Мария Морион
Точка невозвращения
Погода стояла замечательная, и поездка обещала быть очень приятной. Майкл чувствовал себя школьником на первой в жизни экскурсии. Предполагалось доехать до Ильских гор, заночевать в гостинице, а утром пойти поохотиться. Ружья можно взять напрокат уже на месте.
Вскоре возделанные поля вокруг города уступили место лесистым предгорьям. За очередным поворотом дороги открылась небольшая уютная долина, в глубине которой виднелись бревенчатые стены кемпинга. Поставив машину на стоянку, они зарегистрировались и, немного перекусив в местном кафе, решили прогуляться по окрестностям, пока просто присмотреться к местности.
За одним из холмов, окаймлявших долину, они увидели реку, текущую с гор, с очень живописными берегами и решили прогуляться вдоль нее вверх по течению. Сначала вдоль берега даже намечалось что-то вроде тропинки, но затем идти стало труднее, и Майкл уже хотел предложить повернуть назад, но Мара сказала, что можно пройти еще немного, впереди, судя по шуму воды, должен быть водопад, будет интересно на него взглянуть. Вскоре они действительно дошли до водопада, в том месте река вытекала из небольшого озерца. На берегу сидел старик с удочкой.
– Добрый день! Мы вам не помешаем? – поприветствовал его Майкл.
– Добрый. Нет. Вы из долины?
– Да, из кемпинга. А вы живете здесь?
– Неподалеку. А вы из Шарна?
– Я там живу, а Майкл приехал с Уэя.
– С Уэя?! Вот это да! Я давненько не встречал никого оттуда. Здесь в кемпинге отдыхают всё больше местные. Надо же, занесло вас в этакую глушь. Охотиться, наверное? Да, как инстинкты не укорачивай, а все равно до конца не поборешь. Я ведь и сам уроженец Уэя. Не сосланный, не волнуйтесь, – добавил он, видя легкое беспокойство в глазах Майкла. – Я сам выбрал свой путь.
Майклу стало интересно. Он ведь тоже в свое время по своей воле уехал на Оу, а потом вернулся. И теперь вот снова приехал, наверное, в поисках ответов на самые важные жизненные вопросы. Поэтому встреча показалась ему судьбоносной. А старик, судя по всему, был не прочь поболтать.
Майкл хотел было подойти поближе к камню, на котором сидел старик, чтобы расположиться на соседнем и поговорить, не торопясь, но оступился, неловко наступил на ногу и упал. Ногу пронзила резкая боль.
– Кажется, я вывихнул ногу. Черт! Как неудачно!
– Городские… Вот и порыбачил. Что ж, пойдемте ко мне, тут не далеко, посмотрим, что с вашей ногой, старуха моя вправит, если что. Она у меня врач!
– Так неудобно получилось, что мы вас побеспокоили, простите!
– Ничего, ничего, обопритесь на меня с одной стороны, а на девушку с другой, доковыляем как-нибудь. Не беспокойтесь, моя старуха даже рада будет гостям.
Действительно, проковыляв метров триста по лесной тропинке, опираясь на своих спутников, Майкл увидел симпатичный бревенчатый домик, прямо как из сказки, на крыльце сидела старушка, ясноглазая и улыбчивая. Увидев путников, она вскочила, всплеснула руками и поспешила им навстречу.
– Вот, Бетти, гостей привел, принимай! – проворчал старик.
Старушка провела их в дом, усадила, развела было суету и охи-ахи по поводу распухающей ноги Майкла, но потом весьма ловко и профессионально вправила вывихнутую щиколотку, перевязала, и Майкл сразу почувствовал себя гораздо лучше.
Их угостили парным молоком, яичницей с ветчиной и жареным бататом. Потом старик притащил бутылку самогона. Мара отказалась, старушка тоже, а Майкл решил выпить рюмочку.
Побеседовав о том о сем, рассказав последние уэйские новости, Майкл плавно подвел разговор к причине переселения пожилой семейной пары на Оу.
– Я уехал оттуда по своей воле, точнее, по воле обстоятельств. Я не мог поступить иначе, – сказал старик. – А жена приехала за мной, когда я исполнил клятву.
– Клятву?
