Мария Воронова
Ухожу от тебя замуж
– Альбина Ростиславовна, но ваш сын изменял мне и сделал ребенка на стороне! – не выдержала Александра. – Чем бы вы могли это перебить? Какой аргумент привести, чтобы я осталась с ним? Я вот не нашла, сколько ни думала.
– Понимаю твое негодование, дорогая. Виктор поступил очень плохо, поэтому я ни слова не сказала против того, что ты забрала себе квартиру и дачу. Ни слова! – Свекровь многозначительно подняла палец. – Пусть все это было приобретено на его заработки, но измена есть измена. И я представляю, как тебе было плохо, когда ты все узнала, только надо было не страдать в одиночестве, а прийти ко мне со своим горем, и, поверь, мы бы все прекрасно уладили! Я ж не враг тебе, моя дорогая, и никогда не была.
– Так я и развелась не с вами, а с вашим сыном.
– Оставь сарказм, Саша, он тебе не идет. – Альбина снова похлопала ее по коленке. – Повторяю еще раз, я ни в чем тебя не упрекаю, но позволь тебе все же заметить, что, отказавшись от помощи людей, которые хотят тебе только добра, и поддавшись своим первым побуждениям, ты поступила опрометчиво.
– Но…
– Крайне опрометчиво, – повторила свекровь с нажимом. – Знаешь, такое впечатление, будто ты всю жизнь прожила в хрустальном замке, а когда столкнулась с реальностью, растерялась и наломала дров. Безусловно, хорошо жить, веря в светлую любовь и верность, но мужчины есть мужчины. Если ты вдруг снова выйдешь замуж, думаешь, муж не будет изменять тебе?
– Думаю, он будет уже не в том возрасте, чтобы это делать.
– Опять шуточки! Раньше в тебе не было этого ерничания!
– Что делать, – пожала плечами Александра, – развод меняет людей.
– Вот именно! Так зачем ты допустила, чтобы он состоялся? Ах, Сашенька, нет на свете такой жены, которой муж был бы верен всю жизнь! Даже мой Виктор Викторович…
«Господи, три живых Виктора Викторовича в одной семье, – подумалось Александре. – Три! Как вы с ума-то не сойдете!»
– Не знаю, как другие, – сказала она вслух, – но я росла у дружных родителей и видела, как мама с папой любят друг друга. Может, для вас измена это норма, а для меня нет.
Свекровь покачала головой и улыбнулась ей ласково, как никогда раньше.
– Милая ты моя, – сказала она после долгой паузы и вдруг обняла Александру. – Какая же ты наивная еще девочка!
– Да какая девочка! – фыркнула Александра, высвободившись. – Сорок шесть лет почти!
– А в душе совсем ребенок!
Александра вдруг с ужасом увидела, как на глазах свекрови выступили слезы, и поспешно отвернулась.
– Деточка моя. – Альбина Ростиславовна вдруг забрала ее ладонь в обе свои руки, как это делают иногда в сериалах крупные руководители, когда хотят показать человеку свое особенное расположение. – Деточка, жены всегда едят свой хлеб с этой приправой. Мы стареем, а мужчины есть мужчины, для них молодое тело, это – знаешь ли…
– Не знаю и знать не хочу, – отвернувшись, проговорила Александра. – Мало ли какие у меня были желания за годы семейной жизни, я ж не все их реализовывала.
Альбина Ростиславовна улыбнулась:
– Ты бережешь фигуру, но кусок торта себе нет-нет да и позволишь. Знаешь, что вредно, а все равно не можешь удержаться. Так же точно и мужчины, особенно если они такие видные, как мой сын. Был бы твой муж никчемный алкоголик, может, и не изменял бы, потому что никому не нужен, но поверь, в постели он все равно не о тебе бы мечтал. Мой сын – состоявшийся человек, специалист мирового уровня, интересный внешне, конечно, он желанная добыча для женщин, а они сейчас не таковы, чтобы стыдиться связи с женатым человеком или мучиться угрызениями совести, что уводят мужа из семьи.
