Марк Адамов
Пустой Сосуд
Глава 2
Четырьмя годами ранее
– Эши, быстрее! – требовал Руй, не оглядываясь.
Старший брат уже вырвался далеко вперёд. Его затылок с собранными в хвост волосами удалялся всё быстрее, как Эши ни старался поспевать. Его ноги вязли, песок набивался в сандалии и хрустел на зубах. Парень не мог отдышаться, а бёдра каменели от усталости.
Кровь была повсюду: склеивала пальцы на руках, отдавала горечью на губах и вымачивала одежду. Жилетка Эши потяжелела, ему захотелось её снять, но Руй запретил так делать.
Он всё понимал. Не просто так братья рвались наперерез пескам в ночной пустыне к северу от озера Ашамази. Дорога осталась далеко слева, и Эши иногда видел её редкие огоньки. Некоторые из них двигались: то были редкие патрули законников. Хватит и одного, чтобы эта ночь закончилась в тесной клетке на одном из постов. Эши и думать не хотел о том, что их могут казнить. Ему даже двадцати не исполнилось, и так многого ещё нужно было достичь…
– Да не отставай ты, дурень! – Руй вернулся за ним и потянул за запястье.
Кровь с его ладоней и рук Эши смешалась и захлюпала. Как разваленная повозка, он тащился за старшим братом, пока песок не сменился влажной порослью у самого берега. Пригнувшись, они пробирались через раскидистые кустарники. Листья их были такими острыми, что неосторожное касание могло рассечь лицо или поднятые над головой руки, но то стало бы меньшей из проблем этой ночи.
Мысли Эши не поспевали за ногами. Он раз за разом возвращался в осыпающуюся башню к северу от Ашмазира. Её сигнальный огонь уже давно потух, а внутри не было ничего, кроме помёта шакалов и старых птичьих гнёзд. А ещё – залитого кровью тела Майш. Эши надул щёки и сглотнул подступившую к горлу тошноту.
– Руй, надо забрать её, – промолвил он, когда особо длинная полоса зарослей осталась позади.
Брат вывернул шею и вскинул ладонь, готовя размашистую оплеуху для младшего. Он остановился в последний миг, крепко прикусил губу и выругался. Эши понял, что они уже добрались до края плантации Бенезилов. Отец не успел обнести новые насаждения оградкой, хотя обещал матери ещё с жаркого сезона. Крайние ряды папируса с шелестом покачивались на ночном ветру: обычно приятный вид родного удела заставил нутро Эши похолодеть.
– Руй, – твердил он. – Не надо её там оставлять, не надо!
– Придурок, – зашипел брат. – Мы только хуже сделаем, если вернёмся!
– Если её найдут…
– Не найдут! – Руй достал кинжал из-за пояса и со злобы посёк ближайшую ветвь калатеи. – Братишка, слушай внимательно: никто её там не найдёт. Никто! Зато найдут нас, если мы будем носиться по пустыне с трупами. Ты на ногах еле стоишь! Хочешь, чтобы нас повесили?
Эши помотал головой.
– Вот, и я не хочу, – брат задрал тунику на голову и начал стягивать. – Тогда раздевайся и смывай кровь. Зайдём домой, ляжем и…
– И что будет дальше? – в ночи раздался голос, от которого на несколько мгновений остановилось сердце Эши.
Брейхи Бенезил широким движением раздвинул молодой папирус и подошёл к сыновьям. Он морщил высокий коричневый лоб, а луна любезно подсветила капли пота на его обвислых щеках. Или то были слёзы?
Отец дёрнул себя за тканый пояс, оттянул промокший ворот туники и вздохнул.
– Мальчики мои, что происходит? – спросил он так спокойно, что Эши испугался. Ругань он ожидал куда скорее.
– Пап… – Руй убрал кинжал и поднял обе ладони к небу. – Змей меня пожри, я… Мы…
– Хватит мямлить, Руй, – отец чуть наклонил голову вперёд. – Я не дурак и не безумец. Я всё понимаю. Это ведь не крокодилья кровь, да?
