Мариэтт Линдстин
Воскрешение секты
11
В ту ночь Софии снова снился Франц Освальд, но на этот раз он прикасался к ней нежно, как делал вначале. Массировал ей плечи и спину.
Она проснулась в состоянии легкого возбуждения – и дико устыдилась этого. Так и не простила себя за то, что ее тянуло к нему. Испытывала отвращение при мысли, как легко тогда дала себя окрутить. Но потом она подумала, что Освальд остался у нее в сознании, поскольку София так и не выяснила, как он стал таким. Существовала хроника его семьи, которую она разыскивала, когда работала в секте. Но теперь эта хроника у Освальда, так что София никогда не узнает правды.
С глубоким вздохом она поднялась с постели. Тут ей пришло в голову, что она уже три дня не видела Эльвиру. А в следующую секунду ей бросилась в глаза записка на коврике у двери. Маленькая скомканная бумажка, брошенная в щель для писем. Подняв ее, София тут же узнала неровный почерк Эльвиры. Казалось, сообщение написано в большой спешке.
«Прости, я должна подумать о детях».
Только это. Даже без подписи. Но София прекрасно знала, что означают эти слова. Подозрения возникли у нее еще тогда, когда она смотрела в спину Эльвире, удаляющейся в ночи.
София ощутила острую горечь и разочарование. Мысли унеслись к Симону – ей тут же захотелось с кем-нибудь поговорить об этом. Наверное, он работает на грядках… Может быть, стоит послать ему короткое сообщение, прежде чем выйти из дома.
В тот день ей приходилось делать над собой усилие, чтобы сосредоточиться на работе. От боли из-за предательства Эльвиры слезы жгли глаза. Еще ее мучила мысль, что теперь Освальд запустит когти в невинных детей, – и чувство оскорбленного достоинства от того, что он одержал победу.
* * *
Когда в тот вечер она вернулась домой, на ручке ее двери висел полиэтиленовый пакет. Заглянув в него, София поначалу даже не поняла, что в нем. Сдержав первый порыв засунуть туда руку, она вывалила содержимое на пол подъезда – и вскрикнула так, что эхо разнеслось по всей лестнице. Это была жаба. Расплющенная и мертвая. Используя пакет как перчатку, София подняла ее с пола, вышла из подъезда и выбросила в кусты, с трудом преодолевая отвращение. Наверное, над ней так подшутил кто-то из детей, живущих в этом квартале…
Она вошла в квартиру и тщательно вымыла руки. Затем села за компьютер и вошла в почту, чтобы посмотреть, нет ли ответа от Симона. В папке «Входящие» лежало письмо от неизвестного отправителя. Это было подтверждение заказа на 500 крон – за что-то, чего она не заказывала. Какие именно товары, указано не было; сказано лишь «товары для взрослых». София подумала, что это какой-то спам. Открыла следующее сообщение. Оно было от Симона. Он написал: «Это ты?» в ответ на письмо с ее адреса, состоявшее из длинного списка бранных слов и названий половых органов. Уже само то, что он подумал, будто она могла такое написать, воспринималось как оскорбление. Итак, кто-то взломал ее почту…
Открыв папку «Отправленные», София обнаружила, что ее худшие опасения подтвердились. Ее друзьям и знакомым ушло несколько нецензурных сообщений. Быстро зайдя в личный кабинет в своем банке, она увидела, что с ее счета списалось пятьсот крон – в уплату за эти самые «товары для взрослых», заказанные, судя по всему, у поставщика в Великобритании.
Понимая, что надо разобраться в ситуации немедленно, София занервничала – руки у нее дрожали, и она несколько раз набирала не тот номер, прежде чем дозвонилась в банк и попросила заблокировать ее счет. Потом разослала извинения всем, кто получил письма с ругательствами – включая своих родителей и начальницу в библиотеке. Она похолодела при мысли, что подумает ее начальница, Эдит Бергман, читая этот мерзкий текст. Затем создала новый почтовый ящик и новый пароль и разослала адрес всем своим контактам. Плюхнувшись на диван, почувствовала себя совершенно измотанной – казалось, она сейчас упадет в обморок.
