Мария Зайцева
Соблазн Черного
Глава 5
Вечер встречи
Вот вроде рано мне испытывать какое-либо чувство ностальгии, этакой тоскливой слезы по русским березкам…
Да и не делала так никогда, наоборот, всегда мне нравилось в Германии. И Мюнхен… Это вообще город-праздник для меня! Море впечатлений, веселая тусовка таких же, как я, вольных художников.
После окончания школы я училась в колледже искусств по направлению живописи, где и познакомилась со своими друзьями. Ох, как было весело!
Мы развлекались, лазили по городу в поисках подходящих площадок, даже команду райтеров сколотили.
Правда, особого места в тусовке не заимели, но все впереди!
Может, я буду вторым Бэнкси, кто знает?
Короче говоря, некогда мне, на самом деле, было тосковать по родине. И это хорошо. Очень хорошо. Тоска – разрушает. Нехер.
И потому мое состояние, когда я подошла к школе, в которой с первого по восьмой класс проучилась, было для меня странноватым. Мягко говоря.
Нервным каким-то.
Пока шла, примечала старые места, до боли знакомые. Каменную теплицу, где мы в начальных классах на уроках труда перебирали семена цветов для того, чтоб их к высадке на школьном участке подготовить.
Березу, возле которой постоянно фотографировались на общую фотку класса.
Лестницу, наружную, железную, ведущую на второй этаж к всегда закрытой двери. Что там, за той дверью, мы не знали, но догадки строили разные: от тайного кабинета директора до склада.
Мы на этой лестнице тоже играли, воображая что во дворце, и каждые десять ступенек – новая комната.
А вот в том углу, под спортивной лазилкой…
Я торопливо отвернулась, прикусив губу.
И тут же наругав себя за потерю контроля.
Во-первых, губы у меня сиреневой помадой были накрашены. И, вполне возможно, что и зубы теперь тоже. Хотя помада стойкая, но… Мало ли…
Во-вторых, нечего… Неважно это уже все.
К крыльцу подходили люди.
Много взрослых, кое-кто на солидных машинах. Они оставляли своих коней за пределами школьного двора, на парковке, и шли пешком.
И выражения лиц у них были… Ну, на мое похожие. Тоже с ностальгией и прикушенными губами.
Какие мы все-таки одинаковые!
Я улыбнулась и толкнула тяжелую дверь с отполированной тысячами детских ладоней и многими годами ручкой.
И уже в вестибюле, вдохнув полной грудью неповторимый школьный воздух, сейчас разбавленный всеми возможными запахами, от парфюма до перегара, остановилась в растерянности.
Народу было полно.
Они толпились, собирались в кучки, болтали, смеялись, разглядывали друг друга.
Прямо в середине вестибюля стоял столик с десятиклассником, записывающим всех подошедших, год окончания школы, литеру класса, а потом распределяющим по кабинетам.
Я подошла, дисциплинированно записалась.
Получила удивленное разглядывание, улыбнулась.
Хотя уже не особо ловко себя чувствовала.
На меня пялились. Причем, не сказать, что дружелюбно.
И в это мгновение маленькая девочка Леночка, застенчивая тихоня, очень сильно хотела спрятаться, а, возможно, и убежать.
Но независимый райтер, без пяти минут студент Берлинского художественного университета, Элен – только выпрямилась и небрежно повела плечами, стягивая пальто.
Пусть пялятся. Мне стыдиться нечего.
Я сегодня была во всем черном, что очень неплохо контрастировало со светлыми волосами.
Пирсинг в носу тоже сменила на черное кольцо, добавила черные здоровенные серьги в уши. Узкие, рваные на коленях джинсы, грубые ботинки, тонкий трикотаж футболки с вырезом. Яркий мейк в легком намеке на гранж. Ничего особенного.
Но в глаза бросалась.
Ну так того и хотела!
