Мария Зайцева
Любовь Носорога
Глава 1
«У носорога слабое зрение, но при его габаритах – это уже не его проблема»
(взято на просторах интернета)
– Не, Колян, не та… Там такая… Мммм… – Молодой парень в форме охранника мечтательно закатил глаза и причмокнул губами, не находя слов для описания.
Его напарник, отрываясь от мониторов, на которых, ввиду позднего часа и окончания рабочего дня в восемнадцать ноль-ноль, не происходило ровным счетом ничего, насмешливо посмотрел на говорившего:
– И чего? И с чего ты взял, что она на тебя запала? Ты, Митек, простой охранник. Тебя никто в упор не видит.
– А она увидела! – взвился Митек, обиженно поджимая губы, – и улыбнулась! И вообще, я не охранник, я секьюрити! С правом ношения оружия!
– Ага, – заржал его собеседник, очень обидно и громко, – секьюрити, бля… Иди оружие свое протри, а то запылилось!
При этом он выразительно глянул на видавшую виды дубинку, за ненадобностью давно уже валявшуюся на продавленном диване комнаты наблюдения.
– Да пошел ты, – Митек отвернулся, решив больше не разговаривать с ехидным напарником, и уставился на мониторы.
Минут пять прошло в молчании. Но затем активный парень, совершенно не умеющий долго злиться и находиться в тишине, что, вообще-то не есть хорошо для его специальности, опять хмыкнул.
– Слушай, а чего на директорском уровне не поставили камеры?
– А с чего ты взял, что не поставили?
– Ну, у нас нет их картинки.
– А нам и не надо. Меньше знаешь, крепче спишь.
– А…
– И вообще, нехер лишние вопросы задавать. Ты здесь недавно, пока не нарвался. У Носорога крутая служба охраны. Они и имеют доступ к камерам. Везде. И у нас в том числе.
– Носорог? – Митек удивленно выпучил глаза.
Его напарник со вздохом оглядел парня:
– Тебе сколько лет? Здешний?
– Двадцать… Нет… Год назад приехал…
– Понятно. Не в курсе, значит… У нас здесь даже пацаны десятилетние знают, кто такой Носорог.
– Да кто это вообще?
– Это, бля, Колосов Павел Сергеевич. Это имя тебе знакомо, надеюсь? На кого работаешь, в курсе?
– А почему Носорог?
– А потому что здоровенный, прет напролом и боли не чувствует. И не остановить его нихера. Ничем. Вообще. Крутой боец был. На ринге всех укладывал. Ну неужели не слышал? Паша Носорог?
– Нет… И чего, бывший спортсмен, что ли? Откуда столько бабок?
– А это не твое дело, щенок. И не трепись. Я зря вообще рот раскрыл…
– Да ладно, ты че! Я никому!
– Ага…
Митек еще попытался порасспрашивать про страшного Носорога, но напарник молчал, уже, наверно, сожалея о своей откровенности.
Тогда стажер опять обиделся и тоже замолчал.
Время смены тянулось медленно, камеры не показывали ничего интересного, огромный, самый дорогой и современный бизнес-центр в их областном городе, был погружен в тишину.
Поэтому внезапное движение на пятом этаже, где заседала бухгалтерия холдинга, которому и принадлежал этот бизнес-центр, привлекло внимание сразу.
Митек какое-то время наблюдал за светловолосой женщиной, сначала купившей кофе в автомате и затем нажавшей кнопку вызова лифта, а потом удивленно пробормотал:
– Бля, и чего им дома не сидится? На три часа задержалась на работе.
– Значит, надо так. – Отрезал его напарник сухо, пресекая всякие дальнейшие разговоры, – говорю тебе в последний раз, нехер задавать лишние вопросы. И вообще болтать.
Митек опять обидчиво поджал губы, наблюдая за женщиной, устало облокотившейся на стену возле лифта и медленно прихлебывающей кофе. Лица ее не было видно, только светлые короткие волосы в небрежной укладке и вполне симпатичную фигурку, сейчас выражающую полную выжатость. Наверно, много работы, сидела у монитора, без конца сверяя свои многочисленные таблицы и ломая глаза.
Лифт открылся, женщина, не поднимая головы, шагнула внутрь.
