ГлавнаяИнтеллектуальная прозаМарк ХэддонПовод для беспокойства

Уменьшить шрифт (-) | Увеличить шрифт (+)

Марк Хэддон
Повод для беспокойства

Полная версия

Моей «девушке с хлопушкой»

С благодарностью Сос Элтис, Клэр Александер, Дэну Франклину и Биллу Томасу

Mark Haddon

A SPOT OF BOTHER

This edition is published by arrangement with Aitken Alexander Associates Ltd. and The Van Lear Agency LLC.

В коллаже на обложке использована иллюстрация:

Используется по лицензии от Shutterstock.com

Перевод с английского Ларисы Таулевич

Художественное оформление серии Владислава Воронина

1

Все началось с примерки черного костюма в универмаге «Алдерс», незадолго до похорон Боба Грина. Джорджа выбили из колеи не похороны. И не смерть приятеля. Если честно, он всегда находил благодушное панибратство Боба несколько утомительным и втайне радовался, что не придется больше играть с ним в сквош. Кроме того, Боб скончался от сердечного приступа за просмотром лодочной регаты по телевизору, и это казалось Джорджу по-своему утешительным. Когда Сьюзан вернулась от сестры, муж спокойно лежал на ковре в гостиной, прикрыв глаза рукой, и она сперва подумала, что тот просто задремал.

Наверное, Бобу было больно. Однако с болью можно справиться. Выделяются эндорфины, и вся жизнь проносится перед глазами. Джордж испытал подобное несколько лет назад, когда, свалившись со стремянки, ударился локтем об острый камень на альпийской горке и потерял сознание – чувство, не лишенное приятности. Особенно ярко запомнился ему вид с моста через реку Тамар в Плимуте. Люди, испытавшие клиническую смерть, рассказывают о светящемся белом туннеле. Многие из них слышали зов ангелов, а придя в чувство, видели стоящего перед собой врача с дефибриллятором.

И – пустота. Конец. Разумеется, Боб ушел слишком рано – всего шестьдесят один год. Что и говорить, тяжело придется Сьюзан и мальчикам, хотя теперь, когда никто не затыкает ей рот, она прямо расцвела. А в принципе, легкая смерть.

Опухоль – вот что напугало Джорджа. Сняв брюки перед примеркой, он вдруг заметил на передней поверхности бедра небольшое овальное пятно, чуть темнее остальной кожи, припухшее и слегка шелушащееся. К горлу подступила противная отрыжка, которую пришлось проглотить.

Рак. В последний раз Джордж испытал подобный страх несколько лет назад, когда опрокинулась моторка Джона Зиневски: он упал в воду и запутался ногой в веревке. Но тогда ужас длился три-четыре секунды. А теперь – никто не поможет ему выправить лодку. Придется покончить с собой. Мысль неутешительная, однако намерение вполне реалистичное. Ему стало чуточку легче. Только каким именно образом?

Прыгнуть с крыши многоэтажного здания – сущий кошмар. Пока перелезешь через парапет, сто раз передумаешь… И без того страшно. Чтобы повеситься, нужно соорудить специальное приспособление. Огнестрельного оружия нет. Если хорошенько напиться, то у него, пожалуй, хватит духу разбить машину. На шоссе А16, на въезде в Стэмфорд, есть подходящая каменная стена. Разогнаться и врезаться в нее со всей дури – что может быть проще?

А вдруг нервы не выдержат? Вдруг он будет слишком пьян, чтобы вести машину? Или кто-то выскочит навстречу? Хорошенькая перспектива – убить ни в чем не повинных людей, остаться парализованным и умереть от рака в тюрьме в инвалидном кресле!

– Простите, сэр, вы не хотите вернуться в магазин?

Джордж сначала не понял, чего ждет от него рыжеволосый паренек в синей форме на пару размеров больше, и лишь через несколько секунд сообразил, что сидит, сгорбившись, на вымощенных плиткой ступеньках.

– Сэр, – не унимался охранник.

Джордж встал.

– Извините, пожалуйста.

– Вас не затруднит пройти в магазин?

Опустив взгляд, Джордж понял, что до сих пор одет в брюки от костюма, а ширинка не застегнута, и быстро исправил оплошность.

