Мария Зайцева
Чертовка для безопасника
Глава 2
Примерно год спустя
Когда тебе сорок, а твоему сыну шестнадцать, невольно приходится прикасаться к молодёжной моде, субкультуре и ловить странные словечки, которыми изобилует речь современных подростков.
Постепенно улетают стереотипы, глупые и нелепые, где мой сын, мой наследник – здоровый, сильный, морда кирпичом, в спортивной или военной форме, живёт по расписанию и отличник во всём.
Да, именно так я и представлял своего пацана шестнадцать лет назад, когда впервые увидел его в голубом выписном кульке на пороге роддома.
Уже мысленно планировал, что в два года он на велик сядет, а в четыре – пойдет в секцию карате, как раз знакомый мой этим делом занялся тогда, хороший спец, работали вместе когда-то… Ну и так далее, чего там еще ошалевшие от счастья и свалившейся ответственности папаши придумывают?
Всё оказалось намного проще. Я живу с ним, расту с ним, учусь с ним. И сам не замечаю, как перенимаю какие-то его повадки, его словечки, словно пацаном тоже становлюсь, когда он рядом.
Ну и принимаю его со всеми тараканами и возрастными кризисами, куда же без этого?
Киту шестнадцать лет. Вначале он отказался стричься.
Мой сын. Ходит лохматым. Я возражал, но не приказывал.
Смирился и смотрел, как оно дальше пойдет. И зачем ему это. Пацан-то у меня – на редкость продуманный. Куда там мне в свои шестнадцать.
Теперь я понимаю причины повышенной лохматости: белые кудри, большие голубые глаза… И девочки, не оставляющие Никиту Кирилловича в покое. Личка постоянно трещит, как только не лопается от наплыва сообщений!
Дальше он заявил, что не будет есть моё «хрюкало». Именно так, я это даже записал, чтобы с мужиками потом поржать. За «хрюкало» он получил сто отжиманий в быстром темпе, осилил тридцать, но на кухне нашей обосновалась машина по изготовлению домашней лапши, и десяток рецептов теста для пасты, как меню в ресторане, лежат, красиво оформленные, на кухонном столе. Увлекательно, если честно.
Все лучше, чем стряпня бывшей тещи. Она, кстати, три недели назад приезжала, пыталась жарить отвратно воняющие блины и упрашивала оставить нам своего племянника на проживание.
Я при Никите ей улыбался, бабка, как-никак, а потом, когда он в школу ушел, вежливо попросил чай допить и свалить. Что было, то прошло.
Никита тоже бабушку не сильно любит, потому как не за что ее любить… Но хрен с ней.
Недавно сын поделился, что ему девушка с первого курса университета очень нравится. Где-то они в общей компании столкнулись… Этого следовало ожидать. У него десятый класс, а девушка уже высшее образование получает. Без матери рос пацан, а это накладывает отпечаток на личность, я читал, я в курсе. Не удивлюсь, если он на полном серьёзе однажды захочет жениться на женщине, старше себя.
Надеюсь, это не сразу после школы случится. Как-то я к внукам не готов. Слегка.
Да и мачеха Киту не светит, чтоб могла бабушкой подрабатывать по совместительству. Потому что… Какой из меня муж?
Не до того вообще. Только-только вышел на новый уровень, в серьёзном бизнесе у меня пусть и небольшая, но доля, и я из кожи вон лезу, чтобы Никита ни в чём не нуждался.
Мы вдвоем хорошо живем.
Нормальный мужской распорядок дня, спокойствие и логика во всем. У нас чисто, готовим по очереди, если не получается, не влом заказать на дом, по расписанию время проводим вместе. В общем, нет места в моей жизни постоянной женщине, путь уже Кит теперь думает.
Ему, конечно, учиться еще, потом армия и универ… Ну, это я так распланировал, а вот чего он сам по этому поводу решит… Я не буду возражать. Меня отец в свое время строил нехило, ну так и я другой по характеру. Прямой, как топор, такого только обтесывать.