Эши заикался, хотя всё равно не знал, что сказать. Его собственный разум не мог осознать то, что случилось в той башне. Как он мог поведать всё кому-то другому, если слова не вязались? Ещё и собственному отцу.
– Просто скажите мне, чья это кровь, – сурово продолжал папа.
– Её зовут Майш, – с отвращением проговорил Руй. – Вряд ли ты её знаешь.
– Она альдеваррка? – уточнил отец так буднично, словно выяснял, что же плавало в его похлёбке.
– Как будто есть разница, – старший брат фыркнул. – Она из Зан-ар-Дума.
– Знатная?
– Много знатных в Зан-ар-Думе знаешь, пап?
Взгляд Эши бегал от отца к брату. Они стояли в пяти шагах друг от друга, оба сложив руки на груди, и вели спокойную беседу. Никто ни кричал и не вскидывал кулаки. Плечи их размеренно вздымались и опускались, хотя сам Эши уже задыхался от волнения.
– Ты понял мой вопрос, – молвил отец. – Будут её искать или нет?
– Не уверен, – Руй потряс головой. – Вряд ли законники особо будут чесаться.
Отец покивал и медленно прошёл к самой кромке воды. Его взгляд уходил поверх низкого топняка: туда, где над горизонтом уже показалось вытянутое созвездие Великого Змея.
– Где тело? – спросил он.
– Старая дозорная вышка на севере, – Руй встал рядом с отцом. – Всё в порядке, пап, она лет десять стоит пустой. Законники не скоро её займут, поверь.
– Ты ошибаешься, – голос отца потвердел, а пальцы сжались в кулаки. – Они непременно заглянут туда, когда над вышкой начнут виться стервятники, а шакалы принесут обглоданную руку куда-нибудь к дороге. На запах приползёт машарак, и тогда всё станет совсем плохо. Они найдут тело, начнут искать следы, чтобы показать, как сильно император желает блюсти порядок в Ашмазире… Вы ведь не додумались раздеть её, забрать кольца и другие украшения? Одного крошечного амулетика хватит, чтобы определить, кем была эта женщина, даже если плоти на костях не останется.
Эши сложил ладони в замок, чтобы унять дрожь, но та попросту перекинулась на ноги. Из горла вырвался стон, и он упал наземь. Боль пронзила копчик, но так стало даже лучше: она отвлекала от свежих ран на сердце.
Зачем, зачем он пошёл за Руем? Он не должен был этого видеть, не должен был стать частью его делишек с Майш. Были бы они только вдвоём, Эши бы не встрял в их поганые дела. Завтра наступил бы обычный день: Эши взялся бы за мотыгу и пошёл на свежие посевы… В нём не было бы места Майре Отторад и Хезо Брюху.
– Один последний вопрос, – отец развернулся и положил руки на пояс. – Кто из вас это сделал?
Руй скорчился и издал глубокий рык.
– Пап, какая разница? – раздражённо спросил он. – Мы оба уже помазались этой кровью.
Отец долго разглядывал Руя и запёкшуюся багровую корку на его лице. Он словно хотел заглянуть под кожу сына. Время тянулось, а Брейхи Бенезил так и стоял без движения, пока далёкий вскрик стервятника не вынудил его очнуться.
– Я всё понял, Руй, – проговорил он с грустью в сиплом голосе. – Эши, тебе пора отмыться и уснуть. Ложись и не думай ни о чём, пока не встанет солнце. Руй… Жди меня здесь.
Те тревожные мгновения среди тростника и папируса стали последним разом, когда Эши видел Руя.
– Он принял всю серьёзность нашего положения, – молвил отец следующим утром. – Руй ушёл, Эши. Ушёл, чтобы ничего не грозило ни мне, ни тебе, ни маме, ни Итаки. Это смелый поступок, достойный храброго солдата, каков он и есть.
– Он когда-нибудь вернётся? – Эши не мог понять, какой ответ предпочёл бы услышать.