– Да, разумеется.

Чувствуя за спиной дыхание охранника, он двинулся мимо сумочек и парфюмов к отделу мужской одежды.

– Сам не понимаю, что на меня нашло.

– Боюсь, вам придется обсудить это с заведующим, сэр.

Преследовавшие Джорджа черные мысли отошли на задний план. Его пошатывало, как от потери крови, но, учитывая обстоятельства, держался он вполне сносно.

Заведующий отделом стоял возле полки с тапочками, сложив руки на животе.

– Спасибо, Джон.

Почтительно кивнув, охранник развернулся на сто восемьдесят градусов и ушел.

– Итак, мистер…

– Холл. Джордж Холл. Извините, я…

– Давайте лучше поговорим в кабинете, – предложил заведующий.

К ним подошла продавщица с брюками Джорджа.

– Они висели в примерочной. Бумажник в кармане.

– У меня что-то вроде провала в памяти, – поспешно сказал Джордж. – Я не хотел ничего плохого.

Радость человеческого общения. Тебе что-то говорят. Ты отвечаешь. Размеренное тиканье беседы. До вечера бы так разговаривал.

– Как вы себя чувствуете, сэр?

Женщина взяла его под локоть и усадила в кресло – самое прочное, удобное и надежное на свете.

Перед глазами все плыло. Затем у него в руках появилась чашка чаю.

– Спасибо.

Не самый хороший чай, зато горячий, в настоящей фарфоровой чашке, которую приятно держать в руках.

– Вызвать вам такси?

«Да, лучше всего вернуться домой, а костюм куплю в другой раз», – подумал он.

2

Он решил не рассказывать о происшествии Джин: та начнет допытываться, как и что. Джордж считал, люди и без того слишком много болтают. Стоит только включить телевизор, как наткнешься на подробности чьего-то усыновления или исповедь какой-нибудь несчастной, проткнувшей ножом своего мужа. В принципе, он ничего не имел против разговоров. Беседа – одно из немногих жизненных удовольствий. Каждому случается за кружкой пива высказаться о коллеге, недостаточно часто принимающем душ, или о сыне-подростке, который приполз домой под утро мертвецки пьяным и наблевал в собачью миску. Однако толку что?

По мнению Джорджа, секрет довольства жизнью состоял в том, чтобы многого не замечать. Он не понимал, как можно работать десять лет в одном офисе или воспитывать детей, не закрывая глаза на определенные вещи. А что касается последнего круга, когда у тебя выпадут зубы и понадобятся памперсы, то потеря памяти – и вовсе счастье.

Он сказал Джин, что ничего не нашел в «Алдерсе» и поедет в город в понедельник, когда там не будет такого столпотворения. Поднялся в ванную и заклеил опухоль пластырем.

Спокойно проспав почти всю ночь, Джордж проснулся под утро – оттого, что Рональд Берроуз, давно усопший учитель географии, заклеил ему рот липкой лентой и вонзил в грудную клетку острый железный прут. Как ни странно, больше всего Джорджа огорчил запах – вонь плохо вымытого общественного туалета, куда недавно сходил человек с расстройством желудка; и запах этот, отвратительный и резкий, исходил из раны в его собственной груди.

Джордж остановил взгляд на люстре и долго ждал, когда замедлится сердцебиение, – как человек, вытащенный из горящего здания, не в силах поверить, что опасность миновала.

Шесть часов. Он вылез из постели и спустился в кухню. Положил в тостер два кусочка хлеба и достал гейзерную кофеварку – рождественский подарок Джейми. Они держали этот замысловатый прибор на виду по дипломатическим соображениям, но сейчас ему было приятно проводить все манипуляции: наливать воду в нижний отсек, насыпать кофе, ставить резиновый уплотнитель и скручивать вместе верхнюю и нижнюю части. Устройство чем-то напоминало паровой двигатель Гарета, с которым Джорджу разрешили поиграть в тысяча девятьсот пятьдесят третьем году, во время печально известной поездки в Пул. Куда приятнее, чем ждать, пока закипит чайник, рассматривая деревья в дальнем углу сада. Под металлическим основанием кофеварки дышало голубое пламя. Домашняя вылазка на природу. Маленькое приключение. Из тостера выпрыгнул поджаренный кусочек хлеба. В тот уик-энд Гарет поджег лягушку. Как странно, что какие-то пять минут августовского дня могут вмещать целую жизнь.

