Мария Рэббит
Игры с отчимом
1.
Меня страшно бесило, когда дядя Леша запирался к нам без стука, а еще бесила его коронная фраза, которую он произносил, уже перейдя порог нашей с Кристиной комнаты: «к вам можно?» Как правило заходил он с той целью, чтобы сказать что-то, что можно было сказать и через шроту. Например: «ужин готов», «тот фильм начался, который вы ждали» или «мы с мамой ненадолго отъедим». Кристине то пофиг, ей всего семь лет, а я давно немаленькая. Часто как раз к его нежданному визиту я могла переодеваться или элементарно валяться в кровати в одних трусах, скинув с себя одеяло. Мне нравится спать раздетой, я любила прохладу, а из-за этого придурка, который любит по поводу и без повода нарушать мое пространство, этой возможности у меня не было.
На этот раз я слышала его шаги, знала, что отчим направляется в нашу комнату и нарочно не стала застегивать лифчик. Кристина бегала на улице: с приходом каникул днем ее практически никогда нельзя было застать дома.
Я знала, что он собирается запереться к нам, но на этот раз решила не спешить одеваться и не стала прятаться за шкафом. С меня довольно. Если он все еще думает, что я такая же маленькая девочка, как и его дочь, то пусть в конце концов увидит, что у меня есть сиськи! Небольшие, единичка, но есть!
Когда шторка дернулась, я отвернулась от зеркала и мои торчащие кверху соски уверенно воззрились на отчима. Ни одна мускула на моем лице не дрогнула. Я была настолько злая и взведенная, что мне было на все плевать! Я жалела только, что успела надеть джинсы. А еще лучше было предстать перед ним абсолютно голой!
Он даже рта не успел открыть. Остановился на пороге, так и замер. Мышцы на его лице напряглись, целюсь пошевелилась, как будто он решил дожевать остатки обеда в своем рту. Ну надо же, негодяй еще несколько секунд пялился на мою грудь, прежде чем прикрыть штору и выйти! Зато теперь я чувствовала удовлетворение и свободу. Я больше не боялась, что этот кретин может войти не вовремя. Теперь даже если зайдет, мне было все ровно!
Как оказалось, отчим заглянул, чтобы позвать меня ужинать. Когда я собралась и вышла из комнаты, они с мамой сидели за столом и неспеша похлебывали горячий борщ.
– Тань, садись, покушай, – позвала меня мама, а этот сидел, уткнувшись лицом в тарелку и даже не решался посмотреть на меня. И поделом!
– Мы с ребятами собрались в город, – напомнила я.
Время было почти шесть часов. Мама разрешила задержаться до одиннадцати, все уже были в сборе и дожидались только меня. Мне не хотелось терять ни минуты.
Скрепя сердцем, мама проводила меня до калитки ненакормленной, чмокнула в щеку и выставила ряд наставлений в дорогу. Это был уже не первый раз, когда мы с друзьями ездили весилиться поближе к цивилизации, поэтому она не шибко за меня переживала, хотя в глазах все же считывалось волнение, которое она старалась не показывать, зная как меня это злит. Сама я считала себя достаточно взрослой – месяц назад мне исполнилось восемнадцать. Вообще-то если бы я не пошла в школу в восемь лет, то сейчас бы жила и училась в городе, как некоторые мои подружки. Я им страшно завидовала. Успокаивало только то, что ждать осталось недолго, всего годик и больше никакой взрослый мужик не будет запираться ко мне в комнату.
Дорога до города с нашего поселка занимала около часа времени. Автобусы тут ходили нечасто и последний возвращался около девяти вечера. Но в нашей компании был мальчик с правами. Кирилл в этом году закончил школу и собирался поступать в институт на врача. Короче, родители ему доверяли и разрешали время от времени пользоваться семейным авто, а был у них семиместный универсал. Нас собралось три парня и четыре девчонки.
Выпивать мы начали уже по дороге, чтобы приехать в приподнятом настроении. Все, за исключением Кирилла. Он вообще не пил.