– Да. Мне до сих пор тяжело об этом вспоминать, но… Если вам действительно интересно, я расскажу. Ты не против, Бетти?
– Что ж, расскажи.
– Расскажите, пожалуйста, – попросила Мара.
– Это случилось много лет назад. У нас была дочка. Такая добрая, красивая девочка… Ей было 15 лет, однажды она ушла гулять и не вернулась. Мы сначала даже не думали, что случилось что-то плохое, вы ведь знаете уровень безопасности на Уэе, везде камеры слежения, да и люди в целом привыкли вести себя цивилизованно, помнят о клятве гражданина, знают, что наказание неизбежно. Но человек, несмотря на всю его цивилизованность – все равно животное в глубине души. Дикое и жестокое. Нашей девочке просто не повезло, что она была такая хорошенькая и такая доверчивая… Этот мерзавец, сынок мера Хиллвилла, положил на нее глаз на вечеринке, потом предложил подвезти до дома, в машине начал к ней приставать, она сопротивлялась, но он изнасиловал ее и задушил из страха. Его, конечно, нашли, был дикий скандал…
– Да, помню, я читал об этом в газетах, мера, конечно, сняли с должности, а его сына выслали на Оу навечно.
– Да, с одной стороны, надо отдать должное Уэйским законам, перед ними все равны, будь ты хоть президентом, хоть водопроводчиком. В древнем мире (до Катастрофы) эту историю, скорее всего, замяли бы, потому что, при всех их потугах на демократию и законность, не могло быть равенства перед законом при социальном и имущественном неравенстве. Все равно, у кого денег больше, тот и прав. Но, с другой стороны, слишком уж мягкие у нас законы. Да, они мягкие для всех, потому что мы гуманное общество, и жизнь каждого человека – ценность. И понятно, что высылка навечно – не сахар, но это ничтожно малая плата за жизнь моей девочки. В конечном итоге он мог бы со временем и здесь неплохо устроиться, могли и убить, конечно, или в рабство бы попал, но большой надежды на это у меня не было. Я решил поехать за ним на Оу и убить его сам, своими руками. И я сделал это. И я не жалею. Но после этого я уже не мог вернуться на Уэй и жить прежней жизнью, как будто ничего не было, как будто не я убил этого мальчишку. Мне до сих пор иногда снится его цыплячья шея, его взгляд, полный животного ужаса. Мне тошно стало находиться среди людей, я никого не хотел видеть, ни с кем общаться. Жена приехала ко мне и поддержала мое решение остаться. Мы живем здесь в лесу уже двадцать лет. Нам вдвоем немного надо: огородик есть небольшой, я охочусь, рыбу ловлю, иногда продаю, кроликов, вот, разводим. Тишина, покой.
– Очень сочувствую вашему горю, – сказала Мара, Майкл согласно кивнул и сказал:
– Но не тяжело ли вам будет через несколько лет, все-таки хозяйство без молодых сильных рук… Может быть, пора подумать о возвращении?
– Нет, мы не вернемся. Эти горы, этот лес, эта река… мы полюбили их, они стали нам родными. Мы привыкли к тишине и одиночеству, это наш воздух, наша свобода. Мы не хотим ни от кого благодеяний, даже от чистого сердца, мы просто хотим умереть на этой земле.
– Что ж, я отчасти вас понимаю, – сказала Мара.
А Майкл подумал, что уэйцы, пожалуй, чувствуют иначе. Они любят родину но как бы абстрактно, как идею, и готовы ее защищать не жалея жизни, в случае необходимости, правда, такой необходимости не возникало уже почти сотню лет. А вот особая любовь к своему дому, своему двору, своей земле – этого нет, ведь это и не свое по большому счету. Люди не имеют жилья в собственности и все время переезжают. Когда человеку исполняется 18 лет, он получает для проживания студию или переезжает в университетский кампус, потом, если захочет зарегистрировать с кем-то совместное проживание, им выделяется двухкомнатная квартира, потом, если появляются дети – трехкомнатная и т. д. Если вдруг люди расходятся, съезжают с общей квартиры и получают отдельные. Но разводы – не такое уж частое явление, потому что браки по расчету и прочие мерзости древнего строя остались в прошлом. Вообще брак как таковой практически перестал существовать. Люди просто общаются, встречаются, и только если уж действительно находят родственную душу, вторую половинку, тогда регистрируют совместное проживание, вне зависимости от пола, а уж кем они друг другу приходятся, любовниками или просто друзьями (такое тоже не редкость), это никого не касается. Некоторые особо религиозные проводят обряды венчания согласно канонам своих религий, но Уэй – светское государство, поэтому большой роли они не играют.
