Мария Зайцева
(не) беги от меня, малышка
Пролог
– Лада Леонидовна…
Ну вот как у него так получается? Обычное имя, мое имя, а с его языка словно мёдом стекает. Медленно, тягуче. Сладко.
Не люблю сладкое.
– Да?
Стараюсь нейтрально. Стараюсь не смотреть даже на него. Потому что глаза щиплет. Аллергия, не иначе. На властных, пафосных боссов.
– Я бы хотел обсудить с вами кое-какие моменты, Лада Леонидовна… – голос, как у котяры, мурчит. Завораживает.
Чувствуется, что ему самому ужасно нравится произносить мое имя.
– Но мне казалось, мы с вами всё уже обсудили…
Держись, Ладка. Просто держись.
– Не все. Прошу вас задержаться. Это не займёт много времени… Наверно.
Черт.
Замираю на месте, у двери.
Его подчинённые, окидывая меня недоумевающими взглядами, медленно выходят из кабинета. Забавно, словно утята от мамы-утки гуськом, смешно повиливая задиками. Я только бессильно смотрю им вслед.
Я бы тоже сейчас с удовольствием в хвост этой процессии пристроилась.
Не хочу оставаться с ним наедине. Просто не хочу. Все три дня, что мы ведём переговоры, я старалась избегать прямого общения.
С самой первой встречи, когда зашла в этот огромный кабинет… И чуть не выронила все документы из рук, стоило хозяину поднять голову и посмотреть на меня.
Говорят, что прошлое может настигнуть внезапно. Не верила никогда.
Ошибалась. Как же я ошибалась-то!
Вот оно, моё прошлое.
Сидит сейчас за своим роскошным рабочим столом, массивным таким, из ценных пород дерева…
У него вообще все в кабинете массивное. Тяжёлое.
Особенно взгляд его.
Каменный. Жёсткий. Внимательный.
Зачем ты так смотришь на меня?
Не смотри. А то я начну думать, что ты меня помнишь.
Пока я борюсь с собой, уговариваю, например, сердце не биться сильнее, чем требуется, щеки не краснеть и вообще напоминаю, что я уже давно не девятнадцатилетняя дурочка, у которой из активов были только наивные глаза и упертый характер, хозяин роскошного кабинета выходит из-за своего стола и неторопливо движется ко мне.
Черт…
Приходится все же поднимать на него глаза. Обхватываю папку с документами, прижимаю к груди.
Дура, Ладка, дура! Ну чего ты, в самом деле? Ну захотел один из владельцев корпорации обсудить с тобой нюансы взаимодействия с филиалом, в котором ты начальником юротдела трудишься… Ну, может, чего-то не понял до конца… Или у него есть предложение, от которого не отказываются…
– Лада Леонидовна… – тягучий голос раздается прямо надо мной, и приходится задрать голову, чтоб посмотреть в его глаза.
Темные, красивые такие… Опасные.
Есть такие мальчики, которые в двадцать три буквально сшибают с ног невероятной улыбкой, исходящей даже не столько от губ, сколько от глаз. Они покоряют сразу.
Потом эти мальчики вырастают. И становятся харизматичными властными мужчинами. Они уже не улыбаются. Им этого не нужно, чтоб покорить. Достаточно просто посмотреть.
Я смотрю. Словно заворожённая. Наверно, реально это гипноз какой-то, не зря же я все три дня, что мы разбираемся в договорах поставки, боялась встречаться с ним взглядом…
Не зря.
Потому что, когда он ещё немного приподнимает меня за подбородок фривольным нахальным жестом, я не сопротивляюсь. И не отшатываюсь.
Просто не могу. Ноги не идут.
И мысли не собираются.
Он рядом. Так близко! Так невозможно близко!
Он него пахнет дорогим парфюмом, немного табаком и все это в смеси получается дымом. Пожарищем. Как тогда, когда мы встретились первый раз.
Ты не помнишь, да?
