Мария Рождественская
Полукровки
– Ты о чем? – удивилась Далана. – У меня полно париков!
Юрико на секунду замялась.
– Понимаешь… Сибирь, тайга, река…
– Тебе придется работать в походно-полевых условиях, – заметила Озерная Хозяйка.
– Пожалуй, – без особого энтузиазма согласилась Далана.
Заметив ее реакцию, Юрико вновь виновато поспешила отвести глаза.
– Тогда не лучше ли будет создать твой новый образ заранее? – мягко предложила она.
– Снявши голову, по волосам не плачут, – мрачно подытожила Далана.
– Счет на твое имя уже открыт, – заметила Хозяйка Озера.
– Законы рынка, – фыркнула Далана. – Утром деньги – вечером стулья.
– Стулья?? Какие именно?
Увидев замешательство Богини, Далана рассмеялась.
– Что тут смешного? – недовольно поинтересовалась Мраморная Владычица.
– Умоляю, только не начинайте снова, – поспешила вмешаться в диалог Юрико. – Ди, у меня есть отличный стилист.
– Надеюсь, – хмыкнула Далана.
Она уже лет сорок, как не делала модельных стрижек, лишь изредка, раз в три-четыре года, аккуратно подравнивая свои роскошные волосы.
– Можешь на него положиться – он сотворит из твоих волос настоящее чудо.
– Последний раз я стриглась в Нью-Йорке, кажется, в шестьдесят шестом, – припомнила Далана, – Догадываетесь, у кого?
– Судя по твоему выражению лица, это был сам Видал Сассун, – предположила Юрико.
– Видал Сассун, – повторила Хозяйка Озера. – А кто это?
– Мама, ты все испортила, – рассмеялась Юрико, но, заметив реакцию Даланы, тотчас продолжила:
– Ладно тебе, Ди, этот мальчик не хуже. Его коснулся Звезда.
Далана бросила на Юри взгляд, полный удивления. Уж кто-кто, а обе они прекрасно осознавали уникальность людей, отмеченных Белым Господином Судьбы – Звездой.
– Аргумент в пользу мальчика, – согласно хмыкнула Далана. – Ладно уж, черт с вами с обеими, и с этим парикмахером.
Далана любовно провела рукой по всей длине своих уже почти высохших волос. Отрастут. Однако был еще вопрос, который волновал Далану не меньше, чем проблема с паспортом.
– А знает ли кто-нибудь из вас, милые дамы, как приготовить стойкую краску для волос?
– Это проблема? – хмуро удивилась Богиня.
– Еще какая, – кивнула Далана. – И советую решить ее как можно быстрее. Те краски, что продаются в маркетах, на моих волосах долго не держатся.
– Может, тебе обриться налысо? – на полном серьезе предложила Хозяйка Озера.
Все-таки перебранки не избежать, – мрачно подумала Далана.
– Так, стоп! – провозгласила Юрико, поднимаясь со своего места. – Мама, сделай одолжение: с этого момента больше ни слова! Иди в свою комнату, тебе нужен отдых.
– Я, пожалуй, еще посижу здесь, – упрямо заявила Мраморная Богиня.
– Очень хорошо! – хлопнула в ладоши Юрико. – Тогда уйдем мы и не будем тебе мешать. Идем, Ди! Пороемся в залежах подвала. Я точно помню, что два века назад собирала всякие косметические рецепты… Только бы найти теперь тетрадку, куда я записала всю эту дрянь.
3
Tanto brevius tempus, quanto felicius est.
Чем короче время, тем оно счастливее.
Саша прекрасно понимала, что ходит по краю. И все же страх перед отцовским гневом не мог пересилить ее тягу к заветному черному зеркалу.
Большой, похожий кирпич смартфон Саша обнаружила в лесу совершенно случайно. Откуда он там взялся – то ли его потеряли рыбаки, которых дикие реки Сибири привлекали возможностью выловить щуку или нельму в четверть центнера весом, то ли другие, жадные до лесных трофеев, люди позабыли эту штуку в траве – Саша могла только догадываться. Так или иначе, она была благодарна лесу за то, что он ниспослал ей такой подарок, позволивший дотянуться до истинного чуда, гениального изобретения человечества под названием Интернет.