Что-то тут не сходится. Если кто-то взял на себя труд взломать ее банковский счет, чтобы украсть деньги, то зачем бы ему ограничиваться пятьюстами кронами? Да еще жаба на двери… Тут что-то другое. А на всем свете у нее один-единственный враг…
Осознание того, что в ее жизни начался ад, достигло глубин души и заставило ее похолодеть. София устремила взгляд в окно – ей показалось, что там маячит какой-то силуэт. Она жила на первом этаже – весьма удобно в доме без лифта, – но теперь поняла, что с улицы за ней может наблюдать кто угодно.
София подошла к окну, но там никого не было. Она попыталась понять, что же произошло. Почему они решили добраться до нее теперь, спустя полгода? Они выкупили Эльвиру, что еще им нужно? Впрочем, в удаленном блоге она была означена как главный ответственный за него…
Сообщения с электронной почты оставили горькое послевкусие. Эти люди писали их с единственной целью – вызвать отвращение. Тот, кто это сделал, не умен; скорее даже настолько туп, что совершенно не разбирается в средствах воздействия. Перед мысленным взором Софии встали Бенни и Стен, охранники из «Виа Терра».
Едва удалось успокоить пульс, как ее заставил вздрогнуть резкий звонок в дверь. Посмотрев в глазок, София увидела соседку – женщину лет за восемьдесят, которая обычно любезно улыбалась, когда они сталкивались в подъезде. На ее двери висела табличка «Альма Петерссон». Впрочем, сейчас она не выглядела любезной. Скорее сердитой.
София открыла дверь.
– Дурацкая шутка, – заявила Альма, держа перед носом Софии коробку.
– Простите, я не понимаю…
– Не притворяйся дурочкой!
София заглянула в коробку и увидела большой, реалистично выполненный вибратор, уложенный на подстилку из шелковой бумаги. Соседка достала из коробки открытку и протянула ее Софии.
«От Софии из квартиры № 1, чтобы не скучать по вечерам».
В животе все перевернулось, во рту появился привкус желчи – как прелюдия к внезапному приступу рвоты.
– Боже мой! Это недоразумение… Кто-то взломал мой банковский счет…
Но пожилая соседка, похоже, не очень понимала, что такое «взломать банковский счет». Она с грохотом поставила коробку у ног Софии, развернулась и похромала обратно в свою квартиру. София покраснела до ушей. Она едва успела подбежать и вставить ногу в дверь, не давая ей закрыться – мысль о том, что пожилая дама будет такое о ней думать, показалась ей невыносимой. У нее потекли слезы, она чувствовала себя глупо и униженно. Всхлипывая, объяснила Альме, что ее преследует секта, что сама она никогда никому не послала бы такие гнусные вещи. Несколько раз попросила прощения.
Все закончилось тем, что Альма пригласила ее к себе выпить кофе, с большим вниманием выслушала ее рассказ и пообещала посматривать, не появятся ли в их квартале подозрительные типы. Пока они сидели и пили кофе в уютной кухоньке, у Софии отлегло от сердца.
Однако, когда она пришла в свою квартиру, страх вернулся. Небо за окнами утратило яркость, комната погрузилась в мрачный полумрак. Стояла такая тишина, что звук работающего холодильника создавал впечатление, будто через квартиру проходит скоростная трасса. София позвонила Беньямину, который так разозлился, что обругал Освальда последними словами и пообещал немедленно сесть в машину и приехать к ней. Однако София заверила его, что вполне продержится до пятницы, когда он приедет к ней, как обычно.
«Надо просто обратить все это в позитив, – подумала она. – Я подружилась с соседкой и завела новый адрес электронной почты, так что не буду получать спам. Меня им не сломить».
Однако квартира все равно казалась какой-то пустой и зловеще тихой.