Затем кабина поехала наверх. Наверно, кто-то еще был в здании так поздно, и вызвал лифт. Митек удивился, что и на директорском этаже тоже есть сумасшедшие, кому неймется поработать сверхурочно.
А потом, когда едущий уже вниз лифт внезапно остановился между этажами, охранник удивился. Застряли что ли? Но вызова не поступало, а камер там тоже не было установлено. Или были, но выходили не к ним в охранку.
Митек оглянулся на напарника, думая, спрашивать ли о странности с лифтом, но наткнулся на угрюмое лицо и решил пока не лезть. И так чего-то недоволен мужик, шугается всего на свете. Ну подумаешь, спросил про Носорога! Тоже мне, секрет секретный. Да пошел он!
Лифт стоял уже пять минут. Митек ерзал. Потом не выдержал все-таки:
– Коль, глянь, че такое? Лифт, похоже, застрял. А там баба из бухгалтерии. Может, от страха в обморок грохнулась? Она вообще какая-то хиленькая, словно жевали ее и не дожевали…
Коля посмотрел по камерам, потом вздохнул:
– Одна она что ли?
– Да не понял я… Лифт наверх шел еще, может, там кого-то из дирекции подхватил…
– Ладно. Ждем еще пять минут, потом пойдем проверим.
– А вдруг ей там плохо? Сердечный приступ или еще что…
– А вдруг она вышла просто наверху, а лифт пошел вниз? Сам? Тогда это не наша печаль, ее служба Носорога прихватит.
Они еще немного попрепирались, решая, как поступить, потому что комнату охраны покидать можно было только в крайнем случае, а во всех остальных – оставаться на месте и вызывать специальную службу. Пока спорили, лифт опять пошел вниз. И мимо них, на подземную парковку.
Охранники замолчали, напряженно глядя в мониторы, ожидая, когда двери раскроются.
Лифт остановился. Раскрыл двери, выпуская двоих пассажиров. Мужчину и женщину.
Мужчина, темноволосый, коротко стриженный, очень крепкий и широкоплечий, остановился, доставая сигареты. Женщина, чей локоть он выпустил для того, чтоб подкурить, неуверенно сделала шаг назад. В сторону от него.
Мужчина убрал сигареты, сделал пару глубоких затяжек, не отводя взгляда от светловолосой спутницы, в которой Митек узнал ту самую бухгалтершу, что заходила в лифт, устало опустив плечи. Правда, теперь во всей ее фигуре явственно сквозило напряжение. И желание оказаться подальше от мужчины. Который отбросил прочь окурок и, шагнув к ней, резко дернул к себе за талию, прижал и грубо поцеловал. Женщина слабо уперла руки в его широкие плечи, Митек, задержав дыхание, прилизил на максимальную и увидел, как тонкие пальцы сжали ткань дорогого пиджака, словно пытаясь оттолкнуть, а затем бессильно опали вдоль тела, а сама женщина покорно застыла, позволяя мужчине жадно целовать ее губы, щеки, шею, порывисто дергать ворот кофточки, добираясь до плеча, поразившего Митька в полутьме парковки своей белизной и нежностью кожи, очевидной даже через объектив камер.
Заметно было, что она в ступоре, в шоке, замедленно, но отвечает на грубые ласки мужчины, подчиняется его напору. Вот руки поднялись и сами легли на плечи, опять сминая пиджак, вот тело прильнуло теснее, делая объятия еще откровеннее, и Митьку стало внезапно жарко. Нереально жарко, как не от всякого просмотра порнушки бывало. Этот поцелуй, с одной стороны грубый, практически насильственный, а с другой стороны невероятно горячий, покоряющий именно своей дикой животной стороной, возбуждал даже его, стороннего наблюдателя. А что же происходило в таком случае между теми, за кем они наблюдали так жадно, затаив дыхание?
Неизвестно, сколько бы Митек наблюдал за ними, открыв рот, но тут рядом отмер его напарник, выругавшись тоскливо и грязно.