Что это такое, Саша к тому моменту уже понимала. Отец называл Интернет всемирной выгребной ямой, Рунет – помойкой, а социальные сети – сборищем тронутых на голову лентяев. Именно социальные сети отец ненавидел больше всего: он просто не мог понять, как это вполне себе взрослые люди, находясь в здравом рассудке, могут изо дня в день открыто писать в личные дневники, выкладывать фото и делиться видео, доступными кому угодно в любой точке земного шара. Факт наличия среди блогеров модных писателей, эстрадных исполнителей, политиков и прочих известных личностей ничуть не влиял на негативное отношение отца девушки к этому сегменту Интернет, который, словно гигантский спрут, давно уже опутал своими щупальцами всех и вся.
Однако отец, невзирая на свой негатив, вовсю пользовался смартфоном, да и кое-кто в поселке – тоже. Отец объяснял Саше, что это вынужденная необходимость. Когда же Саша узнала, что в Интернет можно найти практически любую книгу, да еще и бесплатно, отцу пришлось предоставить любимой дочери право на «ограниченный доступ». То, что у Саши к тому моменту уже имелся собственный смартфон с выходом во «всемирную паутину», было маленьким секретом. Саша надеялась сохранить этот секрет как можно дольше.
В отличие от отца, Саша очень любила социальные сети. Особенно, «книгу лиц», facebook. Во-первых, потому что facebook был связующим звеном между Сашей и всем остальным миром, от которого девушка волею судьбы была отрезана с самого своего рождения. Вторая же причина заключалась в человеке, вернее, ее френде по имени Григорий Поляков. Нет, конечно, она не строила никаких иллюзий. Френд это даже не друг в общепринятом смысле этого слова. И даже если бы интерес Грина к ее персоне каким-то чудом вышел за рамки переписки и онлайн-диалогов в мессенджере… если бы, то что дальше? В том-то и дело, что ничего.
Саша зачем-то снова проверила мессенджер, хотя и так было понятно, что там нет ни одного нового сообщения от Грина.
Хотя это и неудивительно – ведь в Москве сейчас глубокая ночь. Зайдя в свой аккаунт, Саша быстро отстучала на клавиатуре новую запись. За прошедшую ночь девушка прочла новеллу Акутагава «Муки Ада», и теперь пребывала в восторге. Книги, что имелись в библиотеке поселка, Саша от корки до корки прочла, еще когда ей было тринадцать. А тут такое пиршество для ума – собрание сочинений Рюноскэ Акутагава, да еще и в открытом доступе!
Впрочем, всей правды Саша тоже написать не могла. Она и так выглядела довольно странно со своими литературными (и не только) пристрастиями – она ведь даже «Гарри Поттера» не читала. И ни разу не бывала в ресторане. Ничего не знала о модных тусовках и не разбиралась в брендах и трендах, если вообще могла отличить одно от другого. Да что уж там, ее и звали-то на самом деле вовсе не Сашей…
Сэржима!
Голос отца «прогремел» в голове девушки за мгновение до того, как она, отключив «Использование данных», проворно засунула смартфон под подушку. Главное, она уже отправила в свой аккаунт свежий пост – субъективные впечатления о «Муках Ада».
А через секунду девушка «услышала» еще более гневный призыв отца:
Сэржима! Ты опять всю ночь сидела в моем телефоне?
Папа, всего пару часов!
И тут она не солгала: в его телефоне, действительно, всего пару часов.
Девушка гадала, в какой части барака сейчас находился отец.
Я вообще-то кухне, – не замедлил тот с ответом, – Опять надеешься проскользнуть мимо меня?
Нуууууу…
Будучи не в силах придумать что-либо в свое оправдание, Саша покраснела до корней волос. Она быстро выбежала из своей комнаты и помчалась в сторону кухни. Худощавая, с длинными стройными ногами, девушка оказалась там раньше, чем отец успел разлить по кружкам ароматный взвар из сушеных ягод.
Саша присела на край длинной деревянной скамьи, что стояла перед массивным, потемневшим от времени столом.