София попыталась дозвониться Вильме, которая получила работу в модном журнале в Стокгольме, однако попала на автоответчик. Впервые с тех пор, как ушла из секты, она почувствовала себя одиноко. Постоянное пребывание с другими людьми в «Виа Терра» происходило по принуждению, так что обычно София наслаждалась возможностью побыть наедине с собой. Но теперь одиночество заставило ее задуматься, не съехаться ли ей с Беньямином. Хотя пока она все же не готова примириться с его спонтанностью. София представила себе, каково это будет – его одежда, валяющаяся по всему полу, дверцы шкафов нараспашку, храп, аккомпанирующий ее снам по ночам…
Тогда она решила написать Симону, выплеснуть свой страх, облегчить душу. Описала, как ее стали травить, и предложила созвониться на следующий день. Потом заметила, что уже перевалило за полночь, надела пижаму и почистила зубы, глядя в свои собственные перепуганные глаза в зеркале над раковиной. Только тут София почувствовала, насколько устала. Подошла к входной двери, еще раз убедилась, что все заперто, и погасила весь свет, кроме настольной лампы в гостиной.
Только когда она забралась под одеяло, до нее наконец дошел смысл произошедшего. Все произошло так быстро… Самый обычный рабочий день. Жизнь казалась совершенно нормальной до того момента, когда София увидела на ручке двери пакет. «Это просто безумие, – подумала она. – Кем надо быть, чтобы послать искусственный пенис восьмидесятилетней женщине? Что это за люди, с которыми я имею дело?» Леденящий холод распространился по телу, пробежал по каждому нерву. Хуже всего было понимание того, что такие люди не остановятся ни перед чем. Перед глазами опять возник ящик с пенисом… Проклятие! Он так и остался стоять у ее двери. А что, если кто-то другой из соседей увидит это? Поспешно накинув на себя халат, София вышла за дверь, взяла ящик и отнесла к мусорному контейнеру за домом. На улице было зверски холодно. Хотя зима еще не закончилась, где-то вдалеке погромыхивала гроза. По затылку побежали мурашки. София резко обернулась – никого.
Открыв контейнер, она сразу же увидела пакет с мусором, который выкинула утром по пути на работу. По пакету шел большой разрез, напоминавший кесарево сечение. Кто-то рылся в ее мусоре. Из разреза торчали остатки вчерашней вермишели вместе с пустой упаковкой от тампонов. Внезапная тошнота подкатила к горлу, заставив ее согнуться пополам. Зрелище было столь отвратительное, что Софии пришлось опереться рукой о контейнер, и ее вырвало.
12
Анна-Мария с первого взгляда невзлюбила парня, выступавшего в роли посредника: за то, как он смотрел на нее – словно на неодушевленный предмет, – за то, что заставлял ее ждать на лестнице и никогда не приглашал в квартиру, за высокомерную манеру кивать свысока. Ведь она – правая рука Освальда, а этот парень обращается с ней как с посыльным…
Его поведение снова раздуло огонь ревности, который не угасал ни на минуту. Она начала ломать голову, не наговорил ли Франц о ней каких-нибудь гадостей. И вообще, почему этот придурок не представился? Ведь у него должно быть имя, черт подери! Так ведь нет же, стоит на лестнице в тапках и драных джинсах и зевает… Вид у него такой, словно он только что вылез из постели: взлохмаченные волосы, пустой взгляд… Злость по поводу того, что Франц выбрал этого лузера в качестве своего посредника, подтачивала Анну-Марию изнутри.
И еще ее бесили конверты, которые передавал ему Освальд. Имени адресата нет, только адрес квартиры. Однажды Анна-Мария зашла по пути с конвертом в свою квартиру и подержала его под сильной лампой, но все же не смогла разобрать буквы. Только узнала почерк Франца на вложенных листах.
Сейчас она сидела на балконе и размышляла, как сделать так, чтобы Франц отказался от услуг этого парня. Время от времени в голове возникала одна и та же мысль: «Что со мной такое? Какой смысл влюбляться, если это причиняет такую боль?»