Джордж намазал тост маслом и джемом, налил кофе в чашку и попробовал. Напиток получился чудовищно крепким. Он лил молоко, пока жидкость не приобрела темно-шоколадный цвет, затем сел за стол и раскрыл журнал Королевского института британских архитекторов, забытый Джейми.

Дом «Азман и Оуэнс». Деревянные жалюзи, раздвижные стеклянные двери, обеденные стулья «Баухаус», одинокая ваза с белыми лилиями на столе. Боже правый! Иной раз хочется увидеть на интерьерном снимке пару скомканных мужских трусов.

«Высокочастотные электрические вибрации с постоянной амплитудой предназначены для уплотнения, минимизации пустот и достижения однородности…»

Дом походил на бункер. Почему нынешние архитекторы так любят бетон? Неужели через пять сотен лет люди будут стоять под мостами и любоваться пятнами? Отложив журнал, Джордж взялся за кроссворд в «Телеграф». Наносекунда. Византия. Челка.

В половине восьмого появилась Джин в сиреневом махровом халате.

– Не спится?

– Проснулся в шесть, больше не смог уснуть.

– Вижу, ты решил испытать эту штуку?

– Между прочим, отличный кофе, – ответил Джордж, хотя от избытка кофеина у него начали дрожать руки и появилось тревожное чувство, что вот-вот случится что-то плохое.

– Что будешь на завтрак? Или ты тут с шести утра пируешь?

– Я бы выпил стакан яблочного сока. Спасибо.

Бывало, по утрам он смотрел на эту располневшую, стареющую женщину чуть ли не с отвращением – всклокоченные волосы, двойной подбородок… Однако в моменты, подобные этому… Наверное, «любовь» – не самое подходящее слово, хотя пару месяцев назад, в той гостинице в Блейкни, они, к обоюдному удивлению, проснулись одновременно и жадно набросились друг на друга, даже не почистив зубы.

Джордж положил руку ей на талию, а она ласково потрепала его по волосам, как собаку. Порой он завидовал собакам.

– Совсем забыла, – отстранилась Джин, – вечером звонила Кэти, они сегодня приедут на ланч.

– Они?

– Ну, да, с Джейкобом и Рэем. Кэти хочет вырваться из Лондона на денек.

Черт, этого еще не хватало!

Жена засунула голову в холодильник и пробормотала оттуда:

– Постарайся держать себя в руках.

3

Джин мыла полосатые чашки и ставила их на полку. Через несколько минут спустился Джордж в рабочей одежде и побрел к своим кирпичам, не обращая внимания на мелкий дождь.

Втайне она гордилась мужем. Вот супруг Полины, получив графин с дарственной надписью, сразу покатился по наклонной. Не прошло и двух месяцев после выхода на пенсию, как он завел привычку валяться на лужайке в три часа ночи, осушив бутылку виски, и лаять по-собачьи.

Когда Джордж сообщил, что хочет строить студию, ей сразу вспомнилась детская затея Джейми сконструировать ловушку для поимки Санта-Клауса. Однако студия – вот она, стоит в дальнем конце лужайки: фундамент, пять рядов кирпича, оконные рамы, накрытые голубой защитной пленкой.

Не важно, сколько мужчине лет – семь или пятьдесят семь. Ему необходимы свершения. Приносить в пещеру добычу, делать открытия. Плотный обед, двадцать минут подвижных игр и золотые звезды – чтобы они знали: их подвиги не остались незамеченными.

Джин раскрутила кофеварку, из которой вывалилась на сушилку черная гуща.

– Черт!