А Кит у меня – натура творческая… Его нельзя ломать.
Если влюбится и дойдёт у него дело женитьбы, разменяю наши хоромы, или куплю ему отдельное жильё, сам буду куковать в шести комнатах в двести сорок квадратов.
Жалко, все же, квартиру продавать…
Старая застройка, центр Москвы. Высокие потолки, солидные окна. Ещё мой дед получил это жильё, кадровый офицер, полный кавалер ордена Славы, герой Советского Союза. Получил старик три комнаты, но батя тоже не промах был и три соседних еще присоединил. Всё это было приватизировано, красиво оформлено современными отделочными материалами… И жило в этой квартире восемь человек. Потом родители умерли. Брата не стало, жены моей тоже… И остались мы с Никитой…
За окном дождь, смотрю, оценивая, сильно вымокнет парень по дороге из школы, или нет? Разгулялось неожиданно… А этот модный маньяк – в белых понтовых кроссовках. Вот им сегодня конец и будет, судя по всему.
Хлопает дверь, слышу топот и сопение.
Кит стоит в прихожей, шмыгая носом.
Выхожу, рассматриваю, в который раз поражаясь, как быстро дети растут.
Сын вымахал, почти с меня ростом, плечи в ширину раздались. Скоро и меня догонит, а, может, и перегонит даже.
Красавец. Попал-таки под первый дождь в этом году. Надо же, ещё снег не сошёл, а уже барабанит по окнам.
От дождя белокурые волосы Никиты ещё больше закручиваются в кольца. На губах улыбка, в серо-голубых глазах огоньки. Серое полупальто распахнуто, а за отворотом спрятан рыжий котёнок с розовым носом.
– Нашёл! – так радостно объявляет мне Кит, словно мы с ним это искали очень давно.
Учитывая, что мы ЭТО не искали, радость преждевременная.
Словно поддерживая, недовольно фыркает робот-пылесос в длинном коридоре нашей квартиры.
– И? – осторожно уточняю я, не выдавая своей реакции.
А реакция понятная и естественная – вернуть ЭТО туда, откуда оно принеслось, потому что сразу разыгрывается воображение, и я прямо вижу наяву, как рыжая наглая морда ссыт в мои брендовые ботинки.
– Это девочка.
Очень важная сейчас информация. Очень. Все меняет, конечно.
– Ник, нахрена нам это? – вздохнув про себя, предпринимаю я попытку отбодаться от рыжего счастья, но сын сурово смотрит и крепче сжимает пискнувшего котенка.
– Надо. Она там мерзла и плакала.
Ну, вот что делать? Отправлять на улицу? Так он пойдет, буду потом по закоулкам искать…
Пояснять, что нам животные категорически противопоказаны – у меня командировки, работа сложная, у Кита – сборы, учеба, поступление в следующем году, тоже дома часто не бывает…
Котенок, пригревшись в тепле, сладко жмурится и тянет тонкие лапки с полупрозрачными коготками по руке сына.
И я сдаюсь.
Радости не выдаю, само собой, но забираю котёнка себе в ладони. Мелкое трясущееся существо пищит тонко и трясется от страха всем телом. Ещё и мокрый. Я за шкирку его поднимаю, внимательно рассматриваю.
Дворянин, чистой воды…
– Бать, ты осторожней…
– Не бойся, их так кошки носят, – предупреждаю возмущение сына.
А сам пытаюсь скрыть неожиданную улыбку.
У животинки живот в бело-рыжую полоску. Вспоминается, что оно ведь ещё и мурлыкать может. Ложится на больное место и когти в тебя пускает от удовольствия.
– Это кот. Куда смотрел-то?
Кит удивленно пыхтит и лезет мне под руку проверять наличие неожиданно возникших половых признаков.