После вчерашнего демарша моих родных, решивших, что Лена – все та же наивная дурочка, ребенок, я, конечно, повела себя по-детски. Полностью подтвердив их выводы по мне.
Но определенным уровнем взросления всегда считалось умение прислушиваться к себе и своему мнению, а не идти на поводу у окружающих.
А потому я сделала так, как захотела сама.
То есть, отрубила телефон вчера вечером и ушла спать.
А утром первым делом купила себе новый.
С новой симкой. Правда, Витя все равно был в курсе моих перемещений, скотина Толик даже не скрываясь, ходил за мной хвостом.
Но мой сегодняшний вечерний выход проморгал.
Потому что я – не только дочь криминального авторитета, но и племянница опера. Умею незаметно рубить хвосты.
По крайней мере, я на это очень надеялась…
– Лена? Это ты что ли?
Мужской голос, довольно приятный, прозвучал практически над ухом.
Я развернулась, разглядывая … Ну да, Павлов. Не изменился. Вернее, конечно изменился. Заматерел. Стал такой… Кобелистый. Он и в восьмом от девчонок отбивался, а сейчас… Да, наверно, не отбивается уже. Просто трахает и выбрасывает. По крайней мере, взгляд у него был очень даже недвусмысленный. Говорящий взгляд. Не двадцатилетнего пацана. А вполне уже сложившегося молодого мужчины.
– Привет, Вова.
Вообще, Павлова звали Виктор, но почему-то все звали Вовой, с первого класса.
– Привет! Тебя не узнать! Очень хорошо выглядишь!
И взгляд, медленный, нахальный, по моей груди… Ну да.
Все тот же Павлов.
Правда, он ко мне не подходил в восьмом, но, говорят…
Ладно.
– Ты в городе давно?
– Нет, только приехала…
Мы пошли к классу, болтая так, словно в школе прям дружили, общались. Мне было странновато, но прикольно.
Павлов производил впечатление слегка пресыщенного мажора. Не любила таких никогда, но, сейчас он, наверно, единственный, кто на меня не пялился, как на диковинку, разинув рот.
Ну, еще Марина так не смотрела.
Но просто потому, что видела меня до этого, первый шок прошел.
А вот остальные бывшие одноклассники…
Я старалась не замечать, улыбалась, отвечала на какие-то вопросы про Мюнхен, про то, где училась и чем занималась. Не вышла ли замуж, не родила ли…
Вроде вопросы нейтральные, а с подколкой… Вроде взгляды дружелюбные, а с завистью.
Слишком я отличалась от моих одноклассников и одноклассниц.
Выделялась.
Половина девчонок уже успели выти замуж, парочка – развестись, еще двое пришли с огромными животами, выставляя их перед собой, как самое главное достижение в своей жизни. Именно они участливо интересовались у меня, не вышла ли я замуж? А чего так? Не берут?
А мне, отвечающей вежливо и кратко, все время хотелось сорваться и заорать: «Да вы чего, вашу мать??? Двадцать лет! Двадцать, сука, лет!!! Какое замуж? Какое дети?».
Нет, я никогда ничего не имела против молодых мамочек, ранних браков. Да о чем говорить, если моя подружка в Мюнхене, очень крутой, кстати, райтер, Лиз, была мамой клевой двухлетней девчонки Моны?
Каждый выбирает для себя.
Просто я как-то отвыкла в Европе от этого стереотипа, которого даже в столице моей родины теперь нет. То, что женщина может быть реализована только в муже и детях.
Мне казалось, это осталось в далеком прошлом. В представлениях моей мамы, например. Ну и бабок на лавочках.
А нет.
Вот оно. Во всей красе.
Неприятно и глупо. Приперлась, Лена. Словила кайф…
Парни, бывшие одноклассники, вдоволь пооблизывав меня говорящими взглядами, вскоре угомонились. Болтали друг с другом, меряясь… Да хрен его знает, чем. Они, кстати, остались большими детьми, чем рано обабившиеся одноклассницы. Обсуждали учебу, игры какие-то компьютерные. Вообще, у меня создалось впечатление, что они все регулярно общаются, знают все друг о друге.