Очень хочется спросить…
– Лада Леонидовна… Лада… Позвольте мне предложить вам… – он наклоняется с высоты своего роста, все ниже, практически касается моих губ. Горячо! Обжигает! И глаз не отвести! – Поужинать со мной…
Я не понимаю, о чем он говорит. Правда не понимаю. Да, его губы шевелятся, да, слова звучат… Но они для меня – пусты. Бессмысленны.
А затем – и не актуальны.
Потому что в следующее мгновение он, не дожидаясь моего положительного ответа, целует.
Сразу проникая настойчивым языком в рот, прижимая к себе сильно и жестко, пользуясь тем, что выше гораздо, что массивней, что может без труда усмирить любое сопротивление. Которого, кстати, нет.
Потому что меня неожиданно, или ожидаемо, захлёстывает огнём памяти. Нет, он никогда меня так не целовал. Просто потому, что не мог.
Но вкус его поцелуя, ощущение горячих рук на талии, на бёдрах, властные, бескомпромиссные движения…
Это все было!
Это все знакомо. Это все больно. Остро. Томительно. Нереально.
В первые секунды у меня полное ощущение, что сплю. Обычный мой сон, сладко-горький. С его участием. И да, там тоже присутствуют запахи, вкусы, импульсы удовольствия по всему телу… Да много чего, на самом деле.
Память – штука странная. Мы не помним имен. Мы не помним слов. Но зато запоминаем ощущения. Прикосновения. Запахи. Вкусы. Это все наваливается и мгновенно переносит в тот миг, когда это все было реально. Остро и горячо.
Я не удерживаюсь на ногах. Колени подламываются. Но не падаю. Он держит. Мало того, что он держит, так он еще и несет! Подхватывает, легко. Так легко, словно во мне, как в юности, и сорока пяти кило не наберется. А ведь это далеко не так…
Поднимает и сажает на край своего монументального стола.
На мгновение отрывается от моих губ, разглядывает жадным и требовательным взглядом мое растерянное лицо и мокрые губы, шепчет:
– Потом поужинаем… Или позавтракаем уже.
И снова на меня набрасывается!
Грубо раздвигает ноги, я слышу, как туфли, не удержавшись на ступнях, со стуком падают на пол, юбка моя, узкая, деловая, трещит жалобно и обреченно, а он торопливо дергает полы белой, по-мужски строгой рубашки, обнажая грудь в простом телесного цвета белье. Замирает на полсекунды, жадно разглядывая, выдыхает:
– Невероятно…
И резко наклоняется, чтобы прямо через тонкую ткань прикусить уже давно ставший острым сосок.
И это… Невозможно!!! Больно! Прошибает такой судорогой, что я невольно выгибаюсь, со свистом втягивая воздух и не сдержав стона.
– Да, правильно, погромче давай… Все три дня хотел тебя услышать, – он хрипит еще что-то, деловито спуская бретели белья вместе с рукавами рубашки, попутно прикусывая шею, плечо, возвращаясь к груди…
Короче говоря, делая все, чтоб я не опомнилась.
– Да, малышка, давай, скажи мне, что ты хочешь…
И тут я замираю.
Знакомое слово, так сладко прозвучавшее из его губ, вместо того, чтоб окончательно скинуть в бездну, протягивает мне спасательный круг, позволяет задержаться на плаву. Не утонуть.
Моментально приходит понимание, осознание происходящего.
Лада! Ты с ума сошла? Нет, не так…
Ты сдурела, Ладка?
Ты что собираешься сделать?
Переспать с одним из владельцев международной фармацевтической корпорации, монстра, без проблем подчиняющего себе регионы, и твой в том числе? За три дня знакомства? У него на столе в его рабочем кабинете?
Чертчертчертчеееерт…
Я подскакиваю, начинаю судорожно стягивать полы рубашки, сдвигать ноги, стараясь не смотреть на хозяина кабинета.
Но он не особенно желает меня отпускать.
