Мария Парр
Вафельное сердце
Тушение ведьмы
Мы – и Лена, и я – живем в бухте Щепки-Матильды. Дед говорит, что Щепки-Матильды – это королевство. И хотя он страшный выдумщик и вечно присочиняет, мне нравится думать, что Щепки-Матильды – королевство. Наше личное. Здесь у нас между домами и морем – огромные поля, через них идет грунтовая дорога к фьорду. При дороге растет рябина, на которую можно взбираться, когда сильный ветер. По утрам, открыв глаза, я первым делом смотрю в окно на море и на погоду. Если дует прилично, то волны врезаются в мол с фонтанами брызг, которые разлетаются далеко по полям. А когда штиль, море выглядит как огромная лужа. Если присмотреться повнимательнее, видно, что море синее каждый день по-разному. Обычно я заодно отыскиваю взглядом лодку деда. Он встает в пять и отправляется рыбачить.
Выше наших домов проходит проезжая дорога. А за ней, еще выше, холмы, чтобы кататься с них зимой на санках и лыжах. Однажды мы с Леной сделали там трамплин, потому что Лена хотела перепрыгнуть через автомобильную дорогу на санках. Она приземлилась точно посреди мостовой и так ударилась попой, что еще два дня потом лежала на животе. Да еще откуда-то взялся автомобиль: ух и взвизгнули тормоза, пока мы мучились, сталкивая Лену на обочину.
На самом-самом верху, выше холмов, есть хутор Юна-с-горы. Он дедов лучший друг. А за хутором еще гора. Надо пройти вершину и еще немного, и тогда увидишь нашу маленькую горную избушку. До нее два часа ходу.
Нам с Леной известно все, что имеет смысл знать о Щепки-Матильды. И даже больше. Так что мы ясно представляли себе, где искать то, что нам нужно для изготовления ведьмы.
Спасибо деду, он научил нас вязать разные узлы. Мы с Леной вяжем их постоянно, хотя и вынуждены были торжественно и клятвенно пообещать, что никогда, никогда больше не будем делать канатных дорог. Вот Лена ловко затянула двойной морской, чтобы хоть как-то стянуть нашу ведьму, а то она так и норовила развалиться. Если уж Лена берется за дело, все у нее в руках горит. Но в этот раз мы возились очень долго, потому что сено упорно вываливалось обратно из старых тряпок, которыми мы пытались его обернуть. И ведьма получилась какая-то дохлая и обвислая. Нам ведь нелегко управляться с ней, она ростом с меня и Лену. Лицом ведьма тоже не вышла. Но мы с Леной отошли подальше, наклонили голову набок и внимательно и беспристрастно оглядели нашу ведьму.
– Божественно, – сказала Лена и улыбнулась, очень довольная.
Ну хорошо, решили мы, ведьма готова, отнесем ее в старую конюшню. Но тут явился Магнус.
– А чучело вам зачем? – спросил он. – Птиц пугать?
– Это не чучело, – объяснил я, – это ведьма на праздник.
Магнус захохотал как ненормальный.
– Это?! Ну и уродина, сроду такой не видел! Ладно, все равно сжигать.
Я очень рассердился. А Лена еще больше.
– Давай вали на берег, костер делай! – заорала она так, что на мне зашевелился свитер.
Магнус ушел, но мы долго слышали, как он смеется дорогой. Я сказал Лене, что он наверняка просто завидует – хочет, чтобы ведьму делали они с Миной, как обычно. Но это не помогло. Лена фыркнула и со всей силы наподдала нашей ведьме ногой. У бедной аж сено из пуза вылезло.
Мы пошли к Лене развести себе сока. Ленина мама рисует и делает из всего подряд искусство, так что весь их дом забит странными предметами. В ванной, например, стоит половина мотоцикла. Как только они свинтят его полностью, он станет целым.
Лена пускала в своем стакане большие злые пузыри, а сама сердито стреляла глазами по сторонам. Внезапно она перестала дуть в трубочку, и вид у нее сделался задумчивый.