– Дуй в ветеринарную аптеку, – кладу кота себе на ладонь, и места там, надо сказать, еще прилично остается, рассеянно поглаживаю. Тот тут же затихает, а затем начинает громко мурлыкать. Ощущение такое, будто у меня в ладони маленький тарахтящий моторчик. Интересно… – Купи там всё для кошек, корма, наполнитель, шампунь против блох и глистов.
– Я быстро, бать! Давай его Фрешем назовём.
– Да, хоть Горшком, лишь бы по углам не ссал. И ещё! – я ловлю сына за рукав пальто, когда тот уже практически выскакивает из квартиры. – Никита, у нас даже цветов нет, понимаешь почему. Мы не можем себе позволить животных. То есть, придется туго. Ты готов к этому?
– Конечно! – Кит беспредельно рад, что я не возражаю, со всем соглашается сейчас. И очень счастливым выглядит…
В такие моменты я понимаю, насколько остро ему не хватает матери. Тепла женского и ласки. Я не могу заменить… Не могу!
Мой парень вырос таким крепким и при этом совершенно хрупким. Вот шестнадцать пацану, а ребёнок. Он ребёнок.
Кит убегает, я залезаю в старинный чулан, там нахожу отцовскую шапку-ушанку и засовываю туда котёнка, как в гнездо. Мелкая тварь начинает пищать.
С шапкой под мышкой иду на кухню. У меня как раз хорошие сосиски куплены. Оболочка натуральная, но лучше, наверно, почистить. Хрен его знает, чем питался он все это время. Подохнет мне тут, даже глистогонных таблеток не дождавшись. Чищу сосиску, ставлю шапку у ножки стола, рядом – тарелку с едой.
Мелкий-мелкий, а на жратву накидывается зверем. Голову наклоняет, скалит молочные клыки, въедаясь в мякоть мясной сосиски. Рычит ещё вдобавок, надо же. Хищник.
Пью кефир, смотрю на ливень за окном, опять вспоминая про отсутствие зонта и белые кроссовки сына… Кирдык им, точно…
Внизу зверь с диким рычанием уничтожает сосиску.
Благодать…
Вибрирует телефон. Номер незнакомый, судя по набору цифр, местный, столичный.
Интересно…
Теща сменила окраску, что ли? Или кто-то из многочисленной родни со стороны жены? Мошенники, просители, собиратели данных… Или по работе звонят. Такое тоже может быть.
– Слушаю.
– Здравствуй, Кирилл Михайлович, – голос спокойный, хрипловатый, немного растягивающий напевно слова.
Он всегда так говорил: умиротворённо, негромко, словно познал смысл бытия, и дзен его обычное состояние. Военный хирург высшей категории, собравший меня по частям около двадцати лет назад. Генерал-майор Ушаков Николай Николаевич. Человек с большой буквы, которому я не только жизнью обязан, но и жизнью своего ребёнка.
Глава 3
– Николай Николаевич, – выдыхаю я и быстро добавляю, – какая неожиданность.
– Неожиданность, Кирилл Михайлович, бывает детской, приятной-неприятной, – напевным голосом, словно рассказывая былину отвечает Ушаков.
– Приятная, Николай Николаевич, – выпаливаю я и вытираю пот со лба.
Пот… Со лба! Ни хрена себе, как меня от уважения вштырило. А его можно и нужно уважать. Пожалуй, это единственный человек на земле, которому я готов в ноги кланяться.
– Я в Москве. Встретиться с тобой хочу.
– У меня выходной, подъеду, куда скажете, – с готовностью отвечаю я.
– Но только, Кирилл Михайлович, сам понимаешь, я бы тебя беспокоить попросту не стал. С просьбой к тебе.
Голова лихорадочно соображает, что может человек с такими связями и такого уровня у меня попросить. У меня. Деньгами запредельными я не располагаю, да и, пожалуй, не стал бы у меня Николай Николаевич в долг просить, есть люди, которые ему без процентов безвозмездно золотые горы готовы отдать. Многих людей спас этот человек. И людей влиятельных.
