Мария Высоцкая
С тобой нельзя

Карина же загружает их каждые полчаса, наверное. Даже в нашем городе локации находит, на удивление. У нее точно глаз на локации наметан, из любой невзрачности что-то прекрасное сделает.

Вот она у бассейна в доме Шумаковых, вот в местном мажорном ресторане, в салоне, на массаже, пару видео с кривляньями, пока она едет за рулем и подпевает своим же песням. Пролистываю все это быстро. Когда в ее контенте нет Матвея, она мне малоинтересна.

Правда, на опросе, что она кинула, зажимаю экран пальцем.

«Может быть, мне не стоит выходить замуж?»

И два варианта ответа – нет и да.

Мое подсознание ликует. Особенно когда начинаю читать комменты под последним постом, где все, как один, в ужасе спрашивают, все ли у них с Мотом нормально.

Я ликую, конечно, но умом понимаю, что это либо очередной развод для увеличения просмотров, либо дурацкая попытка продать какой-нибудь курс. Этим она тоже грешит. И прогревами такими не брезгует.

И все вроде нормально, ничего необычного, но мне все равно не по себе. А что, если она узнала? Понятия не имею как, но что, если…

Это вообще хорошо или плохо будет?

Мот ее отпустит, если она решит уйти, или захочет удержать? Что он будет делать в такой ситуации?

Я миллион раз представляла их расставание, ссору, скандал грандиозный, но ни разу не задумывалась – а дальше-то что?

Не ко мне же он побежит. Точно нет.

Пока думаю об этом, телефон в руках начинает вибрировать. Номер незнакомый. Обычно я на такие не отвечаю, но сегодня какого-то черта делаю исключение. Зря, очень зря, потому что, как только слышу женский голос, сразу понимаю, кто это.

Карина. Карина Ростова. РиРо. Невеста человека, которого я люблю. Популярная девчонка. Та, с кем у меня нет ничего общего. Чего она хочет?

– Привет, – здороваюсь, а у самой ладони вспотели.

– Это Карина. Девушка Мота.

– Я по голосу узнала.

– Да? Блин. Богатой не буду. Слушай, Алёна, верно ведь?

– Да, Алёна.

Стараюсь, чтобы мой голос звучал дружелюбно, но выходит с трудом.

Серьезно? Она хочет сейчас мне показать, что нашла мой номер, но имя мое еле помнит? Чушь же!

– Слушай, мы можем с тобой встретиться? Разговор есть.

– Разговор?

С опаской смотрю по сторонам, будто ищу скрытую камеру. В другой ведь ситуации она не может мне звонить. Или…

Узнала? Матвей все ей рассказал? Тогда зачем ко мне приходил?

Паника нарастает. Крепче сжимаю телефон, киваю, словно Карина меня видит, и, спохватившись, что это не так, добавляю:

– Да, конечно. Когда? Где?

– Завтра. В летней веранде, у вас тут в центре, куполом которая.

– Хорошо.

– В пять вечера буду тебя ждать.

– Но я не мог..

Договорить не успеваю, потому что слышу гудки. Пытаюсь перезвонить, чтобы объяснить, но телефон оказывается выключенным. Ну конечно, вряд ли бы она стала звонить мне со своего номера.

И что теперь делать?

Как вариант, позвонить Шумакову и рассказать, что Карина хочет со мной встретиться…

Но если позвоню, то никогда не узнаю, зачем она меня зовет. Уверена, Мот сделает все для того, чтобы эта встреча не состоялась.

Ладно, буду просто действовать по обстоятельствам, в конце концов, мне не впервой лететь в неизвестность. Может быть, этот полет окажется мягким. Успокаиваю себя, конечно, но все равно стреляю у Руса сигарету и прячусь на заднем дворе кафе.

Хочу снять стресс. Метод не лучший, но в данную минуту другого у меня нет. Прикуриваю, прилипая спиной к стене, обшитой металлом, и выдыхаю обильный клуб дыма. Легкие, кажется, сжимаются от крепости красного «Мальборо», я кашляю, но, наперекор своему организму, делаю еще одну затяжку.

Смотрю на оранжевый огонек, который после вдоха становится серым, а потом на свои пальцы. Подрагивают.

Глупышка ты, Алёнка, ничего страшного не произошло, вряд ли Карина знает о нас. Не может она знать. Просто не может!

