bannerbannerbanner
полная версияИндиго

Мария Викторовна Даминицкая
Индиго

Часть 3

 
С трудом аббат вернулся наземь,
От мыслей сладких, непростых.
– Кто там? – спросил святой спокойно.
– Росарио, – и голос стих.
 
 
– Войди, сын мой! Войди конечно!
Дверь в келью тихо отворилась,
Вошёл послушник не спеша.
Корзинку внёс святому в милость.
 
 
Послушник окружал себя,
Какой – то странной, скрытой тайной.
Никто не знал, а кем он был?
Лицо скрывал под одеянием.
 
 
Свой он огромный капюшён,
От братьев опускал так низко.
Боялся быть раскрытым он,
Чудной, молоденький мальчишка.
 
 
А в монастырь его привёз
Какой-то странник неизвестный.
Про знатность, экипаж гласил,
Одежд его великолепность.
 
 
Внёс в монастырь солидный вклад,
Юнца просил принять он к братьям.
Два года пронеслись стрелой,
Не приезжал тот путник в платьях.
 
 
Юнец был очень нелюдим,
Он сторонился всех и мира.
Обряды сторого соблюдал,
Святой лишь был его кумиром.
 
 
С Амбросио он был собой
И говорил весёлым тоном.
Учился знаниям у него,
Смышлёный парень из сословья.
 
 
И с ним святой менялся сам,
Покой давал подростка голос.
Про боль аббатства забывал,
С ним он смягчал свою суровость.
 
 
Менял свой строгий тон на лад,
Был мягок, ласков он к Росарьо,
Который был, как ангел чист
Под этим строгим одеянием.
 
 
Как сына полюбил его,
С отцовской нежностью общался.
Невольно жаждал лик узрить,
Но вспоминал запрет аббатства.
 
 
– Простите, отче, что я здесь,
Что потревожил келью вашу.
Просителем я к вам пришёл,
Мой брат опасно болен в братстве.
 
 
Смиренно, вас, прошу молить,
О его скором исцелении.
И если Бог внемлет мольбе,
Не призовёт, к вратам, на небе.
 
 
Сказал послушник и умолк
На стол корзинку он поставил.
Упал к Амбросио к ногам
И капюшон слегка поправил.
 
 
– Ты знаешь, сын, уже давно,
Просить меня можешь о многом,
Что в моих силах, помогу,
И к Богу укажу дорогу.
 
 
Как брата твоего зовут?
– Винченцо, отче, делла Ронда.
– Достаточно, буду молить.
Святой Франциск поможет просьбе.
 
 
Что у тебя в корзинке той,
Росарио, послушник мудрый?
– Цветы для вас, я, в ней принёс,
Чтоб келью, вам, сделать уютней.
 
 
– Твоя заботливость, сын мой,
Меня чарует, восхищает!
По вазочкам цветы расставь,
Как нравится тебе, Росарио.
 
 
Пока послушник украшал
Святого келью, непростого.
– Сын мой, тебя не видел я,
Сегодня вечером в соборе.
 
 
– Поверьте, Отче, я там был,
За вашу милость благодарен!
Не мог не стать свидетелем,
Как все, вас, восхваляли в храме.
 
 
– Причин для этого, их нет.
Мои уста лишь то гласили,
Что Бог хотел, им, всем сказать.
Заслуга вся его, мой милый!
 
 
Так понял, что и ты друг мой,
От проповеди моей в восторге?
– Вы превзошли себя во всём,
Как в прошлый раз. – Когда, Росарио?
 
 
– Когда покойный настоятель
Ушёл с недугом непростым.
Вы красноречием блистали,
Я восхищён тогда был им!
 
 
– Я помню этот случай, правда!
Прошло с тех пор не мало лет.
Как слышал ты меня, Росарио,
Тебя тогда не знали здесь?
 
 
Клянусь же Богом предпочёл бы
Не дожить до того я дня.
Каких всех мук, какой печали
Я избежал б в свои года.
 
 
– Какие муки в твои годы?
Амбросио не мог понять.
– И, что тогда с тобой случилось,
Что начал, ты, с тех пор страдать?
 
 
– Все муки эти непростые,
Мой Отче, вам их не понять.
О, если б вы их испытали,
Могли, как я и вы страдать!
 
 
Они тогда б в вас пробудили,
Гнев, сострадание за миг,
Но, что сейчас меня терзает,
Приносит радость в мою жизнь!
 
 
О, если бы не эта пытка,
За опасение всего.
Покой обрёл б я в этой келье,
Но вечный страх лёг на плечо.
 
 
Отринул всё, навек оставил
Весь свет и радости свои я.
И не осталось ничего,
Лишь ваша дружба мне по силе.
 
 
Её ценю и дорожу ей,
И не дай Бог лишусь её!
Вы содрогнётесь перед силой
Отчаяния, пленит оно!
 
 
– Ты опасаешься за дружбу,
Сын мой, о чём ты говоришь?
Ты доверять во всём мне можешь,
Прошу, откройся, облегчись!
 
 
– Поверьте, только вы способны
Облегчить душу мне во всём,
Но всё раскрыть я вам не в силах,
Я не готов пока ни в чём.
 
 
Боюсь с презрением, отвращением,
Прогоните тогда меня.
И не дай Бог отринитесь
От чувств моих, и что тогда?
 
 
Не заклинайте, не молите,
Не должен и не смею я!
И колокол звонит к вечерне,
Благословите, мне пора!
 
 
Послушник быстро удалился
Благословение получив.
Амбросио отвёл вечерню,
Не мог забыть его визит.
 

Часть 4

 
Когда закончилась вечерня,
Монахи разошлись по кельям.
Аббат остался в ожидании,
Монахинь из монастыря.
 