– Я поняла, бедный Витенька проводил все дни среди сильнейших соблазнов, и не его вина, что он им постоянно поддавался.
– Вот именно, – сказала свекровь без улыбки. – Пойми ты, наконец, что секс на стороне это всего лишь секс, а брак – что-то неизмеримо большее. Это союз двух людей, которым много приходится прощать друг другу, в том числе и некоторые маленькие шалости.
– Так именно потому секс на стороне и не нужен, что брак неизмеримо большее, – буркнула Александра, начавшая уже тяготиться этим разговором.
– Ты говоришь как идеалистка, – Альбина вздохнула, – а все мы живем в реальной жизни, и я, и мой муж, и мой сын, и твои родители. Откровенно говоря, я очень удивилась, почему твоя мама позволила тебе развестись, не поговорила с тобой так откровенно, как я сейчас, потому что она тоже прошла через это, но смогла сохранить семью.
– Откуда вы знаете? – опешила Александра.
– Твоя мама мне рассказывала. Ты, наверное, уже не помнишь, какое тогда было время. Тотальное лицемерие и тотальный же контроль всего и вся. Считалось, что партийный работник должен быть человеком высоких моральных устоев и не помышлять о таких жутких вещах, как измена и развод.
– Мой папа такой и есть, – сказала Александра твердо.
– Успокойся, я говорю тебе это не для того, чтобы очернить твоего отца, а совсем наоборот. Когда-то твой отец увлекся молодой женщиной, но он знал, что если разведется, то потеряет все и карьера рухнет, поэтому встречался с ней тайно, и тем не менее твоя мама все узнала. Думаешь, она страдала меньше твоего? А ведь ей даже пожаловаться было некому, кроме меня, потому что все ее подруги тут же донесли бы, куда следует. Думаешь, она не хотела развестись? Но твоя мама – мудрая женщина и в конце концов поняла, что полный крах карьеры слишком высокая цена за глупую интрижку. Кроме того, она любила тебя и хотела, чтобы ты выросла в привилегированной среде, ела нормальную еду, носила красивые вещи и училась в хорошей школе, а после развода вам неминуемо пришлось бы хлебнуть райской жизни настоящих советских женщин. Твоей маме было очень тяжело, это адский труд – восстанавливать семью, но оно того стоит. Поговорка, что разбитую чашку не склеишь, для слабаков.
– Вот как?
– Ты недолюбливаешь нас с Виктором Викторовичем, поэтому наш пример я приводить тебе не стану, но посмотри на своих родителей! Они счастливы теперь, когда бури страстей отшумели, они действительно стали как один человек. А были на миллиметр от того, чтобы развестись.
Александра тряхнула головой, потому что чувствовала себя как в дурном сне и очень хотела пробудиться.
– Я вам не верю, – сказала она громко, – и не могу понять, зачем вы со мной об этом говорите. Правильно я сделала или нет, но развод состоялся, и мы с вами теперь посторонние люди. И, кстати, с моими родителями вы теперь тоже чужие, поэтому не лезьте вы в нашу семью, ради бога, с какими-то идиотскими разоблачениями! Мы разберемся и без вас.
Свекровь снова взяла ее за руку:
– Не сердись на меня, пожалуйста! Мне не хочется расставаться с тобой врагами… Просто подумай о том, что измена – это еще не самое страшное в жизни.
Свекровь еще рассказывала что-то про свои отношения с мужем, но Александра ее уже не слушала. Быстро допив чай, она поднялась и стала прощаться. Альбина ласково обняла ее, извинилась, что расстроила, но тут же добавила, что сделала это исключительно для пользы невестки.
Александра вяло простилась и вышла, но, вместо того чтобы ехать домой, отправилась пешком к набережной Обводного канала. Она шагала быстро, не замечая ни красивых фасадов, ни ярких витрин и не обращая внимания на прохожих. Ехать на дачу, нести родителям россказни свекрови у нее пока недоставало сил.