Достала из шкафчика салфетку. Послушать, как мужья говорят о пенсии – можно подумать, из Вьетнама вернулись. О женах никто не думает. Любовь любовью, но тридцать пять лет дом был в твоем распоряжении, и вдруг в него вторгается… ну, не то чтобы чужой человек…

Работая по утрам в начальной школе и пару раз в неделю – в книжном магазине «Оттакар» в городе, Джин по-прежнему могла видеться с Дэвидом – Джордж ничего не замечал. Но когда муж работал, ложь казалась менее значительной. Теперь он обедал дома каждый божий день, и выкраивать время для встреч с Дэвидом стало сложнее. К счастью, Джордж любил одиночество, и его не интересовало, чем она занимается вне дома. Это все упрощало. Уменьшало вину. Или ее отсутствие.

Джин сполоснула салфетку, выжала воду и повесила на кран. Может, не надо было звать Кэти на ланч? Джордж с Рэем будут подчеркнуто вежливыми, хотя на самом деле им хочется вцепиться друг другу в глотку.

Джордж – достойный человек. Никогда не напивался. Ни разу не поднял руку на нее или детей. Редко повышал голос. Буквально на прошлой неделе уронил на ногу тяжелый разводной ключ и даже не выругался. Просто закрыл глаза, напряг спину и сосредоточился, как будто старался расслышать кого-то вдалеке. И всего один штраф за превышение скорости. Наверное, в этом все и дело.

Джин вспомнила, как завидовала Кэти, когда та стала встречаться с Грэмом – такие дружеские, равноправные отношения. А разве можно забыть лицо мужа как-то за ужином, когда в разговоре о родах Грэм употребил слово «клитор». Джордж так и застыл, не донеся до открытого рта вилку с ветчиной.

В том-то и беда с равноправием. В один прекрасный день Грэм просто ушел, оставив Кэти с Джейкобом. Джордж на такое не способен. И насчет Рэя он прав. Ее тоже не слишком радовала перспектива совместного ланча. Слава богу, хоть Джейми не приедет. Когда-нибудь он назовет Рэя «мистером Картошкой» – при Кэти, а то и прямо в лицо, и будут жертвы.

У Рэя коэффициент интеллекта в два раза ниже, чем у Кэти: как он смеет называть ее «чудесной малышкой»? Правда, в прошлый приезд он починил газонокосилку, хотя на Джорджа это не произвело никакого впечатления. Зато Рэй надежный. Кэти сейчас нужен именно такой мужчина. Способный ее оценить, с хорошей зарплатой, толстокожий. Впрочем, это совсем не значит, что надо выходить за него замуж.

4

Джордж налил в емкость цементного раствора и проверил мастерком, нет ли комков. Смазав кирпич смесью, поставил на место и легонько подвигал, чтобы сел по уровню.

Страх полетов… Сначала его не слишком беспокоили короткие тряские перелеты на Пальму или в Лиссабон. Запоминались только противный сыр, упакованный в целлофан, и рычание унитаза, когда открываешь его в стратосфере. А в семьдесят девятом году самолет, на котором они возвращались из Лиона, три раза проходил обработку против обледенения. Сначала он заметил, что все в зале отлетов, как нарочно, выводят его из себя: Кэти тренировалась стоять на руках, Джин после объявления посадки побежала в дьюти-фри, парень, сидящий напротив, гладил свои слишком длинные волосы, как кошку…

В самолете у него сдавило грудь от душного, насыщенного какой-то химией воздуха. И лишь когда они выкатились на взлетную полосу, Джордж понял, что самолет неминуемо сломается, а сам он полетит кувырком на землю в металлической трубе вместе с двумя сотнями незнакомцев, кричащих и обделавшихся от страха, и умрет в огненном шаре из раскуроченной стали.

– Мам, по-моему, с папой что-то не то, – произнесла Кэти.

Голос дочери звучал откуда-то издалека, с маленького солнечного круга в самом верху глубокого колодца, в который он падал. Джордж внимательно смотрел на спинку кресла, отчаянно стараясь представить, что сидит в собственной гостиной. Но каждые несколько минут слышал зловещий перезвон и видел красные огоньки справа на переборке, сообщающие экипажу, что пилот сражается с какими-то роковыми неисправностями. Не то чтобы он не мог говорить, просто слова доносились как будто из другого мира, о котором он имел самое смутное представление. А тут еще Джейми выглянул в иллюминатор и оповестил:

– По-моему, у нас отвалилось крыло.

– Когда ты уже повзрослеешь, – прошипела Джин.

