Мария Зайцева
Два босса для меня
Это было бы шикарно…
Но не тут-то было!
– Иди сюда, Лика, – махнул мне Гном, – садись, поешь. Ноги как, отошли?
– Я не хочу есть, спасибо, – пролепетала я, на всякий случай отходя еще на шаг.
– Сюда иди, – тихо обронил Саня, даже не глядя на меня, но таким тоном, что волей-неволей послушаешься.
Подошла, замялась, не зная, куда присесть. Гном лапнул меня за руку и уронил аккурат между ними.
Ох, как плохо-то!
Я замерла, стараясь лишний раз не шевелиться и очень остро ощущая жар от двоих Дедов Морозов, сидящих так близко по обе стороны от меня! Неправильные Деды Морозы! От нормальных – холодом тянуть должно! А эти – как печки.
В руки мне сунули круглобокий бокал на низкой ножке.
– Пей, – все так же мрачно приказал Саня.
И я выпила.
Коньяк оказался обжигающим. Он волной прокатился по пищеводу и мягко упал в желудок, даря мгновенное расслабление.
Ну что же… Может, это и неплохо? В конце концов, чуть-чуть согреться… Главное, не налегать… Подожду, пока мужчины захмелеют, потом выползу от них. И затаюсь. Заснут – утащу ключи и выберусь.
Как там Варька? Черт…
Закусив горьким шоколадом, я немного выдохнула и неловко попыталась сесть так, чтоб не касаться ни одного из Дедов Морозов.
– Да не егози, Лика, – Гном мягко обнял за плечи и притиснул к своему горяченному телу. Я замерла тут же, словно мышь под веником. Глянула на Саню, но тот мрачно пил до дна и, казалось, не смотрел на нас.
Поняв, что в этот раз поддержки ждать неоткуда, я смирилась. Пусть. Главное, чтоб надрались побыстрее. А, судя по скорости обмеления бутылки, ждать этого недолго.
– Давай, Лика, проводим старый год, – разлил по новой Гном, – говорят, что с как Новый встретишь, так и проведешь? Веришь в приметы, Лика?
– Да заебись, примета… Еще один год на твою харю смотреть, – буркнул Саня, откидываясь на спинку дивана и скользнув взглядом по моим напряженным коленкам. Нехорошо… Ох, нехорошо…
Я была в черных скинни, плотно облепляющих ноги и зад. Удобные, тянущиеся, немаркие… И абсолютно ничего не скрывающие.
Нервно дернув бедрами, я постаралась сделать вид, что ничего не замечаю. И вообще, вся такая напуганная дурочка.
– Так ты и без того сколько лет смотришь…
– Вот и думаю, чего это уже блевать тянет…
– А вы давно друг друга знаете? – неожиданно для себя задала я вопрос. И тут же заткнулась, ругаясь на чем свет стоит! Какого фига? Чего полезла?
– Да с детдома, малышка, с детдома, – рассмеялся Гном, – там и познакомились… Кстати, давай познакомимся, да? Меня зовут Гоша, можно Гога, можно Жора. Знаешь такое кино?
– Нет…
– Вот блядь, – выругался Гном, – чего вы вообще знаете сейчас, мелкие? Тебе сколько лет?
– Двадцать… – с напряга я позабыла все вводные данные и ляпнула правду.
– Двадцать… – Саня развернулся, задумчиво оглядел меня, и что-то такое черное, тягучее зашевелилось на дне его холодных глаз… – А смотришься на пятнадцать, мелкая совсем… В кого такая? Папаша-то у тебя – слоняра.
– В маму…
– Слышь, Лика, – лапа Гнома легла на мое плечо, чуть сжала, да так и осталась лежать, нервируя. От его пальцев шел жар, не хуже, чем от него самого, горячего такого, мощного, – а ты какого хрена все же не поехала со своими? М?
– Я… – так, срочно, срочно легенду! – Я хотела с парнем встретить! Сказала отцу, что в Прагу поеду, к подружке… Он парня не одобряет…
– А чего? – жарко дыхнул мне коньяком в шею Гном. Саня молча отпил еще коньяк, рассматривая меня пристально и недобро, – плохой мальчик?
