Еще один старинный заречный район, расположенный на месте слияния Оки и Волги, – Канавино: именно сюда в 1817 году была перенесена та самая Нижегородская ярмарка, которая раньше проходила у стен Макарьевского монастыря. С тех пор жизнь этого района сильно изменилась: в XIX веке здесь селились многие купцы и промышленники, активно велась торговля. А вот в наши дни историческая часть Канавино пребывает в запустении и требует серьезных вложений. Деревянные дома сохранились вдоль улиц Вокзальной и Пешкова, однако резьба на них гораздо скромнее, чем в Сормово.
Гостям Нижнего Новгорода, несомненно, придется по душе квартал церкви Трех Святителей (ул. Новая – Короленко – Славянская) – тихое место для прогулок и погружения в прошлое. Бывший когда-то городской окраиной, он застраивался в конце XIX – начале XX века и почти целиком дошел до нашего времени, сохранив свой архитектурный облик и, что не менее важно, уникальную среду. С 2020-го здесь каждый год проводится большая культурная программа, благоустроено шесть усадебных садов и отреставрировано несколько домов, запущены туристические маршруты и фестивали. Чтобы узнать все подробности и ознакомиться с расписанием экскурсий, загляните на сайт проекта «Заповедные кварталы».
На мой взгляд, самый красивый архитектурный памятник квартала Трех Святителей – это выполненный в стиле модерн доходный дом П. А. Домбровского (ул. Новая, 31). Он был построен самим владельцем, известным нижегородским зодчим, и привлекает внимание двумя выразительными эркерами. А по соседству находится еще одна историческая территория – Студеный квартал (ул. Студеная – Звездинка – Алексеевская). Здесь сохранились старинная усадьба купца Щелокова, липовая аллея и католический храм в саду.
Помимо упомянутых деревянных районов вам наверняка доставит удовольствие изучить следующие три улицы в верхней части Нижнего Новгорода. В первую очередь речь идет об Ильинской. Из-за интенсивного автомобильного потока и трамвайного движения ее нельзя в полной мере назвать приятным местом для прогулок, однако если пройтись по тротуару не в час пик и заглядывать во дворики, то вы обнаружите много интересного. Особенно впечатляет дом купцов Лошкаревых (№ 49), украшенный многослойной пропильной резьбой.
Загляните также на Большую Печерскую. Это центральная улица, которая находится в непосредственной близости от Нижегородского кремля и является одной из самых старых в городе. Здесь сохранилось множество усадеб, доходных домов и бывших лавок, принадлежавших дворянам, пароходчикам и госслужащим. Есть как каменные, так и деревянные здания. Лично мне запомнился дом № 35, построенный купцом П. Д. Климовым: по бокам его фасада имеются слегка выступающие ризалиты с растительным орнаментом в виде глухой резьбы.
И не забудьте про главную пешеходную улицу Нижнего Новгорода – Рождественскую. Это важный туристический центр со множеством ресторанов и кафе, гостиницами, площадью и благоустроенным сквером. Улицу считают музеем под открытым небом, ведь еще в 1770-х годах здесь начали появляться первые каменные сооружения. А вот деревянных домов здесь практически нет.
Выражаю признательность Юлии Серебряковой, PR-менеджеру проектного офиса «Заповедные кварталы» и сокоординатору «Том Сойер Фест Нижний Новгород» за помощь в работе над главой о теремах Нижнего Новгорода.
Наше путешествие по Нижегородской области продолжилось в небольшом городке Володарске, где находится дача купца-мукомола Николая Бугрова. До революции здешние края были известны как Сейма – по названию реки, протекавшей среди местных деревень и сел.
В конце XIX века фамилия Бугровых гремела во всем Поволжье, и на то было множество причин: дед Николая Александровича, Петр Егорович, был простым бурлаком, сумевшим честным трудом и умом сколотить миллионное состояние и превратиться в богатейшего хлеботорговца губернии. Он не только владел мельницами, но и брал на подряд строительство казенных зданий, а также возводил мосты через каналы на Нижегородской ярмарке. Бугровы-младшие в стороне не остались и достойно продолжили семейное дело[38].
Николая Александровича называли «некоронованным королем Нижнего». В его собственности, помимо паровых мельниц, находились десятки пароходов и барж, обширные лесные участки. И в думе, и на бирже, и в коммерческих конторах решающее слово было за ним. Бугров не просто вершил судьбы сотен людей – от него зависело благосостояние целого города, в котором он играл роль эдакого удельного князя.