Внезапно в дверь постучали. Хозяин пошел открывать дверь. На пороге появился высокий крупный мужчина. Буркнув что-то отдаленно напоминавшее приветствие, он бросил хмурый взгляд на Майкла и Мару и обратился к старику:
– Где рыба?
– Сегодня не удалось наловить.
– Слушай, это твои проблемы. Хозяин ждет свою рыбу. Может мне предоставить ему твою задницу, если нет рыбы, а?
– Боюсь, она придется ему не по вкусу.
– Он еще умничает! Дармоеды! Рыбы нет, а они с гостями чаи гоняют!
– Послушайте, любезный! – Вмешался Майкл, хотя Мара предостерегающе слегка пнула его ногой под столом. – На каком основании вы нарушаете покой этих почтенных людей и при этом грубите?
– Ты кто такой, чтобы пасть тут открывать?! Захлопнись и не лезь не в свое дело.
– Это подручный местного авторитета, – объяснил Майклу старик. Вся земля здесь ему принадлежит, поэтому каждый, кто тут живет, должен платить дань. С нас много не возьмешь, ну, грибы там, ягоды, варенье, рыбу вот ловлю, он любит свежую рыбку.
– А еще он не любит дармоедов. И выгонит вас отсюда завтра же, если не получит свою рыбу.
– Ясно. Ну, раз рыбы все равно нет, давайте попробуем как-то уладить это дело миром, – предложил Майкл. – Может быть, деньги вас устроят?
– Умник… Деньги… – проворчал верзила. Хозяин рыбу ждет! Хотя… Ладно, давай деньги. Двести флоринов.
– Рыба на рынке, даже самая крупная, стоит не больше пятидесяти.
– Тогда, может, ты, умник, метнешься кабанчиком на рынок и вот прям щас раздобудешь мне рыбу? Нет? Тогда не свисти. Двести и точка.
Майкл достал деньги из кармана. Верзила взял их и ушел, предупредив стариков напоследок, что это в последний раз и таких дармоедов тут долго терпеть не будут.
Старики смущенно благодарили Майкла, тот отмахивался, дескать, пустяки.
– Все-таки это ужасно несправедливо, – возмущалась Мара. – Неужели они не могут оставить вас в покое? Кому вы мешаете в этой глуши?
– Справедливо – не справедливо… Тут дело принципа. Хочешь жить, умей платить. А что до справедливости, то я вообще не знаю, есть ли она на свете. Может, я старый слишком, жизнью битый, молью траченный, может вы, молодые, лучше понимаете, да и мне заодно объясните? Что такое вообще справедливость? Когда всем поровну или когда каждому по заслугам?
– Всем поровну.
– Каждому по заслугам.
Майкл и Мара ответили одновременно и смущенно переглянулись.
– Я могу объяснить, – начал Майкл. – Дело в том, что у нас материальные ценности не связаны безусловно с социальным рейтингом. Поэтому материальных ценностей у всех примерно поровну, а вот социальный рейтинг действительно отражает заслуги. Его можно при определенных условиях монетизировать, но есть ограничения. Например, когда собираешься в отпуск, часть социального рейтинга переводишь на денежный счет, и в отпуске можно позволить себе немного больше, чем другие. Но там очень сложная система расчета рейтинга и его компонентов, какую-то часть можно переводить, какую-то нельзя, но искусственный интеллект все это сам считает, очень удобно. Это я к чему. Когда материальные блага распределялись не поровну, это порождало социальное неравенство, несправедливость и угнетение. Даже если один, условно, переделал 100% работы, но потратил на эту работу 60% своих сил, а другой сделал 60% той же работы, но при этом растратил все силы и падает с ног от усталости. Кто из них больше поработал? Справедливо ли урезать паек человеку, который выкладывается на работе на все 100, но от природы слабее других? Нет. И это еще самый простой случай. А возьмем посложнее. Например, ты изобрел супер оружие, которое помогло одолеть врагов, ура, мы победили. А через сто лет этим оружием будет уничтожена вся жизнь на планете. Упс. А я, например, сделал открытие в биологии, которое осталось незамеченным, но через сто лет к нему вернулись и на его основе изобрели лекарство от смертельной болезни. Или кто-то еще, например, напишет книгу, казалось бы, что такое книга? Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать… Но люди, прочитавшие ее, сумеют построить новое счастливое и справедливое общество.
– Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется, – с улыбкой проговорила Мара. – На самом деле с этим трудно поспорить. Просто я никогда об этом всерьез не задумывалась. Но вот вопрос: не обидно ли, например, очень способным и трудолюбивым людям, что они получают примерно столько же, сколько и неспособные и не очень трудолюбивые?
– У нас нет неспособных. Каждый человек к чему-нибудь да способен. Даже инвалид. Просто нужно раскрыть его способности и найти ему подходящее дело. У нас система отлажена неплохо в этом плане. Что касается лени, то да, с этим качеством иногда бывает трудно. Но нам с детства внушают, что нужно делать свое дело хорошо, что лениться стыдно, тем более, четырехчасовой рабочий день – это не так уж тяжело, чтобы возникло сильное желание лениться. Каждый может подобрать себе удобный график, с 8 до 12, с 12 до 16, с 16 до 20 и т.д. Некоторые предпочитают даже отрабатывать двойную смену, а потом целый день отдыхать. Легко подменять друг друга, если кто-то заболел. Впрочем, да, встречаются и патологические случаи, когда человек просто не хочет работать или считает, что он чем-то гораздо лучше всех остальных и достоин гораздо большего. Что ж, ему настойчиво рекомендуют уехать на Оу, иногда даже высылают принудительно на определенный срок. Некоторых это излечивает, они возвращаются и становятся нормальными членами общества, некоторые остаются на Оу навсегда. Важно, что у них есть право выбора. Я читал, что в древности уже однажды пытались построить общество наподобие нашего, но главной ошибкой этих людей было то, что они хотели осчастливить человечество насильно, всех подряд по единому шаблону, без разбора. А человеку свобода нужна. Свобода выбора.
– Это точно. Но нам надо возвращаться, Майкл.
– Мара, это невозможно, – вмешалась Бетти, – Ногу Майклу нельзя беспокоить еще несколько часов, вам нужно переночевать у нас, а уже утром нога подживет, и вы сможете вернуться.
– Я вас никуда не отпущу, – подтвердил ее муж. – Во-первых, скоро стемнеет, и вы заблудитесь или кости себе переломаете впотьмах, Во-вторых, у нас в пристройке отличный сеновал, будете спать как младенцы.
– Вот вам и свобода выбора, – рассмеялась Мара.
– Ну, вы же не на Уэе, – улыбнулась Бетти.
Насчет «как младенцы», хозяин, конечно, преувеличил. Во-первых, москиты. Эти крылатые твари как-то пробирались внутрь пристройки через щели и противно зудели над ухом. И пребольно кусались, надо сказать. Во-вторых, сено щекоталось и кололось. В-третьих, какие-то животные – Мара сказала, что это, наверное, шакалы – плакали и хохотали в лесу довольно громко. «Господи, верни меня в желанный плен цивилизации, – взмолился про себя Майкл. – Природа – это очень мило, конечно, но я бы сейчас многое отдал за горячую ванну и герметичный номер с кондиционером в гостинице».
Маре тоже не спалось. Она думала о Майкле. «А он смелый, не побоялся спорить с этим громилой. И щедрый. Так вот запросто выложить двести флоринов за едва знакомых людей… Конечно, они нас приютили, вправили ему ногу, но сумма все равно немаленькая. И умный. При этом не пытается кого-то осадить, задавить интеллектом, унизить. Просто и понятно все объясняет, даже ребенок бы понял. Прямо идеальный мужчина какой-то… Так. Хватит. Это всего лишь работа, нечего себя накручивать. И он женат к тому же. Вернется на свой Уэй и позабудет всё моментально. Тоже мне, дама с собачкой нашлась. Тем более, даже собачки у меня нет. Одни шакалы, вон, смеются надо мной. Дура».