А Джордж просто почувствовал, как свистит ветер в образовавшейся дыре, и бесполезная груда металла устремляется вниз. Даже месяц спустя он не мог спокойно смотреть на пролетающие самолеты. Это естественная реакция. Люди не созданы для того, чтобы запихивать их в жестянки и запускать в небо с помощью ракет.

Он поставил кирпич в противоположный угол и протянул над ними веревку, чтобы кладка шла ровно.

Это было невыносимо. Страх заставляет человека любой ценой избегать опасных ситуаций. Леопардов, крупных пауков, незнакомцев с копьями, переходящих через реку. Пусть другие сидят в жестянках, читая «Дейли экспресс», посасывая карамельки, словно едут в обычном автобусе.

Однако Джин любила понежиться на солнышке. А ехать на юг Франции на машине – сомнительное удовольствие. Джордж придумывал способы победить страх, приходивший в мае и достигающий пика, когда они оказывались в Хитроу в июле. Сквош, долгие прогулки, кино, Тони Беннетт на всю громкость, первый бокал красного вина в шесть вечера, новый роман Фрейзера.

Услышав голоса, Джордж поднял голову. Джин, Кэти и Рэй стояли в патио, точно иностранные сановники, ожидающие захода корабля в гавань.

– Джордж!

– Иду. – Сняв с кирпича лишний раствор, он стряхнул остатки в ведро, накрыл крышкой и пошел по лужайке, вытирая руки ветошью.

– У Кэти для нас новость, – сообщила Джин таким голосом, как будто у нее снова разыгрался коленный артрит. – Она не хотела говорить, пока ты не придешь.

– Мы с Рэем решили пожениться, – сказала Кэти.

Душа Джорджа покинула тело. Он наблюдал за самим собой, целующим Кэти и пожимающим руку ее жениху, с высоты метров в пять. Как тогда, при падении со стремянки. Время замедлилось. Сработал инстинкт – защитить голову.

– Поставлю шампанское на лед. – Джин рысью понеслась в дом.

Джордж вернулся в тело.

– В конце сентября, – добавил Рэй. – Все будет очень скромно. Чтобы не причинять вам лишних хлопот.

– Да, – согласился Джордж. – Конечно.

Ему придется произнести речь, сказать что-то хорошее о Рэе. Джейми откажется прийти на свадьбу. Джин запретит Джейми отказываться идти на свадьбу. Рэй станет членом семьи. Всегда будет маячить перед глазами. Пока они не умрут. Или не эмигрируют. Что же она вытворяет? Джордж знал, что дети с трудом поддаются управлению. Их невозможно заставить, например, есть овощи. Но выйти за Рэя? Кэти окончила философский факультет!

На пороге появился Джейкоб, размахивающий хлебным ножом.

– Я снолик, и я спешу на поезд, и… и… и это мой… бивень.

– Наверное, бивень лучше положить на место, – подняла бровь Кэти.

Джейкоб с радостным визгом побежал назад в кухню. Кэти поспешила за ним.

– Иди ко мне, печенька.

И Джордж остался наедине с Рэем. Брат которого сидел в тюрьме. Рэй работал в инженерной компании, делающей высокопроизводительные фрезерные станки с распределительным валом. Джордж понятия не имел, что это такое.

– Гм.

– Как продвигается строительство студии? – поинтересовался Рэй, скрестив руки на груди.

– Пока не завалилась. – Джордж повторил его жест, но понял, что копирует Рэя, и опустил руки. – Еще слишком маленькая.

Оба долго молчали. Рэй поправил носком ботинка три камешка на плитке. У Джорджа громко заурчало в животе.

– Я знаю, что вы думаете, – заявил Рэй.

Джорджу на миг показалось, что тот действительно знает, и его охватил ужас.

– Ну, что я разведен, и все такое. – Он сжал губы и медленно кивнул. – Я понимаю, как мне повезло. Я позабочусь о вашей дочери. Не беспокойтесь на этот счет.

– Хорошо, – сказал Джордж.

– Мы возьмем расходы на себя, – продолжал Рэй, – если вы не против. Вам ведь уже приходилось это делать.