Купец активно занимался благотворительностью и жертвовал значительные суммы на строительство храмов, больниц и учебных заведений. Благодаря ему в Нижнем Новгороде появились новый водопровод, вдовий дом, театр и ночлежка, в которой одновременно могли размещаться около семисот человек. Надпись над входом в ночлежный приют гласила: «Водки не пить. Песен не петь. Вести себя тихо». В дни памяти своих предков Николай Александрович накрывал столы для нищих, угощая обездоленных хлебом с квасом и раздавая им серебряные гривенники. Будучи старообрядцем, он оказывал единоверцам огромную поддержку и даже открыл в родной деревне старообрядческую школу.
Дача купца-мукомола Бугрова
Благодаря деловым связям купца с министром финансов Сергеем Витте нижегородским властям удалось убедить правительство провести 16-ю Всероссийскую промышленную и художественную выставку не в Москве, как предполагалось изначально, а в Нижнем. Когда в 1893 году граф Витте прибыл в Нижний Новгород по делам подготовки той самой выставки, он был приглашен в качестве гостя на великолепную летнюю дачу Бугрова. Именно ради этого сооружения я и приехала в Володарск.
Дача Николая Александровича входила в комплекс мукомольных мельниц, огромная территория которого протянулась вдоль железнодорожных путей в районе станции Сейма. Очевидно, что участок для терема был выбран из соображений удобства и функциональности, а не красоты восприятия. Он располагался в непосредственной близости от производственной зоны и составлял с ней единое целое.
По случаю приезда министра в доме все преобразилось. Перегородки в комнатах были убраны: получился огромный зал, во всю длину которого прислуга накрыла стол с роскошной скатертью. Стены задрапировали тканями, на окна и двери повесили дорогие шторы, на пол положили большой персидский ковер, обставили помещение новой мебелью, а незадолго до прибытия Витте от станции до дачи протянули красное сукно.
Некоторые детали были утрачены
Историки до сих пор спорят от том, когда именно этот терем был построен и кто являлся автором проекта. Скорее всего, Бугров купил его в начале 1890-х на одной из выставок и в разобранном виде привез на Сейму. В пользу гипотезы о том, что дом был выставочным экспонатом, говорит исключительное качество исполнения деревянных элементов декора, а также слишком низкие ограждения балконов и террас, что свидетельствует о выставочном назначении терема.
Есть также и другие версии – например, что к постройке дачи имел отношение нижегородский архитектор Павел Малиновский. Однако, судя по временным несостыковкам, он мог лишь дорабатывать уже готовое сооружение. Возможно также, что Бугров заказал проект дома у какого-то столичного мастера, ведь в Нижнем Новгороде в то время еще не реализовывались задумки подобного уровня. Самая красивая гипотеза гласит, что эскиз терема был создан художником Аполлинарием Васнецовым, братом главного «сказочника» всея Руси Виктора Васнецова.
С искусствоведческой точки зрения дом является ярким примером русского стиля в архитектуре, с явными отсылками к теремам Ивана Ропета и Виктора Гартмана. У него сложный скульптурный фасад, который образуют живописные террасы, балконы, крыльца, а также причудливой формы крыша с шатровой башенкой, гребнями, шпилями и бочкообразными завершениями. Поражает разнообразное кровельное покрытие – чешуйчатое, плоское, в крупную шашку. В декоре дачи находит широкое применение пропильная резьба, превращающая наличники, карнизы и причелины в деревянное кружево.
Владелец терема купец Бугров прожил относительно долгую жизнь – 73 года, однако, в отличие от своего великого деда, так и не обрел семейного счастья: он трижды был женат и трижды овдовел, потерял троих детей и в 36 лет принял решение больше не вступать в брак, всю свою любовь и заботу перенеся на бедный люд.
Личная драма сделала Бугрова равнодушным к предметам роскоши. Его быт отличался чрезвычайной простотой, а обеденное застолье проходило под девизом «Щи да каша – пища наша». Рассказывали, что иконы у него дома не имели окладов, а стены были оклеены самыми дешевыми обоями. Видимо, именно поэтому приезд Сергея Витте на летнюю дачу купца потребовал столь основательной подготовки.