– Нет, – в свете солнца стало заметно, что отец постарел лет на пять за ту ночь. – Я доложу старейшинам, что сам лично изгнал его из Ашмазиры несколько дней тому назад, а они передадут наместнику. Скажу, что поймал его за воровством и другого выбора не имел, ведь иначе его бы судили по всей строгости. Если Руя видели с этой Майш, то пусть думают, что они были любовниками и он забрал её с собой. Пусть думают, что хотят. Руй принял эту ношу за всех нас: за тебя, в первую очередь. Цени это. И больше никогда меня не подводи.
Эши не желал и думать о том, что вынудило Руя принять изгнание. Первые луны ему было больно, но то страдало его сердце. Разум же всякий раз напоминал, что брат был сам виноват в таком исходе. Не надо было связываться с Хезо. Не надо было тянуть Эши в эту пучину. Не надо было врать отцу о том, кем на самом деле была Майш.
***
Эши проснулся в поту, хотя солнце ещё не поднялось и стены из песчаника хранили ночную прохладу. Глаза долго привыкали к темноте, пока он слушал тихое сопение жены. Сайат спала на спине, руки сложив под грудью. Лёгкая ночная рубашка поднималась по мере того, супруга вдыхала: неспешно и глубоко.
Ветерок трепал белёсое полотно, которое отделяло их комнату от той, где храпел Техеш. Хотя Эши и возглавил семью, когда умер отец, он не решался забрать хозяйскую спальню под самой крышей. Пусть мама сохранит хоть что-то из тех времён, когда в этом доме было принято улыбаться.
Эши выскользнул из-под простыни и нащупал тунику. Он старался не шлёпать босыми ступнями по полу, чтобы не разбудить Техеша, пока пробирался через его закуток к следующему занавесу, за которым начиналась кухня.
Запах ужина ещё наполнял самое просторное помещение их дома. Сайат всё же приготовила то, что осталось от вчерашнего крокодила, так что аромат запечённого мяса меркнул на фоне тины, которой разило престарелое чудище. Что же, если не найти нового караванщика, которому придётся по душе папирус Бенезилов, эту затхлую тушу придётся есть ещё много вечеров.
Эши выбрался на улицу и подставил лицо ветру. Ещё свежие, ненаполненные дневным зноем порывы прочищали мысли и трепали кудри на макушке. Скоро огненная полоска на востоке соберётся в один диск, поползёт вверх. Лишь одно вытянутое облако виднелось на другой стороне неба, так что день выдастся жарким: таким, что впору прятаться под крышей до самого заката, а не корпеть над посевами.
За углом раздался скрип. Эши подпрыгнул и пожалел, что не прихватил ни ножа, ни копья. Чуть согнув колени, он задержал дыхание и крался туда, откуда вновь донёсся такой же протяжный звук. Лишь выглянув за угол, он понял, что издавало его старое плетёное кресло. Отец сделал его ещё лет восемь назад для своей единственной любви, и именно она покачивалась на потемневшем сидении.
– Мама? – изумился Эши, подойдя поближе. – Почему ты не спишь?
– Он не любит, когда я сплю подолгу, – промолвила мать.
Хатаи Бенезил всего за несколько лет стала лишь подобием себя, как след на песке был лишь подобием ноги, что его оставила. Ещё свежа была память о том, как мать своим упорством задавала пример всей плантации. Эши всегда изумлялся, как она успевала накормить всю семью, да ещё и наёмных земплепашцев, когда сама проводила целые дни среди папируса и льна.
А потом она начала меняться: некогда яркие глаза померкли, провалились в толщу морщин. Мама уже давно не расчёсывалась: с тех пор, как чернённый блеск её волос сменился безжизненной сединой.
Не без повода конечно – сложно было ожидать иного от женщины, дождавшейся сына с войны лишь для того, чтобы через несколько лет того изгнали. Той, кому пришлось отдать единственную дочь под опеку жестокого законника, который бил жену чаще, чем настоящих преступников. Той, что отправила мужа в последнее плавание по обиталищу Великого Змея и сама была готова прыгнуть на этот плот. И кто бы сохранил рассудок на её месте?