Мы сразу поехали танцевать в клуб. Я не планировала много выпивать, но в какой-то момент расслабилась и перестала себя контролировать. Короче, в голову мне ударило нормально. Из всей компании я была самая убитая. Когда мы вышли прогуляться по вечернему городу, ребята с обеих сторон поддерживали меня, чтобы я не свалилась с ног. Обратная дорога домой осталась в моей памяти размытым пятном. Помню, что все мы очень громко смеялись и слушали музыку. Потом девочки по очереди начали целовать меня на прощание и выходить: оказалось мы уже приехали в деребас. Затем Кирилл развез по домам парней и я осталась одна. Мне очень сильно хотелось спать, я едва сдерживалась, чтобы не отрубиться, но рассудка хватало, чтобы понять – до дома осталось немного.
Вообще-то тревожная мысль уже успела закрасться ко мне в голову, даже в таком состоянии. Год назад Кирилл бегал за мной, несколько раз предлагал встречаться, но я динамила его. Как парень он меня совершенно не привлекал и не интересовал. Одно время мы даже не общались из-за всей этой истории. А потом был случай, что он как бы в шутку начал ко мне приставать на школьной дискотеке. Я понимала, что в говно и в случае чего не смогу ему сопротивляться.
– Долго еще? ‐ поинтересовалась я где-то через пару минут после того как мы остались одни. А я ко всему прочему сидела рядом с ним, на переднем сидении.
– А чего? Хочешь поскорей от меня сбежать? – хмыкнул он.
– Я хочу скорее обнять подушку.
– Ммммм. А меня обнять не хочешь?
При других обстоятельствах я бы сдерзнула или попросту ответила отказом. Но сейчас мне было совсем не уютно с ним вдвоем, ночью, в его машине, в состоянии нестояния. Я себя ощущала просто какой-то ватой.
– Кирилл, я хочу спать. Отвези меня, пожалуйста, домой.
– Да отвезу я тебя, не переживай. Уже по твоей улице едим.
Через минуту мы остановились и я почувствовала его дыхание на своей шеи.
– Просто отстегиваю тебя, – объяснил Кирилл и ремень щелкнул.
А затем я почувствовала его язык у себя во рту и горячую руку под топиком. Он опустил спинку сидения и повалился на меня сверху. Я ничего не могла поделать. Как не пыталась скинуть его с себя, сил не хватало. Его наглые руки тем временем добрались до моей груди, он жадно стал наминать каждую по очереди.
– Тебе нравится? – противно прошептал он мне на ухо, высунув язык из моего рта.
Я промычала, чтобы он отстал и дал мне выйти.
– Да чего ты дергаешься, классно же. Тебе понравится. Хочешь я достану его? Ты когда-нибудь трогала мужской член? Давай,
Хотя бы из интереса потрогай его. Я тебе ничего не сделаю, пока ты сама не захочешь, но уверен ты захочешь большего. Ща.
Я услышала, как расстегнулась ширинка. Кирилл слегка поднатужился, видимо стягивая с себя штаны, после чего схватил мою ладонь и потянул вниз. Я приготовилась, но ничего не произошло. Точнее произошло неожиданное. Дверь машина распахнулась и какая-то неведомая сила стянулась парня с меня. Затем я услышала тумаки и голос отчима:
– Ты что, сопля малолетняя, берега попутал?!
– Она сама хотела… – вместе со слюнями или кровь выплюнул Кирилл.
– Маме своей сказки эти рассказывать будешь, гнида. Я стоял во дворе и все слышал. Она не хотела тебя, сопля ты вонючая.
Отчим ударил его еще несколько раз. Затем на пару мгновений все стихло. Я так и лежала, упав на спинку сидения. Моя голова смотрела в противоположном от улицы направлении и я всеми силами старалась не дать глазам сомкнуться. Потом я снова услышала голос отчима, но с этого момента мне стало казаться, что это все всего лишь сон.
–Набралась… – вздохнул он надо мной, очевидно почувствовав запах спиртного. – Татьяна, ты слышешь меня? Идти можешь?
