Мария Леонидовна Мирошник
Дневник дылды
Глава шестьдесят шестая
Пятница
Всё утро мы посвятили тренировкам, поэтому мама позвонила моей классной руководительнице, отпросив меня с уроков. Лёша с Ксенией Павловной пришли в девять утра, чтобы успеть как следует подготовиться. Мамы сразу покинули нас, сославшись на «воспоминания по молодости» и «готовку чего-нибудь вкусного».
Гостиная превратилась в зал для тренировок, потому что мы с Яковлевым уже два часа отрабатывали номера для выступления. Очередной поворот, остановка, плавное касание рук и конец. Музыка на телефоне парня стихла, последним аккордом медленно растворившись в воздухе. Лёша отошёл, несколько раз разминая правое плечо. У него точно с ним есть какие-то проблемы, судя по его напряжённому лицу.
– У тебя всё хорошо? – спросила я, когда парень устало приземлился на диван, всё так же пытаясь достать здоровой рукой лопатки.
– Да, немного ключица побаливает, не волнуйся, – отмахнулся темноволосый, сгорбившись.
Обхожу софу сзади, руками откидывая партнёра на спинку. Несколько раз разминаю шею и ключицы массажными движениями, чувствуя, как мышцы под пальцами расслабляются.
– Спасибо.
– Что случилось? – поинтересовалась я, показав на плечо.
Аккуратно мну лопатку и позвоночник, стараясь не навредить.
– В детстве упал и сломал ключицу, – от одного понимая, где находится эта кость, и какие последствия при переломе она за собой несёт меня передёргивает. – Несколько месяцев не мог писать, даже коряво научился левой, но эта, к счастью, успела зажить, – закрыв глаза, рассказал Яковлев.
– Почему она тебя так долго беспокоит?
– Произошло небольшое смещение, которое заметили слишком поздно. Из-за этого лечение помогло не до конца, так что теперь я вынужден каждый день вспоминать о весёлом детстве, – с улыбкой закончил парень, а затем, кивнув в сторону своего рюкзака, добавил. – Можешь, пожалуйста, принести его?
Молча, отхожу от друга и поднимаю с пола брошенный портфель. Передаю ношу парню, который здоровой рукой достал маленькую сумочку и вытащил из неё баночку с таблетками. Высыпав сразу несколько на ладонь, он закинул в рот и даже без воды проглотил, поморщившись.
– Что это? – с интересом спросила я, с нескрываемым удивлением замечая, как расслабились плечи, а затем и лицевые мышцы Лёши.
– Обезболивающее. Очень помогает перед соревнованиями, – произнёс брюнет, убрав баночку и достав непонятный баллончик. – Поможешь? – Принимаю странный предмет, неуверенно взглянув на парня. И что мне с этим делать? – Распыли его на плечо, – подсказал танцор, стянув рубашку.
Стараюсь не смотреть на рельефные мышцы спины и пресса, отдёргивая себя мыслями, что это парень моей лучшей подруги. Аккуратно нажимаю на кнопку, из которой сразу вылетает белый газ. Целюсь только на ключицы и плечо, но немного всё равно летит на лопатки. Яковлева, похоже, это устроило, потому что через минуту он забрал странный спрей, кинув короткое «спасибо» и надел рубашку, болезненно морщась.
– Что это?
Лёша убрал всю свою аптечку обратно в рюкзак.
– Спортивная заморозка, – лаконично ответил Лёша, уткнувшись в экран телефона. – Советую отдохнуть, вечер будет напряжённый.
Киваю, в душе с ним соглашаясь. С трудом верится, что плечо только «побаливает», как он выразился. Но, приложив максимум усилий, прихожу к мнению, что это не моё дело.
Ложусь на второй диван, оказываясь напротив Яковлева. Старательно закрываю глаза, пытаясь уснуть. Если продолжить так волноваться, то вечером точно не выйду на сцену, так что лучший вариант – это сон.
Несколько минут считаю овец, которые с каждым разом перепрыгивали забор всё выше и выше, пока, наконец, царство Морфея не утягивает меня в свои объятия.
На грани сна чувствую, как меня кто-то накрывает пледом.
Глава шестьдесят седьмая
Проснулась я в два часа дня, когда в доме необъяснимым образом появилась Ксюша. Смирнова бегала по комнате с моим платьем и отпаривателем, пытаясь избавиться от несуществующих складок.
– Ты его скоро прожжёшь, – подсказала я, сонно потянувшись.
Отдых и правда пошёл мне на пользу, потому что теперь я была спокойна как танк.
– Не прожгу. Хорошо, что ты проснулась, сейчас начнём тебя красить, – торопливо объявила подруга, повесив «плечики» на шкаф.
– Уже? Ладно, подожди минутку. Пойду что-нибудь съем, – попросила я и, встав с дивана, направилась на кухню. Заметив меня, Ксения Павловна толкнула мою маму по рёбрам, старательно что-то пряча за спиной. – Всё хорошо?