– Ты про кого, мам? – Эши присел на корточки рядом с ней.
– Брейхи мой, – горестная улыбка исказила осунувшееся лицо. – Он говорит, что я его отвлекаю от работы.
– Как-как?
– Там, где он сейчас, работы тоже хватает, – пальцы мамы теребили распустившиеся прутья на подлокотнике. – Только во сне мы с ним видимся, а он брюзжит, что из-за этого работать не успевает.
Эши хмыкнул. Если работать придётся и в царстве Великого Змея, он едва ли заметит, как уйдёт из одной жизни в другую. Но хотя бы там мама вновь возьмётся худой рукой с вереницей бледных пятен за сухую ладонь отца.
– Я же не виновата, что скучаю, – уголки маминых глаз заблестели. – Пусть он уже вернётся или меня заберёт. Будем работать вместе…
Теперь плакать хотелось и Эши. Видеть мать такой было больно, но ещё больнее было осознавать, что помочь он не мог. Не ей одной не хватало твёрдой хватки Брейхи Бенезила, его низкого голоса и поразительной способности свести любую проблему к обычной неурядице, которая к утру превращалась в очередную историю о былом.
– Руй, – вдруг выдала мама. Она вцепилась в подлокотники и подалась вперёд. – Руй, где он?
Эши мгновенно выпрямился и огляделся. Он рыскал глазами по ближайшим зарослям в поисках косм, нынче украшавших его брата, но видел лишь качавшийся на ветру папирус.
– Руя нет, мам, – тихо произнёс он. Тихо и неуверенно.
– Пусть бы и он вернулся, – мама вздохнула.
Эши покачал головой. Это желание он разделить не мог. Все четыре года он думал о том, какой была их встреча с Руем. Увидев его на той дороге – заросшего, грязного, оборванного – Эши понял, какую игру затеяла его память. Всё это время он вспоминал лишь лучшее, что связывало братьев: то, как они притворялись великими воителями, когда молотили палками сорняки; первую распитую бутылку раяхи – полупустую и выкраденную из отцовских запасов. Заглянув в глаза Руя накануне и вновь узрев ту искру безумия, Эши вспомнил, что чувствовал тем утром, когда узнал об изгнании брата. К его стыду, чувство то было облегчением.
Работа же шла с небывалой сложностью. От первых лучей солнца Эши покрылся крупными гроздьями пота, тут же начал жаловаться и Техеш. Плантатор не мог удержать серп и едва перерубал толстые стебли сорняков даже со второй попытки. Из ниоткуда появился жук: он гудящим снарядом протаранил его шею и оставил саднящий укус, разгоравшийся ещё сильнее, когда на него попадал пот.
Эши сидел в тени под дырявым навесом у стены дома и обливался набранной в озере водой, когда день стал ещё хуже. Началось всё с гула копыт и лязга бронзовых нагрудников, поверх которых раздался командирский выкрик.
– Хозяин! Хозяин, выходи!
Даже эти простые слова незваный гость выговаривал с трудом, будто его язык отвергал наречие берегов Ашамази. Эши отбросил опустевший мех, выругался и вышел навстречу законникам.
Альдеваррцев было трое. Старшим из них был немолодой всадник с пушистыми полосками серых бакенбард и перебитым в двум местах носом. Ещё двое солдат помладше скучали в паре шагов за его спиной. Они лениво свесили копья и о чём-то переговаривались на своём лающем языке, пока кони тянули жадные морды к соломе забора.
– Приветствую, – Эши изобразил неглубокий поклон.
– Угу, – законник качнул головой и поспешил поправить сползший полушлем из тусклой бронзы. – Как работа, как урожай?
– В порядке, – смиренно ответил Эши.
– Не похоже, – подметил альдеваррец. Остриём копья он ткнул в оставленную у дороги повозку. – Плохеет твой папирус.
– Ждёт покупателя, – всё жёстче говорил Эши.
– Лучше бы найтись побыстрее, – законник недобро улыбнулся. – Подходит время подати.