– Держи, – сказал отец, протягивая девушке ее кружку, до краев полную «брусничного чая».
Саша улыбнулась отцу и отхлебнула щедрый глоток взвару. Сполна ощутив вкус ягодного букета, девушка замурлыкала от удовольствия.
– Какие планы? – поинтересовался отец, расположившись напротив Саши на точно такой же скамье.
– В лес пойду, – сообщила Саша.
– И на том спасибо, – поморщился отец. – Я уж думал, снова начнешь выпрашивать у меня телефон.
– Нет, хочу погулять.
– Неужели? Может, лучше поспишь после бессонной ночи?
– Пап, я читала вообще-то, – возразила девушка.
– Что ты там опять такого интересного нашла?
Казалось, отец был искренне удивлен.
– То, чего нет в библиотеке.
– Да, глупостей в нашей библиотеке нет.
– Пап, это не глупость, а японский философ.
– Ну хоть не американский комикс.
Саша засмеялась, задорно и весело, но уже в следующую секунду ощутила, как от тоски сжалось сердце ее отца. Так случалось всякий раз, когда он слышал, как смеялась его дочь. Смех Саши напоминал ему о жене.
Девушка посмотрела на отца. Он сейчас старательно скрывал от нее свои мысли, и все же Саша догадывалась, о чем он думает.
С каждым годом… все больше похожа.
Саша поставила пустую кружку на стол. Затем поднялась и шагнула к выходу.
– Я так понимаю, к обеду тебя не ждать? – поинтересовался отец.
– Ты все правильно понимаешь, мой дорогой Зевс.
– Я уже просил тебя не называть меня этим дурацким прозвищем.
– Хорошо, папочка.
Улыбнувшись, девушка чмокнула отца в щеку и через мгновение упорхнула из кухни.
Не заходи далеко! – донеслось ей вслед.
Изо дня в день, снова и снова отец повторял эту фразу. Саша могла позволить себе пройти с десяток километров в сторону верховья реки. Дальше начиналась нейтральная зона, граничащая с владеньями человолков. Люди в поселке испытывали к косматым чудищам стойкую ненависть с примесью страха. Человолки платили поселянам взаимностью, хотя самой Саше всегда казалось, что эти дикие существа больше боялись людей, чем люди боялись их.
Как бы там ни было, за все время существования поселка его жители убили около полусотни созданий, наряду с мощными клыками и густой шерстью наделенных зачатками разума. Жертвой чудищ стал единственный человек – женщина, семнадцать лет назад принявшая мученическую смерть от лап человолка. Этой женщиной была мать Саши.
Образ матери почти не сохранился в памяти девушки. Саша даже не помнила, как та в действительности смеялась. Невзирая на слова отца, девушка полагала, что ничего не унаследовала от матери, кроме, пожалуй, неприязни к собственному имени. Слово «сэржима» переводилось с тибетского как «золотистая». Саша и впрямь была обладательницей роскошной копны золотистых волос, но, тем не менее, очень не любила, когда ее называли Сэржимой. Имя казалось ей неблагозвучным и каким-то чужим. Да и цвет своих волос девушка тоже не любила, с детства считая, что уродилась «златовлаской» не весть в кого. Явно не в мать, волосы которой были цвета спелой соломы, и не в отца – обладателя темной шевелюры. Как ни пыталась Саша списать свои сомнения на слабое знание законов генетики, золотые волосы, равно как и карие глаза, все равно оставались под вопросом.
Между тем, девушка была уже на полпути к своей любимой поляне. Наряду с Сашей, этот маленький островок в глубине таежного леса облюбовали никели – крайне забавные существа, с которыми девушка обожала играть в солнечные летние дни. Никели были ростом с двухлетнего ребенка и умели пропадать так же внезапно, как и появляться. Еще они чудно крутили своими маленькими головками, при этом издавая потрескивающие звуки в зависимости от настроения. Никели могли общаться телепатически, но предпочитали «стрекотать» – недовольно или радостно, грустно, а иногда и сердито.