Мне хотелось сказать ему, чтобы не мешал мне спать. В глазах стало совсем темно: мои веки все же захлопнулись. Я еще помнила свою недавнюю злость к отчиму, но теперь ее почему-то перекрывало чувство неописуемой благорадности. Ах, да. В моем сне он ведь спас меня от прыщавого парня со слюнами по уголкам рта. Он меня все таки поцеловал… какая мерзость. Приснится же такое…
–Да она и слова связать не можешь. Как же ты решил, что моя дочь хочет тебя. Застегни ширинку, слюнтяй. За такой поступок ты не имеешь права называть не то что мужчиной, тебя человеком назвать нельзя.
Так ему, – подумала я, – молодец, дядя Леша, все правильно сказал! И надавал ему по роже хоошо!
Он аккуратно приподнял меня с сидения и наудивление в его сильных руках я почувствовала себя уютнее. Все-таки у мамы были основания выйти за него замуж, хоть он и тупица. Тело у него было что надо. Самое то, чтобы строить дом. Который он кстати и строил собственноручно для нашей семьи на втором участке. И руки у него росли откуда надо. Да и пахло от него приятно… чем-то таким, что я могла описать лишь одним словом – безопастность.
Я обхватила его обееми руками за шею и прижалась головой к груди.
– Катись от сюда и чтобы я тебя больше не видел рядом со своей дочерью, – голос отчима был очень сердитым и излучал угрозу, но я чувствовала и понимала, что ко мне эта угроза не имеет отношения. И то что он назвал меня своей дочерью сладким теплом разлилось по моему сердцу. Дядя Леша называл меня так в очень редких случаях. Наверное, всего пару раз за все время. Тогда мне это очень коробило слух, а теперь прозвучало более чем приятно.
Мы вошли в дом и отчим тихонько прошептал мне на ухо:
– Все спят. Кристина сегодня с мамой, но ты все ровно постарайся не шуметь, если вдруг станет плохо. Я принесу тебе воду и тазик, на всякий случай.
По запаху своих ванильных духов я поняла, что мы вошли в мою комнату. Отчим склонился и положил меня на кровать, но мне почему-то совсем не хотелось его отпускать. Я почувствовала горечь и разочарование от того, что меня оторвали от его крепкой и теплой груди. Он попытался разорвать мои руки, но я вцепилась в него что есть силы. Тогда дядя Леша начал разжимать каждый мой пальчик по отдельности, да с таким трепетом, будто боялся их разбудить.
‐ Не уходи, – промычала я, все еще не теряя ощущения сна. Рядом с ним он казался таким сладеньким. – Останся.
После секундой заминки отчим произнес:
– Я схожу за тазиком и за водой.
– Они мне не нужны. Мне нужен ты.
– Таня, ты бредешь. Я – твой отчим, дядя Леша. Засыпай, но скоро может начаться головокружение. Я не смогу находиться рядом всю ночь, поэтому нужно принести тебе тазик.
– Останься со мной на всю ночь…
Он не прекращал попытки оторвать от себя мои пальчики, а я цепляась в него снова и жаждала притянуть к себе. Никогда еще не ипытывала ничего подобного. Это влечение и желание физической близости было для меня первобытным и заманчивым.
– Татьяна, ты уже не маленькая, – сказал он после очередной паузы, – тебе достаточно будет тазика… это не то чтобы болезнь, просто лишнее может пойти нарушу.
– Ты прав, я не маленькая… сегодня…сегодня, ты помнишь, помнишь мои сиськи? – спросила я и рассмеялась. Смех вырвался из меня веселым осознанием, что я могу делать во сне, что хочу, а не наблюдаю, как сторонний зритель. В реальной жизни ничего подобного я бы не решилась произнести вслух, но ведь это сон, а значит можно вытворять всякую дичь! Например, пытаться затащить своего отчима в кровать.
Меня так приятно щекотало внизу живота от того настолько нежным он был со мной и каким был грубым и беспощадным с Кириллом. Надавал ему по морде, несмотря на то, что он для него еще ребенок.