Отец в своё время настоял, чтобы его дети знали альдеваррский – один из немногих грехов Брайхи Бенезила. Эши хотел было проглотить ненадолго свою гордость и переспросить на наречии завоевателей, хоть и не сомневался, что понял всё правильно. В конце концов, слова «подать», «деньги» и «платить» были первыми, которые законники изучали в Ашмазире.
Так пусть хоть помучаются, давясь словами из местного языка.
– Прошу прощения, – без капли смирения сказал Эши. – Подать я уже заплатил, так что вы ошиблись.
– Да ну? – законник издал короткий хрип. – У меня другие сведения, мужчина. Подать нужна через три дня.
– Я заплатил!
– Кому платил, мне? Нет, записи говорят другое, – альдеваррец помедлил в ожидании реакции плантатора и даже чуть приподнял копьё. – Три дня. Или Его Светлость наместник забирает ещё половину твоего сада.
Законники вальяжно пустили лошадей обратно к дороге в город, но Эши ещё долго стоял у ворот плантации со стиснутыми кулаками. Ошибка ли привела их в его дом этим утром или обычная жадность, спорить было бесполезно. Если люди наместника заговорили о подати, будет проще спастись из пасти крокодила, чем от их загребущих бледных лап. Так говорил и отец, чьё слово весило куда больше.
– Эши, опять уходишь? – возмутилась Сайат, когда он забежал в дом за подходящими для похода в город сандалиями. – Обед…
– Змей их всех пожри, – прорычал Эши. – Прости, солнце моё. Это срочно.
***
– Больше не могу, – сухопарый торговец по имени Изиш развёл длинными руками. – Мне ещё придётся думать, куда сбыть столько папируса.
Эши угрюмо рассматривал стопку львов. Изиш выложил их с таким надменным взглядом, будто они были огранёнными изумрудами из короны империи, а не горсткой медных дисков толщиной с банановый лист. Сколько тут было? Двадцать – едва ли больше. Поганец в дорогом балахоне ещё и отбросил те стебли, что успели пожухнуть за день.
Нет, так Бенезилы не протянут до того момента, когда Бахру созреет для новой поездки к субихарам. А через три дня вернутся законники, и от звенящей мошны останутся пара медяков.
– Рад иметь с тобой дело, Эши! – воскликнул Изиш ему вслед.
Он тянул верблюда по шумным улицам за рынком. Окрестный гам раздражал : постоянные перепалки, мольбы попрошаек и заливистый смех детей сбивали Эши с мыслей. Он пытался найти управу на законников, однажды даже дошёл до приёма у наместника всей Ашмазиры. Его Светлость господин Алагор даже соизволил его выслушать, пусть и без конца зевал, подперев кулаком лощёную головушку. Выслушал и сказал, что сделать ничего нельзя, покуда записи говорят о том, что подать не уплачена. Тогда Бенезилы впервые лишились половины угодий.
Эши велел верблюду замереть, когда понял, что добрался до перекрестка двух дорог, достаточно широких, чтобы по ним легко разъезжали тяжёлые колесницы. Когда-то здесь был самый обычный квартал для работяг Ашмазира. После прихода империи их глинобитные домишки разворотили до самого основания, а на их месте сложили крепкие виллы для законников.
Плантатор стоял перед знакомым зданием, сложенным из крупных коричневатых камней. Валуны для нового квартала везли от самых гор. Не той части, что обжили субихары, а с далёкого севера. Как говорили странники-ашмазирцы, там пески пустынь отступали перед буйной зеленью джунглей и широким, извилистым телом Вильдейи – реки, что могла затмить самого Великого Змея.
Дом смотрел на Эши узкими прорезями окон. Между двумя этажами тянулся пояс из керамики, и каждая из вытянутых плиток изображала войско бравых копейщиков: то они неслись в атаку верхом на лошадях, то стойко держали оборону с выставленными щитами. Так хотели себя видеть завоеватели из Альдеварра.
Законники для Эши стали отрыжкой Великого Змея, проклятьем для всей Ашмазиры. Но один из них ещё мог помочь ему: не зря же Брейхи Бенезил отдал единственную дочь замуж за альдеваррца?