У них в углу на красном шкафу восседала огромная кукла. Я часто ее рассматривал. Рук у нее не было, краска на лице облупилась, но Ленина мама заделала дырки высушенными цветами. Вот на куклу Лена и смотрела.
Когда я понял, о чем она думает, я похолодел от ужаса.
– Мы не можем, да…
– Трилле, ведьм делают из старья и хлама. Этой кукле не меньше семидесяти лет, мама сама так, знаешь ли, говорила.
– Но не слишком ли она тогда старинная? – спросил я.
Тут и вопроса нет, заявила Лена. Для старья чем старше, тем лучше, я мог бы и сам понимать такие простые вещи. Она придвинула желтое кресло-качалку к шкафу и велела мне лезть наверх – за куклой.
– У меня коленки дрожат, – забормотал я.
Лена обхватила их своими тонкими пальцами:
– Ну, больше не дрожат?
Теперь, когда внутрь ведьмы мы вместо сена засунули куклу, дело пошло на лад. В очках, с клоунским носом и банным полотенцем на голове она выглядела как живая. Если не знать, ни за что не догадаешься, что это всего-навсего кукла. Мы спрятали ее к Лене под кровать.
Вечером я долго не мог заснуть. И в конце концов решил помянуть ведьму в вечерней молитве.
– Боженька, дорогой, ну сделай так, чтобы ведьма сгорела только понарошку, – попросил я.
Когда утром в Иванов день я спустился в кухню, там сидела баба-тетя.
– О-о, голубчик мой Трилле, – сказала она и подмигнула.
Баба-тетя толстая и старая, она дедова старшая сестра. Она живет в двадцати километрах от нас и приезжает в гости всегда, когда что-нибудь празднуют – Рождество и Пасху, дни рождения или День независимости. Ну и на Иванов день, конечно. Наша настоящая бабушка, которая была женой деда, умерла давно, в тридцать пять лет. Хорошо, что была запасная бабушка – баба-тетя.
Я как ее увидел, так внутри у меня стало тепло. У бабы-тети так прекрасно слеплено лицо, что она беспрерывно улыбается. Когда она приезжает к нам в гости, все начинают дурачиться и веселиться. Мы играем в «Людо», сосем карамельки от кашля и слушаем истории, которыми они с дедом сыплют наперебой. И еще она печет вафли. Часто говорят о чем-нибудь, что лучше этого нет ничего на свете, – так вот, лучше вафель бабы-тети на самом деле ничего в мире нет, серьезно.
День получился отличный. Даже папа играл и ел вафли со всеми вместе. Он наметил сегодня разбрасывать навоз, но мама сказала, что лучше бы денек обождать, а то будет вонять во время праздника. И папа легко согласился.
В шесть часов мама хлопнула в ладоши и сказала, что пора разводить костер. Я подумал: вот бы иметь на лбу кнопочку, нажал ее – и исчез. Почему Бог не сделал нам таких? Было бы гораздо лучше иметь кнопочку, чем этот пупок в странном месте.
Только все поднялись идти, как баба-тетя охнула, схватилась за спину и сказала, что ей надо прилечь. Дед тут же вызвался составить ей компанию – хотел еще получить вафель и карамелек, наверное.
– Я тоже останусь, – сказал я.
Но мне не разрешили.
Я весь день не видел Лену, но вот она появилась с нашей прекрасной ведьмой, завернутой в простыню. На лбу у Лены была глубокая морщина озабоченности.
– Оставим ее здесь лежать? – спросил я.
Лена покосилась на Магнуса и помотала головой.
Все обитатели Щепки-Матильды собрались на берегу фьорда. Здесь были все мои, Лена с мамой, дядя Тор (это папин брат) и его подружка. На камнях у воды был разложен очень высокий и красивый костер, я таких еще не видел. Его сделали папа, Магнус и Мина, и вид у них был очень довольный и гордый.
– Ну вот, – сказал папа и расправил усы, – только ведьмы не хватает.
Лена кашлянула и вытащила ее из простыни. Все так и ахнули.
– Вот это красота! – сказала Мина с чувством, и все закивали.