Митек не понял таких эмоций, повернулся, чтоб сказать, что знает эту бабу, но Коля опередил:
– Сууука… – простонал он, не отрывая взгляда от монитора, где мужчина все еще никак не мог оторваться от беспомощной женщины, опять целуя ее в губы, долгим жарким поцелуем, полностью укрыв хрупкую фигуру своим крепким телом, так, что охранникам в камеру виднелись только светлая макушка и поднявшиеся на цыпочки ноги в узкой офисной юбке, – Носорог… Нам пиздец…
– Кто? – Митек пропустил мимо ушей последнюю фразу, жадно разглядывая парочку, – это Паша Носорог? Это он? А она тогда кто? Его баба?
– Не знаю, кто она. И знать не хочу. Бля. Попали мы с тобой, Митек. Попали.
Коля без сил повалился в кресло, уже без интереса, с ненавистью разглядывая целующихся на парковке людей, перевел взгляд на напарника, еще ничего не вкурившего по молодости и глупости:
– Это Носорог. И нам пиздец. Ты слышишь меня? Мы не должны были этого видеть.
– А че такова? – не понял Митек, – ну баба, ну выебет он ее щас на парковке… Стой! Надо запись сохранить! Потом в сеть выложу! Прикинь, сколько просмотров соберу?
– Дебил, – Коля покачал головой, прекрасно понимая, что работает здесь последний день, и никак не препятствуя напарнику. Все равно не успеет.
Тут на парковке Носорог оторвался от своей женщины, и, резко развернувшись, в упор глянул прямо в объектив следившей за ними камеры. Так глянул, что Митек почувствовал внезапную слабость в ногах и порадовался, что их разделяет целый этаж. Потому что даже через камеру взгляд бил, как кулак, прямо в грудь. И сердце останавливалось. И дыхание перехватывало.
– Нихера себе… Вот это он смотрит… Не удивлюсь, если баба в коме вообще… И так, в коме, перед ним ноги и раздвинет…
– Заткнись, дебил. Не усугубляй. – Коля покосился на монитор, где Носорог уже шел к машине, прихватив за локоть вяло перебирающую ногами женщину и другой рукой прижимая к уху сотовый.
– Да ты че? Испугался что ли? – Митек активно шерудил на пульте, копируя запись, – щас… Щас…
– Не делай этого, дурак, – Коля, впрочем, даже не пошевелился, чтоб остановить, словно потеряв интерес ко всему происходящему, – хуже будет…
– Да че будет-то?
Коля достал из шкафа бутылку водки и хлебнул прямо из горла. Разговаривать с напарником больше смысла не было.
– Это, бля, кто еще? – удивленно вылупился на промелькнувшие темные фигуры Митек, отвлекаясь от записи, которую уже успел перекачать себе на телефон в нарушение всех инструкций. – Это как они прошли? И куда?
– К нам, дебила кусок, – Коля рассмеялся пьяно и отшвырнул пустую бутылку в угол, – встречай!
Митек не успел ничего ответить, потому что в этот момент дверь охранки, запертая изнутри на серьезный такой замок, распахнулась…
На следующее утро, вызванная ночью по тревоге сменная охрана долго обсуждала дебилов-напарников, нажравшихся на рабочем месте паленой водки и угодивших в реанимацию. Как они умудрились при этом ноги-руки поломать и сотрясы получить, вообще непонятно… Теперь не скоро выпишутся. А когда выйдут, то ни в одно приличное место в городе их не возьмут с такой-то репутацией. Но другим пример. Нельзя пить на рабочем месте, нарушая внутренний распорядок и трудовой кодекс.
Глава 2
Ворота здоровенного особняка, перед которыми я переминалась уже минуту, поглядывая просительно в камеру внешнего наблюдения, были шикарными. Коваными, красивыми такими. Как и все здесь.
Я, правда, особо не успела рассмотреть, да и сейчас не горела желанием. И не видеть бы никогда. Великолепия этого. А, особенно, его бешеного хозяина.
Но, тут уж ничего не поделаешь. Попала, блин.
Я порылась в сумочке, прикурила, поежилась от свежего воздуха. Не готова я все же к забегу на короткие и уж тем более длинные дистанции.
Каблуки, узкая юбка, короткая летняя куртешка.
А, похоже, придется. Если ворота сейчас не откроют, буду штурмом брать. Как солдаты Зимний дворец. Прям вот по этим кованым цветочкам и полезу.