– Папе не понравился, – уклончиво ответила я, стараясь не реагировать на мурашки по всему телу от его горячего дыхания.
– Ну да, папам плохие мальчики не нравятся, – рассмеялся Гном, невзначай навалившись на меня сильнее, – а вот девочкам – отличницам – очень даже. Ты – отличница, Лика?
– Да…
Разговор определенно приобретал нехороший оборот. Я облизнула губы, попыталась пошевелиться, отодвинуться чуть-чуть, но Гном словно не заметил моих попыток. От него одуряюще пахло свежим парфюмом, вперемешку с коньячным запахом и еще чем-то, сложно уловимым, но определенно приятным. Даже, я бы сказала, завлекательным.
Я отогнала предательскую и вообще ни в какие ворота не лезущую мысль, что, встреться мы в других обстоятельствах, я бы возможно… И с Саней, кстати, тоже. Было в нем что-то притягательное. В этой его мрачности, командном тоне. Ему было бы прикольно подчиняться… В постели… Если Гном определенно был таким массовиком-затейником в сексе, с которым не придется скучать, то Саня, со своей брутальной холодностью, привлекал именно отстранённостью, за которой ярко проявлялась огненная, обжигающая натура человека, умеющего сдерживать себя. До поры, до времени.
Ох…
Сильнее сжала бедра, стараясь делать это незаметно.
– И почему ты, хорошая девочка Лика, не осталась у своего парня, а пришла в новогоднюю ночь домой? – спросил Саня, одним махом опрокидывая в себя коньяк.
Глаза его блеснули в приглушенном свете камина, и отблески эти показались дьявольскими.
Черт, а похоже, я набралась. Незаметно для себя, потихоньку, полегоньку… С утра ничего не ела, а хороший коньяк – вещь коварная… Надо тормозить.
– Я… С ним поругалась. Поссорилась. И решила встретить Новый год одна.
– А чего поругалась?
– Неважно… – на дальнейшую легенду у меня уже не хватало сил и фантазии.
– Ну, в принципе, да, – кивнул Гном, выпил еще коньяк, настойчиво обновил всем, и мне тоже, хотя я убирала бокал, – давай-давай, хорошая девочка Лика… Старый год провожаем. Надо его так проводить, чтоб он, сука, не повторялся!
– Это да… – выдохнул Саня, уставившись в огонь задумчиво. И такое в его голосе прозвучало напряжение, что я опять ляпнула, не подумав:
– Что-то плохое в этом году случилось?
Саня перевел взгляд на меня, помолчал, а затем обронил тяжело:
– Не только в этом году, Лика… Не только… Но теперь… Теперь все будет хорошо, да.
– Да, – поддержал его Гном, – обязательно.
– Ты же принесешь нам удачу, Лика? – спросил Саня, глядя на меня пристально и серьезно. Так, словно мой ответ мог что-то изменить. Что-то улучшить.
– Да… – выдохнула я, не в силах оторвать взгляда от его глаз.
– Хорошо, – кивнул он, а затем… Затем молча потянул на себя за руку, извлекая из-под горячего тела Гнома, приподнял за подбородок, медленно, не торопясь, словно ожидая от меня реакции. Которой не было.
Я смотрела в его потемневшие серьезные глаза и слушала, как стучит, жестко и громко, сердце.
На тот момент я уже понимала, не основным, так сказать, составом мозга, но какой-то его частью, той самой, которая была в любой ситуации трезвой и здравомыслящей, что происходит, и куда это все ведет.
Верней, к чему это все ведет.
И понимала, что не заторможу.
Даже не потому, что не позволят, а… вот так. Год заканчивался так же бешено и безумно, как и начался.
Наверно, это закономерно?
В конце концов… Если бы я каждого из них встретила в другое время… Ага, и в другой жизни, чего уж там…
За окном начали взрываться салюты, президент, наверняка, говорил по телевизору о прошедшем трудном годе, я видела мрачные отблески огней в глазах Сани, жутко злого, жутко брутального в своей вечной холодности, за которой прячется ядерный взрыв, сметающий все вокруг, и жутко заводящего Деда Мороза.
«А ничего так, новогодний подарочек», – успела подумать я перед тем, как он поцеловал меня.