Только вот моя неугомонная совесть, пожирающая изнутри еще с ночи, совсем не дремлет.

Сама на себя давлю. Проговариваю мысленно, что поступила как сучка. Настоящая дрянь. Нет, Шумаков тоже хорош. Но я же сознательно к нему лезла, где-то даже надежда тлела о том, что было бы хорошо разрушить их пару. Очаровать его.

Даже в любви призналась на этом фоне, но он, судя по всему, не заметил, либо решил, что это мой пьяный бред.

Он сделал вывод, что у меня день плохой был, поэтому так и произошло.

Как бы не так…

Не то чтобы я прям планировала на него вешаться, но в том состоянии уже саму себя не остановить было. Все запреты слетели. А теперь вот имеем, что имеем.

Выбрасываю окурок, а вместе с ним лишние мысли. Мне нужно доработать смену в адеквате, а еще не забыть отпроситься на несколько часов завтра. Думаю, этого времени хватит, чтобы пересечься с РиРо. Можно даже селфи сделать, мол, я так от нее фанатею.

Знаю, как сучка себя веду, но зато отведу все подозрения окончательно. Я просто фанатка, не больше.

До закрытия кафе бегаю с подносами и даже стираю пятку. В промежутках успеваю наклеить пластырь, но он словно специально скатывается в трубочку и натирает только сильнее. К закрытию я имею огромную рану на пятке, под лопнувшим волдырем. Кожу щиплет, и Марина предлагает обработать водкой, потому что ничего другого под рукой нет. Так и делам.

Когда Рус выпроваживает последнего посетителя, начинаем уборку, и я наконец-то надеваю свои шлепки, в которых пришла.

Вадик приезжает за мной за десять минут до того, как я освобождаюсь, отжимаю тряпку и выливаю воду из ведра в унитаз. Стаскиваю перчатки, мою руки и бегу переодеваться.

На улицу выхожу без сил. День сумасшедший был, и если к физической усталости мне не привыкать, то вот моральная до сих пор на плечи давит. А все Шумаков и его невеста.

Матвей…

Поднимаю взгляд, да так и замираю на крылечке кафе.

Мот с Вадиком сидят на капоте красного старенького фольца. Вадя его три года назад еще купил. Ровно за неделю до смерти мамы…

– Привет, – брат машет мне рукой, касается ногами земли. Подходит и тут же забирает у меня пакет.

Да-да, мы таскаем домой продукты, которые остаются. Арат разрешает.

– Ну ты как? – Вадя приобнимает меня за плечи. Тут же клюю его в щеку, а потом еще и тычусь носом в грудь.

– Без ног. В аптеку заедем? Мне пластырь нужен и мазь. Ногу в кровь стерла.

– Конечно.

Брат помогает мне доковылять до машины, а я не сопротивляюсь. Хочется, чтобы кто-то за мной поухаживал. Позаботился. В такие моменты это особенно важно.

– Привет, – слышу голос Матвея.

Зажмуриваюсь тут же, хорошо, что все еще рядом с братом стою и практически дышу ему в грудь.

– Привет, – нахожу в себе силы для ответа, а потом еще и для улыбки. – Чего вы так поздно вместе третесь? Встречаетесь, что ли? – прикалываюсь.

Шумаков нормально реагирует, ухмыляется, а вот Вадя морщит нос.

– Завязывай со своими гейскими шуточками, – щелкает меня по носу и открывает дверь в машине. Заднюю. Даже тут Шумаков умудрился внести в мою жизнь перемены. Я же всегда с Вадей рядом езжу.

Придется теперь сидеть рядом с Нинкиным детским креслом.

В дороге меня немного вырубает. Когда Вадя притормаживает у аптеки, сил сходить туда самой у меня нет, поэтому он идет один. Мы же с Шумаковым остаемся в машине.

Я его не вижу, но напряжение лютое. Оба не в своей тарелке сейчас.

– Вы поссорились с Кариной?

– С чего ты взяла? – поворачивает голову, а я в этот момент подаюсь вперед, цепляясь пальцами за край спинки сиденья.

Почти сталкиваемся носами. Смущаюсь и немного отклоняюсь назад.

– Видела ее сторис, – жму плечами.

– Это прогрев. Не бери на свой счет.