 
На исповедь они сходились,
Амбросио монахинь слушал,
На путь смиренья наставлял их,
С благословеньем отпускал.
 
 
Всё шло в обыденном порядке,
Покой собор сопровождал.
Но всё в мгновенье прекратилось,
В соборе начался скандал.
 
 
Одна монахиня спешила
Записку на пол уронив.
Амбросио её заметил,
Вернул послушницу на миг.
 
 
– Постой, постой, ты, дочь моя,
Письмо, ты, обронила.
Строку случайно прочитав,
Он вздрогнул, что есть силы.
 
 
Так содрогнулся с изумлением,
Что гнев сдержать не смог,
Письмо послушницы изъял он,
Чтоб прочитать его.
 
 
Монахиня покрылась краской
Стыда и ужаса.
– Прошу, не нужно, не читайте,
А то погибла я!
 
 
Аббат не слышал ее крик,
Письмо читал давно.
Когда закончил чтение,
Его всего трясло!
 
 
Взгляд гневный обратил аббат
Слова пронзали слух.
Как – будто удар грома были
И не щадил деву.
 
 
В грехе послушница зачла,
Любимый ждал ее.
Хотел спасти свою родную,
Но потерял, он, всё!
 
 
Быть может удался побег,
Не потеряв письма.
Но к сожалению тяжкий грех
Карался на кострах.
 
 
– Где главная монахиня?
Решать будет она!
Кричал в гневе Амбросио
Мольбу не слыша так!
 
 
– Прошу вас, умоляю,
Взгляните на меня!
Имейте снисхождение,
Я, правда так юна!
 
 
Клянусь оставшуюся жизнь
Я проведу молясь!
Я искуплять буду свой грех,
Так душу очищав!
 
 
– Какая дерзость и позор! —
В сердцах кричал аббат.
– Такого, я, не допущу,
Всю мерзость и разврат!
 
 
Прибежищем распутниц,
Чтоб монастырь наш был!
Вся снисходительность преступна,
Весь потеряла стыд!
 
 
Ты предалась утехам,
В нечистоте зачла!
Святое одеяние,
Грехом запятнала!
 
 
Не дерзай меня больше
И не задерживай!
Где главная монахиня?
Ты-тварь, не уповай!
 
 
– Постой, святой отец, молю
И выслушай меня!
Не упрекай меня в грехе,
Душой невинна я!
 
 
Задолго до монастыря,
Как постриглася я.
Тогда была обручена
С любимым навсегда.
 
 
Наши сердца давно сплелись
Пред Богом много лет!
Никто не может так любить,
Как этот человек!
 
 
Когда гонения родни
Нас разлучили так.
Судьба свела с любимым вновь,
В наш монастырский сад.
 
 
Мы каждый день встречали в нем
И слезы не держа,
Там предавалися любви
Так мы зачли дитя.
 
 
Достойный пастырь, я молю,
Вы сжальтесь над дитя!
Которое еще во мне,
Я с ним обречена!
 
 
Обречены на гибель мы,
С малюткою моей!
Молю, не говорите ей,
Не говорите ей!
 
 
Отдайте мне письмо мое,
Не обрекайте нас!
Достойный пастырь, вы сильны,
Вы стойкий для соблазн!
 
 
– Какая дерзость, что за ложь?
Ты поражаешь ей!
Не уж то я сокрою все,
Какая же ты дщерь!
 
 
Я окажу тебе услугу,
Я так спасу тебя!
Плоть умершвляя в покаяние
Искупят все сполна!
 
 
Агата – мать! Агата где?
Молчать не в праве я!
Свернула, ты, с пути святого,
Где настоятельница?
 
 
– О, отче мой, что дорого,
Что свято, вам, молю!
– Прочь руки, я не стану слушать
Ложь твою лживую!
 
 
Дверь ризницы открылась тут,
Монахиня вошла.
– Жестоко! Как жестоко все! —
Кричала в слух она.
 
 
Две старые монахини
К девице подошли,
Насильно подняли ее,
Прочь с храма повели.
 
 
Она усиленным рывком
Из рук освободилась.
– Амбросио! – кричала в след,
Так громко, что есть силы.
 
 
– Не уж то нет боле надежды?
Карать хотите вы!
О, милый мой, любимый Раймонд!
Спаси меня, спаси!
 
 
Услышь меня, злой человек,
Жестокий, беспощадный!
Надменный, ты, поверь, поверь!
И сердце твое камень!
 
 
Ты мог спасти меня сейчас
И моего дитя.
Убийца, ты, и душегуб
Будь проклят, ты, змея!
 
 
Исполненный гордыней
И не запятнанный,
Стал ты глухим сейчас глупец,
К мольбам развратницы!
 
 
Какие искушения,
Ты сам преодолел?
Сбежал лишь от соблазнов,
Быть трусом твой удел!
 
 
Твой день, поверь, наступит!
Уступишь, ты, страстям!
И все сам испытаешь,
И будешь знать, что слаб!
 
 
Поймешь, что заблуждался,
А я буду мертва!
Не получив прощения,
Корить будешь себя!
 
 
Сказав последние слова,
В беспамятстве упала.
Ее тот час же унесли
Монахини из храма.
 
 
Упреки девицы, увы,
Амбросио задели.
И сжалилось сердце его,
На время, от бессилия.
 
 
Хотел ослабить приговор,
Агату попросил.
– Быть может, вы, смягчите кару.
– Ни, как уж нет, увы!
 
 
Устав наш строг и был суров
На многие века.
Я соблюдать его должна,
Неукоснительно!
 
 
Я возвращаюсь в монастырь
Озвучить приговор.
Прощайте отче мой, святой!
Я удаляюсь вон.
 
Рейтинг@Mail.ru