А он звонит именно мне. Вопросы, вопросы…
– Буду рад помочь. Всё что в моих силах, как говорится.
– Я вышлю сейчас тебе адрес, встретимся через два часа. Хорошо, очень хорошо, что ты откликнулся, – он кладёт трубку, и через минуту на мой телефон приходит сообщение с адресом неизвестного мне кафе где-то за Третьим транспортным.
Расклад не очень.
Ушаков не хочет, чтобы нас видели вместе.
Интересно, почему?
Просыпается предчувствие, как у матёрого волка. Только вот оно не совсем дурное, скорее наоборот я ощущаю азарт и прилив крови в голову, как у того самого волка перед охотой.
Любопытный спектр эмоций.
Я смотрю на котёнка, тот не доел сосиску и отрубился лапками кверху в шапке-ушанке, и сейчас смотрится так, словно проглотил мячик, так ровно и кругло торчит полосатое брюшко.
Забавный.
Подумав, пренебрегаю костюмом, отдав предпочтение джинсам. Рубаха чёрная и чёрный джемпер. Приглаживаю изрядно отросшие светлые волосы, смотрю в зеркало.
Отлично. Внешность среднестатистическая, похож на задрота.
Можно было бы служить в разведке, настолько непримечательно смотрюсь, что затеряться в толпе нет проблем.
У меня даже очочки имеются с простыми стёклами, в них я выгляжу, как преподаватель университета. Для полного «фарша» этого образа, беру с собой небольшой старый дипломат и, переступив, робот-пылесос, выхожу в прихожую. Как раз вовремя, потому что на пороге появляется Никита.
Мокрый насквозь, с улыбкой до ушей.
Да, наверно, не стоило ребенка гнать в дождь за глистогонными и наполнителем для кота. Какой-то я неправильный отец…
– Она спит, поэтому вначале прими горячий душ, волосы высуши, одежду новую надень, эту кинь стирать, пальто на плечики и над батареей, кроссовки, – я смотрю на его обувь.
Крепкие, заразы. Правильно, нужно парням хорошие вещи покупать. Кит без приказа в кроссы суёт сушилку для обуви, и белая ткань тут же начинает светиться голубым светом.
– А ты куда в таком виде?
– На деловую встречу, – копаясь в гардеробе, неохотно отвечаю я.
Нахожу старое замшелое пальто и накидываю на плечи. Авось, не треснет. Его еще дед мой таскал.
К этому убогому наряду идёт мрачно-дегтярное кашне тоже родом из прошлого века. – Позвоню, если задержусь. Действуй с ней по инструкции. Она сытая, так что не корми. Если пережрет, может стошнить. Убирать сам будешь.
– Бать, она же кот, – смеется Кит и, не удержавшись, трогает аккуратно, пальцем, пушистое брюшко сыто сопящего котенка.
Я замираю. Действительно… Чего это я? Старею, наверно. Растерялся, не уловил, не сосредоточился. Видимо, Ушаков привёз мне нечто действительно серьёзное, раз голову забивает предчувствием настолько, что кота кошкой обзываю в задумчивости.
– Но это мы ещё посмотрим, когда он вырастет, может, он по характеру – баба, – перевожу всё в шутку, хлопаю своего парня по плечу и спешно выхожу из квартиры.
В ебеня Москвы добираться приходится как раз два с половиной часа, ещё я боюсь опоздать, поэтому выпендриваюсь с проездом через дворы. Но дело это неблагодарное. Наставили, суки, шлагбаумов там, где их быть не должно.
Добираюсь к вечеру.
Дождь неожиданно заряжает, видимо, на всю ночь, и я, кутаясь в высокий ворот пальто и кашне, остро пахнущее отцовским одеколоном, бегу по мрачным улочкам в сторону кафе. В шатрах света, что падают с высоких фонарей, отлично видно, что к ночи подморозило, и дождь уже идёт со снегом.