Неужели это правда? Неужели она жила, купаясь в счастье и любви родителей, думая, что это так же просто и естественно, как солнечный свет, и не знала, какую тяжелую работу отец с матерью производят над своими душами? Неужели они только притворялись любящей семьей, а сами трудно и обреченно склеивали «разбитую чашку»? Но клей этот, видно, оказался сильным, сильней, чем любовь и доверие. Что же входит в его состав? Прощение? Искупление? Правда?
«А ты не думай и не лезь туда, где тебя не касается, – повторяла она себе раз за разом. – Лучших родителей, чем у тебя, и вообразить нельзя, а уж что там у них между собой происходит – вообще не твое дело! Может, старая зараза врет, а может, и нет, какая разница. Если даже папа изменял маме, это все только между ними. Ты тут ни при чем».
Она подошла к зданию Варшавского вокзала, ставшего теперь торговым центром. Все меняется, вздохнула Александра, вроде бы здание на месте, стоит, радует глаз, но никуда теперь отсюда не уедешь. Она вошла внутрь, в сияющий гранитной плиткой и пафосными витринами холл. Без всякого интереса перебрав несколько платьиц в первом оказавшемся на пути магазинчике, Александра вздохнула и спустилась в полуподвальный ярус, взяла большой стакан кофе и с удобством устроилась в дальнем углу зала, за огромным горшком с агавой, которая среди сутолоки и кофейных запахов росла чрезвычайно пышно.
Александра помаленьку пила латте и внимательно разглядывала редких посетителей. Вдруг кто-то из них даст толчок новой идее или, не подозревая о собственной щедрости, подарит что-то образу героя, какой-нибудь необычный наряд, или жест, или манеру говорить. Когда стопорился процесс работы над текстом, Александра всегда шла куда-нибудь в людное место наблюдать и один раз написала целую повесть, три минуты пообщавшись с продавщицей из книжного магазина.
Но сегодня озарения к ней не шли. Разговор со свекровью разбередил затянувшиеся, как ей казалось, раны, и сколько Александра ни уговаривала себя, что Альбина Ростиславовна просто вздорная и лживая старуха, на сердце становилось все тоскливее, и посетители кофейни казались серыми тенями, да и кофе почему-то не имел вкуса.
Вспомнилось, как Виктор лет десять назад хотел повенчаться. И все было уже готово, воцерковленная пациентка Стрельникова в благодарность за лечение договорилась об обряде в самом Никольском соборе, и Александра запланировала праздничный ужин в кругу семьи (после стольких лет семейной жизни обоим казалось глупо устраивать из венчания громкое событие) и подобрала подходящее платье себе и Кате, но в радостных хлопотах совсем упустила из виду, что Альбины Ростиславовны нет в городе. Свекровь проводила отпуск у подруги под Керчью и очень обиделась, что такое важное событие дети хотят провести без нее. «Как же так, Витюша? Неужели я не имею права быть при венчании единственного сына?» – вздыхала она в телефоне по десять раз на дню и говорила, что это «серьезный шаг» и «спешка ни к чему», будто бы сын только вчера познакомился с Александрой, а не прожил пятнадцать лет в законном браке. Быстро стало ясно, что, если они все же пойдут в церковь, это будет кровная обида и венчание вместо приятного воспоминания превратится в вечный источник упреков и ссор. Решили отложить до возвращения Альбины Ростиславовны, а когда оно состоялось, Витя уже перегорел идеей, воцерковленная пациентка поправилась и не давала больше о себе знать, и все не то чтобы забылось, но перешло в разряд таких дел, о которых думают: «вот надо бы как-нибудь обязательно сделать», и никогда не делают.
«А она ведь даже не вспоминает про венчание, – усмехнулась Александра. – Упрекает меня, что бросила ее прекрасного сыночка, и в лоб ей не влетит, что вдруг я бы осталась, если бы мы тогда все же сходили в церковь? Вдруг это стало бы той нитью, которая бы удержала меня рядом с Виктором? Это гражданский брак легко расторгнуть, а церковный – на всю жизнь. И Витя, наверное, все же любил меня, раз предлагал венчаться… Конечно, мы с ним не особо православные, можно сказать, атеисты, но все же оба люди порядочные. И если бы был в нашей жизни день, когда мы без всяких причин поклялись друг другу быть вместе до конца и знали, что никто нас от этой клятвы разрешить не может, наверное, у меня не хватило бы духу разойтись со Стрельниковым. Как сказала любимая свекровь, все жены едят с этой приправой, так чем я лучше? Но сей повар будет готовить острые блюда…»
Вспомнив хрестоматийное высказывание Ленина о Сталине, Александра фыркнула, и подавленное настроение прошло.