И только я для них – неожиданная черная лошадка.
Да еще Павлов, пожалуй.
Он, кстати, все это время не избегал компании, хотя ощущалось, что Вова немного другого уровня.
Был дорого одет, показательно вертел на пальце ключи от мерса, щедро оплатил стол с выпивкой и закуской, накрытый прямо в классе.
Меня от этого немного передернуло, все же это школа. Было странно, почему нельзя пойти в кафе? Пригласить учителей? И пойти. Там же удобнее, чем в классе стоя жрать бутеры со шпротами?
Но вопросов я задавать не стала и предложений никаких не внесла.
Ну его нафиг. И так уже смотрят странно. Порасспрашивали сначала, накинулись, а теперь начали сторониться.
Все так знакомо, Лена.
На кой черт ты приперлась сюда?
Зазвонил телефон.
Руп.
С утра скинула ему свой новый номер. Зачем-то.
Я обрадовалась возможности выйти в рекреацию, приняла вызов, подошла к окну, задумчиво разглядывая знакомый пейзаж. Сколько раз я вот так вот стояла тут? Смотрела на голые черные ветки тополей? На снег грязный, уже мартовский.
Я увлекалась, смотрела, а потом подходил Веник и…
– Эй, Эль? Ты слышишь меня?
Голос Рупа прорвался через мои воспоминания, возвращая обратно.
Эль Роуз меня звали друзья. На английский манер. И он. Руп.
– Да, конечно…
– Как ты? Совсем ты меня забросила. Не пишешь, лайки не ставишь в инсте… А мне все так сочувствуют… Девушка в дикую Россию поехала… Ее там съедят медведи!
– Ага, и заиграют балалайки, – по-русски добавила я, поморщившись. Все же Руп был таким стереотипщиком, что иногда не по себе становилось.
Мне с ним все чаще становилось не по себе. Это, кстати, тоже было одной из причин, почему я рванула сюда после досрочного завершения учебы в колледже.
Руп что-то говорил, как всегда, про себя, про свои эмоции и чувства, на заднем плане у него звучали музыкальные биты и смеялись люди. Тусовка.
Высший свет богатых мальчиков и девочек. Они не связывали Эль Роуз с теми троу-апами, что часто можно увидеть на стенах бедных кварталов Мюнхена. Да они, собственно, там и не ходили.
Я слушала Рупа, ловя себя на диком ощущении чужеродности. Не только там, с ним. Но и здесь. Как же так, Лена? Здесь же твоя, типа, родина? Почему ты не ощущаешь себя родной? Почему? Может, потому, что подспудно очень хотела… Ожидала…
Дура ты, Лена.
Неоправданные ожидания. В которых только твоя вина.
Надо перестать буянить и плыть против течения.
Иди домой, Лена.
Подключи старый номер.
Ответь Вите, пока он не поднял всех блатных города на твои поиски. Интересно, Толик-то там как? Живой еще?
Но этот вариант развития событий мне тоже не показался интересным. Вызвал отторжение.
Сама мысль, что сейчас приду, разденусь, приму душ, поговорю с Витей, получу от него очередной втык… Лягу спать…
Даже затошнило, блин!
Я, за размышлениями, не заметила как отключила Рупа, а, может, он сам отключился?
Смотрела в окно. На пейзаж, уже не видный в темном вечере хмурой наступающей весны.
На свое отражение.
Лена, что ты тут забыла? В России? Кого забыла?
Когда рядом с моим отражением нарисовался Павлов, я даже не удивилась. Ждала чего-то такого весь вечер. Шкурой ощущала.
Мы все же совершенно чужие тут. Неминуемо притянулись бы.