Я затянулась еще раз, глубоко, чувствуя легкую дурноту. С непривычки закружилась голова. Бросила я пару лет назад, когда дороговато стало удовольствие. Но дежурную пачку в сумке имела. На всякий крайний случай. Вот он и наступил. Крайнее не бывает. Дальше только шаг. За край.
Или я его уже сделала?
Топнула ногой. Опять глянула в объектив, уже требовательно.
Ну давай, мужик, давай…
Не будешь же ты из-за такой мелочи, как я, беспокоить хозяина? Он явно не любит, когда его тревожат. Особенно после ночи бессонной.
Тут сразу припомнилось, как спешно одевалась, поглядывая на раскинувшего мощные татуированные руки на всю ширину кровати, мужчину, как старалась не шуметь, разыскивая разбросанные туфли и кладя хер на нижнее белье, все равно не пригодно к носке, плевать, пусть сувенир ему остается, как на цыпочках выходила, даже не рискуя прощальный взгляд бросить…
Чтоб не почувствовал, не проснулся… Потому что в этом случае рисковала очень сильно еще неизвестно насколько в его особняке подзадержаться. А мне домой. У меня Ленка уже, наверно, проснулась. И теперь в засаде сидит. Я б тоже сидела, после вчерашней моей смс, о том, что дома не ночую и ложись спать.
Сеструля в курсе, что для меня это поведение совершенно нехарактерное. Поэтому и ждет. И надо еще ей что-то говорить. И еще придумать причину, по которой я из «Стройинвеста» увольняюсь.
И чтоб правдоподобно.
Конечно, можно сказать правду. Но это мало относится к категории реальности.
Ни в какой реальности потому что такие, как мой сегодняшний любовник, не обращают внимание на таких, как я. Ни в одной. Ну, кроме сказок, конечно. Но это вообще не мой вариант, опять-таки.
Я и сама не верю.
До сих пор.
Несмотря на отчетливую ломоту послесексовую во всем теле, на натертые щеки, истерзанные губы, веник на голове и синяки на запястьях, короче говоря, на все материальные подтверждения.
Мозг не воспринимает.
Как вот перестал еще вчера функционировать, так до сих пор в себя и не пришел.
Ровно с того самого момента в коме, как я в лифте Пашу Носорога увидела.
И обалдела.
Нет, то, что я на него работаю, как и все остальные в этом здании, я прекрасно знала, не настолько уж беспросветная дура.
Но за три года работы видела я его ровно два раза.
Причем, первый раз вообще издалека.
Я как раз только месяц как устроилась, тащила какие-то бумаги, и на первом этаже услышала низкий такой, хриплый, носорожий рев. Испугалась, подпрыгнула, чуть не растеряв папки, глянула на источник шума, как раз заходящий в лифт вместе со своими, порядком сбледнувшими с лица, подчиненными.
Паша говорил по телефону, и из цензурных в его речи были только междометия.
На тот момент для меня, дочери филолога и инженера, людей высокоинтеллектуальных, это было шоком. Я, открыв рот, смотрела, как Паша, высокий, очень крепкий мужчина, с короткой стрижкой и злым, недовольным лицом, заходит в лифт, продолжая рычать на кого-то по телефону так, что у всех присутствующих, включая меня, в буквальном смысле рукотрясение начиналось.
А потом он неожиданно поймал мой взгляд. И вот тут я внезапно поняла, почему он Носорог. Нет, не из-за каких-то там побед на ринге, или стиля ведения бизнеса. Нет. По его взгляду было ясно любому, что у человека стопарей нет. Просто отсутствуют. И, скорее всего, задней скорости тоже. Он смотрел, словно… Ну не знаю, сразу ударял. Прямо в сердце куда-то. Заставляя все внутренние органы сжиматься и прятаться друг за друга. Только чтоб не зацепило. Только чтоб пронесло. Потому что это реально было… Даже не страшно. А вот просто… Давяще. Жестко. И, черт, да! Страшно. Очень страшно. Я представила, как он таким вот взглядом упирается в оппонентов на встречах, переговорах, там, всяких… И поняла, откуда успехи в бизнесе. Сложно сказать «нет» человеку с таким взглядом, не рискуя в следующее мгновение не нарваться. На что угодно. Без предсказуемых вариантов.
