– Маловата тебе будет, дядя, – все так же звонко отвечает парнишка, нисколько не испугавшийся грозного голоса и массивных фигур вошедших, – треснет в заднице!
– Ничего… Я сыну подарю, – говорит мужик, – и все остальное – тоже… Подарю…
И через мгновение в небольшой зале трактира становится внезапно тесно от вошедших. Их человек пять, больших, сильных, с привычными к разбою ухватками.
Они как-то очень грамотно распределяются по всему помещению, блокируя поднявшихся было на ноги крестьян, парой движений утихомиривают самых борзых из них.
Все это происходит быстро и практически бесшумно.
Трактирщик все еще стоит у стойки, толстая подавальщица замирает неподалеку с тремя кружками пива…
– Ну что, страннички… – вожак бандитов оглядывает замерших в испуге путников, скалится, показывая знатную прореху между передними зубами, – повеселимся? Ночь такая сегодня… Особенная…
– Ты прав, Щербатый, – неожиданно подает голос весельчак из угла, – особенная ночь. Для тебя.
А в следующую секунду все вокруг срывается в бешеный водоворот: из угла летят на бандитов две черные лохматые тени, луна остро блестит на оскаленных пастях с белыми-белыми клыками. Впрочем, через мгновение, клыки эти становятся красными.
Говорливый звонкий парнишка в секунду перемещается в сторону вставших со своих мест мужиков, до того молчаливо сидевших в самом углу и поднявшихся на ноги при появлении бандитов и их щербатого главаря.
Парнишка легким котенком вскакивает на их стол, и луна радуется новому блеску, с удовольствием отражаясь в длинном лезвии кинжала, в драгоценных камнях на его рукояти.
– Тише, мальчики, – шипит по-кошачьи парнишка, – тиш-ш-шее-е…
И мягко, практически незаметно, ведет кинжалом.
Бандиты, явно не ожидавшие нападения с этой стороны, не успевают ничего понять. Двое валятся с перерезанными глотками, а еще один умудряется отпрыгнуть в сторону и выбить кинжал из рук паренька.
В этот момент приходят в себя крестьяне и принимают активное участие в драке. Один из них, хекнув от натуги, бьет по лицу ближайшего бандита, второй и третий кидаются добивать, а четвертый, самый тщедушный, откатывается в сторону стойки и просто принимается швырять в сражающихся со страшными лохматыми тенями разбойников глиняные кружки, новоря попасть к голову.
Щербатый, оглянувшись и осознав, что половина из его людей уже никогда не смогут встать, потому что темные тени, оказавшиеся зверями, огромными, жуткими волками, стараются вовсю, разворачивается к двери.
И замирает, потому что перед ним еще один волк! Третий! Невероятных размеров, чуть ли не по плечо разбойнику! Он скалит на Щербатого длинные, белые до ужаса клыки, а в глазах его – острые веселые огни…
– Травь… Сумеречная… – хрипит Щербатый, а в следующую секунду булькает уже разорванным горлом.
Волк брезгливо встряхивает головой, а затем вострит уши, глядя в угол, где шустрый говорливый паренек безуспешно пытается отразить нападение оставшегося в живых разбойника.
Два волка еще заняты, добивая оставшихся бандитов, и никто на помощь хрупкому парнишке не спешит!
А надо бы!
Волк ворчит что-то себе под нос, а затем одним прыжком перемахивает через всю залу, прямо над головой у воющего от ужаса трактирщика, и приземляется аккурат на спину разбойника, уже затолкавшего упрямо отбивающегося паренька в угол.
Один взмах когтистой лапы, и последний из бандитов падает на пол, заливая его своей кровью.
Парнишка тяжело дышит, вытирает окровавленные губы, угрюмо смотрит на осуждающе пялящегося на него волка и затем говорит с досадой:
– Ой, заткнись уже!
Волк мотает лобастой башкой, снова что-то ворчит себе под нос, затем сует морду к лицу парнишки и лижет его щеки, убирая с них кровь.
– Ой, все! – отбивается от непрошенной ласки паренек, – нормально все со мной! Отстань!
Волк пару секунд придирчиво изучает паренька, словно выискивая возможный, нанесенный дракой ущерб, ничего не находит и невоспитанно поворачивается задницей к нему.
Смотрит на творящийся в зале кошмар: залитые кровью полы, кряхтящих на разные лады людей, с ужасом проверяющих себя на комплектность и явно не верящих еще, что выжили. Волк ловит взгляд одного из бродящих между столами собратьев-волков и коротко, совершенно по человечески, мотает ему головой на выход.
Тот спокойно подчиняется, по пути рыкнув коротко на своего собрата.
А главный волк садится на задницу, затем ложится, выгибается… А через мгновение на его месте появляется тот самый парень-весельчак, что весь вечер молча просидел в углу трактира.
Крестьяне, те, кто успел пронаблюдать эту жуткую картину, застывают на месте, подавальщица визжит и роняет-таки кружки с пивом, которые до сих пор каким-то чудом удерживала в руках.
Парень, совершенно голый, тяжело дышит, и кажется, что от кожи его пар идет. Он молча осматривает тяжелым взглядом всех присутствующих в зале людей, усмехается устало.
– Прикрой зад, а? – звонко говорит спасенный им парнишка, единственный, кто, кажется, совершенно не удивился превращению.
– Прошу прощения, госпожа моя, – издевательски тянет парень и, все так же молча, топает через залу в свой угол, там подхватывает штаны, натягивает…
И все это – под молчаливыми напуганными взглядами спасенных им людей.
Парень щелкает ремнем, поворачивается к трактирщику, и тот, внезапно отмерев, выходит из-за стойки и валится на колени перед ним:
– Ваша милость… Спасибо! Спасли нас! Спасибо, ваша милость… Если бы не вы, они бы нас тут всех положили… Это же Щербатый…
Парень кивает:
– Он самый, тварь такая… Десять трактиров вырезал уже за эту осень. Никого в живых не оставляет…