– Скучно, Лен? – Улыбнулся он.
Кивнула. Сам видел, что скучно.
– Поехали, я тебе одно место покажу? Там весело.
Я с полминуты пристально смотрела на его лицо в отражении.
Что я теряю? Ничего.
Усмехнулась. И кивнула опять.
Поехали, Павлов.
Глава 6
Веснушка. Это для тебя
– Черный, ну ты помнишь, да?
Кирик топал рядом, слоняра мразотный, но близко не подлезал. Это лишний раз напомнило о том, что уроки он все же усваивал. Не все время дурак дураком.
Черный, не обращая внимания на мечущегося рядом придурка, аккуратно разминал плечи. Готовился.
Сегодня – не к тому, к чему привык.
Вообще не к тому.
– Черный???
Кирик, видно не поняв, слышат его или нет, шагнул ближе.
Черный поднял взгляд, и Кирик тут же отпрянул, тряся жирными щеками.
– Ну… Я просто лишний раз хотел…
– Завали.
Черный встал, помахал вперед-назад руками, подошел к зеркалу, уперся кулаками с двух сторон в стену.
Рассматривал себя пристально, внимательно. Словно искал что-то.
Что, Черный? М?
Смешно…
Так прилипло имя дурацкое, которым он назывался, когда страницу в соцсети заводил. В тринадцать лет. Черный Зверь.
Ага.
Зверь ушло, Черный осталось.
Странно. Должно быть наоборот…
Вот он тогда был дурак малолетний. Столько всякого дерьма успел натворить… Может, если б не Веснушка, то и жизнь по-другому сложилась бы…
Но чего теперь? Веснушка далеко и не помнит про него. А жизнь… Вот она. Такая, какая есть.
И все же…
– Черный, ты чего?
Не вовремя урод! Не вовремя!
Черный поймал трусливый взгляд Кирика в зеркале, оскалился. Саданул обеими руками по стене. Не сильно. Открытыми ладонями, не костяшками. Только дурак перед боем будет кулаки травмировать.
А Черный уже не дурак. Вроде. Вон, как сегодня умно поступил. Поступит. Да. Поступит.
– Съебался.
– Через полчаса…
– Съебался нахуй.
Кирик умотал. И, кажется, воздух перед этим испортил, гнида.
Со второго раза послушал… Теряешь форму, Черный… Да оно и так заметно. Не зря же уже списали со счетов. Сам себя списал.
Но, в принципе, слава чемпиона ему никогда не грела ни одно место. Похрен было. Просто надо куда-то злость выпускать, ярость, бешенство. Три основных состояния его многие годы. С тринадцати сраных лет.
И до недавнего времени.
Как только начало подотпускать, так его со счетов и скинули.
Оно и правильно. Нахера боец, который не на полную выкладывается?
Здесь не сборная, мать ее. Здесь бои. И не до первой крови.
А ведь были все шансы… Были.
Олимпийский вид спорта. Дзюдо. Школа олимпийского резерва в перспективе. Отец гордился. Радовался так.
Хоть в чем-то сын лучший. И Черный радовался. И старался.
Отец начал в секцию с пяти лет водить. Все силы, все деньги вкладывал. Мать хотела, чтоб Веня ходил на шахматы. И он даже ходил. Но недолго. Отца уволили с работы, остался только один способ заработка – такси. И вопрос о том, где будет заниматься ребенок… Ну, его не стояло.
Потом соревнования. Первые победы. Первые пояса. Еще детские.
Родители выкладывались по-полной. А ты их отблагодарил, да, Веня?
Только мама тебя так называла.
И еще… Веснушка.
Черный, устав пялиться на свою напряженную рожу, прикрыл глаза.
И – бац! Как всегда! Как всегда, сука! Все эти семь гребанных лет!
Перед глазами она. Веснушка. Его девочка. Тонкая, с огромными глазами, светленькая, косичка такая пушистая…
Ничего не изменилось.