Очевидно мой вопрос ошарашил дядю Лешу настолько, что он размяк и пользуясь моментом я повалила его на себя. Правда, это оказалась плохой затеей, потому что от груза его накаченного тела мне тут же стало тяжело дышать. Но мне все ровно это нравилось. Я сдавленно выдохнула ему в шей остатки воздуха, почти застонала, но вдохнуть его запах мне так и не удалось. Отчим пролежал на мне недолго, каких-то пару мгновений. Мои руки ослабили хватку и он смог встать и уйти из комнаты. Но затем вернулся.
– Тазик я оставлю на полу, рядом с подушкой. Если что просто перевернись на бок и блюй туда. Стакан с водой тоже оставлю на полу, чуть подальше. Ты хочешь пить?
– Мне жарко, – пожаловалась я, ворочась. Одежда на мне была хоть и летняя, но недостаточно легкая для сна. К тому же я вообще любила спать в одних трусах, даже зимой. А сейчас было лето и наша с Кристиной комната почти не продувалась в маленькую форточку на деревянрой раме, которую мама заделала двумя слоями марли. – Раздень меня, пожалуйста.
Мне правда было очень жарко. Не помню, что я думала на тот момент. Меня начало подташнивать и очень сильно клонить в сон. Кажется, теперь я даже не понимала, кто находится со мной в комнате. Это было неважно. Я понимала что сама не смогу снять с себя одежду, а оставаться в ней было невыносимо. По моему телу сверху донизу сбегали крупные капельки пота и мочили постель. Я ворочалась на ней, как уж на сковороде и будто в предсмертной агонии выстанывала молитвы раздеть меня. Дядя Леша не прикасался ко мне, темный рельефный силуэт стоял надо мной, склонив голову над кроватью и если не наслаждался моим мучением, то просто наблюдал. Я слышала его тяжелое дыхание, слышала, как оно учащалось. Наверное свои последние призывы о помощи я произнесла у себя в голове, потому что мне наконец удалось закричать. Ох, эти мучительно жаркие минуты были первым, о чем я вспомнила на утро. В какой момент отчим вышел из комнаты я не знала, может он лишь продолжал мне мерещиться, стоявший рядом?
Но что я точно знаю так это, что в сон я провалилась одетая, а когда открыла глаза – на мне были одни трусики…
Солнечные лучи неторопливо бегали по белой коже, почему-то отдавая предпочтение моим нежно-розовым соскам, пуская на них два отдельных лучика света, как будто-то кто-то нарочно оставил в шторе просветы так, чтобы свет ласкал их в особенности.
Волосы растрепались и разметались по подушке. Память еще не успела вернуться ко мне, когда я бессознательно опустила руку и нащупала на полу стакан с водой. Мне ужасно хотелось пить, в горле пересохло до такой степени, что если бы я начала говорить, мой голос скорее походил на хрип. Осушив его залпом до дна, я вспомнила, что был еще и тазик, которого теперь не наблюдалось…
Воспоминания прошедшего вечера и ночи хоть и смутно настигли меня мгновенно. Вроде бы меня не тошнило и от волос не пахло рвотой. Дядя Леша унес тазик? Ночью? Утром? Если утром, тогда он видел меня почти обнаженной…
Я уронила голову на подушку и в смущении накрылась одеялом, как будто он собирался резко войти в комнату, а потом вспомнила еще и то, что вчера сама подставила отчиму свою грудь…!