Хоронили Николая Александровича в апреле 1911 года всем Нижним Новгородом: многие люди в толпе искренне плакали, слышались прощальные гудки пароходов. Ведущие российские газеты посвятили «кормителю сирых и вдовиц» проникновенные некрологи. Масштаб личности Бугрова действительно потрясает. Даже после смерти он продолжил помогать городу, распорядившись перечислять половину прибыли от своих предприятий на благотворительность.
В декоре терема широкое применение находит пропильная резьба
Со всех сторон дача выглядит совершенно по-разному
Что касается терема купца, то после революции его судьба сложилась весьма предсказуемо. В доме разместились различные госучреждения – райком партии, детский сад, Дворец пионеров. За его сохранностью никто особенно не следил. Неудивительно, что со временем бревна начали гнить, архитектурный декор – разрушаться, а в стенах подвала появились трещины. Кроме того, в процессе длительной эксплуатации здание подверглось многочисленным переделкам: террасу северного фасада застеклили, а для галереи второго этажа сделали новое перекрытие, искажающее облик постройки.
Разработанный в 2007–2008 годах проект реставрации архитектурного памятника дал надежду на то, что терем вновь обретет прежний вид. Однако из-за недостатка финансирования не все задуманное удалось осуществить. Например, так и не были восстановлены балконы на восточной и западной сторонах здания. Тем не менее сказочный облик дачи Бугрова вызывает восхищение и в наши дни, а участок, на котором она расположена, в теплое время года напоминает райский сад – с цветниками, клумбами, благоухающими кустарниками, живописными пеньками, старыми липами и лиственницами.
Теремок имеет статус объекта культурного наследия регионального значения. Сейчас здесь находится Володарский районный музей.
В Володарск легко добраться на электричке из Нижнего Новгорода – выходите на станции Сейма. Терем Бугрова расположен в десяти-пятнадцати минутах ходьбы от железнодорожных путей. Если хотите попасть внутрь здания, заранее проверьте, в какие дни и часы работает Володарский районный музей.
Его сотрудники проведут для вас экскурсию не только по самой даче, но и покажут окрестности. Вы увидите промышленный комплекс Бугровской мельницы, сформировавшийся во второй половине XIX – начале XX века, узнаете о становлении мукомольной промышленности Сеймы и о людях, которые сыграли значимую роль в истории Володарска и всей страны. Подробности на сайте музея: https://rmc-volodarsk.nnov.muzkult.ru
А еще поездку в Володарск удобно совместить с посещением Гороховца, одного из красивейших городов Владимирской области. Между этими населенными пунктами ходит электропоезд: продолжительность поездки составит всего 30 минут. О теремах Гороховца читайте в отдельной главе.
На северо-востоке Нижегородской области, по берегам реки Ветлуги – третьего по протяженности притока Волги – расположился природный парк с красивым названием «Воскресенское Поветлужье». История здешних мест уходит своими корнями в эпоху правления Ивана IV, когда после завоевания Казанского ханства «грозный» царь пожаловал участникам военных походов земельные наделы на вновь присоединенных территориях. Именно в ту пору Поветлужье, которое долгое время являлось своеобразным рубежом между русскими княжествами и ордынцами, стало полноценной частью Московского государства и манило наших предков обилием рыбы и пушнины. Сражаясь с непроходимой тайгой за каждый клочок пашни, первые переселенцы постепенно осваивали этот дикий край, и к середине XVII века в документах упоминалось уже несколько основанных ими деревень и сел[39].
Из-за густых дремучих лесов, топких болот и зыбучих песков в старину Поветлужье снискало себе дурную славу прибежища разбойников и всяких беглых «беспачпортных» людей. Здесь скрывались и выступившие против церковной реформы старообрядцы, и уставшие от постоянных рекрутских наборов и повинностей крестьяне – в общем, в воздухе буквально витал бунтарский дух. Неудивительно, что в столь глухих местах нашло активную поддержку восстание под предводительством Степана Разина: численность армии поветлужских повстанцев в разгар крестьянской войны достигала тысячи человек![40]
Земли Поветлужья никогда не отличались плодородием, поэтому еще со времен Петра I одним из основных источников дохода для местных жителей была добыча леса. Этот промысел особенно расцвел во второй половине XIX века, когда Российская империя переживала период бурного экономического развития. Поздней осенью, как только почва промерзала, лесорубы уходили в тайгу и все светлое время суток валили сосны, ели и пихты, ведь именно в холодную пору можно было заготовить наиболее качественную древесину. А весной лес сплавляли по течению реки Ветлуги. Работа эта была крайне тяжелой: сплавщики частенько оказывались в ледяной воде и продолжали трудиться в мокрой одежде, несмотря на пронизывающий ветер.