Долбанный ты психопат, Черный!
Девчонка и помнить о тебе уже не помнит!
Уехала, вычеркнула из жизни.
А ты еще и сам напоследок постарался, хорошего такого пинка дал для разгона.
Чтоб летела и не оборачивалась.
А сам все эти годы…
И вообще, кто помнит о своей первой влюбленности?
Только маньяки всякие, зацикленные…
Ну че, Веник, ты – зацикленный маньяк.
Который за все эти годы в каких только кроватях не повалялся.
А все равно она. Веснушка. Одна и осталась в голове.
Она, наверно, красивая стала.
Иногда, после очередного боя, Черный допускал слабость. Перед сном представлял, какая она сейчас.
Какого цвета у нее волосы… Наверняка, русые. Длинные…
Какой формы стали губы… Они и тогда пухлые были, а теперь?
Он рос, и в его мыслях она тоже росла.
И сейчас он видел ее своей ровесницей, двадцатилетней красоткой, наверняка нежной и романтичной. Такая… Девушка-мечта. К которой так же страшно прикоснуться, как тогда было страшно тринадцатилетнему пацану за руку подержать.
Веник сразу подумал, что она невозможно другая.
Прям, вот как в первый раз увидел, так и подумал.
Он перевелся в восьмой из другого района. Пришел первого сентября на линейку.
Готовый ко всему. Готовый дать отпор.
Она стояла, немного в стороне от других девчонок класса, держала в руках скромный букет. Задумчиво смотрела на первоклашек.
А потом, словно почувствовав, что ее рассматривают, резко подняла взгляд. На него.
И Веник будто солнечный удар словил, или, что гораздо, гораздо хуже, пропустил боковой от Васьки Сомина, своего вечного партнера по спаррингам.
В глазах темно стало, в голове – звон.
Потом прошло, конечно, но вот это первое свое ощущение, когда Веснушка посмотрела на него своими чистыми карими глазами… Оно навсегда осталось. Навсегда.
Оно потом помогало, в колонии.
Как расстались – не помнилось. Зато как встретились…
Веника девчонки особо не интересовали никогда. Спорт отнимал силы, заменял все.
И потому этот первый солнечный удар был абсолютно неожиданным. И смертельным. Как хроническая болезнь на всю жизнь. Которая убьет в итоге.
После этого все остальное, не связанное с Веснушкой, помнилось урывками. И воспринималось чем-то далеким. И глупым.
Школа, новые учителя, одноклассники… Все меркло, стоило ей появиться.
Веснушка скромно улыбалась, когда ловила его взгляд. Ее тонкие пальчики, сжимавшие ручку… Задумчивые глаза… Волосы пушистые… Худенькие плечи…
С ума сойти. Мозг просто отключался.
Кто-то пытался его проверять, парни из класса. Но мало, очень мало.
Прошла информация, что он – чемпион. Начали уважительно смотреть, приглашать на какие-то послешкольные тусовки.
Сходил один раз, надеясь, что там будет она. Ее не было. Больше не ходил.
Спорт, школа, Веснушка.
Вернее, не так.
Веснушка, спорт, школа.
Да.
Жадное сканирование пространства вокруг девчонки. Вдруг кто-то еще на нее смотрит? Вдруг?
Но нет. Все, кто настраивался даже просто подразнить тихую отличницу, как-то очень быстро поняли, что не. Не стоит. Даже разбираться не пришлось. Взгляда оказалось достаточно.
Как они с Веснушкой подружились, как начали сначала разговаривать, сидеть за одной партой, потом переписываться в соцсетях… Веник и не помнил. Это было настолько естественным, настолько правильным продолжением происходящего, что сам момент и не ощутился.
Кажется, она подошла первая. Улыбнулась.
Наверняка она. Потому что сам Веник точно помер бы от ужаса и неуверенности в себе, если б решился. А вдруг, откажет? А вдруг посмотрит холодно? Как на… Чужого?