Как и Саша, крошки-никели были частью мира Рожденных Исстари. Однако девушка любила человечков вовсе не поэтому. Она считала их своими единственными друзьями, которым, в отличие от френдов из социальной сети facebook, Саша могла доверить все самое сокровенное…
Впрочем, к виртуальным друзьям Саша тоже была по-своему привязана. Особенно к Грину Полякову. Из всех ее френдов Поляков был единственным, кто опознал никеля на ее картинке пользователя. Правда, Грин называл никеля «кодамой», и поначалу принял Сашу за поклонницу японской анимации. Поляков, конечно, не мог знать, что эти очаровательные Духи Леса существуют на самом деле, и вовсе не в воображении японских мультипликаторов, а в далекой сибирской тайге. Зато Грин много чего знал о жизни столицы и по просьбе девушки иногда рассказывал ей пикантные подробности о своей работе, событиях и скандалах, московском бомонде, коррумпированных чиновниках, метрополитене имени В. И. Ленина и многом другом, таком далеком от Саши и от ее жизни здесь в поселке. Виртуальный собеседник не знал, что девушка живет в такой изоляции, как не знал о Лесных Духах, человолках, Сашином отце, Рожденных Исстари и многом другом, таком далеком от кипучей столичной жизни во всем ее блеске и свете неоновых ламп.
И чем больше Саша осознавала, что она и Грин Поляков существуют в двух совершенно не сопоставимых друг с другом мирах, тем больше юную девушку влекло к зрелому мужчине, о котором она не знала почти ничего, кроме разве что возраста, профессии, да имени с фамилией. Ко всему прочему, получалось, что сам Поляков знал о девушке еще меньше, искренне полагая, что ее зовут Александрой. Саша грустила и не могла что-либо изменить, и снова и снова перечитывала строчки его сообщений, прекрасно понимая: эти строчки – единственное, на что она может рассчитывать.
Вынырнув из мрачного закоулка собственных раздумий, Саша вдруг увидела перед собой поляну. И сразу почувствовала себя куда лучше, едва только уловила знакомое ласковое журчание ручья, что доносилось с другой стороны поляны. Звук льющейся воды всегда успокаивал Сашу, и даже бывало исцелял от разных недугов. Простуда или мигрень, насморк или ссадины – всякая хворь уходила, стоило девушке побывать вблизи любого живого источника воды. Саша любила проводить время у воды. В поселке возле бассейнов лососевого хозяйства, у водохранилища или же здесь, на поляне подле ручья она ощущала себя уютнее, чем где бы то ни было.
Саша вышла из тени елового дерева. Еще несколько шагов – и девушка уже удобно устроилась на излюбленном замшелом бревне, подставив лицо солнечным лучам.
Позади нее что-то зашуршало. Пара никелей бледно-голубого оттенка аккуратно перелезла через бревно и явилась взору Саши.
– Привет, – негромко сказала девушка. – Поиграем?
Один из никелей, тот, что чуть крупнее, уставился на Сашу единственным глазом, подергивая головой и сердито потрескивая.
Ты позже. Дольше дорога?
Задержалась дома, – стала оправдываться Саша, чувствуя себя виноватой.
Она ненавидела опаздывать и, хотя ей было особо некуда спешить, никогда и никого не заставляла себя ждать. Но сегодня она действительно малость припоздала. Значит, полагалось принести извинения.
Извините меня, пожалуйста. Впредь я постараюсь приходить вовремя. Давайте играть?
Первый никель склонил голову набок.
Золотые волосы. Знаешь, что нам нравится. Пользуешься.
В мысленном потоке, исходившем от миниатюрного собеседника, Саша явственно уловила ласково-ворчливую интонацию. Поддавшись нахлынувшим эмоциям, девушка наклонилась в сторону никеля и коснулась губами его макушки. После чего тот, что был поменьше и, очевидно, моложе, до сих пор не проронивший ни слова, неожиданно исчез… но лишь для того, чтобы ровно через мгновение материализоваться на поляне уже в сопровождении целого выводка своих собратьев.
Во что играем? – поинтересовался «маленький» никель.
– В прятки! – воскликнула Саша, срываясь с насиженного места. – Только, чур, у ручья! Кто последний добежит – тот и мается!