– Нет, это необязательно, – ответил Джордж, радуясь, что может настоять на своем. – Кэти – наша дочь. Мы должны выдать ее, как полагается.

Выдать? Она что, приз?

– Тоже верно, – кивнул Рэй.

Дело не в том, что Рэй из рабочего класса и говорит с северным акцентом. Джордж – не сноб, а судя по размеру машины и по описанию дома, ее жених неплохо обеспечен.

Больше всего Джорджу не нравилось, что Рэй такой огромный – словно обычный человек, на которого смотришь через увеличительное стекло. Двигался он медленно, как жирафы и буйволы в зоопарке. Ему приходилось наклонять голову, чтобы пройти в дверь, а Джейми однажды выдал, что у него «руки душителя».

За тридцать пять лет работы на производстве Джорджу приходилось сталкиваться с самыми разными типами «настоящих мужчин». Здоровяки, силачи, способные открыть пивную бутылку зубами, участники военных действий, убивавшие людей, сексуальные маньяки, готовые трахать все, что шевелится. С ними он не чувствовал себя как дома, но и не боялся. А когда приезжал Рэй, он вспоминал себя четырнадцатилетним мальчишкой, от которого друзья старшего брата скрывают секретный код, превращающий тебя в настоящего мужчину.

– Медовый месяц? – спросил Джордж.

– Барселона, – ответил Рэй.

– Здорово! – сказал Джордж, от волнения забыв, в какой стране находится этот город.

– Надеюсь, там уже будет попрохладней, – заметил Рэй.

Джордж спросил, как дела на работе, и Рэй сообщил, что они поглотили компанию из Кардиффа, которая производит горизонтальные обрабатывающие станки. Все шло нормально. Прижатый к стенке, Джордж всегда мог поддержать остроумную беседу о машинах или о спорте. Правда, чувствовал он себя при этом ягненком в школьном рождественском спектакле: независимо от количества аплодисментов, хочется убежать домой и зарыться в книгу о динозаврах.

– У них есть крупные заказчики в Германии. Хотели заставить меня мотаться в Мюнхен и обратно. Я сразу отказался, как вы понимаете.

Когда Кэти пригласила Рэя познакомиться с родителями, он провел пальцем по полке с компакт-дисками над телевизором и сказал:

– Значит, вы любитель джаза, мистер Холл?

Джорджу стало так стыдно, словно тот достал с полки стопку порножурналов.

На пороге появилась Джин.

– Ты не хочешь переодеться к ланчу?

Джордж обернулся к Рэю:

– Увидимся.

Он пересек кухню, поднялся по лестнице и нырнул в спасительную тишину ванной, где можно закрыться от всех.

5

Кэти знала, что родители примут новость в штыки. Ничего, переживут. Подростком она и не такое вытворяла. Теперь даже немного скучала по себе прежней, как будто снизила планку. Но рано или поздно понимаешь: доказывать что-то родителям – пустая трата времени. Да, Рэй не семи пядей во лбу. И его трудно назвать самым красивым мужчиной на свете. Но тому, кого она считает самым красивым, на нее плевать. А в мощных объятиях Рэя – тепло и спокойно.

Она вспомнила тупой ланч у Люси. Несъедобный гуляш, приготовленный Барри. Руки его подвыпившего приятеля у себя на пятой точке. У Люси начался приступ астмы. Рэй скакал по лужайке с Джейкобом на плечах. Он перепрыгнул через перевернутую садовую тачку, изображая лошадку. Кэти чуть не заплакала при мысли о возвращении в свою тесную квартирку, пропахшую дохлятиной.

И вдруг он появился на пороге с букетом гвоздик. Кэти немного испугалась. Он не хотел заходить, она настойчиво приглашала. Наверное, от смущения. Неудобно взять у человека цветы и захлопнуть дверь перед носом. Сделала ему кофе. Он сказал, что не силен в застольных беседах, и она спросила, не хочет ли он перейти прямо к сексу. Шутка вышла не такой смешной, как рассчитывала Кэти. Скажи он «да», согласилась бы: приятно чувствовать себя желанной, несмотря на мешки под глазами и футболку из заповедника Котсуолд с пятнами от бананов. Рэй действительно был не силен в разговорах. Он мог отремонтировать кассетный плеер, пожарить блинчики на завтрак и организовать экскурсию в железнодорожный музей. Все это получалось у него лучше, чем пустая болтовня. Он легко выходил из себя. В завершающем периоде своего первого брака он вставил руку в дверь и повредил сухожилия на запястье. При этом она не знала более нежного мужчины.