Как и все его поведение до этого момента, поцелуй был холодным, завораживающим. Он обжег безумием, тщательно скрывавшемся в этом человеке, и я закрыла глаза, слабо выдыхая свое согласие в его губы.
Кажется, сзади что-то сказал Гном, но я не слышала. Салют в небе над Москвой так хорошо и правильно совпадал с салютом в моей голове, что на другие звуки просто не было возможности, да и желания, реагировать.
А вот на прикосновения – очень даже.
Я ощущала, как широкие, по-богатырски крепкие ладони оглаживали меня по спине, потом опустились на талию и легко сомкнули ее в кольцо.
– Тонкая какая, дочка магната… Как бы не сломать… – сказал хрипло Гном, а Саня, оторвавшись от моих губ уже, практически, когда дыхания не осталось и голова закружилась, ответил, спокойно и жестко глядя мне в глаза:
– Не сломаем. Есть такое ощущение… И оно верное, да, Лика Коврова, дочь Гриши Ковра?
Я не стала ничего говорить. Кивнула только и тут же, застонав, откинулась назад, на горячую грудь Гнома, подобравшегося невероятно близко и умудрившегося расстегнуть на мне кофту и впиться в беззащитную шею обжигающими губами.
Холод Сани отстранился, но ровно на длину моих ног, с которых он, не сводя своего темного взгляда с нас с Гномом, как-то очень быстро, ловко стянул сковывающие скинни вместе с бельем. И от его обжигающе-холодных глаз стало жарче, чем от горячих губ Гнома.
Они действовали на удивление слаженно. Словно не в первый раз проворачивали такое… Впрочем, что я о них знала? Ничего. Может, и проворачивали…
– Красивая такая, – шептал в перерывах между поцелуями Гном, стягивая с меня кофту и расстегивая лифчик.
Когда он, флагом сдавшегося государства, слетел с плеч, обнажая грудь, Саня замер и резко втянул воздух сквозь зубы.
Гном тут же положил обе своих здоровенных лопаты на ноющую от желания прикосновений плоть, я застонала, прикрывая ресницы, не в силах терпеть эту муку, а разговорчивый горячий Мороз зашептал:
– Во-о-от… Я сразу понял, сразу… Такая жопа не может быть единственным достоинством… Ты глянь, какая, Сань… Глянь…
Его грубые пальцы так умело наминали соски, что меня начало трясти от удовольствия. Я обхватила Гнома за шею обеими руками, прогнулась, давая больше доступа огненным губам и жестким ладоням.
Саня, холодный, ледяной просто, не делал к нам ни одного движения, только смотрел, как Гном ласкает меня.
Он вообще, кроме того, первого безумного поцелуя, предопределившего события сегодняшней ночи, ничего не делал. Сидел и смотрел, переводил морозный взгляд с моих бесстыдно раздвинутых ног, с уже поджавшимися от удовольствия пальцами, до груди, полностью утонувшей в широких лапах Гнома, и выше – до раскрытых в стоне, жаждущих губ и безумных глаз, полуприкрытых ресницами.
Он смотрел и словно ждал чего-то… Или просто сдерживал себя изо всех сил. Сдерживал внутреннего ледяного зверя.
Одна из здоровенных лап Гнома скользнула ниже и опытно накрыла промежность… Влажную, конечно же. Попробуй тут остаться сухой, когда такое!
– Сань, – прохрипел он, словно удивившись этому обстоятельству, – она мокрая, Сань! Пиздец же…
Взгляд Сани переместился с моего лица на пальцы Гнома, уже отчетливо влажные, темнота во взгляде стала гуще, чернее…
И в этот момент ледяная глыба треснула.
Он молча положил ладони на мои колени, потянул к себе из рук Гнома, и тот безропотно отпустил, позволил выскользнуть из объятий.
Я оказалась полностью под Саней, даже не подумавшим раздеться, не таким широким, как Гном, но почему-то невероятно тяжелым.
Он смотрел в мои глаза, внимательно, жутко даже, а затем провел ладонью по щеке, пальцами по губам, раскрывая и заставляя впустить внутрь.
– Соси, – приказал он, жестко и холодно. И я… подчинилась.