Существовали различные виды сплава, наиболее зрелищный из которых предполагал использование огромных плоскодонных судов – белян. Их длина доходила до 100 метров, а грузоподъемность составляла 10 тысяч тонн. Строили беляны из неокрашенных («белых») бревен на один рейс[41]. При этом сверху ставили две готовые рубленые избы для членов команды: одна предназначалась для мужчин, другая – для женщин. У белян не было ни мотора, ни весел: там, где течение отсутствовало, их тянули бурлаки. За две недели, пока весной стояла большая вода, судно нужно было быстро сложить и отправить вплавь. Помимо древесины, на нем перевозили и другие товары – лыко, рогожу, смолу, деготь. В конце пути громоздкую посудину полностью разбирали и продавали как строевой лес.
В 1880-х годах по реке Ветлуге началось регулярное движение пароходов, что способствовало небывалому расцвету торговли в этих краях. В итоге к концу XIX века некогда «дикое» и малонаселенное Поветлужье было уже перенаселено: здесь проживало свыше 60 тысяч человек – в три с половиной раза больше, чем сейчас. Наиболее состоятельной прослойкой местного общества были, конечно, лесопромышленники, которыми теперь становились не только помещики-дворяне, но и бывшие крепостные крестьяне. Об их великолепных усадьбах-теремах и пойдет речь в этой главе.
Расположенный на высоком берегу Ветлуги, поселок Воскресенское изначально был известен под совершенно другим названием – село Ильинское. Существует предание о том, как решено было «всем народом» его переименовать. Говорят, что в XVII веке во время сильной засухи откуда ни возьмись появилась туча: тут же «страшно засверкало, загрохотало», и одна молния угодила прямиком в сухую лиственницу. Дерево вспыхнуло как смола, начался пожар, и пока все добежали, огнем были объяты и дома, и церковь… Хотя на Руси считалось не очень хорошей приметой отстраиваться на погорелище, местные жители приняли решение никуда не переселяться: торговые связи были уже налажены, пашни распаханы, а рядом протекала судоходная река. «Как Христос воскрес из мертвых, так и наше село!» – рассудили они, вот и стало Ильинское Воскресенским[42].
Усадьба купца Беляева
Резные наличники
Главной достопримечательностью поселка является усадебный комплекс, до революции принадлежавший лесопромышленнику и купцу второй гильдии Сергею Никаноровичу Беляеву. Он включает в себя главный дом, хозяйственные постройки, контору и парк, композиционной осью которого является 70-метровая въездная липовая аллея, когда-то выложенная мраморными плитами. Чернозем для парка был специально привезен из южных районов Нижегородской области, однако бо́льшая часть тех самых беляевских лип до наших дней не дожила. Деревья, что вы видите сейчас, были посажены уже в советское время.
Отец купца, Никанор Васильевич, был зажиточным крестьянином, выкупившим себя из крепостной зависимости за год до отмены крепостного права. Он скопил небольшой капитал, давая деньги под проценты. Деловые качества Беляева-старшего передались и его сыну, родившемуся на рубеже 70–80-х годов XIX столетия. Повзрослев, Сергей Никанорович взял у предприимчивого родителя ссуду и купил у местных помещиков небольшой участок леса, который позже успешно реализовал. Поняв, что лесозаготовка – затея прибыльная, Беляев-младший всерьез занялся сплавом древесины и со временем стал известнейшим лесопромышленником региона.
В 1904 году купец приступил к возведению собственного дома – эффектно стилизованного деревянного терема с башенками и резными наличниками. На его крыше возвышался необычный для здешних мест архитектурный элемент – веранда, выполняющая функции смотровой площадки: отсюда Сергей Никанорович не только любовался на окрестные пейзажи, но и руководил строительством белян, которые располагались аккурат под ближайшим берегом Ветлуги. Рядового туриста этот факт может слегка озадачить, ведь в наши дни из-за песчаных заносов река протекает в удалении от усадьбы, и возникает закономерный вопрос: каким образом Беляев мог осуществлять надзор за рабочими с крыши своего дома? Однако сто лет назад русло Ветлуги проходило гораздо ближе к правому берегу, а значит, и к купеческой резиденции. Интересно, что терем Сергея Никаноровича даже визуально имеет сходство с беляной: была ли это задумка зодчего или случайное совпадение, сейчас уже сказать сложно.