Последние тусклые лучи солнца скрылись за горизонтом. В воздухе запахло дождем. Анна-Мария сделала глубокий вдох, наслаждаясь свежестью, – но тут ее снова поглотили размышления. Погрузившись в нервное перемалывание одного и того же, она потеряла счет времени.
Слишком поздно она осознала, что ей давно уже надо находиться на пути к Скугоме. Поездка была окутана туманом страха. Анна-Мария понимала, что Освальд будет вне себя из-за ее опоздания. Она внушала себе, что со временем все станет легче. Когда его выпустят из тюрьмы. Тюрьма кого угодно загонит в стресс. Анна-Мария начала фантазировать о будущем, представляя себя под руку с ним на приемах и вечеринках в свете прожекторов… Свадебные фотографии в дамских журналах, как они нежно соприкасаются носами…
Однако эти фантазии не могли смягчить страх, так что Анна-Мария попыталась придумать убедительную ложь, оправдывающую ее опоздание. Как-никак на неделе произошли кое-какие действия в «Гугле» по поводу Софии Бауман. Ничего конкретного, но все же…
Запыхавшись, она влетела на пропускной пункт. На этот раз там дежурил охранник, молодой и немного рассеянный, и Анна-Мария испытала облегчение – ей все чаще казалось, что проницательные глаза Маклин видят ее насквозь. Охранник поднял руку, заканчивая телефонный разговор.
– Франц Освальд покинул комнату для свиданий, – сказал он ей. – Прождав четверть часа, он попросил разрешения вернуться к учебе.
– Проклятие… Мне очень надо поговорить с ним сегодня.
– Мы можем спросить, но не можем его заставить.
– Понимаю. Скажите ему, что мне пришлось улаживать кое-что, связанное с его делом, – солгала она. – У меня есть информация, которая его заинтересует.
Охранник тяжело вздохнул.
– Хорошо, но будет лучше, если в следующий раз ты придешь вовремя. Время свиданий почти закончилось.
Он повернулся к телефону и снова позвонил.
– Он придет через некоторое время.
Освальд заставил ее ждать пятнадцать минут. Когда охранник проводил ее в комнату свиданий, Франц уже сидел там со злым блеском в глазах.
– Чего ты хочешь?
– Прости, что тебе пришлось ждать, но на моем «Гугл-алерте» возникла София Бауман. Я подумала, что лучше прочитать все это, прежде чем приеду сюда.
– Так-так… Что-то конкретное?
– Нет, пока не очень. Только посты в «Фейсбуке» и все такое… Она пишет об Эльвире. Типа, как ужасно, что она вернулась в «Виа Терра».
– Она упомянула мое имя?
– Что, прости?
– Ты слышала, что я сказал? Она упоминала меня? Мое имя. Франц-гребаный-Освальд.
– То есть… я точно не помню. Кажется, да. То есть не совсем напрямую, но намекает…
– Заткнись.
– Что-что?
– Хватит трепать языком. Думаешь, я не вижу, что ты лжешь мне прямо в лицо?
Франц провел пальцами по волосам неосознанным, так хорошо знакомым ей жестом. Но только теперь Анна-Мария впервые осознала, что это движение обычно является вступлением к припадку ярости. На щеках у него надулись желваки. Глаза потемнели, проявилась морщинка между бровей.
– Ты ни черта не контролируешь происходящее. Сколько там я плачу тебе в час? Чтобы ты тут сидела и врала мне? Полный бред, черт подери…
Голос его звучал неприятно и резко. Когда на него находит такое настроение, он передергивает все, что бы она ни сказала, и все обращает против нее. Лучше промолчать, пока он не успокоится.
– Я хочу знать всё. Всё. Поняла? Каждый комментарий. Каждую идиотскую фотографию, которую она выкладывает. Каждый дурацкий смайлик в ее тупых постах. Всё до последней точки.