– Пфф, даже и не думала, – обнажаю иголки.

Что он вообще себе позволяет? Козел!

Пока я придумываю план, как хорошенечко и невзначай ему врезать, Мот спрашивает:

– Как прошел первый рабочий день? Устала, да?

И ничего это не забота, Алёна. Он просто разговор поддерживает, как бы там ни было, нам все равно придется общаться. Из-за Вадика.

– Посмотрела бы я на тебя, таскай ты весь день подносы.

– Кто на что учился, – Шумаков хмыкает, а ко мне снова возвращается желание ему треснуть.

– Тебе домой не пора? У вас там, кажется, вечеринка намечалась.

– Мы там уже были, но решили переместиться.

– Куда?

– Иса предложил к вам домой.

– Невеста твоя тоже приедет?

– Думаю, ей не до этого.

И что это значит?

Глава 6

Сейчас неплохой момент признаться Моту в том, что Карина назначила мне завтра встречу, но я замолкаю и отворачиваюсь. Высматриваю Вадю в окно, чуть вытянув шею. Очень хочу, чтобы он вернулся поскорее.

Шумаков уже завис в телефоне, но я все равно ощущаю между нами неловкость. Мы больше не разговариваем, только проще от этого не становится. Кажется, наоборот, атмосфера лишь нагнетается.

Мот откидывается затылком на подголовник. Сидит так, что я вижу экран его телефона. Не целиком, но прекрасно различаю то, что у него переписка с Кариной открыта. Извиняется перед ней, что ли? Они точно поругались. Чувствую. Иначе Матвея бы тут не было.

Они там ссорятся – мирятся, а я как маньячка за этим наблюдаю.

Вадя хлопает ладонью по крыше машины. Вздрагиваю. Так внимательно его высматривала, что проглядела.

– Держи свою аптечку, – брат кидает мне в руки пакет и садится за руль.

– А чего ты так долго? – бурчу. Купить мазь и пластыри – две минуты, но Вадик вернулся не раньше чем через десять.

– Очередь.

– Ночью? Я не видела, чтобы кроме тебя оттуда кто-то еще выходил, – улыбаюсь. Нарочно его поддеваю.

Знаю я, что он там делал, флиртовал с фармацевтшей. Вадя тот еще бабник. Удивляет лишь то, что он со всеми своими бывшими и проходящими всегда в отличных отношениях остается. Никаких скандалов, слез, истерик. Дружба-жвачка, блин, по итогу. Всем бы так, если честно.

Я вон с Мотом один раз поцеловалась, и до сих пор сквозь землю готова провалиться. Какие из нас друзья теперь? Выдумка!

Открываю коробку с пластырем и заклеиваю пятку. Настрадалась сегодня сполна.

К дому приезжаем быстро. Мыслей так много, что дороги я не замечаю. Собираю все свои пожитки и приятно удивляюсь, когда Мот открывает мне дверь.

Выпрямляюсь, оказываясь с Шумаковым лицом к лицу. Как так вышло, что мы снова запредельно близко друг к другу? Расстояние сантиметров пятнадцать в нашей ситуации не расстояние!

– Спасибо, – бормочу, неуклюже переступая с ноги на ногу, и отвожу взгляд. Робость в этот момент зашкаливает, если честно.

Ничего сверхъестественного. Подумаешь, дверь открыл, а меня уже вот почти в рай отбросило.

– Всегда пожалуйста.

Матвей, в отличие от меня, взгляд не отводит. Чувствую, что лицо мое разглядывает, иначе почему щеки обжигает?

Ужас какой-то! Не может так больше продолжаться. Это пытка, честное слово.

– Мы в двадцать четыре пойдем. Тебе что-то взять? – Вадик немного повышает голос, но на крик не переходит. Я его и так прекрасно слышу.

– Сок. Апельсиновый.

Спешу к подъезду и роюсь в сумке в поисках ключа.

– Понял. Куртку мою забери. – Подбегает и набрасывает мне на плечи свою ветровку. – Мы быстро.

Мальчики уходят за пивом. Несмотря на то, что время около трех, в соседнем доме работает маленький круглосуточный магазинчик, в котором продают спиртное в любое время суток. Почему так происходит и кто их «крышует», догадаться нетрудно.