Историческая роспись потолка
Каменное полуразрушенное здание на территории усадьбы – это бывший хозяйственный корпус, включавший конюшню, каретник, кухню и баню. Он пребывает в таком плачевном состоянии, так как в советские годы здесь находились коммунальные квартиры. До революции этот корпус соединялся с главным домом красивым и весьма основательным тесовым переходом, украшенным резными декоративными башенками. В нем также проживала прислуга.
Отличительной особенностью терема Беляева является разная высота потолков: низкие на втором этаже, где располагались спальни хозяев и чердак, и высокие расписные на первом, где принимали гостей. Сохранившаяся в двух комнатах историческая роспись плафона включает пейзажи, отражающие мотивы сплава леса в Поветлужье. В доме сохранились двери и паркет из темного мореного дуба, а также оригинальные печи (правда, в нерабочем состоянии).
Многие части терема были утрачены и, к сожалению, вряд ли подлежат восстановлению из-за отсутствия планов и чертежей. Бесследно исчезли выразительные балконы на северном и восточном фасадах. По непонятной причине было разобрано богато декорированное крыльцо-терраса, дополнявшее здание со стороны Ветлуги. Когда я впервые увидела это крыльцо на дореволюционных фотографиях, сразу представила, как теплым июльским вечером семья купца устраивала здесь чаепития с огромным самоваром. Сейчас же о былых временах напоминает только наглухо закрытая входная дверь в стене дома, ведущая в никуда.
Сергей Никанорович был человеком настроения и знал счет деньгам, однако это не мешало ему активно заниматься благотворительностью и помогать односельчанам. Когда он был в хорошем расположении духа, местные мужики приходили к нему с различными вопросами – могли даже попросить ссуду на развитие дела. Беляев с радостью проявлял щедрость, но лишь в том случае, если видел в человеке потенциал, предпринимательскую жилку. Если же проситель скромничал, жался, ему неловко было назвать настоящую цену, купец понимал, что ничего из этой затеи не выйдет.
Женился Сергей Никанорович рано и против воли родителей: его избранницей стала экономка, работавшая в доме его отца. Звали девушку Елизавета Петровна. Хотя этот брак так и не был благословлен и в нем не родилось детей, супруги, судя по всему, были счастливы: Беляев очень часто брал жену в деловые поездки по России, она стала ему верной помощницей.
Помимо лесозаготовок Сергей Никанорович также занимался стеклоделием: принадлежавший ему стекловаренный завод, расположенный в селе Успенском, выпускал бутылки, посуду и оконное стекло зеленоватого оттенка[43]. В разное время на реке Ветлуге функционировало 7 подобных предприятий: по существу, все они были кустарными, не имели никакой техники и держались на плаву только благодаря стеклодувам, которые из-за тяжелого физического труда к 50–55 годам частенько становились инвалидами. Интересно, что стекольных мастеров в Поветлужье называли «фараонами» – то ли потому, что за Египтом признавалось первенство в открытии стеклоделия, то ли из-за жары и большого количества песка на производстве.
В 1917 году грянула революция, которую Беляев, по понятным причинам, воспринял крайне болезненно: предприятия и терем купца были национализированы, а его самого вместе с женой выселили в маленький домик бывшего дьячка на улице Поповской (ныне Щукина). Из-за всех этих невзгод Сергей Никанорович впал в депрессию и достаточно рано умер. А вот его жена оказалась «крепким орешком» и прожила долгую жизнь: она скончалась уже после победы в Великой Отечественной войне, в 1947-м, и похоронена на местном кладбище. Говорят, что, уже будучи при смерти, Елизавета Петровна призналась, где зарыла семейные богатства, и позже в каком-то колодце нашли горшок с монетами…
После революции в тереме Беляева некоторое время находился райком партии, затем Дом пионеров и детский сад. С 1977 года (и до наших дней) в этом здании работает Воскресенский краеведческий музей. В его коллекции личные вещи Сергея Никаноровича и Елизаветы Петровны: два шелковых платка, чашка и войлочная печать с буквой Б (ее ставили на торце дерева, чтобы промаркировать беляевский лес). Остались также документы начала XX века – телеграммы и накладные. Сотрудники музея утверждают, что терем ни разу полноценно не реставрировали, а вот косметический ремонт делается по мере необходимости.