От непогоды – ярким контрастом тепло внутри уютного кафе. Приятно пахнет кофе, играет живая музыка. За вход приходится заплатить. Неожиданно, местечко оказывается элитным. Мордоворот на входе внимательно меня рассматривает, просит провести дипломат через металлоискатель. Я не сопротивляюсь, улыбаюсь неловко, как и положено ботану-профессору из непрестижного ВУЗа.
Стараясь не выделяться широкоплечей фигурой, немного сутулюсь и прохожу в зал, прекрасно оформленный в стиле американских 60-х годов прошлого столетия. И сразу вижу старика в невзрачном сером костюме, он поднимает руку и машет мне, приглашая к себе. Прохожу между столиками, на небольшой сценке под светом прожекторов сидит опухший чувак, косит под Элвиса и очень красиво поет про сейчас и никогда.
Рукопожатие оказывается крепким, хотя Николай Николаевич на голову ниже меня.
Он не изменился совсем. Все тот же сухонький, седовласый старик с большими голубыми глазами, настолько лучистыми и живыми, что чувствую себя пацаном в его присутствии и ещё больше сутулюсь. А когда он меня обнимает и целует, еле сдерживаю идиотскую растерянную улыбку.
Сажусь за столик напротив Ушакова, нас освещает приглушённый свет ночника со стенки цвета кофе. И от этого кофе хочется так сильно, что скулы сводит. Поэтому подскочившая официанточка в короткой юбке, с начёсом на волосах а-ля 60-е, жующая жвачку, сразу получает от меня заказ на чёрный сладкий кофе.
– Не изменился совсем, – улыбается Николай Николаевич, у него тоже стоит чёрный кофе чашка наполовину пуста. – Как Никита?
– Растёт, скоро с меня ростом будет.
– Хотел бы его увидеть, – на морщинистом лице старика отображается искренняя печаль, но затем он собирается, вскидывает на меня неожиданно серьезный и жесткий взгляд. – Не буду тебя задерживать. Мне нужно только «да» или «нет».
Он опускает глаза, трёт большим пальцем ручку на кофейной чашке. Делает паузу, словно слова подбирает.
Я не тороплю.
Предчувствие обостряется до предела. Не просто так меня сюда позвали, с такими церемониями.
– Моя дочь Марта стала случайно свидетельницей убийства, – наконец, начинает тихо говорить Ушаков. – Непростого… Убивал очень влиятельный бандитский авторитет, связанный напрямую с чиновниками. Оглянуться не успели, из Москвы люди пожаловали. – Он остро смотрит на меня, – сам понимаешь, какие…
Я ничего не говорю, слушаю внимательно, глядя на старика. Улыбаюсь официантке, когда она приносит кофе, и взглядом провожаю её упругую маленькую попку в юбочке по самое не балуйся. Короче говоря. Изо всех сил делаю вид, что мы – просто два коллеги, зашедшие после лекций кофейку попить.
А сам просчитываю варианты. Деталей, судя по всему, не будет. Ушаков или не в теме, знает только то, что ему успела сообщить дочь, или просто не скажет по каким-то причинам. Ставлю на первый вариант.
Против всякого инстинкта самосохранения ощущаю, как по крови расползается шипучим горячим уколом кайф от интереса к делу Ушакова. Будоражит.
– Защита свидетелей, – кидаю я на пробу и отпиваю ароматный горячий кофе.
– Да. – Кивает Ушаков, – У Марты есть подруга, та выходит замуж за местного начальника РУВД… Он попытался спрятать мою дочь. Кирилл, её чуть не убили. Она чудом спаслась. Её передвижения отслеживают. – Он сжимает неожиданно жесткие кулаки, смотрит на меня в упор. – Тут вопрос уже не в том, кто что сможет сделать для нас. Здесь вопрос доверия. Кирилл, я долго думал. Просчитывал варианты… Кроме тебя, мне не к кому обратиться. Ты – единственный человек, которому я доверяю, имеющий подготовку и достаточный опыт. Её нужно спрятать, пока служба собственной безопасности разбирается, где утечка и протечка в их рядах. Помоги мне. Две-три недели, спрячь её так, чтобы не нашли. Потом её переправят на суд уже специальные службы. О деньгах не беспокойся…
– Нет-нет-нет, – тут же прерываю я и пустой ладонью показываю, что деньги вообще не вопрос.