Дерьмо. Еще и Кирилл… Чувство отвращения перемешивалось внутри меня с сокрушающим чувством стыда. Лучше бы всему этому оказаться сном… ну как я могла так перепить? С деревни сваливать всегда так весело…, вот меня и понесло, к тому же накопилось столько злости на все, отчим меня выбесил. А вначале вечер всегда кажется бесконечным, будто не нужно после возвращаться домой…
Я даже не знала радоваться мне тому что дядя Леша вчера ночью был во дворе (скорее всего выкуривал свою ночную сигарету) или грустить? Кирилл, конечно, мерзкий и позволил себе лишнего, но сомневаюсь, что мог бы изнасиловать меня. А отчему мне еще в глаза смотреть…
Хорошо, что мама уже спала. Но а что если он рассказал ей об этом? Черт. Дерьмо. После такого меня точно перестанут отпускать куда-то тусить. Мало того что напилась, так еще и едва не подверглась насилию. Не думаю, что Кирилл был настроен идти до последнего, но маме то этого не докажешь! «Что это за друзья у тебя такие, с которыми ты ездишь гулять!» – скажет она что-то вроде этого и вообще запретит мне общаться со всеми. Я хоть и немаленькая, но все еще под ее опекунством. Злить и расстраивать маму мне совсем не хотелось. К тому же это подорвет ее доверие ко мне, а на следующий год оно будет мне как никогда необходимо. Самостоятельная жизнь самостоятельной жизнью, но без их поддержки будучи студенткой в городе будет не сладко. А если мама начнет сильно обо мне беспокоиться, то попросту решит ограничивать в средствах, чтобы я чаще приезжала домой. Поэтому мне было важно не давать ей поводов для беспокойств. Но вчерашний вечер… как можно было так облажаться?
Я валялась в кровати часа полтора, сгорая от стыда за вчерашний вечер и не решаясь выйти из комнаты, пока слышала за шторой шаги отчима. Как раз было обеденное время. (Продрыхла я до часу дня). Мама сегодня работала, а он отдыхал. Но все выходные от работы дни отчим вкалывал на строительстве нашего дома, поэтому отдыхом это назвать было трудно. Сначала он топал один, потом прибежала Кристина. Они вместе позвенели тарелками и оба посваливали из дома. Малая – гулять, отчим – строить дом. Я наконец осмелилась встать с кровати. Опустила ноги на мягкий коврик и сразу же потянулась, устремляясь кончиками пальцев к потолку. Солнце теперь стало проникать сквозь мое окно под другим углом, слегка воровато, как будто подглядывало за мной. Теперь его лучи падали на нижнюю часть моего тела, начиная с трусиков.
На мне были одни они и ничего кроме. Шорты, топик и бюстгальтер аккуратно лежали на предкрованой тумбочке и я питала очень большие сомнения, что могла самостоятельно уложить их в таком положении…
Сердце затрепетало в груди в учащенном и ускоренном марше. А мои мысли, как птицы, начали порхать с одной крыши на другую.
Отчим все-таки раздел меня?
Я не совсем понимала, что чувствую по этому поводу. Стыд? Да… Смущение? Не смотря на то, что вчера нарочно показала ему грудь, его я тоже испытывала… Отвращение? Да, но какое-то странное, дурманящее. Обычно неприятные мысли мы стремимся как можно скорее выбросить из головы, тут же было иначе…
Мне наоборот хотелось смаковать внутри себя все эти переживания. Впускать их в себя снова и снова. Он принес меня в комнату на руках… защитил от мерзкого парня, уложил в постель, а затем раздел меня…
Конечно, я сама его об этом попросила. Да что уж – из моей груди жаром вырывались молитвы раздеть меня. В одежде было так жарко… и дядя Леша все это прекрасно понимал. То, что я вцепилась в его шею – это уже отдельная тема, я была пьяная и не совсем понимала, что творю. Но снимал он с меня одежду собственноручно, со спящей…
Моя фантазия взяла надо мной верх. Я и не заметила, как застыла перед зеркалом, с каким-то новым взглядом рассматривая свое тело и представляя, как рассматривал его он. Прошло несколько минут, когда я поняла, что вчера ночью в комнате было темно и отчим ничего этого видеть не мог. Мне стало одновременно горестно и стыдно за свои мысли. Наверняка он просто сжалился надо мной и возможно прикасался ко мне через силу. Жаль я этого не помнила. Зато помнила его руки и его крепкое накаченное тело сверху на мне. Его запах…
Не хотелось этого признавать, но и отрицать было невозможно – от этих мысли-воспоминаний я намокла. Такое случалось со мной не в первый раз, но все же довольно редко. И всякий раз когда я замечала за собой подобное, мне становилось как-то пакостно, что ли… я спешила устранить симптомы, причины и последствия данного явления. Но в этот раз мне было слишком сложно остановиться, чтобы для начала прекратить причинять себе эту липкость и покалывающее тепло между ног. А именно: прекратить думать все это.