Всякий раз Саше неизменно выпадало маяться. Ведь она, не в пример никелям, не умела молниеносно перемещаться в пространстве. Как не умела прятаться под камнями или в трещинах старых пней.
Выждав положенное время под кроной сосны, о ствол которой полагалось «стукалиться», Саша не спеша подошла к ручью, присела на корточки и опустила ладони в воду. Даже сейчас, в преддверие полуденного зноя, вода в ручье, что питали бьющие из глубины земли ключи, оставалась холодной. Саша закрыла глаза и несколько мгновений просидела в такой позе. Разумеется, девушка знала, что наделена способностью усваивать энергию, жизненную силу Водной Стихии. Вода, а также населяющая ее фауна странным образом были послушны Саше с самого детства. Девушке были подвластны многие вещи, даже те, что заставляли остальных жителей поселка зачастую поглядывать в сторону Саши с плохо скрываемым страхом, и те, о которых сама девушка старалась лишний раз не вспоминать.
Но сегодня, в этот жаркий летний день, энергия маленького ручейка была необходима Саше лишь для того, чтобы потягаться силами с вездесущими Лесными Духами. Потому что отыскать проныру-никеля на его собственной территории являлось делом, куда более сложным, нежели игра в детские прятки.
Глава вторая
1
Flamma fumo est proxima.
Нет дыма без огня.
Грина заметно удивил и расстроил тот факт, что Саша была не в курсе положения дел с Алтангарой. Девушка впервые слышала о миграции местных лососей, несмотря на тот факт, что ее городок, как оказалось, располагался буквально в нескольких часах езды от верховья реки. Саша искренне полагала, что ситуация сильно преувеличена, если не сказать – раздута, и связывала данные с очередной пиар-акцией какого-нибудь чиновника, что метил в кресло губернатора ввиду близившихся выборов.
Покидав в сумку минимум вещей, необходимых ему в командировке, Поляков уселся на край дивана и еще раз, медленно обвел глазами гостиную. Взгляд остановился на забытой в соседнем кресле трубке радиотелефона. Неохотно Грин потянулся к трубке, а через мгновение пальцы уже набирали семь цифр знакомого номера.
– Здравствуй, – сказал Поляков, как только установилось соединение с вызываемым абонентом.
– Привет, Гринечка, – мелодичный голос абонента звучал игриво и беспечно. Пожалуй, даже слишком.
Грин решил не затягивать.
– Я должен тебе кое-что сказать.
– И, надо полагать – дерьмовое? – весело откликнулась собеседница.
Девушку, с чьих уст частенько слетали словечки и покрепче, звали Ланой. Именно с ней Поляков встречался последние четыре недели.
– С чего ты взяла?
– Да просто это не твое время.
Голос Ланы стал более напряженным. Деланная беспечность уступала место нервозности.
– Ты обычно звонишь ближе к вечеру, – продолжала девушка, – а сейчас день-деньской. Так какого хрена случилось?
С запозданием Грин понял, что скандала все-таки не миновать.
– Я уезжаю, – сообщил Поляков.
– Ну конечно, – фыркнула девушка. – И куда же?
– В Сибирь. Мы больше с тобой не увидимся.
Однако Лана уже не обращала внимания на ответы Грина. Закусив удила, она тотчас начала провоцировать саму себя на истерику.
– Впрочем, какая разница, куда. И так все понятно.
Лана теперь уже почти кричала.
– И давно ты с ней? Может, ты вообще параллельно встречался с нами обеими? Нет, ты все-таки редкий выродок! Другой хотя бы соврал, сказал бы, что позвонит, когда вернется.
– А смысл? – усмехнулся Грин.
Он не стал разубеждать свою распаленную ревностью подругу, по собственному опыту зная, что это бесполезно. Чем быстрее она внушит себе, что Грин нашел ей замену – тем быстрее придет в бешенство. И тем быстрее повесит трубку, избавив тем самым Полякова от каких-либо сожалений о разрыве очередного скоротечного романа.
– Нет, ты что же думаешь, а?! Что в моем окружении нет других мужчин? Да вокруг меня такие мужики хороводы водят, что тебе и не снилось! Ты кто такой вообще?? Что у тебя есть, кроме хаты и тачки?! Да твоей сраной родительской дачи, на которую ты не ездишь, потому что боишься жопу отбить по дороге!