Не успеваю зайти домой, как в прихожую из комнат вываливается все наше немаленькое семейство. Отца среди них, естественно, нет.

– Ира, – разуваюсь, глядя на сестру с укором, – почему Нина еще не спит? Время видели вообще?

– Она без тебя не ложится. Ноет ходит. Что я сделаю?!

– Надо было ее у ба оставить, – нагнетает Макс, после слов которого наша и так расстроенная Нина начинает хныкать.

– Не реви, – обнимаю ее на автомате, параллельно стаскивая с себя Вадину ветровку. – Я сейчас умоюсь и приду к тебе.

– Почитаешь?

– Почитаю, конечно.

Глажу Нину по голове. Улыбаюсь.

Если честно, мне очень хочется завалиться на кровать и ничего не делать.

Я очень хочу быть обычной девятнадцатилетней девчонкой. Безрассудной, думающей только о себе. Юной и безответственной. Такой, какой мне и положено в моем возрасте.

И у меня был шанс. Я могла уехать учиться в другой город. Поступить в какой-нибудь колледж на бюджет, если не прокатит с вузом. Уехать и не париться о том, как там моя семья. Свалить ответственность на Вадю окончательно. Могла бы. Но кем я буду после этого?

Отцу уже как три года нет до нас дела. У него свое затяжное горе, но ему нет никаких оправданий. С каждым днем моя ненависть к нему только возрастает. Он взрослый мужик, который с легкостью переложил на нас с Вадей всю ответственность.

Ненавижу его. Так сильно ненавижу! Почему в память о маме он решил бухать, а не воспитывать общих с ней детей? Не найти отдушину в ее продолжении?

И если с мелкими он после маминой смерти хоть как-то еще общается, когда приходит в себя, от меня на расстоянии держится.

Я ведь так на нее похожа, что он просто не может не видеть этого сходства. Оно его убивает. Я его убиваю, родная дочь, своей похожестью на его умершую жену. На мою мамочку.

Разве его можно хоть за что-то уважать после всего этого? После всей той боли, что он нам причинил? После порушенного детства у меня и у малых? После того, как Вадику практически пришлось взять на себя роль отца?!

Мы все не просто связаны навеки, мы приросли друг к другу и вряд ли когда-то сможем отделиться.

– Так. – Закрываю нашу комнату изнутри и быстро стягиваю комбинезон. – Что будем читать? – Заваливаюсь к Нине на кровать в лифчике и трусах.

– «Красавицу и чудовище».

– Ну давай. – Открываю книжку. – Жил-был богатый купец, у которого было три дочери и три сына. Младшую из дочерей звали Красавица. Ее сестрицы не любили ее за то, что она была всеобщей любимицей…

Нина укладывается на подушку, пристраиваясь у меня под боком.

Она знает эту сказку наизусть, но часто просит почитать именно ее. Это такая память о маме. Вот эта затрепанная книга, которую она читала трехлетней Нине. Она до сих пор это помнит…

Когда я думаю об этом, слезы на глазах, вот и сейчас снова плачу. Наизусть повторяю слова сказки, а по щекам слезы катятся. Нина жмется ко мне еще ближе. Обнимает, а минут через десять уже засыпает.

В прихожей в этот момент как раз открывается дверь. Слышу голос брата. Они с Шумаковым вроде и тихо говорят, но у меня второй день подряд все органы чувств обострены, я каждое их слово слышу.

Аккуратно, чтобы не потревожить Нину, вылезаю из ее кровати, натягиваю велосипедки, длинную футболку, убираю волосы в пучок и выскальзываю за дверь. Ира как раз гасит светильник.

На кухне уже трется Макс. Разгар лета. Ложиться спать он не спешит, а если еще можно посидеть с Вадиком и его друзьями, так вообще в кровать не загонишь.

– Алёнк, будешь? – Вадя кивает на банку пива.

Вспоминаю пузырьки от шампанского так весело лопающиеся на языке и отрицательно качаю головой.

– Нет, пару минут с вами посижу и спать пойду, – присаживаюсь на табуретку рядом с братом, затылком ощущая на себе взгляд.

Поворачиваю голову. Мот стоит в дверном проеме, только вышел из ванной, в которой на полотенцесушителе, между прочим, сушатся мои лифчики. Прекрасно просто…

Сталкиваемся глазами. Мот не улыбается, даже бровью не ведет, но я прямо чувствую, что это маска, за которой скрывается его фирменная ухмылка.