Отчим раздевал меня на моей кровати… от этой мысли слегка закружилась голова и подкосило колени.
Я начала трогать себя, представляя его руки. Конечно, это было не просто, учитывая насколько маленькими и нежными были мои ладони и насколько сильными, большими и грубыми были его, обрусевшие от возраста и тяжелой работы, но фантазия слишком сильно овладела мною, так что я почти вздрагивала от этих прикосновений.
Сначала я начала гладить плечи и шею, затем медленно спускаться вниз. Всего от одного легкого прикосновения к соску по всему моему телу пробежала волна дрожи. То, что я сделала потом показалось мне ужасно непристойным, но мое тело оказалось быстрее мысли. Рука своевольно опустилась вниз и плавно скользнула между ножек. Все мое тело наслаждением отозвалось на это прикосновения и в порыве удовольствия я опрокинула голову назад, а потом застонала.
Я знала, что девчонки так делают, но считала это чем-то предосудительным и непотребным. Вообще я не понимала зачем они это делают. Само собой с таким образом мышления в свои восемнадцать я была все еще девственницей. И если мне когда-то хотелось чего-то в этом роде, я ограничивалась скромными фантазиями себя и какого-нибудь красавчика из фильма. Просто потому что под боком не было никого, кто бы нравился мне с той же силой, как, например, Марио Кассас… но кто бы мог подумать, что именно тупица отчим сможет вызвать во мне такие яркие и сочные ощущения…
Черт.
Я начала водить пальцами вперед-назад, то ускоряясь, то замедляясь, прислушиваясь к своим ощущениям. Одновременно мне хотелось, чтобы чувство, которое заставляло меня это делать, скорее закончилось и чтобы растянулось навечно…
Очень скоро влага просочилась сквозь тонкую ткань моих трусиков и теперь хлюпала на пальцах. Сильнее всего меня возбуждала именно та возможность, что отчим все таки мог видеть меня обнаженной, в полумраке лунного света. Или решил заглянуть ко мне утром. Возбуждало и то, что он раздевал меня спящую и прикасался ко мне…Удовольствие, которое я себе доставляла, смешивалось с чувством отвращения и по какой-то причине приумножалось. Но больше всего мне кружил голову тот недолгий миг, когда отчим прижал меня своим телом к кровати. Мне надавило и на грудь и на живот. Все это длилось недолго, каких-то пару секунд, но из-за давления я буквально ощутила его внутри себя…
Пальцы утопали в каком-то киселе. Доселе незнакомое чувство заставляло меня наслаждаться и страдать одновременно, но я никак не могла довести его до предела, равно как не могла вынуть руку из своей истекающей промежности. Сейчас казалось, что весь мир сосредоточился на этой цели и ничто не имело значение. Даже если бы кто-то вошел ко мне в комнату, я бы не смогла остановиться. К счастью, дома никого не было и я даже могла позволить себе постанывать.
Кристинка вернувшись дала бы знать о себе смехом или прыжками, да и дяди Лешины шаги я тоже с легкостью уловила бы в пустом доме, когда не бормочет телик и мама не звенит кастрюлями или блендером.
Интересно, чтобы он подумал застав меня в таком виде? Что вообще может подумать и почувствовать отчим при виде своей юной почти обнаженной падчерицы, в приступе первобытного наслаждения, которое рождало на ее лице выражение мечтательного страдания и будто бы робкого призыва… помоги мне, я одна не справляюсь… А если бы знал, что именно он довел ее до такого состояния?
Я смотрела на себя в зеркало и размышляла – захотел бы он меня такую, уязвимую, изнывающую и страдающую в наслаждении или быть может почувствовал ко мне отвращение? Выглядела ли я омерзительно? Сама я себя в этот момент ощущала именно так, вперемешку с каким-то сладостным похотливым чувством.