Поляков немного отстранился от трубки аппарата, всерьез опасаясь оглохнуть. Если он правильно рассчитал, грозный эмоциональный спич близился к своему логическому концу.
– Да, кстати! – растеряв последние остатки былого спокойствия, возопила Лана. – Ты учти: я уже сама подумывала тебя бросить.
Грин улыбнулся. Ну что ж, вот и конец третьего акта. Остался эпилог.
Несколько секунд Лана сердито сопела в трубку, силясь подобрать нужную фразу. Наконец, она выдохнула:
– Ты и любовник-то – дерьмо.
Поляков молчал. Так и не дождавшись реакции на смертельное, как ей казалось, оскорбление, Лана злобно рассмеялась, а потом «добила»:
– Короче, пошел ты на хрен, Гринечка!
В трубке раздались гудки отбоя. Но не успел Поляков вернуть ее на законное место, как зазвучала трель телефонного звонка – на этот раз кому-то не терпелось дозвониться до Грина. Поляков обреченно поднес трубку обратно к уху.
– Ну я фигею от этого Новоалтанска! – послышался рассерженный баритон Горобца. – Если б мне раньше сказали, что у них в гостиницах такие прайсы, ушам бы своим не поверил!
– Так это ж хорошо, – возразил Поляков. – Значит, доходы населения растут…
– Расходы! – поправил Горобец. – А про благосостояние, что якобы улучшилось – это только в новостях на канале господина Ёпырста пургу гонят.
– Вот мы его с тобой и оценим – благосостояние жителей российской провинции. Ты, кстати, знаешь такой город – Колесопск?
– Како-ой? – недоверчиво протянул Горобец. – Колесопск? Первый раз слышу. А где это?
– Его даже гугл не знает. Должен быть неподалеку от Новоалтанска. У меня там знакомая по фэйсбуку живет.
– Ты всё о бабах думаешь!
Горобец многозначительно захихикал.
– И когда ты только успеваешь совмещать их с работой?
– Так я никогда никуда не тороплюсь, – усмехнулся Грин.
– Ладно, встретимся через два часа, – подытожил Слава. – Надеюсь, долетим без эксцессов.
Покидая квартиру, Поляков тщательно, со свойственной ему педантичностью проверил состояние всех электроприборов на предмет их возможного взаимодействия с розетками. Проверка показала, что все предметы техники в доме, начиная утюгом и заканчивая холодильником, покоились на своих местах и почтительном расстоянии от источника постоянного тока. Значит, о пожаре в отсутствие хозяина можно не волноваться. Если, конечно, проводка или соседи не подведут…
Вольготно расположившись в массивном кожаном кресле, средних лет мужчина с волевым лицом и пышными усами всецело отдавался волшебной силе искусства. Никита Соболев, а именно так звали мужчину, наслаждался paus de deux из балета «Щелкунчик» и готовился вот-вот пустить слезу как раз в том самом месте, где музыка достигала апогея. Находясь в стенах своего по-царски роскошного кабинета, что был лишь частью столь же роскошного загородного дворца, Соболев любил всплакнуть над музыкой великого композитора. Вот ведь – гей, а какую музыку писал!
Веки Соболева уже подрагивали над влажными глазами, когда его уединение было грубо нарушено. Максим Абазиев, в прошлом лютый «бригадир» трех самых крупных вещевых рынков Новоалтанска, известный под прозвищем Абаз, а ныне – поверенный в делах Никиты Сергеевича, ворвался в кабинет босса. Стараясь перекричать самый красивый фрагмент paus de deux, звучащего почти на полную мощь, Абаз с порога заявил:
– Мы его…
Остальная часть фразы растворилась в финальных аккордах. Соболев отреагировал на вторжение с ловкостью экс-чемпиона СССР по боксу, кем он собственно и являлся – схватил дистанционный пульт управления стереосистемой и швырнул его в голову Максиму, заорав при этом:
– Ты что – страх потерял?! Или от жары совсем башня съехала?!