Тяжёлая ладонь тут же припечатывает спиной к столешнице, он наваливается сверху, ощутимо давя на промежность своим очень серьёзным аргументом.
– Не понял сейчас… Что не так?
– Пётр… Григорьевич! – выдыхаю я, – вы меня не так поняли… Это все… Неправильно!
– То есть? – он толкается недвусмысленно мне между раздвинутых бесстыдно ног, настойчиво тянет с плеч рубашку и бретели лифчика, снова выстраивая ситуацию так, как ему хочется. Я пытаюсь ловить его за руки и одновременно препятствовать собственному раздеванию, ерзаю задом по столешнице, рассчитывая уползти подальше от его самого главного козыря в наших переговорах.
– То есть… Я отклоняю ваше предложение поужинать! – неожиданно даже для себя самой рявкаю я, отталкиваюсь от его груди голой ступней и еду по гладкой столешнице к другому краю, где умудряюсь перекатиться на бок и сразу на пол.
Он с недоумением наблюдает за моей эквилибристикой, но попыток препятствовать не делает.
И на том спасибо.
Я торопливо привожу себя в порядок, насколько это возможно в моей ситуации, конечно, стараюсь не смотреть на него.
Щеки горят. Губы жгутся. Между ног тянет и пылает. Короче говоря, пожар! Который надо тушить.
И который, как я точно знаю, погасить способен именно он.
Но тут есть одна маленькая загвоздка.
Он не помнит о том, что когда-то был пожарным для одной маленькой и глупой малышки.
У него, судя по легкости порабощения и скорости воздействия на слабый женский организм, таких малышек за эти десять лет было вагон и маленькая тележка.
Зато я все помню.
Забудешь тут!
И его помню – другим!
И сейчас мне больно и жутко. В первую очередь от своей реакции на него. А еще от того, насколько он изменился.
Тот, прежний, мой любимый пожарный никогда бы не стал так поступать. Не стал бы заваливать женщину после трех дней знакомства на подходящую поверхность для продолжения общения. В горизонтальной плоскости. Нет. Я думаю, что нет. Я уверена, что нет.
Петр Григорьевич уже справился с собой и теперь наблюдает за моими нервическими действиями с усмешкой. Язвительной такой. Надменной.
Отходит к окну, чтоб я могла прихватить туфли.
– Я… – мне все же кажется, что я должна ему сказать, обозначить причины… И вообще, сказать кое-что. Все три дня думаю, что должна. Может, теперь самое время?
Или нет?
– От моих предложений просто так не отказываются, Лада Леонидовна…
Голос опять тянется медово, а глаза блестят. Зло.
Или нет.
Не время. Может, вообще не будет его, времени.
Для него, такого, каким он стал.
– Прошу прощения, Пётр Григорьевич. Мой… супруг не одобряет деловых ужинов такого характера.
Я подбираю папку с документами, выроненную из рук еще в самом начале наших неудавшихся переговоров, и гордо выхожу из кабинета.
На глаза наворачиваются слезы, сердце бьется сильно и жутко больно.
Не узнал. Надо же. Все эти три дня я боялась и хотела, чтоб он это сделал. Чтоб хотя бы дал знак, что помнит меня.
Не помнит.
Ну что же, мой пожарный, может, и хорошо, что все так…
Больше, по крайней мере, иллюзий не будет.
Я надеюсь.
Топаю мимо секретарши, к лифту, стараясь на ходу придать себе деловой вид. Чужие взгляды липнут ко мне и, кажется, все вокруг знают, что происходило в кабинете. И в чужих умах это уже произошло… Плевать! Я в командировке. Эту секретаршу, этих клерков я могу больше в жизни не увидеть.
И вообще! Москва здесь или нет?! Что так все пялятся, как будто только у нас, в регионах, бывают домогательства на рабочих местах, а здесь никто не размножается?
В задницу пошли.
Все.
И самая главная причина моего позора – в первых рядах.
1. Неожиданная командировка
В Москве я никогда не была. Я вообще, кроме нашего региона, а еще конкретнее, нашего города, нигде не была.