На мгновение в голове у Анны-Марии наступила полная тишина. Двигающиеся губы Освальда превратились в беззвучное отверстие. Казалось, кто-то крепко сдавил ей грудную клетку. Она услышала собственное дыхание через нос, услышала биение пульса, мягкое и стабильное. Давление на грудную клетку отпустило, осталось лишь легкое головокружение. Каллини прислонилась к стене, потому что ноги стали как ватные. Помещение вокруг угадывалось слабо; голос Освальда словно отдаленное жужжание. Анну-Марию вдруг охватило ужасное чувство ясности и страха. Все это время она подозревала это, но мысль так и не оформилась до конца. Только теперь она увидела отношение Освальда к Софии Бауман в новом свете. Речь тут не о мести и не о пиаре. И даже не о добром имени «Виа Терра». Это глубоко личное. Болезненная одержимость, на которую ничто не может повлиять, а уж тем более остановить.
– Ты слышала, что я сказал? – крикнул Франц.
– Да, всё до последнего слова. Я все поняла. Ты получишь всю информацию, обещаю.
– Хорошо. Я устал от твоей лжи и некомпетентности. А сейчас я покажу тебе, что мне приходится выносить, в то время как ты плевать хотела на то, каково мне здесь.
Анна-Мария хотела что-то возразить, но Освальд жестом остановил ее. Засунул руку в карман брюк и достал нечто, завернутое в туалетную бумагу. Положив сверток на ладонь, развернул бумагу. Анна-Мария попятилась, снова ощутив приступ головокружения – на долю секунды ей показалось, что перед ней отрезанный палец. Она попыталась разглядеть детали в предмете, оказавшемся у нее перед глазами. Кровавая жила с белыми точками.
– Что это?
– Колбаска с кровью. Меня заставляют это есть, пока ты рушишь мою жизнь и тратишь мои деньги… Возьми ее с собой домой и съешь. Может быть, тогда ты почувствуешь, насколько все серьезно.
Анна-Мария с усилием сглотнула, ощущая себя совершенно раздавленной.
13
Несмотря на обещание, данное Софии, Симон не ходил в «Виа Терра» каждую неделю. Ему не нравилось красться под покровом ночи, словно вор или шпион. В такие минуты он чувствовал себя нелепо и глупо. Однако совершал свои ежедневные прогулки и посматривал на фасад усадьбы, проходя мимо по дороге.
В пансионате работы было невпроворот. Они обзавелись тремя теплицами, к тому же он готовился к высадке в открытый грунт. Знаменитый журнал для гурманов заинтересовался экологической едой в пансионате и написал о них статью. «Экологическое земледелие в своем лучшем виде», – так звучал заголовок, а прямо под ним – фотография Симона, опирающегося на лопату. Он вовсе не мечтал о признании и славе за то, чем занимается. Зато статья заставила его испытать почти опьяняющее злорадство по отношению к Освальду. «Вот тебе, задавака чертов, – подумал он. – А ты еще говорил, что всем плевать на мои посадки».
Инга Херманссон так обрадовалась статье, что немедленно предложила повысить Симону зарплату, однако он отверг это предложение.
– На самом деле я хочу другого – чтобы мы приняли этим летом участие в конкурсе «Экогруппы», – сказал он. – И чтобы я получил часть денег, если мы победим.
«Экогруппа» – так называлась общественная организация, каждый год проводившая конкурс на лучшее экологическое хозяйство страны. Симон читал об этом в интернете. Приз представлял собой солидную сумму. На самом деле он и понятия не имел, что будет делать с деньгами, но понимал, что их победа весьма разозлила бы Освальда. Тот всегда заявлял своим сотрудникам, что они имеют весьма низкую ценность «в большом мире» и что на самом деле только он, Освальд, умеет обращаться со СМИ и финансовыми воротилами. Кроме того, он не раз повторял, что, покинув «Виа Терра», они останутся без работы. Разве что, если очень повезет, будут переворачивать гамбургеры в «Макдоналдсе». Теперь Симона забавляло, что они никак не могут найти ему замену в «Виа Терра».
От такого предложения Инга Херманссон воспламенилась.
– Но давай договоримся, Симон: если мы победим, деньги ты оставишь себе.