Деревня Галибиха, постоянное население которой сейчас насчитывает немногим более ста человек, согласно преданию, получила свое название в честь внучки Мирзы-хана татарки Галибы[44], против воли родителей убежавшей со своим русским возлюбленным в поветлужскую глушь. Вплоть до начала XIX столетия этот тихий уголок принадлежал различным представителям древнего дворянского рода Собакиных. Они приходились родственниками третьей жене Ивана Грозного Марфе Васильевне и оставили весьма противоречивый след в истории здешних мест[45].
С одной стороны, будучи владельцами крупнейших земельных наделов на Ветлуге, Собакины основали в этом краю несколько новых поселений (включая Галибиху) и перевезли сюда из других вотчин часть своих крепостных, внеся значительный вклад в развитие столь удаленной территории. Они также помогали беглым крестьянам и раскольникам, предоставляя им ссуды на обзаведение хозяйством, лес для постройки жилья и землю под пашню и сенокос. Тем не менее в Поветлужье до сих пор ходят легенды об ужасающих выходках помещика Петра Собакина, с садистской жестокостью наказывающего своих несчастных подданных и за малейшую провинность конфискующего их имущество.
В 1831 году владельцем Галибихи становится отставной офицер, участник Наполеоновских войн Николай Васильевич Левашов, выкупивший ее у наследников того самого крепостника-самодура вместе с десятками других деревень. Именно с этого момента и берет начало история усадьбы, которую вы видите на фотографиях.
Главный дом усадьбы, или «Старый дом»
Левашовы – разветвленный дворянский род, ведущий свое происхождение от принявшего православие немца Христофора Карла Дола, который в XIV веке жил в Пскове и Твери, служа великому князю. После крещения Христофор стал Василием, и вместе с новым именем ему были жалованы боярский титул и вотчина. Что касается фамилии благородного семейства, то она появилась благодаря правнуку Дола Александру Викуловичу: будучи леворуким, он получил прозвище «Леваш», а его потомки, соответственно, стали Левашовыми.
Строительство интересующей нас усадьбы началось в 1838 году, когда вторая дочь Николая Левашова Эмилия вышла замуж за талантливейшего инженера Андрея Дельвига. Оценив организаторские способности новоиспеченного зятя, Николай Васильевич решает завести вместе с ним дело в Поветлужье – заняться заготовкой леса и открыть там свечной завод. Предполагалось, что энергичный и честный Дельвиг будет вести хозяйство в огромном имении тестя и параллельно обустраивать собственное родовое гнездо в деревне Галибиха, которую Левашов обещал ему отписать.
Выбрав место для своей будущей усадьбы на заросшем диким лесом высоком ветлужском берегу, Дельвиг очень быстро составил ее детальный проект и лично руководил всеми работами. Он заложил фундамент первого двухэтажного деревянного дома с полукруглыми «венецианскими» окнами, разбил парк, а также высадил вдоль Ветлуги аллею белых ив (ветел), которые закрепили русло реки и не давали ей дальше размывать обрыв. В общем, Андрей Иванович намеревался всерьез осесть в Галибихе и даже записался в Дворянскую книгу Макарьевского уезда Нижегородской губернии. Однако судьба вмешалась в его планы…
Все дело в том, что, пока Дельвиг увлеченно строил свою усадьбу, замуж вышла старшая дочь Николая Васильевича Лидия, и его новый зять – сын вице-губернатора граф Николай Толстой – тоже стал претендовать на земли Левашовых в Поветлужье. Будучи человеком со сложным характером, своенравный граф стал источником конфликтов в семье, и в конечном итоге Николай Васильевич распорядился имением по-новому: он отдал Дельвигу и Толстому бедные деревни, жившие плетением рогож, а благоустроенную Галибиху оставил себе. После этого отношения Левашова с зятьями катастрофически испортились – особенно был обижен Андрей Иванович, который считал Галибиху своим домом.