Но Веснушка не смотрела холодно.
И счастье накрыло такое, что даже спортивные достижения, а он тогда взял Россию по своей возрастной, казались чем-то тупым и мелким.
И Веник думал, что бесконечным все будет.
Но бесконечным не получилось.
Все получилось, как обычно в его жизни. Резко и тупо.
Сначала ее мамаша.
Тварь, выгонявшая ее из дома, когда трахаться приспичивало. Мать нашла себе новую любовь. Заграничную. И про дочь вообще забыла нафиг.
Веснушка никому не рассказывала, стеснялась идти даже к своему дядьке-менту, хотя любила его, уважала. Только с Веником делилась. И он, слушая, кулаки сжимал бессильно. Потому что тут ничего не мог сделать. Ничего.
Потом Веснушка потеряла телефон. Испугалась, что мать будет ругать, плакала у него на плече. А он, обнимая дрожащими руками, кайфуя от этого и стыдясь, обещал, что все решит. Потому что хотя бы тут может помочь.
Ну и решил. Идиот.
Не нашел ничего умнее, чем спереть для нее новый. Попался. Напряг родителей, класснуху, тренера.
Веснушка таки получила пиздюлей от матери за потерянный телефон, а Веник чуть не заимел почетное место – учетную запись в отделе по делам несовершеннолетних. Тогда на его спортивной карьере смело можно было ставить крест.
А карьера-то перла.
Тренер нашел спонсоров, готовых вкладываться в него, все шло хорошо. Родители, естественно, напряглись по поводу неслучившейся кражи, тем более, что Веник никому не рассказал о причинах. Даже Веснушке. Отец вбивал мозги через жопу.
Но все было бессмысленно.
У Веснушки свалила на пмж в Германию мать, даже толком не поговорив с дочерью. Просто тупо спихнув ее своему брату. Тот, наверно, знатно ошалел. Как и сама Веснушка.
И ее боль, ее обиду Веник переживал так, как не переживал свои поражения в боях. Обнимал ее, сидя в подъезде, возле своей квартиры, утешал. И исходил лютой злобой.
Ему дико хотелось добраться до мамаши и объяснить ей, что так нельзя поступать с такой светлой нежностью, как Веснушка. Со своей дочерью. Нельзя, мать твою, просто тупо забивать на живого человека, который тебя любит, и сваливать прочь!
Нельзя!
Но тут опять была ситуация, когда он ничего не мог сделать. Только поддержать. Только предложить остаться у него. Переночевать. Родители должны были уйти на работу, отец в такси на ночь, мать в ночную смену на завод.
Место было.
И ему бы… Очень хотелось. Просто, чтоб рядом была, просто знать, что она не плачет, не переживает. Отвлекать, развлекать ее.
Но Веник ничего не смог. Опять. Опять!
Принесло ее серьезного до охерения дядю с нереальных размеров битой. И Веник, которого мать тупо загнала домой ремнем, после серьезного разговора с дядей Веснушки, почувствовал себя ничтожным, мелким и глупым. Неспособным защитить девчонку. Которую он уже несколько месяцев мысленно называл и считал своей.
Какая она твоя, тупой ты Веник? Ты – маленький говнюк, с тобой никто даже не считается! Она – тоже бесправная. Захотят – в детдом отправят! Захотят – к матери отвезут! И никто ничего не сделает!
Веник осатанел и начал искать способы решения вопроса.
И нашел.
Конечно, нашел!
Они с Веснушкой просто сбегут.
Вот и все.
Страна большая. Затеряются, и никто, ни одна собака их не найдет!
Шикарный план.
Осталось только реализовать.
Найти бабки на первое время.
Ну и Веснушку уговорить.
Надо ли говорить, что нихера не вышло? Первая же попытка Веника заработать бабки вылилась в дикий треш. И чуть было не убила его самого, и, самое главное, его Веснушку.