По-хорошему, мне стоит уйти. Лечь спать и не обострять, но я зачем-то остаюсь, а потом еще и несколько глотков пива из Вадиной банки делаю.

Горьковатые хмельные пузырьки щекочут язык, а скопившаяся за весь день усталость медленно растворяется.

Тянусь к пачке чипсов, и Мот словно специально делает то же самое. Касаемся друг друга пальцами.

Мурашки по коже расползаются мгновенно, а время замедляется. Для меня точно. Остальные толком ничего и не замечают, а вот я, кажется, попадаю в петлю времени, где секунды тянутся вечность…

Отдергиваю руку. Пульс учащен. Дыхание сбито.

Я жива и мертва одновременно.

Нужно успокоиться, но, как это сделать, ума не приложу. Вадик о чем-то говорит Моту, и я понимаю, что Шумаков полностью переключился на моего брата. Он не со мной уже, а я до сих пор в прострации. Момент эмоционально напряженный. Как ни крути, а возвращаться после такого к жизни с каждым разом всё труднее.

Шумаков об этом знает? Судя по всему, да.

Я же себя выдаю. С потрохами. До ночи в загородном доме со мной такого не случалось. Я держала чувства на замке, за толстой стеной. Скрывала все до капли, и мне это с легкостью удавалось. Что же теперь не так?

Может быть, вот это странное ощущение… Оно меня с момента поцелуя не покидает. Мне кажется, а иногда я прямо уверена, что все взаимно. Что Матвей испытывает что-то подобное тому, что чувствую я, при каждой нашей встрече.

У него такой взгляд, необъяснимый, но транслирующий теплоту какую-то. Озабоченность происходящим. Что, если ему на меня не плевать?

Я понимаю, что это глупость. Он все ясно дал понять. Сам пришел, извинился, объяснил. По-человечески все разрулить попытался. И у него получилось. Почти.

Почти, потому как свои чувства я спрятать не могу. Никак. Некуда их прятать. Они во мне уже несколько лет живут и угасать не хотят.

Не исчезают.

Причиняют такую адскую боль, измываются надо мной, но не уходят!

На глаза слезы наворачиваются. Поднимаюсь с табуретки и закрываюсь в ванной, немного стою в тишине, рассматривая в зеркале свое отражение.

Я красивая. Кудрявая блондинка. Глаза серые, ресницы черные, длинные.

На меня обращают внимание. Я это знаю, потому что комплименты делают, на свидания зовут. У меня никогда не было дефицита внимания от мальчиков.

Только проблема в том, что все их внимание мне даром не надо. Мне Шумаков нужен. Одержимо. Болезненно. До сердечной недостаточности.

Он мне нужен! С ним нельзя, я знаю, но мечтать могу. Просто воображать я могу, этого у меня никто отнять не может. Никогда не сможет!

Выдыхаю.

Привстаю на цыпочки и вытаскиваю сигареты из своего тайника, прячу их за резинку велосипедок и оттягиваю футболку.

Вадя не знает, что я покуриваю. Увидит – убьет.

Если дома и пахнет табаком, то Макс берет вину на себя. Всегда. Вадя, конечно, ругается, но попроще все равно относится. Для него курящая девочка – табу. Вадик у нас такой, полуспортсмен. Пьет только пиво, и то редко. Не курит и совершает каждодневные утренние пробежки по три километра.

Вышмыгиваю в прихожую, нужно как-то выйти на улицу, да так, чтобы никто не заметил.

– Да иду, щас, – голос брата приближается.

Вадик выходит в коридор, надевая кроссы.

– Ты куда? – смотрю на то, как он одевается.

– Да Маринка мозг выносит. Я минут на пятнадцать, составь Моту компанию пока.

Нервно улыбаюсь и прячу волосы за уши.

Вадик хлопает дверью и идет… В соседнюю квартиру он идет. Прямо напротив. К своей девушке. По крайней мере, три прошлых месяца они вроде как были парой…

Супер, теперь на улицу можно не ходить. Стаскиваю с крючка ветровку, надеваю и быстро, так, чтобы не зацепиться за Шумакова глазами, выхожу через кухню на балкон.