Месяц спустя Рэй повез их в Хартлпул познакомить с отцом и мачехой. Те жили в небольшом доме с верандой и садом, который показался Джейкобу раем – гномы, пруд и беседка, где можно прятаться.

Алан и Барбара обращались с Кэти как с особой королевской крови, и это нервировало, пока она не поняла, что они относятся так ко всем незнакомым людям. Алан проработал большую часть жизни на кондитерской фабрике. Когда мать Рэя умерла от рака, он стал ходить в церковь и встретил Барбару, которая развелась с мужем, превратившимся в алкоголика («пристрастился к бутылке», по ее выражению).

Они больше напоминали Кэти бабушку с дедушкой, хотя у ее собственных дедушек не было татуировок. Родители Рэя принадлежали к старому миру ответственности и долга. В их гостиной висело одинаковое количество снимков Рэя и Мартина, несмотря на то, что Мартин сделал со своей жизнью. В столовой стоял шкафчик с фарфоровыми статуэтками, а возле унитаза лежал пушистый коврик.

Когда Джейкоб отказался есть жаркое, Барбара пожарила ему рыбные палочки. На вопрос, чем она занимается в Лондоне, Кэти ответила, что устраивает фестивали и выставки, но это прозвучало поверхностно и богемно. Тогда она стала рассказывать историю о пьяном ведущем, которого они наняли в прошлом году, и вдруг вспомнила, слишком поздно, причину развода Барбары. Не сумев переменить тему, смущенно замолчала. Барбара пришла на выручку, спросив о родителях. Кэти сказала, что отец недавно вышел на пенсию, а до этого руководил небольшой компанией. Она не хотела вдаваться в подробности, но Джейкоб проговорился, что дедушка делает качели, и ей пришлось объяснить, что компания отца выпускала оборудование для детских площадок. Это звучало лучше, чем организация фестивалей, хотя тоже не слишком солидно.

Еще пару лет назад ей стало бы неловко и захотелось как можно скорее вернуться в Лондон. Теперь же бездетные лондонские друзья начинали казаться ей поверхностными и богемными. Приятно было общаться с людьми, которые сами воспитывали своих детей, слушали больше, чем говорили, и считали, что уход за садом важнее, чем новая стрижка.

Возможно, они старомодны. Как и Рэй. Он не любит пылесосить. И всегда убирает коробку с тампонами в шкафчик. Но Грэм, который занимался ушу, оказался мудаком. Плевать, что думают родители. Мамочка трахается с бывшим папиным коллегой, а папочка делает вид, что все хорошо, словно не замечая всех этих шелковых шарфов и блеска в глазах. Не им читать лекции об отношениях. Даже думать об этом не хочется. Только бы ланч прошел гладко, и мама не приставала бы с задушевными разговорами за мытьем посуды.

6

Ланч проходил гладко. До самого десерта. Правда, у Джорджа случилась небольшая заминка, когда он пошел переодеваться. Уже начав снимать рубашку и брюки, он вдруг вспомнил, чтó под ними скрывается, и почувствовал себя героем фильма ужасов, стоящим перед зеркальной дверью шкафа, из которого сейчас выскочит зомби с косой.

Он погасил свет, задернул шторы и помылся в темноте, исполняя гимн «Иерусалим».

Спустился в столовую, гордясь тем, что сумел принять такие быстрые и эффективные меры. Джин, Кэти и Рэй пили вино и беседовали, Джейкоб играл в вертолет, и Джордж, наконец, расслабился. Его страх, что Джин, как обычно, скажет что-нибудь благонамеренное, но неуместное, а Кэти, как обычно, проглотит наживку, и они вцепятся друг в дружку, словно разъяренные кошки, оказался безосновательным.