Вдруг Маре показалось, что кто-то ползет по ее ноге. Она вскрикнула. Майкл тут же вскинулся и зажег фонарик.
– Мне кажется, кто-то полз по моей ноге. Какое-то животное.
Луч света выхватил мышку, притаившуюся на сене.
– Тьфу, напугала!
– Ты боишься мышей?
– Нет, мышей не боюсь, но я же не знала, что это мышь. Тут кто угодно может быть…
– Ага, сороконожки, змеи, крокодилы…
– Особенно крокодилы. Один вот передо мной.
Оба смеялись, давая выход пережитому испугу. Неожиданно Майкл притянул ее к себе.
– Мара, Мара, ты мое сладкое наваждение, волшебница, повелительница ночи… Ты знаешь, что на одном из древних, давно забытых языков твое имя было именем богини ночи, насылающей на людей страшные и сладкие видения? Мара, морок, мираж… Ты мне не мерещишься, нет?
– Нет, я настоящая. Вот, потрогай!
Каждое прикосновение рождало сладкий трепет. Оба не могли больше противиться взаимному притяжению. Случилось то, что, наверное, было предопределено. И даже крики шакалов им больше не мешали, а, можно сказать, служили своеобразным аккомпанементом.
12
Лучи утреннего солнца пробивались сквозь щели тоненькими золотыми полосками.
– Знаешь, так странно, второй раз в жизни я вывихнул ногу, одну и ту же, кстати, и для меня в тот раз это событие оказалось судьбоносным и, можно сказать, спасло мне жизнь. И этот раз, кажется, тоже судьбоносный. Удивительная штука жизнь.
– Расскажи про первый раз.
– Обязательно, но не сейчас. Пожалуй, мы и так злоупотребили гостеприимством хозяев, пора уже и восвояси.
– Ты сможешь дойти?
– Да, нога уже совсем не болит, если осторожно и не торопясь, то дойду.
Они позавтракали в компании хозяев, потом старик, взяв удочку и вручив Майклу крепкий деревянный посох, чтобы было легче идти, проводил их до водопада. Тепло попрощавшись с ним, стали осторожно спускаться по тропке к долине. Выйдя из леса, передохнули на опушке в тени последних деревьев, потому что солнце стало уже изрядно припекать. Оставшаяся часть пути была сложной, потому что солнце пекло немилосердно, подъем на холм дался особенно тяжело, нога Майкла опять сильно разболелась.
«Вот и поохотились, – подумал Майкл. – Впрочем, не было бы счастья, да несчастье помогло». Ведь если бы не нога и не ночевка на сеновале, он бы, наверное, не решился раскрыть Маре свои чувства, и не было бы тогда этой волшебной, удивительной, прекрасной ночи.
Добредя кое-как до отеля, разошлись по номерам отдыхать. Мара набрала ванну с пеной и два часа лежала в ней и размышляла обо всем, что случилось накануне. А Майкл завалился спать. Проснулся часа через три относительно бодрым и зверски голодным. Принял душ, оделся и постучал в дверь комнаты Мары. Она открыла ему, одетая в длинную футболку, едва прикрывающую попу. При виде нее другой голод, посильнее желудочного, охватил Майкла. Она прочитала это в его глазах и улыбнулась. Следующий час они провели вместе. Потом отправились в ресторан при гостинице в поисках ужина.
– Я, кажется, целого поросенка готова съесть, – сказала Мара.
– А я – слона, – ответил Майкл.
Народу в ресторане почти не было, только в дальнем углу заседали два мрачных субъекта, один из которых, при виде Майкла и Мары, вышел из зала. Еще за одним столиком сидела пожилая семейная пара, а за другим какой-то потрепанный жизнью мужик средних лет.
– То ли не сезон, то ли бизнес у них не особо процветает, – заметил Майкл.
– Попозже, наверное, подтянутся, еще довольно рано.
Они заказали две порции рагу фейжоада, акараже с крабами и пирожные с манго и взбитыми сливками на десерт. Еще взяли по бокалу красного вина.