Она улыбнулась баристе за стойкой, невысокому щуплому пареньку, обернувшемуся на ее смех, и тут ее озарило: «Господи, старая лошадь могла же поменять билеты и вернуться домой как раз к венчанию!»
Решив задачу таким нестандартным образом, Александра почувствовала себя как Архимед. Просто научное открытие, что другие люди могут что-то менять в собственной жизни, если хотят участвовать в твоей.
Александра достала телефон и быстро пролистала короткие сообщения Мешкова. Как жаль, что они почти не фотографировались, пока были вместе!
Так захотелось позвонить Всеволоду, что она быстро бросила телефон в сумочку, но тут он сам подал сигнал. «Мешков», – прочитала она на экранчике, и сердце вдруг заколотилось, будто ей шестнадцать лет. Первая трусливая мысль была не отвечать, а, наоборот, выключить звук. Александра вытерпела пять гудков, а потом соединилась, будто нырнула в ледяную воду.
– Я в аэропорту, – сказал Мешков напористо. – Улетаю в Хабаровск и хочу знать, все ли у тебя в порядке.
Александра ответила, что все.
– Смотри, меня два месяца не будет, поэтому если я могу что-то сделать, скажи сейчас.
– Нет, спасибо, – упорно продолжала Александра. – Я же написала, что случайно набрала.
– Не удалила, значит, номер, спасибо и на том. Я, вообще-то, скучаю по тебе и никак не пойму, с чего мы расстались.
«С того, что ты наркоман и насчет первой жены что-то темнишь», – усмехнулась Александра про себя, а вслух спросила:
– Ты правда хочешь это знать?
– Да. Может, дело еще поправимо?
Она улыбнулась, представив его в зале отлета. Интересно, он уже прошел досмотр или еще в главном зале, скрылся в секретном уголке между магазином сувениров и кофейными автоматами, там, где они целовались, как дети, когда Александра провожала его на гастроли.
– Это довольно трудно объяснить, – сказала она тихо. – Понимаешь, я всю жизнь жутко боялась одиночества и искренне считала, что чем жить без мужа, так лучше уж сразу лечь в могилу, чтобы не мучиться. Наверное, я потому вышла за Виктора в восемнадцать лет, что каждая минута в безбрачии причиняла мне невыносимые страдания и казалась прожитой зря. Так уж получилось, что, убегая от одиночества, я заодно убежала и от самой себя. Штампованные фразы, скажешь ты, но это правда. Помнишь стихотворение Цветаевой «Тень от чьей-то тени»? Вот примерно так я себя и чувствовала всю свою жизнь. А когда одиночество все-таки меня накрыло и первый ужас прошел, то я обнаружила себя, свой центр тяжести, и знаешь что? Я себе нравлюсь, и мне приятно быть наедине с собой.
– А, – сказал Мешков.
– Наверное, это очень плохие чувства, да к тому же я не могу их тебе толком объяснить…
– Я понимаю тебя лучше, чем ты думаешь, – выслушав Александру, проговорил Мешков. – Одиночество творца, все такое… Только почему бы нам с тобой не быть одинокими вместе? Я так скучаю по тебе!
– Правда?
– Ну конечно! Для творчества это действительно хорошо, лирика из меня прямо так и прет с тех пор, как мы расстались, но я к тебе хочу, а не писать новые альбомы.
Александра улыбнулась, а на глаза тем временем навернулись слезы. «Как грибной дождь», – усмехнулась она, чтобы окончательно не растрогаться.