Кэти говорила о Барселоне. Конечно же, это Испания, как он мог забыть! Рэй отпускал комплименты еде. «Первоклассный суп, миссис Холл!» А Джейкоб строил взлетную полосу из приборов для своего автобуса и не на шутку разгорячился, когда Джордж заметил, что автобусы не летают.

Однако, едва все принялись за черносмородиновый крамбл, как пятно вдруг нестерпимо зачесалось. В памяти всплыло страшное слово – опухоль, и Джордж никак не мог выкинуть его из головы. Он буквально чувствовал, как она растет; конечно, не так быстро, чтобы заметить невооруженным глазом, но все равно растет, подобно хлебной плесени, которую он в детстве выращивал в банке из-под джема на подоконнике.

Они обсуждали приготовления к свадьбе: кейтеринг, фотографов, приглашения… Затем стали решать, резервировать ли отель (этого хотели Кэти с Рэем) или взять напрокат шатер и поставить в саду (предпочтение Джейкоба, который обожал палатки). Тут Джордж начал терять нить разговора.

Кэти повернулась к нему и сказала что-то вроде «когда ты закончишь студию?», но дочь могла с таким же успехом говорить по-венгерски. Он видел, как двигаются ее губы, а звука не слышал. Педаль газа в его голове была выжата до упора, движок ревел, из-под колес валил дым, однако он оставался на месте. Джордж не понял, что случилось потом, но явно ничего хорошего. Кажется, что-то разбилось, и он стремглав выбежал через черный ход.

7

Загрохотала посуда, Джин повернулась и увидела, что Джордж исчез. Стало очень тихо.

– А где дедушка? – спросил секунд через пять Джейкоб, подняв голову от автобуса.

– В саду, – ответил Рэй.

– Да, – сцепив зубы, подтвердила Кэти.

Джин хотела ее остановить, но не успела. Кэти вскочила с места и побежала вслед за отцом.

– Мама тоже в саду? – спросил Джейкоб.

Джин посмотрела на Рэя:

– Извините.

Рэй посмотрел на Джейкоба:

– Твоя мама – огонь-женщина.

– Почему мама огонь?

– Легко воспламеняется, – пояснил Рэй.

Джейкоб подумал немного и поинтересовался:

– Можно поднять субмарину на поверхность?

– Да, капитан.

Когда Рэй с Джейкобом ушли, Джин прошла в кухню и встала за холодильником, чтобы видеть Кэти, оставаясь незамеченной.

– Надо водой побрызгать! – закричал сверху Джейкоб.

– Мне все равно, что ты думаешь, папа. – Кэти ходила взад-вперед по патио, размахивая руками как сумасшедшая. – Это моя жизнь. Я выйду замуж за Рэя, нравится тебе это или нет.

Джин не видела, где находится Джордж и что он делает.

– Ты ничего не понимаешь. Рэй добрый, хороший. А ты держишься за свои предрассудки. Только попробуй нас остановить, мы сделаем это сами! Ясно?

Кэти смотрела куда-то вниз. Он что, лежит на полу? Когда Джордж выбежал из комнаты, Джин подумала, что он пролил соус на брюки или учуял запах газа, а Кэти, как обычно, поторопилась с выводами. Однако теперь она поняла – случилось нечто более серьезное.

– Папа! – позвала Кэти.

Он ничего не ответил.

– Господи! Сколько можно?

Кэти скрылась из виду. Услышав шаги, Джин распахнула дверцу холодильника и схватила пакет молока. Кэти пронеслась через кухню, разъяренно шипя:

– Да что с ним такое?

Вернув молоко на место, Джин подождала, появится ли муж. Затем поставила чайник и вышла. Джордж сидел на полу патио спиной к стене, прижав ладони к лицу, как тот шотландец, который пил сидр и спал на траве перед зданием магистратского суда.

– Джордж!

Он отнял руки от лица.

– А, это ты…

– Что-то случилось? – спросила Джин, склонившись над ним.

– Мне просто… трудно говорить… А Кэти все кричала…

– С тобой все в порядке?

– Честно говоря, не совсем, – сказал Джордж.

– В смысле?

Он что, плакал? Нет, это смешно.

– Стало трудно дышать. Пришлось выйти на воздух. Извини.

– Значит, это не из-за Рэя?

– Какого Рэя?