Прикуриваю, а у самой руки трясутся почему-то. Нервное. С одной стороны – Матвей, который смотрит через стекло на меня, с другой – неожиданный приход брата, который точно наорет из-за сигарет.

Затягиваюсь на свой страх и риск.

Дверь за спиной хлопает. Сглатываю горьковатую слюну и еще внимательней всматриваюсь в ночной двор с тусклыми фонарями у подъездов.

Шумаков замирает справа от меня. Весь такой деловой, руки в карманах, взгляд ничего не выражает.

Стоит и пялится на то, как я делаю очередную затяжку, обхватив фильтр губами.

Когда резко поворачиваю голову, нарочно, с вызовом, Шумаков… Он вздрагивает?

Нет, это мне явно кажется. Просто вижу, что хочу, вот и все.

– Чего? – мило улыбаюсь, пока напряжение между нами не начинает потрескивать.

Кожу покалывает.

– Покурим? – Мот смотрит на мои губы.

Киваю на пачку сигарет, лежащую рядом, и снова затягиваюсь.

Глядим друг на друга. Гадкие мурашки облепляют все тело в этот момент, Мот делает шаг. Встает вплотную.

Как в замедленной съемке наблюдаю за тем, как его рука оказывается рядом с моим лицом.

– Одну на двоих, – прищуривается, аккуратно высвобождая сигарету из моих пальцев.

Приоткрываю рот от удивления, жадно наблюдая, как его губы обхватывают фильтр в том же месте, где мои.

Это можно считать кансэцу кису* или нет?

Густой, едкий дым белым облаком вздымается к небу. Мот выдыхает его щедрой порцией, а потом делает еще одну крепкую затяжку, запрокинув подбородок и вытянув шею.

Мои щеки розовеют, а сердце сжимается. Ураган эмоций сносит волной растерянности. Вцепляюсь пальцами в железные балконные перила, и все равно теряю равновесие. Переваливаюсь на один бок, чувствуя на талии теплые прикосновения.

Мот дотронулся до меня раскрытой ладонью.

Смотрю на него, медленно умирая. Зачем он это делает? Это нечестно.

В панике выхватываю у него сигарету, вдыхаю дым до слез. Стряхиваю пепел и дрожу. Очень хочется к нему прижаться. Сильно-сильно. Ненормально и неправильно, знаю. Это желание делает меня уязвимой.

Прижимаю свои пальцы к груди Мота. Чувствую его глубокие, размеренные вдохи и ровные удары сердца.

Мое же вот-вот выломает грудную клетку. Облизываю губы и бросаю тлеющий окурок вниз. Оба наблюдаем за тем, как он летит с пятого этажа в темноту ночи, неловко друг друга касаясь.

– Нам, наверное, не стоит наедине оставаться, – бормочу, набираясь сил, чтобы посмотреть на Матвея.

Когда запрокидываю голову, обжигаюсь о его взгляд. Пристальный, цепкий, сводящий с ума, в общем.

– Да, ты права, – произносит тихо, с легкой хрипотцой.

Больно это слышать, но я сильная, и я справлюсь. Отрываю свою ладонь от его груди, но Мот перехватывает запястье. Окольцовывает. Наши руки замирают в воздухе.

– Ты говорила правду?

Матвей наклоняется. Смотрит на мои губы, бегло в глаза и снова на губы.

– О чем?

– О том, что влюблена?

– Я безбожно врала.

– А почему дрожишь? – склоняется еще ближе.

– Я…

Придумать ответ не успеваю, и, честно говоря, хорошо, что так. В глубине квартиры хлопает дверь. Видимо, Вадик вернулся.

Шумаков резко разворачивает меня к себе спиной, берет пачку сигарет, прикуривает и отходит в сторону. Теперь мы на расстоянии. Он курит. А я просто нахожусь неподалеку. Никакого криминала.

– Бля, Мот, ты опять начал? – Вадик с недовольным лицом выходит к нам.

– Балуюсь, – Шумаков пожимает плечами, выпускает дым, а сам меня взглядом цепляет.

Балуется…

Это ведь не о сигаретах. Точно не о них…

***Кансэцу кису (間接キス) в Японии существует понятие «косвенный поцелуй». По сути, это минимально тесный физический контакт. Например, когда возлюбленные делят еду, напиток или сигарету, можно сказать, что это намекает на поцелуй.