Но с проворством уличного бойца, выросшего в самом неблагополучном районе города, Абаз на лету поймал пульт.
– Простите, Никита Серг… – снова начал Максим, но Соболев оборвал его фразу взмахом руки.
После чего указал пальцем на стереосистему. Правильно истолковав его жест, Абазиев выключил звук. Минуло еще несколько напряженных мгновений, прежде чем второй взмах руки Соболева известил о том, что можно продолжать разговор.
– Простите, Никита Сергеевич, – в очередной раз произнес Максим, – но у нас форс-мажорная ситуация. Мы его сломали, да только «Склиф» малость переборщил с кровопусканием. Боюсь, как бы коней не нарезал. Я бы не рискнул вас побеспокоить, но…
– Хватит! – велел Соболев, поднимаясь из-за стола. – Сейчас сам посмотрю. А что насчет старика? Есть новости?
– Пока нет, – развел руками Максим. – Не хотелось бы на него давить…
– И не вздумай, – пригрозил Соболев. – Он мне нужен живым и невредимым.
Скоростной лифт, доступ к которому имелся исключительно у Соболева, за считанные секунды доставил мужчин в недра дворца. Двухъярусная подвальная обитель выполняла функции подземного гаража и камеры пыток. Если в первом уровне Соболев и его немногочисленные редкие гости предпочитали оставлять автомобили, то нижний ярус был оборудован по образу и подобию тюрем инквизиции. В то время как гараж представлял собой выставку достижений импортного автомобилестроения, бункер, расположенный несколькими метрами глубже, напоминал секретные покои Жиля де Ре. Соболев не признавал прогресса, когда дело доходило до выбора орудий пыток. Так называемый «стул ведьмы», кряжистая дыба, жутковатая «железная дева» и простая как все гениальное «вилка еретика» – эффективность подобных предметов была испытана веками, и Соболева эти пыточные гаджеты еще ни разу не подвели.
Соболев остановился возле дыбы-подвеса. В тусклом освещении ламп дневного света свисающее с крюка человеческое тело напоминало освежеванную мясную тушу. Пленник жалобно застонал, когда Никита Сергеевич ткнул железным прутом в глубокую рваную рану, зиявшую на груди несчастной жертвы.
Человек, которого вчера подвесили на дыбу, прежде слыл блестящим специалистом в своей области. Он был холеным и уверенным в себе. Однако зрелище, что теперь предстало перед глазами Соболева, не вызывало ничего, кроме жалости и отвращения.
– Быстро же ты сдулся, дружок, – с сожалением произнес Соболев, причмокивая губами. – Что так? Вон и пальчики еще почти все целы.
– Не надо… умоляю, – вымученно прошептал человек, едва шевеля обезображенными губами. – Лучше убейте…
– Конечно, лучше, – усмехнулся Соболев. – Для тебя.
Он щелкнул пальцами, и из противоположного угла появился высокий, обнаженный по пояс мужчина с повязанной вокруг талии на манер фартука окровавленной тряпкой. Мужчина послушно принял из рук Соболева прут и вогнал его тело пленника, словно шампур в сочный кусок телячьей вырезки. Жертва заверещала и задергала руками, разбрызгивая кровь из обрубков пальцев на левой ладони. Соболев брезгливо поморщился и отступил назад, опасаясь, как бы кровь не попала на его костюм. Мужчина в фартуке еще пару раз прокрутил прут в ране жертвы. Заметив, что процесс доставляет палачу явное удовольствие, а пленник вот-вот потеряет сознание, Соболев жестом приказал первому остановиться. Палач нехотя выдернул свой инструмент из тела жертвы. Крики человека на дыбе сменились слабыми стонами.
– Куда ты дел мои деньги, Дрюня? – ласково спросил Соболев.
– С… скажу, все скажу, – невнятно, как в бреду зашептал пленник. – Ресторан, н-на Никитском буль…
– Громче! – властно выкрикнул Соболев.
– Бульваре… – человек из последних сил пытался придать своему голосу нормальное звучание, – в Москве… Называется «Царефф»…
– Тоже мне – название. Дешевка.
Соболев окинул пленника презрительным взглядом и сплюнул под ноги.
