел в виду, – советник О`Нилл поднял руки в знак глубочайших извинений.

Все прекрасно помнили, что только двое станут наиболее приближёнными после Его вознесения, и любая оплошность может навсегда отбросить от этой радости блаженного пребывания возле Него. Всё осложнялось тем, что до конца не было понятно, чего именно от них хочет Сын и каковы критерии для избранников. Советники много раз обсуждали это между собой. Они даже пришли к выводу, что тот, кто первый поймёт, что от них требуется, уже унаследует место рядом с Ним.

– Малодушие, – успокоил его Сын. – Я разве хоть раз подвёл вас?

– Мы всё ещё слабы и потеряны, – вмешался советник Адам Доор. – Но мы с дочерью работаем над тем, чтобы создать гимны в Вашу честь, которые помогут нашим братьям снизу почувствовать Вашу благодать, и они обратятся к Вам. И тогда во всеобщем ликовании мы вступим в новую эпоху.

Сын улыбнулся ему, и глаза советника наполнились восторгом.

– Ваше рвение очень дорого мне, – закончил встречу Сын. – Пророк займётся проблемой Нижнего города и подготовит людей для встречи со Мной.

Он вознесся обратно наверх. Советники переглянулись. В очередной раз им оставалось только ждать дальнейшего развития событий. Один за другим они вставали из-за стола и направлялись к выходу.

– Мне бы вашу веру, Адам, – Тереза Шаут поправила свой белый костюм советника. – После первых лет обращения поток новых желающих обрести свет иссякает. Из Нижнего города переселяются единицы. К тому же и некоторые жители Среднего города показывают слабость, возвращаясь к прежней жизни.

– Он всё устроит наилучшим образом, – успокоил её советник Адам Доор. – Когда Он прекратил все войны; когда в нашем многомиллионном городе Он сделал преступность практически воспоминанием; когда Он и Пророк Своим присутствием остановили разрушительное действие солнца – верили ли мы, что такое возможно?

– Чудо, нам всем нужно чудо, – советник Картер Рок не видел понимания в глазах Адама Доора. – И, видимо, ты со своей дочерью собираешься его совершить?

– Я просто хочу, чтобы все прославили Его и окончательно открыли свои сердца! – Адам Доор обратился ко всем.

– Да, мой друг, мы все думаем об этом, – произнёс советник Картер, чьи благородные залысины подчёркивали яркую и придающую статус седину.

Советник Рок обвёл взглядом остальных: Адам меньше всех нуждался в долгожданной привилегии, но именно он её и получит – это не вызывало сомнений. Но самое страшное, что его дочь, если проявляет хотя бы треть ревности своего отца, может занять другое место. Он, Картер Рок, многим пожертвовал, чтобы оказаться в совете. Несмотря на то, что он один из последних, кто присоединился к Нему, он первый заметил, что благодать Сына больше его не радует, как прежде. Самое страшное, что сила этой благодати была такой же, но в этом и заключалась проблема: прежнего света стало не хватать, а точнее, он стал наскучивать советнику, и тоска, от которой он раньше бежал, как оказалось, никуда не делась. Но как признаться всем, что на самом деле ничего не поменялось? Что внутри всё осталось таким же? Что этот свет как будто ослепил и все перестали видеть ту зияющую пустоту, которая, подобно Левиафану, всё так же требовала насыщения. Только теперь это внутреннее чудовище захочет получить всё с процентами, набежавшими за годы пренебрежения этой бездной. Картер Рок снова стал ощущать страх остаться наедине с собой. Но как сообщить об этом? Этот вопрос вновь и вновь звучал в его голове, сводя с ума. Возможно, вознесение Сына всё решит. Но кого Он возьмёт с собой в первую очередь? Все хотели этого, но для советника Картера Рока это являлось вопросом выживания. Остальные надеялись, что после вознесения Сына благодать усилится. Вследствие этого они и беспокоились о том, что жители Нижнего города замедляют процесс восхождения Сына. Но Картер Рок не хотел рисковать; ему нужно во чтобы то ни стало занять место рядом с Ним, пока тоска и внутренний голод остальных советников не сподвигнут их к более решительным действиям. Он очень надеялся на то, что Адам разочарует Сына, и опыт ему подсказывал, что на вершине такого взаимного очарования, которое он сейчас увидел на встрече, подобное событие практически неминуемо, особенно если этому немного посодействовать. Ожидание и поиск случая должно было отвлечь советника от внутренних терзаний. От этих мыслей ему стало радостнее, лишь горечь о том, что он снова стал себя вести как раньше, до встречи с Сыном, окончательно убедила его в необходимости действовать.