– Ну, в таком случае половину. Но сейчас, раз уж мы об этом заговорили, мне нужно вспахать побольше пространства на полях. В этом году я хочу начать заниматься органическим земледелием. А еще я хотел предложить поставить в огороде у грядок с приправами несколько скамеек, чтобы наши постояльцы могли там посидеть. Летом там так чудесно пахнет… Можем давать им с собой наши приправы – мы используем далеко не всё, что выращиваем.
Похоже, Инга Херманссон была потрясена тем, что Симон за один раз сказал так много слов.
– Как мне повезло, что я нашла тебя!
Позднее в тот день позвонила мать Симона, прочитавшая статью о нем. Поначалу он даже не узнал ее голос, поскольку ни разу не разговаривал с ней с тех пор, как уехал из дома. Только посылал пару раз рождественские открыточки – с санями и оленями, без религиозной символики. Голос матери звучал мягко и задушевно, не так резко, как обычно.
– Симон, я хотела поздравить тебя по случаю статьи.
– Спасибо. Что-нибудь еще?
– Я хотела бы, чтобы ты приехал домой, навестил нас…
– Вы по-прежнему члены «Пути Божьего»?
– Конечно же, дорогой Симон. Ведь нельзя отказаться от Бога. Он – сама жизнь и вечность.
– Тогда мне все ясно. Спасибо, что позвонила. А сейчас я должен идти работать.
– Обещаю не уговаривать тебя, когда ты приедешь.
– Вы по-прежнему молитесь за столом?
– Ты ведь прекрасно понимаешь, Симон, что мы должны это делать. Ты не можешь принять нас такими, какие мы есть?
– Нет. После того, что случилось с Даниэлем, не могу.
– Симон, Даниэль на небесах. Несмотря на то что он натворил, я думаю, что Бог принял его в свои объятия.
Симон сбросил звонок. Ему стало тяжело дышать. Подумать только – она до сих пор способна вывести его из равновесия… В голове снова завертелись воспоминания о том страшном вечере, когда из его младшего брата Даниэля собирались изгнать дьявола. Вся его вина заключалась в том, что он влюбился в другого парня. Воспоминания о душераздирающих криках из хлева, когда пастор и так называемые члены совета старейшин хлестали его, призывая Бога и требуя от дьявола покинуть его тело… Горе в глазах Даниэля, когда он на следующий день уехал с хутора…
Через пару часов брат позвонил на мобильный телефон; в его голосе слышались слезы. Он попросил Симона не судить его строго. Тот неверно понял его слова, и каждый раз, когда думал об этом ужасном недоразумении, ему хотелось разбить себе лоб в кровь. Симон ответил Даниэлю, что желает ему всего самого лучшего, что есть на свете. Странные слова, обращенные к человеку, который теперь, по словам его матери, обитает на небесах…
Но где-то в глубине души Симон все же чувствовал, что добром это не кончится. И, когда к ним на двор въехала полицейская машина, он закричал во весь голос – так, что, казалось, барабанные перепонки вот-вот лопнут. Один из полицейских вошел, взял его за плечо и усадил на деревянный диванчик в кухне. И держал его, как в тисках, пока Симон пытался вырваться и накинуться на родителей. Он кричал, пока не охрип, пока крик не превратился в звериный вой.
Все говорили ему, что время лечит все раны. Но эта рана так и не зажила. Симон в точности знал, где именно Даниэль встал на рельсы. В детстве они вместе ходили туда потихоньку от родителей. Сидели на склоне, наслаждались ветерком от проносившихся поездов и считали вагоны товарняков. Но Симон туда никогда больше не ходил. И не пойдет. Ни туда, ни на свой хутор он не вернется. Никогда, ни за что…
Симона по-прежнему занимали эти мрачные мысли, когда он прочел сообщение от Софии. Он догадывался, что не она ему все это послала, однако написал ответ. Тут же пожалел об этом и выругался оттого, что письмо нельзя вернуть. Когда позднее в тот вечер пришло ее сообщение с объяснениями того, что произошло, когда он понял, чему подверглась София, то так разозлился, что с трудом сдержался, чтобы не врезать кулаком по экрану компьютера.