В дальнейшем ситуация только усугубилась: летом 1844 года Николай Левашов тяжело заболевает и умирает, а оставленному без присмотра имению грозит продажа за долги. Но на выручку вновь приходит Дельвиг. Через влиятельных знакомых он добивается двадцатилетней отсрочки по платежам и частным долгам и, по сути, спасает любимую усадьбу от разорения. Однако Галибиха так и не стала его собственностью – ее унаследовал один из четырех сыновей Николая Васильевича, Валерий.
Яркая биография Валерия Левашова заслуживает отдельного рассказа. Вместе с женой Ольгой они были первыми российскими социал-демократами и не терпели крепостничества даже в «мягкой» форме. Убежденный, что реформа 1861 года разоряет крестьян, Левашов-младший отдавал им землю по цене в полтора-два раза дешевле, чем в среднем по губернии, и призывал помещиков отказаться от оброка и снизить выкуп. Из-за подобных радикальных взглядов Валерия Николаевича очень не любили местные богачи и генерал-губернатор: как-то раз его даже взяли под домашний арест на квартире в Нижнем Новгороде, а после того, как он сбежал, объявили в розыск в нескольких губерниях. В итоге жандармы нашли «вольнодумца» в Галибихе, и до конца своих дней он оставался под надзором властей.
При Валерии Николаевиче строительство в усадьбе продолжилось. В 1862 году по случаю рождения сына Вячеслава Левашов распорядился заложить в верховьях центрального овражка второй усадебный дом, который сейчас известен как «Славин». В нем находились игровые столы, бильярд, рояль, буфеты с заморскими винами и местными наливками. Через два года Ольга Левашова родила еще одного мальчика, и архитектурный ансамбль Галибихи был дополнен третьим домом, возведенным в честь нового наследника Валерия. Это здание состоит из двух непохожих друг на друга частей, в прошлом связанных между собой переходом: внутри находился большой обеденный зал. Благодаря высокому кирпичному фундаменту оно прекрасно сохранилось.
Важно понимать, что резной декор в русском стиле, основным элементом которого был звездчатый орнамент[46], появился на фасадах домов не в момент их строительства, а значительно позже – ближе к концу XIX века. Время шло, архитектурная мода менялась, и владельцам хотелось, чтобы их родовое гнездо было выдержано в духе времени. К примеру, на дореволюционных фотографиях обращает на себя внимание дракон, вырезанный на террасе[47] старейшего здания усадьбы: подобное украшение было характерно для эпохи модерна, но никак не для 1830-х годов, когда Дельвиг проектировал этот дом. Кстати, изящную мебель для левашовских интерьеров делали не какие-то заграничные мастера, а местные плотники. Имя одного из умельцев – Емельяна Хрунилова – дошло до наших дней.
Не все знают, что в Галибихе есть и четвертый усадебный дом, который сейчас находится за границей музейного комплекса: его называют «белым» или «кондыревским». Он предназначался для дочери Валерия Николаевича Анастасии и ее мужа, профессора математики Ивана Павловича Кондырева. Изначально это здание было двойным: чтобы попасть из одной половины в другую, нужно было пройти через стеклянный переход. Кондырев пристроил к дому обсерваторию и вышку с телескопом, ночами исследуя звездное небо. Он много читал, первый выписал из-за границы автомобиль и разъезжал на нем по лесистым дорогам Поветлужья. Уже в XX веке, после Великой Отечественной войны, «белый дом» был разделен: одна его часть осталась на прежнем месте, а другая была вывезена в Воскресенское и отдана под нужды музыкальной и художественной школы[48].
Вас наверняка впечатлил бы парк Левашовых с великолепным цветником и оранжереей, где выращивали черешню, виноград, персики и ананасы. Он был прекрасно спланирован и поражал не только живописным обликом, но и видовым составом: тут вам и карпатский бук, и канадские тополя, и сибирские сосны и лиственницы. В западной части парка была высажена липовая аллея, которая сохранилась до наших дней: между толстыми стволами старых лип до сих пор можно увидеть кусты лиловой и белой сирени, орешника, жимолости. А в восточной части находился пруд с рыбами, который был излюбленным местом отдыха перелетных птиц. В целом композиционное решение усадьбы представляло собой систему обрамленных деревьями прямоугольных полян перед жилыми зданиями. Она располагалась на двух уровнях и включала заливной луг, тянущийся до Ветлуги. Важно уточнить, что это была летняя резиденция благородного семейства и зимой хозяева здесь не жили.