Советник Рок пытался увидеть похожие эмоции на лицах остальных, но понимал, что для них осознание конца беззаботного счастья ещё не наступило. Советники попрощались друг с другом и отправились в свои резиденции. Адам Доор в последний раз взглянул наверх, и его огненно-красные волосы стали ещё более яркими. Он был уверен, что где-то там наверху Сын непрерывно думает о них.

***

Под самым небом, на самой вершине Верхнего города, в тронном зале, в золотых чертогах Сын стоял перед телекоммуникационным центром, который раскинул мониторы, подобно листьям. На мониторах то и дело появлялись лица граждан города Утренней Зари – последнего и истинного пристанища человечества. Даже без звука по движению губ, глаз, жестам Сын понимал, как они любят Его за то, что Он им открыл, что Он им дал. Их любовь была ещё недостаточной, но отказаться от неё они уже не могут. Он наслаждался этим созерцанием. Лёгкое дуновение ветра за Его спиной подсказало о появлении Отца. Он был настолько прекрасен, насколько вообще это могло быть. Сын повернулся к Нему. Сколько раз они уже встречались, но даже Сын не мог перестать любоваться Отцом. Тот всегда приходил внезапно, не предупреждая о Своем появлении: видимо, хотел, чтобы Сын ценил мгновения, которые проводит со Своим родителем. И Сын ценил: эти секунды он глотал так же жадно, как путник слизывает капли воды с каменного пола гробницы в пустыне. Отец, как обычно, медленно подошел к Нему, пристально рассматривая каждую часть тела Своего возлюбленного Сына. Любовался ли Он им? Сын никогда не получал прямого ответа на этот вопрос. О, если бы ответ был получен, тогда всё это всемирное почитание не имело бы уже смысла.

– Я так на Тебя похож, – Сын смотрел на Отца, как в зеркало.

Волна гнева прокатилась по залу. Отец схватил Сына за шею и приблизил к Себе.

– Мой Сын… Сын Мой, раз и навсегда Ты и Я едины: кто видел Тебя, видел и Меня, – какие-то внутренние спазмы на мгновение обезобразили прекрасное лицо Отца. – Я отдал Тебе всё, что имел Сам, и это было для Меня невыносимо тяжело.

– Почему? – несмотря ни на что, Сын не мог оторвать глаз от Отца.

– Потому что мне трудно выносить ещё одно совершенное существо рядом с Собой, – Отец отпустил Сына.

Сын тяжело дышал. Эта встреча с Отцом оказалась труднее обычного.

– У Тебя были дети до Меня? – спросил Он.

– Я думал, что да, но все они сошли с ума, не способные вместить мою силу, – Отец развернулся. – Ты смог, Ты особенный, Ты единственный Мой Сын.

Отец взял руку Сына и снова посмотрел в Его глаза, ища в них сходство с Собой.

– Советники забеспокоились – скоро им наскучит наш свет. Потом наскучит и остальным, – слова Отца застыли в воздухе.

– После моего восхождения Ты сможешь вновь насытить их! – с воодушевлением заметил Сын.

На мгновение воздух в зале задрожал, как над раскалённым летним солнцем асфальтом, но тут же всё вернулось на круги своя.

– Или это уже не будет иметь значения? – Сын ничего не замечал, кроме лица Отца.

– Никогда не имело значения, – Его бархатный голос смягчил резкость ответа. – Тебе пора!

Сыну не важны были слова, но только голос, который своей сладостью заполнял Его сердце.

Через полчаса Он уже парил над Нью-гранд авеню. Внизу, в гордом одиночестве, немного впереди шла высокая стройная женщина: короткие, выгоревшие на солнце пустыни волосы торчали в разные стороны; белая, подобная тибетскому снегу кожа, в отличие от волос, избежала влияния солнечных лучей, как будто те побаивались касаться её; белый брючный костюм с чёрной рубашкой; золотая цепь со знаком Сына – шестиконечное сияние, заключённое в окружность; стилизованная, а может, и настоящая, шкура молодой львицы на плечах и посох – обычный деревянный посох. Она была самой красивой женщиной этого маленького, сжатого до одного города погибающего мира. Но сейчас, когда внешнее совершенство стало обыденностью, по крайней мере, для жителей верхних частей города Утренней Зари, этот статус значил больше, чем когда-либо в истории человечества.