А вопрос в том, что у меня, мать ее, работа. И долг перед этим человеком. Я не могу отказать. Совсем не могу.
– Да, – киваю ему, и Николай Николаевич натягивает болезненную улыбку. Он не ошибся, мне можно доверять.
Глава 4
Счёт времени идёт на минуты. До квартиры я уже добираюсь с планом действий.
Девушка, дочь Ушакова вполне взрослая, дамочка за тридцать. Без проблем, одним словом. Подросток, конечно же, был бы хуже в плане подчинения, но у подростков обычно физическая форма лучше, чем у людей к четвёртому десятку, и, если придётся бежать, либо просто шустро передвигаться, то тут необходимо подготовиться. То что операция опасная, понятно сразу. Так же, как и то, что никому нельзя про нее. Даже Питеру. Даже Демону. Поэтому я возвращаюсь домой к Никите, полминуты наблюдаю его веселую возню с котенком, увлеченно гоняющимся за большим пальцем на ноге сына, и хлопаю его по плечу.
– Сбылись твои мечты, Кит, – вздыхаю я притворно, – ты две недели будешь жить один.
Сжатые кулаки от восторга летят вверх, парень кричит от радости.
Он не то, чтоб рад моему отъезду… Хотя, чего там юлить – рад, конечно! Да и кто бы был не рад в шестнадцать лет пустой квартире на целых две недели?
Улыбаюсь и направляюсь в свою комнату, чтобы быстро собрать сумку. Фрэш вымытый, проглистогоненный и довольный, выходит в коридор, чтоб познакомиться с лотком. Увлеченно копается в нем.
А я мимолетно удивляюсь: у меня настоящая семья! Теперь даже кот есть! Охренеть.
Собираясь, звоню своему заместителю, потому что отрываться от бизнеса – дело неблагодарное. Питер с семьей все еще в Голландии, его отец, мое непосредственное начальство, а теперь и старший партнер – в Ницце косточки греет. А я здесь. И надо соответствовать. И держать руку на пульсе, даже если и приходится подставлять задницу под возможные пули.
– Понимаешь, Серов, насколько мы влетим, если ты не потянешь? – нагнетаю я атмосферу, скидывая в сумку свою щётку и бритву.
– Кирилл Михайлович, я всё понимаю, не подведу.
Голос зама звучит довольно и бодро. Ну-ну.
– Серов, разработки по тому делу, о котором я тебе писал… очень серьезно отслеживай. Там патент сам знаешь, какой.
– Всё будет в порядке, не беспокойтесь.
– Смотри! Уволю, второй такой работы не найдёшь.
– Не дам повода для увольнения.
– Давай, работай, – говорю, отключаю звонок.
– Бать, глянь, он в лоток сходил.
– Увольте, Никита Кириллович, – откровенно ржу. – Сам любуйся.
Вроде всё собрал, сажусь на дорожку в прихожей на банкетку, заворожённо глядя, как мерцает сушка в кроссовках моего сына.
Насколько опасно прятать женщину от убийц? Насколько серьёзно влетел Ушаков со своей дочерью? Всё выясню, постараюсь справиться, как Серов в моё отсутствие.
Никиту обнимаю, треплю за волосы и смотрю в глаза.
– Деньги я тебе на карточку кинул. Никаких блютуз-наушников за десятку! Ты понял? Это деньги на еду.
– Но на день рождения-то купишь.
– Ты ещё старые коньки не сносил, к тому же телефон у тебя новый.
– Так не дело к новому гаджету старые наушники! Лажа, папа!
– Лажа у тебя с кроссами! Следи, начнут разваливаться, носи ботинки.