Покорно обхватила губами его пальцы, скользнула языком по подушечкам, втянула с хлюпом в рот.
– Ох, бля… – тут же высказал свое отношение к происходящему Гном. Он, кстати, времени зря не терял, я слышала шуршание одежды, шевеление по дивану, потом рядом с нами упала лента презервативов. Это все было настолько поземному, настолько контрастировало с тем, что происходило сейчас с Саней, что меня на этом контрасте опять вынесло в нетерпении, затрясло от возбуждения. Я обхватила ледяного Мороза ногами, потёрлась о его оттопыренную ширинку мокрой промежностью.
– Хочешь, да, дочка Ковра? Хочешь? – тихо спросил Саня, проталкивая пальцы глубже в рот и, естественно, лишая возможности ответить. Только моргнуть удалось. Мокрые от моей слюны пальцы выскользнули из губ, прошлись по подбородку и жестко легли на горло.
Другой рукой Саня молча рванул ремень и молнию на черных джинсах.
Подхватил блестящую упаковку презерватива, разодрал ее, помогая себе зубами…
А в следующую секунду я закричала от вторжения. Такого необходимого в тот момент и все же неожиданного.
– Тихо-тихо, Лика, – зашептал Гном, садясь ближе и кладя мою ладонь на свой стояк, – не кричи… Пока.
Саня ничего не говорил больше, просто переводил взгляд с моих раскрытых губ и безумного взгляда на место соединения наших тел, на ладонь, крепко обхватившую жесткий член Гнома…
И тут его холодные глаза наконец-то вспыхнули. Это было одновременно жутко и красиво.
Он вышел практически полностью и тут же врубился обратно. И это ощутилось еще сильнее, чем первое вторжение.
Я снова вскрикнула, прогибаясь, запрокидывая голову. Саня легко закинул мои ноги себе на плечи, крепко взял за бедра, не давая возможности шевелиться, и сразу сорвался на жесткий, размеренный ритм, не позволяя даже лишний раз вздохнуть. Я вскрикивала на каждом движении, настолько это было остро и правильно. А горячий, на контрасте с холодом Сани, голос Гнома, его крепкий большой член в руке, добавляли в происходящее необходимой остроты, безумия.
Если бы мы были вдвоем с Саней, то было бы не так. Вполне возможно, что у нас вообще бы ничего не было…
Но Гном, словно катализатор афродизиака в крови, постоянно подбавлял градус, то шепча что-то горячее и невероятно пошлое, то наклоняясь, чтоб поцеловать, закрыть жадным ртом мои беспомощные губы, то чтоб укусить легко и волнующе за сосок… Он ласкал, находя все новые и новые эрогенные зоны, в то время, как Саня, жесткий, словно молот, равномерно врубался в мое тело, изучая происходящее своим ледяным и в то же время обжигающим взглядом.
Он и кончил так же, неожиданно и практически безэмоционально. Резко наклонился ко мне, укусил в шею, захрипел сдавленно…
Я не успела ничего понять, как оказалась коленями на полу, грудью на диване.
Гном, мягко поцеловав в шею, легко проник сзади, заставляя застонать от горячей наполненности.
После обжигающего льда Сани, Гном во мне ощущался раскаленным железом. Двигался он по-другому, более мягко, плавно, постоянно целуя спину, обрисовывая языком каждый позвонок, шепча что-то без остановки…
И тело, не успевшее остыть после Сани, наполнилось мягкой, томной сладостью, мне показалось, что меня не трахают, а танцуют, нежно и изысканно…
Я повернулась, приподнимаясь на руках, тут же была поймана в плен горячими губами, послушно раскрыла рот, впуская жадный язык…
А назад вернулась уже к Сане.
Он сидел на диване, поглаживал себя и смотрел на нас.
И в глазах его загорались и потухали салюты.
А затем холодная ладонь приподняла за подбородок, он заглянул мне в лицо, наклонился поцеловать и сполз с дивана, тоже становясь на колени передо мной.
Его член, освобождённый от презерватива, оказался так близко… Я раскрыла рот и лизнула его.
Почему-то мне казалось, что он будет на вкус холодным, как мятный леденец. Но оказалось, что он – горячий тоже.