– А давай мы с тобой договоримся, что я тебе позвоню, когда вернусь? – спросил Всеволод. – Но если ты вдруг раньше захочешь меня видеть, сообщи, и я тебе возьму билет туда, где буду.
Александра ничего не ответила, чтобы не выдать голосом волнения. Помолчали, никому не хотелось разъединяться первым. После долгой паузы Всеволод сказал, что хочет она того или нет, но он обязательно позвонит ей через два месяца, как только самолет приземлится в Питере.
– Слушай, Мешков, – не выдержала Александра, – а ты бы мне изменял, если бы мы не расстались?
– Что?
– Изменял бы мне?
Всеволод рассмеялся:
– Вопрос с подвохом. Если скажу, что ни за что не изменял бы, ты мне не поверишь, а скажу «да», – так совру.
– Все мужчины хотят разнообразия и молодого тела, – вспомнив свекровь, уверенно проговорила Александра.
– Детсадовские какие-то стереотипы у тебя, – усмехнулся Всеволод.
– Скажешь, что не так?
– Скажу, что секс сам по себе достаточно приятная штука, чтобы еще искать в нем дополнительные плюсы, – сказал Мешков, понизив голос, и Александра почувствовала, как он улыбается.
– Хорошо, что ты не стал меня убеждать, что я вечно молодая и красивая.
– Саша, что с тобой? – Было слышно, что Мешков не на шутку взволновался. – Я не могу сейчас приехать к тебе, потому что тогда сорву гастроли и подведу людей, но давай возьму тебе билет на следующий рейс в Хабаровск? А? Поговорим нормально?
Александра покачала головой.
– Бизнес-класс? – продолжал искушать Мешков.
Стараясь, чтобы голос звучал спокойно и уверенно, Александра сказала, что с ней все в порядке, но на большее выдержки не хватило, и буквально против своей воли она вдруг заявила, что подождет возвращения Всеволода и тогда нормально поговорит с ним, а он ответил «целую тебя, любимая», так, словно все уже решено и они снова вместе.
Широкий мостик из белесых, вытравленных временем валунов очень живописно перекидывался через протоку. Старые ивы с дуплистыми стволами и нежными серебряными листьями склонялись над водой, в точности отражаясь от ее неподвижной глади. Дальше дорожка вела в заброшенный, совсем дикий уголок парка, почти лес. Здесь в беспорядке росли высокие ели и сосны, почти не пропускавшие солнечных лучей, а земля вся была покрыта ржавым ковром из старой опавшей хвои, сквозь который пробирались наружу узловатые корни, как будто вены на натруженных руках старика. Александра свернула с дорожки к берегу пруда, стараясь катить коляску по самым ровным участкам.
Плотный строй деревьев отбрасывал густую тень, отчего вода казалась совершенно черной, и редкие белые кувшинки на поверхности пруда выглядели таинственно и грустно. На противоположном берегу лес рос уже другой, из берез и осинок, и солнечные лучи пронизывали листву, отчего казалось, будто она сама светится рассеянным изумрудным светом. Немного поодаль берег зарос камышами, уже совсем пожелтевшими, а за ними виднелась полянка, яркая от цветов, в пестроте которых ясно чувствовалось приближение осени.
Редко в Петербурге выпадают такие дни, когда на небе ни облачка и солнце светит ясно и ласково.
Гриша встал у самой кромки воды и замер в неподвижности. О чем он думает сейчас, в этот прекрасный полдень? Александра смотрела на его стройную, но крепкую фигурку с болью и тревогой и сердилась на себя, что не умеет никак утешить ребенка.
Вдруг появилась откуда-то стая уток и, деловито крякая, подплыла к ним. Александра достала из кармана в коляске булку, разломила, половину дала Грише, и они стали отщипывать по чуть-чуть и бросать уткам. Те выбрались на берег и стали ловить еду клювами жадно, быстро, но без суеты. Это были молодые птицы, с еще легкими перьями, невзрачные и угловатые, как все подростки. Александра один кусочек бросала сама, а другой давала маленькому Вите, чтобы тот тоже покормил уточек. Ребенок от восторга подскакивал в коляске, бросал крошку как мог далеко, хлопал в ладоши и смеялся, но себя тоже не забывал – нет-нет, да и отправит булку в рот.