Верблюд, казалось, обрадовался, когда плантатор попросил его ждать у низкой каменистой ограды. Не желая ждать приглашения, Эши сам отворил деревянную калитку и прошагал по плоским плитам, которые устилали тропу к дому законника. Он уже приближался к приземистому крыльцу, когда его наконец встретили. Двое крепко сложенных альдеваррцов с деревянными палицами преградили ему путь, а из-за их спин пыталась выглянуть низкорослая ашмазирка в годах.
– Мне нужна госпожа Итаки, – спокойно сказал Эши.
Он выставил ладони перед собой в знак мирных намерений.
– Кто спрашивает? – выкрикнула старушка из-за стражников.
– Это Эши, – ответил плантатор, когда бойцы разошлись по сторонам и их взгляды встретились.
– А повод какой? – амшазирка с прищуром изучала гостя.
– Просто скажите ей, кто пришёл.
Старушка прекрасно знала, кем был Эши, ведь именно она всякий раз встречала его у порога сестринского дома. Вернее, дом-то принадлежал законнику. А вместе с ним – и сама Итаки, как было принято у альдеваррцев.
Благо, ждать долго не пришлось. Не успел Эши устать от хищных взглядов стражи, как старушка приковыляла обратно. За ней шагала Итаки – как всегда, безупречная. Прямые, как у матери волосы, собрались аккуратным пучком на затылке, а глаза она подвела дымчатыми полосами угля: всё, как любил Клавидар. Сестра поприветствовала гостя быстрым кивком, испуганно огляделась и поманила его вглубь небольшого сада.
Земли было совсем немного – куда меньше, чем вокруг жилища Бенезилов. Вместо папируса здесь росли причудливые шипастые лозы с красно-жёлтыми цветками да молодые побеги винограда. Итаки прошла по мощёной тропинке к задам сада, где высокий забор отсекал черту, за которой уже начинались владения соседа.
Оказавшись в увитой лозами беседке, Эши наконец смог обнять сестру. Та сначала вздрогнула и отстранилась, но всё же сомкнула руки на его спине.
Итаки сегодня надела лёгкое платье, сшитое напополам из лоскутов белой и синей ткани. Оно открывало взору и плечи, и руки: лишь над левым локтем сестры виднелись четыре застарелых синяка. Небольших, оставленных крепкими пальцами.
– Как дела? – вкрадчиво спросил Эши, не сводя глаз с отметин.
– П-порядок, – Итаки как бы невзначай обхватила руки, заодно прикрыв и синяки. – На удивление нормально.
– Это хорошо, – кивнул брат.
– Наверное, да, – сестра хмыкнула и горестно улыбнулась. – Знаешь, как бывает? Когда всё хорошо слишком долго – жди беды.
Скорбь наполняла Эши всякий раз, когда он видел глаза Итаки: потухшие, смиренные изумруды – совсем не такие, как в детстве. Отец не оставил ей выбора, когда принял настойчивые сватанья альдеваррского законника. Впрочем, Эши догадывался, что выбора не было и у самого Брейхи Бенезила.
– Слушай, – Итаки взяла брата за запястье двумя руками. – Я очень скучаю, но здесь нам лучше не видеться.
– А что, Клавидар отпустит тебя на плантацию? – с вызовом спросил Эши.
– Ты же знаешь, что нет, – сестра вздохнула. – Но он не любит, когда ты приходишь в его дом. Наше счастье, что он в ставке.
Эши не переставал вздыхать. Альдеваррский шурин никогда не скрывал своего отношения к семье супруги. Когда Эши впервые навестил сестру в новом доме, он дал им обменяться лишь парой фраз и настойчиво потребовал, чтобы все покинули его виллу. В иных же случаях, когда плантатор заставал хозяина, ворчливая ашмазирка и вовсе не позволяла ему пройти дальше калитки.