Как-то не сложилось.
И потому до сих пор сильно путаюсь в схеме метро. Это смешно, конечно, и странно, но так и есть. Ни черта не понимаю во всех этих развязках, завязках, кольцевых, Северо-Запад, Юго-Восток… И карты, висящие на самых видных местах в каждом вагоне и на каждой станции, вообще не помогают!
… Да еще и толпы, толпы, толпы…
Я в первый же день попала в час пик в метро. Мамочка дорогая…
Думала, меня унесет сейчас куда-нибудь, потеряюсь и навсегда тут останусь. Бомжевать.
Только на характере своем выползла.
Теперь все. Только такси. Дорого, конечно, но не дороже нервов.
Такси удается вызвать еще из лифта.
Лихорадочно поправляю пуговки на блузке, смотрю на себя в зеркальном отражении.
Неужели настолько сильно изменилась?
Это вопрос меня все три дня мучает. С первой нашей встречи с сыном хозяина «Мед-Эксп», корпорации, на которую я теперь работаю.
А ведь я его сразу узнала.
По взгляду.
Конечно, он изменился. И сильно. Пластика сотворила чудеса, от шрамов на лице ничего не осталось, к тому же у него небольшая, модная сейчас полу-борода, полу-щетина… Ему идёт. Глаз не отвести.
Вот я и не отводила. Дура. А он, наверно, моё лицо, резко потупевшее, заприметил и решил не упускать возможность. Ну а чего теряться, если само в руки идет?
За все три дня, что я здесь к командировке, у нас не было возможности, да и моего, наверно, желания, остаться наедине.
Не скрою, сначала я хотела.
В первые несколько секунд. Пока еще думала, что он меня узнает. И радовалась.
Боже мой, как я обрадовалась! Все внутри словно обожгло, как огненный цветок распустился.
Мой пожарный. Мой спаситель. Мой ангел-хранитель.
Мой первый мужчина.
Отец моего сына.
Я и не ожидала, что когда-нибудь увижу его.
И тем более не ожидала, что это случится при таких обстоятельствах…
Один из владельцев «Мед-Эксп», крупной фармацевтической корпорации, открыл в нашем регионе сеть аптек.
«Мед-Эксп» – монополист в своем сегменте, крупнейшая в стране корпорация с высокотехнологическим производствам полного цикла, своей научной лабораторной базой и выпуском современных лекарственных препаратов.
Естественно, сеть аптек стала логичным продолжением бизнеса.
Зачем, спрашивается, продавать товар в другие руки, когда можно все сливать через собственные точки? И цены устанавливать такие, чтоб выбить всех конкурентов из регионов.
Понятное дело, что с такой поддержкой и таким бэкграундом, сеть аптек «Ваша скорая помощь» стала очень популярной у нас и развивалась бешеными темпами.
Хозяин из Москвы поставил исполнительным директором в регионе господина Харитонова – это мой начальник.
А я – юрист.
А с некоторых пор еще и начальник отдела.
Руководителем я стала по воле не особо приятного случая, который всколыхнул наш регион примерно полгода назад.
Лекарственные препараты с завода до региона начали приезжать почему-то на четверть больше, чем по накладной.
В принципе, обычная мошенническая схема, через нашу сеть аптек продавали поддельные лекарства, подкидывая в машины на лесной дороге контрафакт. Для кого-то прибыльно, тут без вопросов.
Эта криминальная история тянулась до первой бабушки, которая поняла, что лекарства ей не помогают, сгребла свои денежные запасы и заказала независимую экспертизу.
И началось такое!
Я тогда только на работу устроилась юристом. И на моих глазах Харитонов массово увольнял людей предварительно их имея в хвост и гриву. Очень болезненно и унизительно.
Роспотребнадзор вцепился в этот скандал, крик поднялся на весь регион и грозил перетечь в соседние. Все это могло сильно ударить по репутации корпорации.