– Ах, Витя, Витя, – мягко журила Александра и вытирала ему слюнки платком.
После развода из ее жизни исчезло такое понятие, как «твердая почва под ногами». Раньше гораздо проще – жена и мать, и точка. А теперь пойди пойми… Да и не хотелось понимать, анализировать и делать выводы, а просто жить и чувствовать жизнь. Смотреть в небо, гадая, на что похожи облака, поливать цветы и пропалывать огурцы, а вечером вытягиваться на чистых простынях, чувствуя приятную ломоту в теле, оттого что хорошо потрудилась. Ощущение зыбкости, быстротечности и непредсказуемости жизни оказалось неожиданно приятным, как чувство свободного полета.
Александра даже не очень переживала, что мало пишет, зная, что время придет и она все наверстает. О ядовитых намеках свекрови на нелады в родительской семье ей удалось вполне забыть, и она общалась с отцом так же доверительно, как и всегда. Иногда только кольнет смутное чувство, но быстро исчезнет от сознания, что если что-то и было, то давным-давно прошло.
О разговоре с Мешковым она тоже почти не вспоминала и не корила себя за то, что почти согласилась снова с ним встречаться. До его возвращения еще целых два месяца, и кто знает, что произойдет в это время…
Александра не строила никаких планов в том смысле, что не возлагала надежд на грядущие события, но тем не менее будущее представлялось ей довольно-таки ясным. Безмятежная жизнь на даче, работа в саду, работа над новой книгой, очертания которой приобрели наконец четкость, а потом какая-нибудь развязка интриги с Мешковым. Может быть, он позвонит, может быть, нет. Она поговорит с ним откровенно, расскажет, что ее тревожит, или не соберется с духом для такого разговора. Все может быть, но время решений еще не пришло.
Но всегда бывает, что, когда ты видишь далеко вперед свою дорогу, она внезапно делает крутой поворот. Через несколько дней после злополучного визита к свекрови та позвонила снова и стала жаловаться, как тяжело справляться с детьми. Александра хотела вежливо напомнить, что она теперь отрезанный ломоть и проблемы семьи Стрельниковых больше не касаются ее, но потом решила, необходимо проявить сочувствие к пожилой женщине, что бы там ни было раньше.
Свекровь несколько раз повторила, что после смерти Инги они оказались в безвыходной ситуации, Виктор должен работать, а не сидеть с детьми, потому что он теперь единственный кормилец, она сама тоже работает и не может выйти на пенсию, а те родственники просто бессердечные негодяи и патологические личности, полностью открестившиеся от детей. Потом свекровь трагическим голосом произнесла: «не заставляй себя просить!», потом: «это же дети, они ни в чем не виноваты!» и наконец: «все наши беды ничто перед страданиями детей, потерявших мать!», и Александра, только закончив разговор, с ужасом сообразила, что обещала сидеть с детьми три раза в неделю.
Александра понимала, что роль няньки пошатнет душевное равновесие, обретенное ею с таким трудом. Ухаживая за маленьким Витей, она будет тосковать по внуку, по собственным нерожденным детям и просто по тем временам, когда Катя была такой же малюткой, а она сама – молодой и счастливой. Как быть с Гришей, она и вовсе не представляла: к счастью, она не теряла родителей, и у нее никогда не было сыновей, и как найти с парнишкой общий язык, если не знаешь, что он думает и чувствует, и что ты можешь сказать ему, чтобы хоть чуть-чуть утешить.
Но взять назад опрометчиво данное обещание нельзя, и в назначенный день Александра приехала в уже знакомый дом. Он встретил ее так же неприветливо, присутствие прежней хозяйки очень отчетливо ощущалось в каждом уголке, и фотографии смотрели на нее так же укоризненно, поэтому Александра украдкой шептала: «Инга, я просто помогаю твоим детям» – всякий раз, как на нее наваливалась тоска.