Скользнул мне в рот легко-легко, наполняя до упора и упираясь в небо.
– Расслабь горло, – скомандовал Саня, и я послушалась.
Он положил ладонь мне на горло, контролируя проникновение, и начал двигаться, неторопливо, медленно, ощущалось, что он больше для процесса это делает, для кайфа своего, для желания наблюдать, как двигается его член в моем горле…
– Ох, круто, Сань, круто… – захрипел Гном, которого эта сцена совершенно очевидно завела, задвигался сильнее во мне, от чего глаза начали слезиться и закатываться, – ты сейчас кончишь, малыш, поняла?
Я ничего уже не понимала.
Я находилась словно между двух стихий: вечно ледяного севера и сладко обжигающего юга, эти два Мороза, каждый по-своему, сводили меня с ума, дополняя друг друга.
Острый контраст ощущений сводил с ума, заставлял умирать от противоречивости и порочности происходящего…
И я не уверена была, что способна в таких обстоятельствах кончить. Скорее, умереть от удовольствия.
Горло немного саднило от вторжения, в глазах стояли слезы, холодный взгляд Сани не отпускал ни на секунду, тело обжигали горячие ласки Гнома, его огненный шепот, его сильные, глубокие движения во мне… А затем Саня замер, немного сжав горло, словно пытаясь нащупать свою плоть во мне, а Гном, наоборот, двинулся сильнее и жестче, немного изменив угол проникновения…
И я кончила. Содрогаясь от безумного, выматывающего удовольствия.
А фейерверки в моих глазах в тот момент могли запросто перебить по яркости те, что запускались на Красной Площади.
Когда мои Морозы освободили меня, я не смогла удержаться на коленях и руках.
Упала на пушистую искусственную шкуру, сжавшись, в попытке спрятаться, укрыться от произошедшего безумия.
Но Гном не позволил этому произойти.
Подхватил меня на руки, понес куда-то.
Следующее, что я помню, это мягкость постели под спиной и нежность одеяла сверху.
– Поспи, малыш, тебе силы еще понадобятся, – прохрипел он, поцеловал напоследок в губы, огладил по груди, выдохнул… И вышел.
А я…
Черт, да, я позволила себе поспать. Всякому, даже железному, механизму требуется перезагрузка. Особенно, когда попала в ситуацию эррора.
Проще говоря, меня вынесло в подпространство, без всяких снов и ощущений.
Реально, перезагрузка.
Проснулась я в полутьме.
По привычке, не шевелясь и не выдавая своего бодрствования, начала сканировать обстановку.
Так, по-прежнему в кровати, в съемной хате Морозов, не так давно сладко трахавших меня прямо в гостиной на искусственной медвежьей шкуре.
В приоткрытую дверь виднелся слабый отблеск камина. И слышались тихие голоса.
Морозы обсуждали ситуацию.
Очень вовремя я проснулась.
– Смотри, через неделю будет большая выставка, сам знаешь, кто приедет… – голос Гнома звучал тихо, немного хрипловато. Сексуально. Он вообще, очень сексуальный мужик, с этими его грязными словечками и горячими губами. М-м-м… Словно пряный глинтвейн на языке… Ох, что это я? Не хватило, что ли? Непроизвольно напряглись мышцы бедер… Определенно не хватило… – и там можно встретиться с Окуневым.
– Что нам даст Окунев? Не пори херни, – голос Сани, холодный, грубоватый, бил точно в низ живота ледяным ударом, заставляя нервные окончания онеметь от предвкушения удовольствия.
Судорожно выдохнув, пытаясь усмирить бешено бьющееся сердце, я обозвала себя нимфоманкой и навострила ушки.
Фамилия была знакомая. Очень.
Окунев, значит… Как интересно…
– Окунев его с говном сожрет! – кипятился Гном, – ты же знаешь!
– Не сожрет, – обжигал холодом Саня, – они – птицы одного полета. На таких, как мы, только срать могут, но не смотреть… Вот если б…
– Ну да… Флешка помогла бы… – грустно согласился Гном, – черт… ну вот как мы так?
– Идиоты потому что… Думали, воспользуемся ситуацией, возьмем на хапок.
– Да, недостатки планирования налицо, – вздохнул Гном, – говорил я тебе…
– Заткнись, и без тебя херово.