Больше всего на свете сейчас мне захотелось, чтобы он вошел и увидел меня такой. А на втором месте списка моих желаний было усесться на пол, раздвинуть широко ножки и отодвинув проклятые трусы в сторону, начать более активно ласкать себя, но если все что я делала до этого мне каким-то образом удавалось оправдать своему мозгу, что я якобы случайно, то тут прикинуться невинной овечкой уже не получится. Да только желание было слишком сильным…, при том я чувствовала, что по-другому мне не удастся взобраться на вершину наслаждения или страдания. Не понятно. Но это чувство незавершенности было просто невыносимым. С тяжёлым вдохом я сдалась сама себе и рухнула на пол. Зеркало на дверце шкафа было во всю высоту, благодаря чему я продолжала видеть свое отражение.
Загадочная мечтательно сть и мольба непонятно о чем в моем лице показались на удивление незнакомыми. Мне было жарко, я обливалась потом. При этом его цвет оставался привычно белым, только щеки покрыл румянец под цвет моих нежно-розовых сосков. Такого же цвета сейчас были и мои губы, глянцевые от обилия слюней. Я не замечала, как легонько облизываю их и посасываю, каждую по очереди.
Приняв позу сидя, я при помощи руки раздвинула свои ноги, представляя как бы это сделал он, но не спешила заканчивать начатое, хотя меня всю лихорадило, а в трусиках стреляло нетерпеливым пульсом. Но мне хотелось хорошенечко рассмотреть себя прежде, чем все это закончится. Какой бы меня видел отчим, если бы был рядом и если бы делал со мной все то, что я делала мысленно его руками.
Даже если мой молящий взгляд и дрожащая нижняя губа и делали меня жалкой, при этом я все таки была невероятно привлекательна. Осознание какой-то особой невинной красоты пришло ко мне только сейчас, в этом подтексте…
Раньше я считала себя просто симпатичной девочкой, худенькой, светловолосой… которая выглядела чуть младше своих лет, но с уже сформировавшимися изящными изгибами тела и миловидной мордашкой. Но теперь мне стало ясно насколько по-настоящему соблазнителен мой невинный облик. Белая кожа, тоненькие кисти рук, щиколотки, худенькие ножки, маленькая, но не по размеру высокомерная грудь с устремленными кверху аккуратными сосками цвета юной розы. В школе я несильно пользовалась популярностью среди парней. Мальчишки моего возраста предпочитали более созревших девочек, с большой жопой и сиськами. Для них я была обычной девчонкой, сверстницей, но для своего отчима я была Лолитой… нимфеткой. Невинным и недоступным ангелом, который сейчас глядел на меня с отражения в зеркале. Он бы не смог не возжелать меня, увидев такой… не смог бы даже отвернуться, увести взгляд, выйти из комнаты.
Я увидела, как по моему лицу поползла игривая улыбка, когда я пустила руку между раздвинутых ног. Я представила, что дядя Леша как всегда заперся в мою комнату, увидел меня такой и замер (как это было вчера), после чего вместо того, чтобы уйти прикрыл за собой шторку изнутри и начал смотреть на меня сверху вниз, как смотрел прошлой ночью, когда я ворочалась на кровати и умоляла его раздеть меня.