Про домашнюю работу не было сказано ни слова, речь шла только о том, чтобы сидеть с детьми, но Александра нашла хозяйство в таком запущенном состоянии, что растерялась. Уборку не делали, очевидно, со дня похорон, даже снятая с зеркал кисея валялась скомканная в коридоре, а в шкафах царил просто невероятный беспорядок. Глядя на мешанину из белья, Александра невольно улыбнулась, вспомнив манеру Виктора доставать свои вещи. У нее всегда все лежало на своих местах, идеально выглаженное и в стопках, а носки, скрученные попарно, в специальных ячейках. Обычно она успевала встать раньше и подать мужу трусы, майку и носки, но если вдруг упускала этот момент, то потом горько жалела. Казалось бы, что сложного, протяни руку и возьми трусы из стопки с трусами, а майку из стопки с майками, но нет. В чем состояла логика мужа, Александра так никогда и не поняла, но после того, как он одевался самостоятельно, полки выглядели так, словно он бросил туда гранату. Приходилось тратить кучу времени, чтобы снова придать шкафу идеальный вид.
Видно, он по обыкновению все перевернул, а порядок никто не навел, Виктор удивился, но прибрать, естественно, не догадался, и с каждым днем кавардак усугублялся, потому что чем больше хаос, тем труднее найти в нем нужную вещь.
Одно только радовало: чистоплотный Виктор бросал грязные вещи в корзину, а не обратно в шкаф, и корзина эта была уже полна с горкой. Свекровь стирала только детское, но не гладила, и ворох чистых рубашечек с ползунками напоминал кучу древних окаменелостей.
Сантехника не успела приобрести омерзительный вид, но все же чистотой уже не блистала, и Александра невольно посочувствовала, представив, какие муки испытывает бывший муж, привыкший к сияющему белизной унитазу.
Кухня тоже, как в старой рекламе моющего средства, выглядела «не идеально». Сразу становилось ясно, что относительная чистота плиты объясняется не тем, что ее мыли, а тем, что очень мало на ней готовили. Холодильник оказался полон разных любимых Виктором деликатесов: красной рыбой, маасдамом, сырокопченой колбасой и балыком, притом что домашней еды не нашлось совсем. В буфете обнаружились чай и кофе дорогих сортов, и Александра подумала, что теперь, наверное, простой хирург районной больницы Виктор Стрельников, вдовец с двумя детьми, больше не может позволить себе такое роскошное питание. Конечно, трудно ему будет переломить давнюю привычку, вздохнула Александра с сочувствием. Виктор никогда не умел экономить на себе и благодаря этому производил впечатление щедрого человека. Он рано стал хорошо зарабатывать и жил широко, исповедуя лозунг Гете, что жизнь слишком коротка, чтобы пить плохие вина. Александра несколько раз попыталась его урезонить, но всегда слышала в ответ, что гроб карманов не имеет, а раз он, Виктор, кормит семью, то за свои собственные деньги, которые в принципе грязь, не должен ни в чем иметь отказа. Впрочем, говорилось все это очень ласково, так что дальше гнуть свою скаредную линию становилось вроде как и неудобно. Незадолго до развода его дела сильно пошатнулись, Виктор подвергся уголовному преследованию за взяточничество, лишился должности, чуть не сел и после скандала смог устроиться лишь в районную больницу на должность рядового врача. С легким уколом совести Александра вспомнила, что в части раздела имущества Виктор повел себя очень благородно, оставил ей квартиру и дачу, хотя мог бы затеять тяжбу и отобрать как минимум половину. Хотя… Его статья предусматривала огромный денежный штраф, и чтобы избежать выплаты, Виктор переписал все имущество на жену, быстро с ней развелся, как они оба думали, фиктивно. Кто ж знал, что вскоре Александра узнает о его изменах и внебрачных детях! Наверное, адвокату пришлось бы изрядно попотеть, чтобы постфактум доказать право Стрельникова на недвижимость, вот он и решил не пускаться в сомнительное предприятие, тем более что новая жена прекрасно зарабатывала и владела большим домом.