Потребовалось немало времени, чтобы Эши догадался, что дело не в нём, а в его брате. Уже породнившись с семьёй Бенезил, люди Клавидара ловили Руя за делами, которые иным – менее удачливым – ашмазирцам стоили отрубленных рук. Даже спустя четыре года изгнания он отбрасывал на семью свою тень. Пахучую, косматую тень.
– Как ни странно, Итаки, я надеялся застать Клавидара, – признался Эши, усевшись на скамейку из красного дерева. – Он мне нужен.
– Эши, что случилось? – Итаки упала рядом. – У вас проблемы?
– С его же племенем, – он кивнул. – Законники… Они опять пришли за податью. И тридцати дней не прошло, как я выплатил всё, а они требуют ещё. А я знаю, что ничего не должен!
Он так разошёлся, что на выкрики поспешил один из стражников. Итаки пришлось вскинуть ладонь и потрясти ей, чтобы его отогнать.
– Ты ведь знаешь, что ничего им не докажешь, если в их журнале написано, что ты им должен, – промолвила сестра. – Журналы – это святое для солдат.
– Журналы, – Эши фыркнул с такой силой, что едва не высморкался в её платье. – Нам что, выкрасть их поганые журналы и сжечь?
– Окстись, брат, – Итаки испуганно вытаращила глаза. – Сделаешь такое, и платить по новой будет весь город.
Так бы всё и сталось. Законники готовы были требовать новую подать, лишь только приснись им, что очередной плантатор чего-то не додал.
– Затем мне и нужен твой муж, чтобы всё решить.
– Он ничего не сможет сделать.
Эши сжал кулак:
– Не сможет или не захочет?
– Если бы захотел, всё равно бы не смог.
Эши тихо рассмеялся и вытер вспотевшее лицо.
– Он же альдеваррский десятник, – сказал он. – Пусть не поёт, будто не сможет приструнить своих законников.
– Податями занимается Его Светлость, – возразила Итаки.
– Его Светлость, – с отвращением процедил Эши. – Слишком сильное имечко для цепного пса императора.
– Так уж у них принято говорить о наместнике, – сестра пожала плечами и поднялась. – Прости, Эши. Я очень хочу помочь, но сделать ничего нельзя, сам знаешь.
– Я понимаю, – неубедительно ответил брат.
Раздалось шарканье, и из-за куста появилась ашмазирская служанка. Хмурая и недовольная – даже больше, чем обычно.
– Господин Эши, – вздохнув, сказала она. – Ваш верблюд гадит прямо перед нашей оградкой. Пожалуйста, уведите его подальше.
Эши фыркнул в лицо служанке, а на сестру даже не взглянул. Лишь вздохи последней провожали его вдоль тропы, что пронизывала небольшой сад при вилле Клавидара. Уже перед калиткой он услышал слабый оклик Итаки.
– Эши, – её голос надломился ещё сильнее прежнего. – Как… Как там мама?
– Ты знаешь, как она, Итаки, – Эши не оборачивался, так что она и не видела, как далеко закатились его глаза. – Нехорошо.
– Меня это печалит, – призналась сестра, всхлипывая за его спиной. – Правда, Эши.
– Что же, – буркнул он, отворяя калитку и шагая на широкую улицу. – Сделать ничего нельзя, сама знаешь.
Он брёл по дороге, окружённый струйками песка, которые разгонял ветер. Дуновения с севера смогли рассеять духоту, но Эши не желал подставлять им усталое, осунувшееся от работы лицо. Ему казалось, что ветер приносил едва уловимый запах, в котором едкая горечь крови смешалась с затхлым смрадом, который источает сама смерть.
Именно там, к северу от города и плантаций, торчала среди песчаных наносов блёклая осыпающаяся башня. В её стенах, сложенных из желтоватых камней, оборвалась та нить – и без того тоньше волоса – что скрепляла их семью.
Винить Майш из Зан-ар-Дума в том, что она оказалась убита в той башне, было сложно. Но ведь именно из-за неё на поверхность вырвалась вся дрянь, что скопилась в Руе. То, что случилось тёмной ночью четыре года назад, лишь послужило логичным тому завершением.