Пауза, потрескивание искусственных бревен в искусственном камине, звон бокалов.
– А с малышкой что делать будем? Она, все-таки, Ковровская дочка… Он нам ее не простит…
Я замерла, напряженно слушая.
Саня молчал, и ощущалось, что от него, как от ведущего в этой двойке, зависело решение.
– Похер, – наконец спокойно и холодно сказал ледяной Мороз, – я ее не отдам.
Ох…
– Черт… – тихо, волнующе рассмеялся Гном, – ну ты гад! Я чего-то напрягся даже, когда ты замолчал… Думаю, щас как ляпнет «папаше вернуть», и че я делать буду? Я же не отдам… А ты… Цепанула девочка, да? Горячая, пиздец… И такая… Чистая, что ли… Столько баб было, а вот такой, искренней…
– Да.
Холодный голос Сани оттенил тот огонь, который я испытала от слов Гнома. Иррационально, конечно, но было дико приятно. Они не хотели меня отдавать! Даже понимая, что будут проблемы! Понимая, кто мой отец! Не хотели! Себе хотели! Ох…
Ну, почему я не тупая малолетка, думающая пиздой? Я бы сейчас текла уже…
Хотя, стоп. Я и так теку…
– Она между нами не выбирала, ты заметил? – продолжил между тем Гном, – она по-разному принимала, но не выбирала… Словно чувствовала… Охереть, да?
– Да.
– Ну ладно, этот момент прояснили, можно выдохнуть… Но она же к отцу будет проситься… И вообще…
– Убедим.
– Скандал будет…
– Плевать.
– Ковер, он…
– Похер.
– Бля-а-а-а… А ты завелся, я смотрю?
– Да.
Гном хрипло рассмеялся, судя по звуку, хлопнул ледяного Саню по плечу, затем опять забулькала жидкость.
– Ну чего, пусть спит еще? Или пойдем?
– Пусть спит. Успеем. Времени много у нас.
– Бля, она реально словно миротворица. Джульетта, блять. А мы с тобой – два ебанутых Ромео, готовых забыть о суке-папаше ради нее.
– Только самоубиваться не будем.
– Это да. Я уж лучше Ковра замочу. Потом. Как-нибудь… Слушай, но думал ли ты, что так получится, а? Помнишь, мы в детдоме…
– Помню.
– А теперь…
– А теперь похер. Надоело. Надо дела делать. Она не привыкла по съемным хатам…
– Да… Как думаешь, надолго нас так переклинило?
– Не знаю. И выяснять не собираюсь.
– Вот за что я тебя уважаю, Саня, так это за емкость и окончательность твоих суждений, – заржал Гном, снова звякая бокалом, – если уж ебанулся – то с концами.
Я выдохнула и позволила себе закрыть глаза и расслабиться.
Морозы забавно рассуждали про мое будущее, похоже, искренне желая завершить вражду с Ковровым… Из-за меня… Это грело самолюбие, несмотря даже на дикие домостроевские замашки. В принципе, типичное поведение для брутальных мужиков: если женщину поимел, то она автоматически становится его. Правда, как в этой всей фигне уживалось то, что они меня спокойно и без напряга поделили в постели, и, судя по всему, собирались и дальше делить, непонятно. Но да ладно. У каждого свои недостатки…
А вот вопрос про флешку… Как забавно тасуется колода…
И я сейчас могла бы им помочь утопить Ковра.
Но…
Но меня ждет Варька.
А Морозов моих ждет сюрпризик.
Потом.
Утром, когда мне удастся улучить момент и свалить из квартиры.
А пока что…
За окном – первая ночь нового года, я – в мягкой постели, после сладкого секса. И в перспективе – еще секс. Потому что вряд ли мужчины усидят долго там, набираясь коньячком.
Придут.
И тогда…
Тело сладко заныло в предвкушении.
В новогоднюю ночь можно позволить себе отключить голову и побыть безумной…
Можно…
А утро…
Утром и посмотрим.
А пока что ночь.
Я закрыла глаза, потянулась томно, выдохнула.
За окном замолкали фейерверки, но до утра было еще долго.
А, значит, время для безумия оставалось…