– Неужели все три лимона угрохал на свой дрянной кабак?
Человек затрясся в конвульсиях.
– Все… клянусь… до последней копейки…
– Э-эх, – сокрушенно покачал головой Соболев. – Как был ты, Андрюша, чмошником, так им и остался.
Соболев оттолкнул мужчину в фартуке и почти вплотную подошел к истекающему кровью узнику.
– Костюмчик бы не замарали, – предостерегающе сказал Абазиев.
Сам он предпочитал держаться на почтительном расстоянии от пыточной машины, изредка боязливо поглядывая в сторону человека, обреченного на мученическую смерть.
Но Никита Сергеевич будто бы и не слышал обращенных к нему слов. Не заботясь о костюме, он шипел пленнику в лицо:
– А хочешь я тебе секрет один раскрою? Хочешь? Да знаю я все про твою забегаловку, ресторатор ты хренов! Уже с месячишко как знаю. Мои ребята даже были у тебя однажды. Сказали, что место – фуфло, бензином пахнет, потому что проезжая часть рядом. И официантки старые, с обвислыми сиськами. А Лешка от твоих сусей да карпачей вообще глистов подхватил.
Соболев воздел руки к потолку.
– И на что, спрашивается, ты слил три миллиона моих кровных баксов? Падаль!
И он еще раз плюнул, на этот раз прямо в лицо человеку на дыбе.
– Ты нарушил главный закон, Дрюня, – уже спокойным голосом сказал Соболев, отходя в сторону. – Не воруй у своих. Никогда. Теперь пеняй на себя.
Человек вдруг заплакал. Он уже не мог кричать, и лишь запоздалые слезы полной безнадеги теперь сбегали ручейками по его опухшим щекам. Все было напрасно. Покинуть страшное подземелье ему полагалось в качестве разделанной на куски туши. Мясники Соболева знали свое дело.
Мужчина в грязном фартуке молча ждал, пока хозяин и его помощник удаляться. Он всегда встречал и провожал хозяина в полном молчании, так как был нем. Зато обладал терпением стервятника, иногда месяцами дожидаясь нового узника. Когда Соболев и Максим, наконец, скрылись в лифте, палач-немтырь подошел к небольшому столику и впился горящим взглядом в разложенный на его поверхности хирургический инструментарий. Конечно, можно поступить проще – пустить измученной жертве пулю в лоб. Но несостоявшийся хирург, известный в криминальном мире под прозвищем Склиф предпочитал приводить приговор в исполнение медленно и с максимальным удовольствием для себя…
На выходе из кабины лифта Соболев уже не думал ни о проворовавшемся финансовом директоре, ни о проблемах с вывозом с территории человеческих останков, ни даже о потерянных трех миллионах долларов. На первом, равно как и на последнем, Никита Сергеевич уже поставил крест, а второе его и прежде никогда не волновало. Последние дни Соболев был озабочен совсем другим – тем, что в перспективе могло повлечь за собой потерю более серьезных капиталов.
Из реки уходила рыба. Его рыба. Это его, Соболевские лососи мигрировали, уплывали прочь из Алтангары. Беспрецедентный экологический кризис Новоалтанска грозился ощутимо ударить по карману Никиты Сергеевича, так как именно он контролировал нелегальный рыбный промысел, что широко процветал в этом щедром на природные богатства краю. Продажа «красного золота» – икры – составляла существенную часть доходов Соболева.
Как и положено, новость про «взбесившихся лососей» Никита Сергеевич узнал одним из первых. Но в отличие от ученых, строивших массу гипотез, одна другой невероятнее, Соболев придерживался только одной. Его теория, впрочем, тоже далеко не тривиальная, базировалась на фактах, купленных «икорным королем» Новоалтанска за большие деньги, и уходила своими корнями в далекие восьмидесятые. Пока основная проблема заключалась в том, что Соболев никак не мог собрать воедино все части головоломки. Каких-то частей не доставало, а некоторые просто не желали складываться друг с другом в единый паззл. А тем временем, рыбы в водах Алтангары оставалось все меньше и меньше. Соболев нервничал и искал решение проблемы с утроенной силой.