Медленно схватившись за промокший до нитки липкий мостик трусиков, прикрывавший единственное не обнаженное место на моем теле, я стала отодвигать его в сторону. Меня удивило то, насколько большим и порозовевшим, почти красным, стал мой цветок и как он удивительно распустился…
Подавив в себе гнетущее чувство стыда, я пустила между приоткрытых «лепестков» два пальца и провела верх-вниз, знакомясь с новым ощущением. До этого я гладила только через трусики, а когда прикасалась к себе в душе чтобы подмыться, трогала себя исключительно механически, думая лишь о гигиене. Сейчас же мои движения стали неторопливыми и чуткими. Я несколько раз повторила это движение, пораженная тем сколько влаги успело из меня выйти…
Трогать себя там напрямую, а не через трусики оказалось гораздо приятнее, но этих движений очень скоро перестало быть достаточно и пальцы интуитивно нащупали самое чувствительное место, прикосновения к которому тут же отзывались по всему телу. Им оказался клитор. И я принялась трепетно и нежно теребить его средним пальцем. Ощущения растущие во мне казались трудно описуемыми. Я представляла, что отчим смотрит на меня и это вызывало головокружительный взлет грязного, но очень сладкого удовольствия. Из меня невольно начали вырываться громкие стоны, даже крики, которые я не контролировала. Меня куда-то поднимало, все выше и выше. Крики становились все громче, а это чувство не отпускало. Если бы в комнате действительно находился дядя Леша, я начала бы умолять его о помощи, как молила вчера ночью. Но его тут не было, а я уже вся облилась потом и вязкой слизью. В комнате стало невыносимо жарко, у меня как в предсмертных судорогах затряслись ноги. Я все теребила и теребила, более не в силах этого выносить, но и не имея власти над собой остановиться.
Затем наступила эйфория. По всему телу пробежала волна удовольствия и долгожданного удовлетворения и я повалилась спиной на пол. Какое-то время у меня кружилась голова, а к легким постепенно возвращалась способность нормально дышать. Я ощущала свое тело ватным, бесконечно невесомым и охреневала от того, что только что произошло. Мой первый оргазм? Нечто подобное я видела в порнухе, которую иногда смотрела исключительно из любопытство. Мне казалось, что девушки симулируют, что от простых прикосновений к самой себе ничего такого невероятного быть не может. Ну либо со мной что-то не так. Как же я ошибалась…
Со мной это было в первый раз. Хотелось сказать, что я ощущала себя, как Колумб, открывший Америку, но он даже понятия не имел о ее существовании, когда отправлялся в плавание. У меня же моя Америка всегда находилась под носом, я все прекрасна знала и понимала, но почему-то не делала этого.
При этом я чувствовала себя достаточно мерзко после содеянного. К разуму вернулась способность здраво мыслить и я обнаружила себя валяющейся на полу, с еще подергивающимися раздвинутыми в сторону ногами, голую, трусики сдвинуты на бок и из них выглядывает моя истекающая соком пися… теперь совсем красная. А мои фантазии… что я представляла, занимаясь всем этим.
В общем, следом за накрывшим меня удовольствием, пришло жесточайшее чувство отвращения к самой себе. Поднявшись с пола, я укуталась в полотенце и отправилась в уличный душ, чтобы смыть с себя всю эту грязь, пот и слизь между ног… ну почему ее так много? Мылась я прямо холодной водой, стараясь подолгу не прикасаться к своей промежности. Там же постирала трусики и вывесила их на веревку.
Могу поклясться, что на пару минут меня охватил душу леденящий страх беременности, но потом я вспомнила уроки биологии и от сердца сразу отлегло. Все остальное как то резко перестало иметь значение. Ну, подумаешь потрогала себя там. Мое тело. Пусть даже подрочила… и что? Все девчонки так делают. Лучше сама себе, чем с каким-то слюнявым Кириллом, от которого можно еще и залететь…
А то, что я представляла отчима и именно он меня возбудил – нормально ли это? Кстати говоря, когда я вешала трусы на веревку, мы случайно встретились взглядами. Второй наш участок находился впритык к этому, их даже ограждал один забор. Отчим выпиливал какую-то деталь из бруса и видимо решил немного отдохнуть. Когда он выпрямил спину, убирая инструмент в сторону и поднял голову, я как раз вышла на задний дворик, где находилась бельевая веревка, а в паре метров от нее наш новый, строящийся дом…
На нем были только старые видавшие виды шорты и обмотанная на голову футболка. Все его загорелое тело пылало здоровьем и богатырской силой. Правда поза, в которой он застыл, показалась мне если не угрожающей, то по крайней мере напряженной. Из под щелки его глаза сузились, присматриваясь ко мне и я решила, что будет странно никак не отреагировать и помахала ему рукой. После недлительной паузы отчим ответил мне тем же и я, испытывая крайнюю степень дискомфорта, отправилась домой.