И сразу же понял, что пора нанести новый визит в «Виа Терра».
* * *
Хотя март только начался, в воздухе уже запахло весной. Это никак не объяснялось солнцем или температурой: погода стояла пасмурная, на земле и ветках деревьев по-прежнему лежал иней… Нет, что-то ощущалось в самом воздухе – теплая сырость, намекавшая, что суровый холод начал отступать. Снег укрыл вересковую пустошь белым одеялом. Замерзшие ветки хрустели под грубыми ботинками Симона.
Он подошел к склону, где скалы обрывались вниз, к морю, вскарабкался на Дьяволову скалу и встал на самом краю. Под ним неподвижно лежало море – на один оттенок темнее неба, повисшего над горизонтом дымовой завесой.
Симон вспомнил тех, кого Освальд заставлял спрыгнуть со скалы. Такое наказание за провинность он придумал для сотрудников. Им приходилось прыгать в ледяную воду, несмотря на высокие волны и сильный ветер. К счастью, самому Симону такого делать не доводилось, хотя пару раз он едва избег этой участи.
Симон сел на край утеса, свесив ноги, и стал слушать дыхание воды, ее всплески и вздохи. В небе тревожно зависли несколько чаек. Дикие утки отдыхали на камнях, спрятав клювы под крылья. Баклан неподвижно стоял на скале, раскинув крылья, словно самолет. Вокруг царила тишина – только где-то в глубине острова лаяла собака.
Симон подумывал о том, чтобы слезть вниз к воде и поискать мидий, однако понимал, что на самом деле просто пытается оттянуть визит в усадьбу. А ему надо иметь сведения, отвечая на письмо Софии…
Симон успел проскользнуть в калитку как раз вовремя – начинался общий сбор. Встав за дубом, он втянул живот, пытаясь слиться с окружающими деревьями.
Сборище во дворе усадьбы стало многочисленнее с тех пор, как он побывал здесь в последний раз. Униформа сидела на них лучше, сами сотрудники стояли прямее, да и шеренги выглядели ровнее. Симон обратил внимание на пару новых лиц, которых не видел раньше, – тощего парня с длинными волосами, стоявшего позади Бенни и Стена, и девушку, на которую еще не успели надеть униформу. Ее красный анорак выделялся как приманка для глаз – единственное яркое пятно на фоне серого ландшафта. Симон задался вопросом, как столь печально известной секте, как «Виа Терра», удается привлекать новых членов. Впрочем, некоторыми, наверное, движет любопытство. Кого-то привлекает харизма Освальда. Всегда найдутся девушки, слепо влюбленные в него – они соглашаются на работу в надежде, что он обратит на них внимание.
Симон обвел взглядом территорию. Обнаружил, что большой сарай, где он когда-то хранил свой инвентарь, переделан под жилой дом. Его покрасили, в нем появилось больше окон и новая крыша. Вокруг дома стояла изгородь, а перед входом возвышалось некое подобие детской площадки.
И тут он увидел Эльвиру. Она стояла перед домом в бесформенном черном пальто, наблюдая за собранием. Волосы разбросаны по плечам, падают на пальто, делая ее похожей на черный треугольник с золотыми краями, выделяющийся на фоне стены дома. На мгновение Симон глубоко прочувствовал, что она испытывает. Это было сродни телепатии: тяжесть, сдавившая грудь, ком в горле и ужас из-за высокой стены и изгороди из колючей проволоки. Все, кто там работал, испытывали это чувство. И теперь Симон почувствовал, как все это воспринимает Эльвира. «Я не вижу и не слышу, но точно знаю, что она плачет», – подумал он.
Выйдя задом в калитку, Симон осторожно запер ее за собой и повернулся; все его мысли были по-прежнему заняты Эльвирой. Он сделал неосторожный шаг, споткнулся о березу, которую сам же и положил там, и с глухим звуком упал на землю. Ему удалось подставить руки, однако он все же ударился головой о мерзлую землю.
В первую секунду все было тихо.
Потом завыла сирена.