Краем глаза я увидел, что морщинка озабоченности кой у кого сделалась глубиной с кратер. Я пощупал свой собственный лоб. Кнопка не появилась, увы.
Мина подхватила ведьму под мышки, раз – и взгромоздила над костром. Ноги у Мины ничуть не дрожали, хотя она стояла на высоте в несколько метров.
Мину удочерили к нам из Колумбии. Мама с папой забрали ее оттуда, когда она была несчастной маленькой сиротой. Иногда мне кажется, что на самом деле она индейская принцесса. Такой у нее вид. А тем вечером, когда она с развевающимися волосами стояла выше костра, она была ну прямо вылитая индейская принцесса. Я даже на время забылся и был беззаботным и веселым, пока дядя Тор не вытащил зажигалку. Только он собрался щелкнуть ею, как Крёлле закричала:
– Жених и невеста!!!
Все обернулись. Действительно, к нам через скошенное поле шли влюбленные. Дед и баба-тетя! По-моему, со мной случился шок. Это такая вещь, которая в кино случается. Баба-тетя оделась в папин костюм и была женихом. Она выглядела как жирный пингвин. А на деде было длинное белое платье, вуаль и туфли на шпильках. В руках как свадебный букет он нес свой кактус.
Чтобы люди так хохотали, как мы в тот вечер! Мама подавилась грушевым лимонадом и кашляла еще день. Даже дядя Тор не устоял, опустился на колени. И самое прекрасное, что про костер все и думать забыли.
Но едва дед и баба-тетя степенно подошли и уселись, дядя Тор опять достал свою зажигалку.
– Не поджигай, – быстро сказала Лена.
Все удивленно обернулись к ней, но прежде чем мы успели заканючить дальше, дядя Тор поджег конструкцию. Я увидел, что Лена перестала дышать. И что она собирается с силами для дикого крика. Такого, который умеет издавать только Лена. Я едва успел заткнуть уши, как он прогремел:
– Гасите!!! – вопила Лена.
Пламя плясало, карабкаясь вверх от костра к ведьме.
– Мама, там кукла! Внутри ведьмы кукла! Гасите!!!
Первой опомнилась Мина. Она молниеносно вывалила из ведерка сосиски и зачерпнула в него воды из моря. Тогда очнулись и все остальные. Мы вылили и вывалили все, что было в ведрах и банках, и бросились к воде, мешая друг другу. Папа махал руками и командовал – пытался выстроить нас в цепочку: он член добровольной пожарной дружины в нашей деревне. Но ничего не помогало. Пламя поднималось все выше.
– Только не это, только не это, – причитал я, боясь поднять на ведьму глаза.
А потом мы поняли, что не сможем погасить огонь: костер слишком высокий.
– Ничего не поделаешь, – крикнул дядя Тор и развел руками.
Когда он так сказал, пропала всякая надежда.
И тут заурчал трактор. Он по-прежнему стоял на поле с полным прицепом навоза. И теперь дед завел его и сдавал задом на бешеной скорости.
– Прочь с дороги! – кричал он, сдувая вуаль с глаз.
Мама вскрикнула. Это единственное, что она успела сделать, прежде чем невеста с разгону опрокинула полный прицеп навоза поближе к костру.
На короткое неповторимое мгновение небо стало коричневым. Помню, я еще подумал, глядя, как все приседают и накрывают головы руками, что это наверняка неспроста. А потом с неба полился навозный дождь. Мы стояли, а он заливал нас с головы до ног. И от него некуда было бежать. Мы видели и слышали только одно: как везде-везде кругом сыплются на землю коровьи какашки.
Когда все наконец прекратилось, все звуки в мире как будто бы исчезли. Остались только мы, жители Щепки-Матильды. На теле не было хотя бы крохотного местечка, не измазанного в навозе. Такое трудно когда-нибудь забыть.
Дверца трактора медленно открылась. Дед бережно поддернул повыше белое платье и пошел на своих шпильках к нам, лавируя среди навоза.
– Ну вот, – сказал он, кивнув на костер.
Не было ни огонька, ни искорки. И костер, и ведьма были унавожены не хуже нас.
– Спасибо, дед, – шепнул я.