И пришлось важному хозяину из Москвы приехать к нам.
Алексеев Григорий Юрьевич – один из акционеров и учредителей ЗАО. Очень презентабельный, импозантный старик, который неожиданно приметил меня и взял к себе в помощники. Называл меня не по имени отчеству, а Ладная-Ладушка. По-отечески так, по-доброму. Я к нему всей душой прониклась и работа семь дней в неделю и по двенадцать часов в сутки казалась не такой уж и тяжёлой. Тем более, что платили за нее по меркам региона, да и не только региона, очень даже прилично.
А для матери-одиночки это – основное.
Короче говоря, я помогала ему не только по юридическим моментам, хотя это было основное, но и по всяким дополнительным вопросам, которые сыпались на нас постоянно, днем и ночью.
Работы было много, тяжелой и для меня непривычной.
Юридическое я получала заочно, практику, конечно, проходила, и работала потом по специальности, но сфера деятельности компании на прежней работе была совершенно иной. И с особенностями документации именно в торговой сфере, да ещё и в фарме, я вообще не была знакома.
Думала, приду работать, спокойно подучусь, вольюсь в коллектив…
Ага. Влилась. По полной программе и по самую макушку.
Как только не утонула?
Все же, хорошо, что сразу с главным боссом начала работать. Вместе разбирались со свалившейся на компанию проблемой, вместе выкарабкивались.
Харитонов в то время думал, мне кажется, только о том, чтоб самому не слететь с теплого места, толку от него, кроме рыка и репрессий, не было.
Дело развивалось, виновные нашлись, штат поменяли.
К в юридический добавили еще две клетки, помощников на первичные документы.
А я автоматически стала начальником.
Конечно, когда босс уехал обратно в Москву, на меня смотрели очень даже косо, предполагая всякие гадости, но мне было по барабану. Увлеченная новой сферой деятельности, тем, что нужно с нуля выстраивать работу отдела, а еще и очень вдохновленная окладом и премией, которые московский руководитель, похоже, лично распорядился назначить, исходя из московских зарплат, я буквально летала.
Жизнь наконец-то налаживалась!
Можно было планировать будущее, летний лагерь для сына, свой отпуск…
Столько приятностей!
А тут еще и командировка недельная в Москву!
Новый опыт, новые возможности!
Надо было довести дело до логического финала, согласовать документы по поставкам, и прочее. Поехало нас несколько человек, и я в их числе.
Очень довольная и воодушевленная.
К тому же, надеялась встретиться с Григорием Юрьевичем ещё раз поблагодарить его за то, что так помог, так поддержал.
Бывают же такие люди!
Мне, на самом деле, несмотря на всякие жизненные трудности, очень много встречалось хороших, добрых людей.
Наверно, мой ангел-хранитель все эти годы незримо за спиной стоял, поддерживал.
Так я думала ровно до того момента, пока не вошла в кабинет еще одного из учредителей корпорации, сына главного акционера.
Григорий Юрьевич буквально накануне улетел по каким-то вопросам в Цюрих, и наша делегация должна была работать с его сыном, Петром Григорьевичем.
Мы ввалились в кабинет, огромный, с массивно-стильной обстановкой, я подняла глаза на хозяина и…
Буквально в ступор впала.
Рот сам собой открылся, сердце упало. Если б меня в спину не подтолкнули коллеги, я бы, наверно, соляным столбом так и простояла у двери.
Но меня буквально внесли в кабинет, в полном шоке, не сводя глаз с моего ангела-хранителя, я опустилась на стул…
И изо всех сил вогнала ногти в ладонь, приводя себя в чувство.
Сплю я, что ли? Опять сон вижу с его участием?
Боль в ладони подсказала, что это не так.
Все наяву.
И он тоже.
Мой ангел-хранитель.
Сидит напротив. Серьезный. Возмужавший. Красивый… Боже, какой красивый!
Посмотри же на меня! Посмотри! Это же я! Ты помнишь? Помнишь меня?
