Катя бежала, закрыв лицо ладонями и не видела ничего, кроме бледного Сониного личика: «Я по зиме соскучилась. Я хочу увидеть снег, я так люблю снег!..». Она оступилась и упала на влажную траву.
Катю привел в чувства чей-то влажный нос, обнюхивающий растрепавшиеся волосы. Наконец, она подняла голову.
***
– Катерина Александровна! Слышите меня? Спускайтесь наконец вниз, вас все заждались!
Я каждый раз поражаюсь этой непревзойденной звонкости Фенечкиного голоса. Никого не слышу, сижу тут за своим письменным столом часами, и только он может меня вывести из этого состояния. Ну что ж, надо спуститься. Слышу звуки знакомой мелодии… Любимая соната Бетховена. Ведь знают же, чем приманить!
Но за фортепиано уже не те знакомые резвые пальчики, игравшие на дачи год назад. Уже давно не те…
– Вы непревзойденный мастер фортепиано, Павел Семенович, – говорю я своему другу, уже практически абсолютно лысому и без усов, не как год назад, – и каждый раз вы меня все больше и больше в этом убеждаете.
Он сладко улыбается и встает со своего таперского стула.
В углу на ковре катается и радостно мотает головой большой пушистый пес с белоснежной шерсткой и таким черным-черным носиком, что кажется, это не нос, а темный камень, вдавленный в снег. Он подбегает ко мне и, виляя своим мохнатым хвостом смотрит ласковыми, совсем человечьими глазами. В соседней комнате кто-то громко позвал «Снег!» и пес, навострив уши, бросился в открытую дверь.