Александра вздохнула и встала посреди кухни, обозревая беспорядок и не зная, на что решиться. С одной стороны, она просто выручает бывшего мужа и не должна хозяйничать в чужом доме. С другой – в таком беспорядке находиться не очень-то приятно, а надежды на то, что Виктор уберется, нет. Ни малейшей! Все же Александра прожила с этим человеком много лет и знала, чего от него ждать. Если он вдруг и осознает горькую правду о том, что «у нищих слуг нет», то все равно никогда не поймет, как пользоваться шваброй, и не сумеет включить пылесос. Про готовку нечего даже говорить. Альбина Ростиславовна? Если бы она считала, что должна наводить порядок у сына, то давно бы это сделала.
Александра нерешительно открыла шкафчик с хозяйственными принадлежностями и достала бумажную салфетку. Конечно, можно сделать вид, что она не поняла довольно толстого намека и думает, что просьба «посидеть с детьми» обозначает именно посидеть с детьми, но не надо быть Нострадамусом, чтобы предвидеть дальнейшие события. Всему миру тут же станет известно, что бывшая жена сына лентяйка и стерва, готова проводить свои дни в свинарнике… Нет, не так! Сама устраивает свинарник и ждет, чтобы за ней прибиралась старая женщина! Да и чисто по-человечески, Альбина действительно уже немолода, Виктор в быту беспомощен, почему бы не взять на себя кое-какие заботы? Раз уж она все равно здесь? И, пользуясь хорошей погодой, Александра отправила детей во двор, а сама принялась за уборку, время от времени поглядывая в окна на Гришу с Витей, и убедилась, что старший брат хорошо смотрит за младшим.
Понемногу она втянулась и, кажется, нашла с домом общий язык… Единственное, для чего пришлось себя пересилить, это поменять на постели Виктора белье. Тут Александра долго не решалась и несколько раз отступала, прежде чем смогла притронуться к супружеской постели и снять простыни, которые еще хранили тепло трагически погибшей хозяйки.
Потом она прогулялась с детьми до рынка, купила им фруктов и домашнюю курицу у сурового на вид корейца в докторском белом халате.
Приготовила суп, ножки потушила в сметане, сварила компот, так что, когда Виктор пришел с работы, дом встретил его ослепительной чистотой и ароматами домашней еды. В шкафу Александра навела порядок только на его полках и сказала, чтобы он попросил мать разобрать вещи Инги, потому что бывшей жене неловко это делать. Показала ему на стул, где аккуратной стопкой был уложен комплект белья на завтра, и стала прощаться. Виктор хотел обнять ее, а когда Александра уклонилась, то просто взял за руку, и тихо сказал, что она его ангел-хранитель. «Ты представить не можешь, как я благодарен тебе за все!» – воскликнул он и хотел проводить бывшую жену до электрички, но она напомнила, что нельзя оставлять детей одних.
Новые обязанности быстро стали частью ее жизни. Пришлось переехать в городскую квартиру, потому что Александра не водила машину, а каждый день добираться с дачи до Петергофа общественным транспортом было слишком трудно. Три дня в неделю очень быстро превратились в четыре, но Александра приняла эту диспозицию. Рабочий день Виктора официально заканчивался в шестнадцать часов, но он часто задерживался, приходил намного позже, но Александра и тут не возражала. Если уж помогаешь, так помогай, считала она. Виктор должен зарабатывать деньги, а врач может это делать за счет благодарных пациентов, но откуда возьмется благодарность, если он будет уделять им только оплачиваемое родиной время? Нет, чтобы заслужить конвертик, надо потрудиться чуть больше, чем в рамках ОМС, поэтому Александра с пониманием относилась к поздним возвращениям бывшего мужа. Иногда только она словно опамятовалась, изумлялась абсурдности ситуации, но быстро вспоминала про отжатую у Виктора при разводе недвижимость и соображала, что, если бы не пеклась так об интересах дочери и внуков, тогда еще потенциальных, сейчас у Виктора не было бы такой острой необходимости вкалывать.