А он, спокойно здороваясь со всеми, знакомясь, перевел взгляд на меня, и…
Все.
Ни одной искры узнавания. Вообще.
Взгляд на мне задержался, конечно, но не на лице. Нет. Скользнул ниже, к груди, обтянутой строгой мужской рубашкой.
После родов и кормления я раздалась. И мало что указывало на тонкую девочку, которую он, наверно, мог помнить.
Да он и не помнил, наверно…
Такой боли, как в тот момент, когда поняла, что мой первый мужчина вообще не узнает меня…
Никогда не испытывала.
Даже, когда рожала его сына.
Я, уже понимая, что меня не помнят, не узнают, все же не могла остановиться, не могла оторвать от него глаз.
Пытаясь разглядеть… То, что видела раньше.
Того, кем он был раньше.
И не могла.
Не видела.
В этом холеном мужчине ничего не указывало больше на того смелого парня, что вытащил меня из горящего дома десять лет назад. А потом вернулся обратно. Спасать погибающих в огне людей.
Он сильно обгорел тогда, и я, не в силах оставить его, прекратить думать о нем, устроилась работать санитаркой в районную больницу, где он лежал.
У меня были три курса медколледжа. Взяли с удовольствием. Даже жильем временным обеспечили, потому что моё сгорело.
Я работала посменно с больнице, успевала учиться в колледже, безбожно пропуская пары, а еще бегала по инстанциям, собирая справки для восстановления документов.
И в любую свободную минуту забегала к нему. Моему герою. Моему ангелу-хранителю.
Его звали Петр Алексеев.
Забавно, что, зная фамилию хозяина «Мед-Эксп», мне даже в голову не пришло связать их. Ну мало ли Алексеевых в России? Больше, чем Ивановых, однозначно.
Сейчас, спустя десять лет, я не могу сказать, что это было. Что мной двигало? Благодарность? Любовь? Восхищение? Может, все вместе?
Наверно, все вместе.
Неважно.
Важно только то, что я с ума сходила. Смотрела, не могла насмотреться. У него было сильно обожжено лицо, но я не видела ожогов. Не видела струпьев на губах, не видела воспаленной розовой кожи на щеках и лбу. Нет. Он был красивый. Он был невероятно, нереально, просто до боли физической красивый!
Удивительно, как этого не видели другие?
Как этого не видела его девушка? Бывшая.
Она не смогла даже поцеловать его.
Я смогла.
И не только поцеловать.
Петр Алексеев, смелый пожарный, мой самый лучший, мой самый-самый красивый, стал и моим первым мужчиной.
Всего на одну ночь. Даже не на ночь. Нет. На час.
Потому что потом за ним приехал отец и увёз куда-то за границу.
Так мне сказали.
Я не видела, не застала.
Как раз к нему шла, в облаках летая, когда грубо, за шкирку на землю дернули.
Из больницы меня уволили в тот же день, наверно, все же его девушка бывшая пожаловалась. Она ревновала, терпеть меня не могла.
Сначала, опять вынужденная искать жилье и работу, глупая наивняшка еще ждала, когда он меня найдет. Уговаривала себя не ждать. Но ждала.
А потом…
Потом стало не до того.
И вот теперь, выбегая из проклятого офиса и плюхаясь на заднее сиденье такси, я думаю, что, лучше бы мы и не встречались вовсе.
Он у меня в памяти тогда навсегда остался бы самым лучшим, самым трепетным воспоминанием.
Я бы по ночам о нем думала. Как все эти десять лет.
А теперь?
Губы горят у меня, щеки щетиной натерты, на бедрах наверняка синяки…
И полное ощущение того, что десять лет моих чувственных, нежных воспоминаний тупо стерты сегодняшней сценой в кабинете.
Он забрал их у меня.
Он подарил, он и отнял.
Черт…
Я бессильно смотрю в окно, на мелькающие огни нарядной вечерней Москвы, и жалею о нашей встрече.
Странно так. Странно.
