Мария Ордынцева
Неуловимый пенициллин
Пенициллин – самое известное, пожалуй, лекарство в нашей аптечке – имеет одну из самых странных историй. Его открывали трижды! Его исследовали ученые Европы, Америки и, конечно, России, годами работая над проблемой массового производства этой редкой плесени, в то время как любая деревенская знахарка исстари знала, что плесневелые с зеленым налетом корки целебны.
Забавно, но даже русской литературе этот загадочный успел послужить. Баснописец Крылов был большой любитель поесть. Настолько большой, что не брезговал и плесневелыми пирожками, что спасло его однажды от серьезной болезни.
Пенициллин появился в то время, когда был наиболее необходим. В мире разрастались кровавые щупальца мировых войн – порождения бешеного технического прогресса. Массовые эпидемии холеры и тифа, венерические заболевания, гнойные язвы, гангрены – все это те блага, которые щедро рассыпало из рога изобилия неумолимое время железа и крови.
Шел 1869 год. Еще не начиналась великая битва железных канцлеров. Еще Франция не истекала кровью под Седаном. Мир притих перед бурей, лишь громыхали заводы Круппа, и Бисмарк, сколачивая будущий рейх, тряс брылями с трибун ландтага, нагло покуривая сигары в присутствии австрийского посла.
Вена еще не осознала, что ее гниющее величие скоро растворится в дыму надвигающейся войны. Австрийцы танцевали.
Профессор Юлиус фон Визнер – светило австрийской (и европейской!) микологии – с удивлением выслушивал рассказы студентов и лакеев о чудесных плесневелых корках знахарок, от которых маета животом сходит на нет.
– Конечно, Авиценна и знаменитый Филипп фон Гогенштейн, именуемый чаще Парацельсом, упоминали случаи, когда гнойные раны излечивались плесенью, но не является ли это областью легенд? – рассуждал он с недоверием.
Бывший у него в то время на стажировке молодой русский профессор Алексей Герасимович Полотебнов подтвердил:
– Слышал и я, что лечебный эффект плесени давно используется в деревнях при самолечении. И не боятся ведь микробных заражений, вот что удивительно! Впрочем, вряд ли они вообще подозревают о существовании микробов…
– Не проверите ли Вы эту легенду, Алексей Герасимович? Нет ли в столь диком, но древнем способе лечения крупицы истины?
Полотебнов проверил.
Зеленая плесень – penicillium glaukum – хорошо размножалась в жидкости и, главное, жидкость всегда оставалась прозрачной, в ней не оставалось ни одной бактерии.
Микробиология тогда еще делала свои первые робкие шаги. Триумфальные работы Луи Пастера были у всех на слуху, но мир микробов и грибков сливался пока еще в одно. И блестящий ученый Полотебнов, основоположник русской дерматологической школы, последовательный критик ведущих европейских дерматологических теорий, ошибся. Он посчитал, что микробы порождаются плесенью.
– Это не животные организмы! – доказывал он. – Они не могут двигаться, питаться, расти. Нет, бактерии не виновны в заражении ран и возникновении инфекций!
Результаты своей работы он, вернувшись вскоре в Россию, опубликовал, но опыты продолжил.
Теперь он просто брал плесень из подвала больницы, где работал, либо с апельсиновых корок, смешивал ее с миндальным маслом или просто сметал споры сухой кистью и наносил на гнойные язвы. И чудо происходило: давние, незаживающие эктимы затягивались быстрее, чем от цинковой мази.
– Смотрите, я умышленно заражал раны бактериями, и вы можете убедиться, что никакого вреда пациентам они не причиняют, – Полотебнов демонстрировал свои опыты всем желающим. – Думаю, результаты эти могли бы позволить сделать подобные наблюдения и над ранами операционными, чтобы решить вопрос о значении плесени для хирургии.
Жена молча подсунула ему раскрытый «Военно-медицинский журнал».