Мара знала, что у Майкла практически нет наличных денег, ведь он отдал их вчера тому типу, поэтому предложила заплатить за обоих. А по возвращении в Шарн Майкл снимет наличные в гостинице и вернет ей. Все бы ничего, но то, что по счету расплачивалась она, а не Майкл, привлекло внимание мужика за соседним столиком. Он подозвал официанта и громко, чтобы все вокруг услышали, спросил:
– А что у вас тут ресторан для альфонсов?
– Простите?
– Девушка платит, а этот хмырь рожу в тарелку опустил, как будто так и надо. Слышь, ссыкло, я про тебя говорю.
Майкл понял, что мужик ищет повода для драки. Если бы не нога, он бы, наверное, даже не прочь был размяться, вспомнить молодость, драки в портовых кабаках Шарна. Но на Уэе он успел настолько отвыкнуть от всего этого, да и растерять квалификацию, чего уж тут скрывать. Уверенности в победе не было. Но и выглядеть жалко в глазах Мары не хотелось.
– Послушайте, почему бы вам не заняться своими делами и не лезть в чужие? – спросил он ровным спокойным голосом.
– У меня что, на лбу написано «Дай мне совет»? Нет, у меня на лбу написано «Пошел ты нахуй».
– Вы не могли бы не выражаться при даме? Это не совет, это просьба.
– Мадам, я в глубоком пардоне! Примите, то бишь, мои извинения! – поклонился Маре потрепанный субъект. – Но я не понимаю, что такая красивая женщина делает рядом с этим…
– Это мой гость с Уэя, я вас прошу перестаньте его задирать. И если уж вам так важно знать, я заплатила за нас обоих, потому что он вчера отдал все свои наличные деньги бедному старому рыбаку, чтобы тот мог расплатиться с вымогателями.
– Это которому? Тому, что за водопадом живет?
– Да.
– Ааа… Хороший мужик, знаю его. Ладно, был неправ, раскаиваюсь. Давайте водки выпьем! За знакомство. Угощаю!
– Мы не знакомы.
– Так давайте познакомимся. Меня зовут Серх.
Майкл слегка поколебался, не послать ли все же назойливого собеседника, но решил, что проще будет немного выпить и спокойно разойтись, тем более, что мужик-то, кажется, не плохой, просто, ну, такой типичный человек с Оу, легкий и на ссору, и на дружбу, готовый и пропить последнюю рубашку, если душа просит, и заработать кучу денег упорным трудом, хитроватый и простодушный, рубаха-парень, одним словом.
– Майкл.
– Мара.
– Эй, мальчик, водочки принеси нам! И закусончик организуй.
Официант быстро принес запотевший графин, рюмки, миску оливок, соленые помидоры, тонко нарезанное сало.
– Ну, будем! За вас, ребята!
– Будем!
– Вы откуда сами, отдыхаете здесь или по делам?
– Я из Шарна, а Майкл приехал отдохнуть с Уэя.
– Понятно. Я тут работал с одним вашим, ну, бывшим. Там в горах лаборатория, они сейчас новый корпус строят, так вот, он там большая шишка. Я топограф по профессии, выставлял объект, замеры делал, туда-сюда, отработал, прихожу за деньгами, а эти падлы мне начинают затирать: то да се, понимаешь, нашего одного партнера грохнули, деньги увели, подожди, говорят, разрулим, все выплатим, не кипишуй. Вот я и сижу в этой дыре третий день уже, жду. Еще пару дней подожду, возьму автомат и пойду с ними по-серьезному разговаривать. Не, ну а че они, за лоха меня держат? Но этот ваш, уэйский, он нормальный мужик вообще, к нему у меня никаких претензий, Алек его зовут.
– Алек? – удивленно переспросила Мара. – Физик, примерно сорока пяти лет, сосланный с Уэя?
– Да.
– Вот это совпадение! Майкл, представляешь, кажется, там работает мой отец! Он мне что-то говорил про лабораторию, я особо не вникала, если честно, он неделями пропадает на своей работе, только на выходные приезжает.
– Вооот, ты мне сразу понравилась, как тебя, Мара, да? Яблочко от яблоньки. Чувствуется та же железная хватка. Ты, мужик, с ней поосторожнее, если она правда в папашу своего пошла, то… любого пополам перекусит. Ну, выпьем за твоего папу, Мара!