И вот тут не понять: это он такой тупой и невезучий? Или просто случайность?
Хотя, неважно.
Важен результат.
Сам Веник загремел с сотрясом в больницу, пропустив очередные важные соревнования. Из-за них его не взяли в школу олимпийского резерва.
А Веснушку…
Веснушку все же отправили в Германию. К матери.
И это был полный, окончательный пиздец.
Потому что Веник сорвался. От своей беспомощности, от того, что нихера, вот вообще нихера не решает!!!
Он начал уговаривать Веснушку свалить прямо сейчас. Вот сразу. Бабки? Да найдутся бабки! У родителей возьмет! Еще возьмет!
Не важно!
Главное, что они будут вместе! Вдвоем!
Как он уговаривал! Как просил! Какие приводил доводы! Ему казалось, что он прав. Что он логичен. Что она согласится. Надо только надавить чуть-чуть.
Ну, чуть-чуть…
И он надавил.
Но Веснушка удивила.
Ударила несколько раз по лицу, заехала острым локотком в живот.
– Дурак!
Пронеслась вихрем к двери, вылетела в подъезд.
– Сама такая!
Веник со всей дури засандалил по деревянному полотну ногой, полюбовался на дыру… А потом рванул следом.
Злой, возмущенный, что его не слушают, не хотят понять.
Что его (ЕГО!) девчонка просто променяла его (ЕГО!) на эту тварь, без зазрения совести бросившую ее одну!
Почему Веснушка против? Почему? Он сможет защитить! Он уже сильнее стал! Умнее! Он уже все риски просчитал! Почему она отказывается???
Веник догнал ее на улице, развернул к себе.
– Слушай… Лен… Ну чего ты? Ну это же лучше… Пойми, так ведь лучше будет!!!
Веник, кажется, даже плакал в тот момент.
И Веснушка плакала.
Но упрямо качала головой.
И тогда он ее оттолкнул.
Не сильно, но окончательно. Посмотрел в глаза, полные слез, скривился.
– Пошла нахер, дура. Видеть тебя не хочу, овца.
Веснушка только рот раскрыла. А потом уткнулась лицом в ладошки и зарыдала.
Веник развернулся и пошел. Медленно. И, пока шел, все ждал, что одумается. Что догонит, обнимет. Скажет, что согласна. С ним.
Но рыдания прекратились, и, когда Веник, не выдержав, обернулся все же сам, Веснушки во дворе не было.
Он поднялся на свой этаж, зашел в комнату… И свалился с температурой. На неделю.
Родители вызывали скорую, потому что там шкалило сорок.
Когда через неделю Веник пришел в себя…
Веснушка уже уехала.
Улетела.
К матери, в Германию.
И все.
Это было все.
Это словно… Ну вот было в твоей жизни солнце. Было что-то настолько яркое, настолько чистое, чего не случается больше. Никогда.
Эта чистота и тебя делала чище. Эта яркость и тебя освещала так, что никакого другого света не требовалось.
А потом это пропало. Забрали. Увезли.
И все стало темно. Все стало обычно. И вроде хорошо все. А никак. Ну вот просто никак.
Веник сначала, пока приходил в себя, ощущал внутри пустоту. Словно не человек, а глиняный кувшин.
Даже думать толком не мог. Учиться не мог. Заниматься спортом не мог.
Родители волновались, родители предпринимали все меры, какие могли. Но…
Все всегда случается одновременно.
Сначала отец подал на развод. Неожиданно. Встретил, оказывается, пока таксистом работал, бабу… Обычная история.
Мать этого не вынесла. Заболела сильно. Веник положил большой болт на учебу, на спорт. Ему было чем заняться.
Мать выкарабкалась, а Веник попал в колонию.
Ввязался по глупости туда, куда не стоило, попал под раздачу. И никто его не спас. Никто не помог.