– Я ботинки не надену!
Ни хрена нельзя его одного оставлять! Ну, нельзя в шестнадцать лет – и всё. Может, я папаша до мозга костей, но беспокоюсь серьёзно.
– За тобой присмотрят, – спокойно говорю сыну и, не слушая горестных воплей и заверений, что он уже взрослый, и няньки не требуются, закрываю дверь в квартиру, оставив Кита в полном недоумении и легком расстройстве.
Я и раньше часто в командировки ездил и по делам отлучался… И Кит спокойно оставался один, он – на редкость здравомыслящий и самостоятельный, но сейчас…
Что-то внутри дёргается, ноет, ноет… Надо принять меры, вот и все. Чисто профилактически, хотя чует моё сердце, нарвался я на приключения. Информации безбожно мало, добывать буду уже по пути.
Спускаюсь вниз и набираю номер одной хорошенькой девушки, увы, замужней.
Зовут её Лапочка. Да, у нее есть имя и фамилия, и даже муж есть, но она – Лапочка, и это прозвище, которые не только вмещает её состояние души и разума, но отображает всю суть этого чудесного, почти безвольного существа. Она прекрасна тем, что контактирует с подростками и детьми на каком-то сакральном уровне и может уговорить любого из них, собственно, на что угодно. Но, так как она Лапочка, от неё идет только позитив. И Никита был тайно в неё влюблён. Два года назад точно, теперь я уже не полностью в курсе его пристрастий, вырос пацан, стал скрытным.
Лапочка отзывчивая. Я её предупреждаю, что нужно присмотреть, чтобы питался, чтобы не ходил в дырявой обуви. Ну и вообще… Присмотреть.
Она соглашается и обещает заехать прямо сегодня.
Отзывчивая и добрая.
Такая пропала бы в этом диком мире без защиты.
Хорошо, что у нее защитник имеется, да такой, что любому глотку перервет в легкую.
Мой приятель Демон, в миру – Игорь Ольгович. Да-да, именно матчество взял парень и бил в табло без промаха, когда кто-то из знакомых пытался его обсмеять.
Демон, вообще-то – золотой мальчик, мама влиятельная, отчим – депутат Московской думы, дядя руководит целым краем. Ну, и он сам не прост, спец по кибербесзопасности, хакер со стажем.
Собака такая, вечно в моих контактах шарится, как у себя дома. Сколько раз по носу получал за это – нифига не помогает!
Неудивительно, что когда я выхожу торопливо из квартиры он уже в курсе ситуации и мне трезвонит.
Ещё бы, его Лапочку тронули! Такое страшное дело с ней сделали, попросили раз в неделю к пацану и его котёнку заглядывать, присматривать.
– А какого чёрта ты моей жене звонишь? – без «здрасте» с наездом влетает в трубку Ольгович.
– Почему я не могу ей позвонить, она у тебя что, не человек?
– Ты охренел, Кирсан?! Всё, что касается Лапочки, касается меня!
– Сейчас твоя Лапочка с твоей Рыбонькой и твоей Заинькой плывут в сторону моей квартиры. У меня оружие против тебя – белокурый пацан, притащивший с улицы рыжего котёнка, в общем против этого у тебя защиты нет и не будет. Так что, как говорит мой сын, Сосиписун! Килобайтный!
Я скидываю звонок и довольно усмехаюсь, бормоча тихонько:
– Давай, Демон, шуруй ко мне на квартиру и присмотри за моим пацаном.
Никогда никому не признаюсь, что Демон – отличный парень. Лапочку свою хороводит, дочь, Заиньку, с рук не спускает, а Рыбонька – это его племянница Аня, которую он, как дочь родную любит, хотя папаша Рыбоньки нашего Демона пытался убить.
Вот такие перипетии жизни я оставляю за спиной, настраиваясь на тяжёлую работу.
Даже не представляя, насколько тяжёлую и насколько при этом сладкую.