Тут двери лифта захлопнулись, и все в фойе дружно выдохнули. Да, Паша так действовал абсолютно на каждого.
Я тогда так перепугалась, что даже сомневалась, стоит ли мне здесь работать. Когда такой зверь всего лишь через десять этажей от меня.
Но на тот момент лучше работы в городе не находилось, а на руках у меня была сестра-подросток в самом расцвете переходного возраста со всеми сопутствующими этому прелестями. Поэтому я отбросила в сторону ненужные страхи.
Ну, в самом деле, что за глупости? Какое дело такому, как Паша Носорог, до скромной бухгалтерши, мирно ведущей кдп многочисленных предприятий его холдинга? Да никакого. Мы и не встретимся никогда больше.
Я осталась работать и какое-то время тихо радовалась своей удаче. А особенно, когда зарплату начала получать. Хорошую. Белую! Это такая редкость для нашего города!
Время шло, я работала, постигая подводные камни профессии. Хотя чего там постигать, когда основной подводный камень был прямо на поверхности. Не подводный, короче говоря.
Мое начальство, главный бухгалтер холдинга, Максим Юрьевич, поначалу очаровавший меня своими интеллигентными манерами и внешностью доброго плюшевого коалы, после полугодового приглядывания, появил свою скользкую сущность. Знаете, есть такие камни в реке, валуны, внешне крепкие, а встанешь – и поскользнешься. И унесет тебя течением. Вот примерно так меня и понесло.
Потому что Максим Юрьевич, несмотря на семейное положение и наличие троих детей, оказался тем еще блядуном, переимевшим всех своих подчиненных, кроме, пожалуй, Валентины Степановны, женщины преклонных лет, мирно сидящей на первичке. Да и насчет нее я была не до конца уверена…
Ко мне он подкрадывался, как кот, на мягких лапах, а когда подкрался, наконец, и обозначил свои намерения, получил по физиономии жесткой папкой с личными делами строителей. А было их там примерно под четыре сотни. Увесистая такая папка…
После этого на меня обиделись. Решили, что я неблагодарная тварь и мерзавка. Но не увольняли. Потому что я повода не давала, поймав вкус хороших и, самое главное, так необходимых мне на тот момент денег. Но и ответочку я получила по полной, конечно же.
Теперь все участки уходящих на больничный, в отпуска и декрет, автоматически переходили мне. Ну а чего бы и нет? Ротация кадров, взаимозаменяемость и прочие лозунги корпоративной жизни. Не хочешь – вали. Я не хотела. Но уходить было некуда. На тот момент я успела влезть в ипотеку, Ленка заканчивала школу, и ценник за выпускной вывалили конский.
Короче говоря, я сцепила зубы и впряглась. Оставалась после работы, потому что не успевала ничего, а руководитель очень любил вызвать меня на ковер и долго иметь в мозг, раз уж другие части тела были ему недоступны.
Работа превратилась в каторгу. Правда, платили по-прежнему хорошо. Даже и без сверхурочных, мне положенных, но не оплачиваемых.
Уставала, конечно, адски, Ленка добавляла веселья, прямо на глазах превратившись из неуправлямого подростка в неуправляемую дрянь, с модельным ростом и внешностью. И такими же запросами.
Я проводила долгие воспитательные беседы, несколько раз с применением подручных средств, потяжелее, а затем махнула рукой. Своя голова на плечах. А у меня уже сил нет. Сунула коробку с презервативами и выпинула в жизнь. Сестра удивилась и обиделась. И ушла. Шлялась где-то две недели, а затем вернулась домой. Тихая такая, спокойная. Я поприглядывалась немного, не залезая в душу, но и не закрывая глаза. Особенно хотелось выяснить, не поменяется ли фигура месяцев через несколько.
Но нет. Похоже, пригодились презервативы.
Так и жили.
Я – пропадала на работе, стиснув зубы, и особо не строя далекоидущих планов, потому что двадцать лет ипотеки и так уже все очень четко за меня спланировали. Ленка – делала вид, что учится, продолжая лазить где-то по ночам, но уже по-тихому, без фейерверков.
И, пожалуй, это было самое спокойное время в моей жизни, после смерти родителей.
И так бы и продолжалось, если бы мне и дальше везло.
А вот не повезло.