– Да, ты голодная? Давай, я тебе бутерброд сделаю, – предложила женщина, всё также стоя перед чем-то. – Иди-иди! Я принесу его в комнату.
– Не надо. Я тут могу поесть, – вяло ответила я, резко обходя Ксению Павловну.
За ней, на столешнице, стоял большой шоколадный торт, на котором мама старательно рисовала цветочки.
– Ника! Испортила весь сюрприз! – вскрикнула моя родительница, принявшись выталкивать меня из кухни. – Вечером всё узнаешь!
– Что за сюрприз? Что я узнаю-то? – задавала я вопросы, отчаянно пытаясь вернуться на кухню. Когда дверь передо мной захлопнули, я крикнула. – Хоть покормите! – послышалась возня и в образовавшуюся маленькую щель, мама просунула несколько сэндвичей. – Спасибо, блин.
Быстро беру свой полдник, оглядываясь в поисках Ксюши. Вместо подруги, внимание привлёк горящий экран моего телефона, заранее поставленный на беззвучный режим.
– Алло, Ника? – донёсся до меня голос Виталика, как только я принимаю вызов.
Слышать его было странно, учитывая, что с момента той ссоры в школе, мы не разговаривали. Тем не менее я была рада, что друг решился и набрал меня.
– Да, привет, – поздоровалась я, дожёвывая бутерброд.
Оглядываю гостиную, видя, что она превратилась в своеобразную гримёрную: везде раскиданы костюмы, блёстки, косметика.
– Я завтра возвращаюсь. Может, встретишь меня на автовокзале? – с надеждой спросил рыжий, понизив голос до шёпота.
Фоном слышались крики других игроков, только не понятно радостные или нет.
– Конечно. О чём речь? – на душе сразу стало легче, когда я в прямом смысле услышала улыбку Малюкова.
Ещё можно всё исправить, даже если мы поссорились.
– И главное: я от всего сердца поздравляю тебя с Днём Рождения! Желаю… – договорить эту «пламенную» речь я не дала, перебив парня.
– Стоп, что? Какой День Рождения? – в шоке спрашиваю я, отодвинув телефон от уха. На экране, в панели уведомлений даже появился маленький стикер в виде тортика, с поздравлениями, от виртуального помощника. – У меня сегодня День Рождения?! Я настолько постарела, что забыла о нём?!
– Похоже, – рассмеялся он. – В общем, я знаю, как ты не любишь длинные тосты и речи в этот день, поэтому скажу кратко: всего тебе самого наилучшего, и я везу тебе подарок. Вот тебе стимул, чтобы завтра меня встретить!
– Спасибо! Я забыла спросить: как игра? Вы выиграли? – так приятно, что эти давящие последствия ссоры начали рассыпаться. Несколько секунд на том конце не раздаётся ни слова, что наводит меня на плохие мысли. – Виталик?
– Всё хорошо, встретимся завтра. Ещё раз с Днём Рождения, – повторил парень и отключился.
Неужели, они проиграли? Встряхиваю головой, отгоняя драматичные мысли. Они не могли проиграть.
Откладываю телефон, удаляясь на поиски подруги. Сейчас главное собраться и самой не опозориться.
Брюнетку я нашла в соседней комнате, когда она укладывала волосы Лёши назад, с помощью прозрачного зелёного геля. Странная штука.
– Ника, ты вовремя! – воскликнула Смирнова, закончив работу над образом Яковлева.
Если честно, то ему не идёт, но вслух я это сказать не осмелилась. Тем более такая причёска – одно из требований в бальных танцах для парней.
Сажусь на кресло, перед подругой, молясь всем известным Богам, чтобы она не переусердствовала. Девушка минуту критически осматривала моё лицо, а затем нанесла базу под макияж.
– Ты же не пользуешься контактными линзами? – неожиданно спросила она, размазывая по моему лицу тональный крем.
– Нет, – неуверенно ответила я, стараясь вовремя закрывать глаза.
После Ксюша нанесла корректор, консилер, скульптор, румяна, праймер, тени, хайлайтер, подводку, базу для ресниц, губ, тушь, странную пудру, помаду, блеск, карандаш, лайнер и ещё сотню неизвестных мне косметических средств, в которых брюнетка разбирается не хуже профессионального визажиста.
В конце концов, Смирнова наложила блёстки и мерцающую пудру на плечи, а затем заставила меня спустить лямки майки, чтобы покрыть ей ещё и спину. Через час на выступающих косточках ключиц уже были приклеены десятки маленьких страз, складывающихся в непонятный узор. Точно такие же камушки были на всём лице. Главное, теперь не оторвать это раньше времени.
Когда от меня убрали последнюю кисточку и разрешили посмотреть в зеркало, я обомлела. Тёмно-коричневый смоки-айс переходил в светлые блики хайлайтера около бровей, где начиналась линия страз. Красная помада, покрытая блеском, ярко выделяла пухлые губы. Скулы, подчёркнутые умелым контурингом, выглядели острыми, с правильными чертами лица. Накладные ресницы, подобно крыльям маленьких бабочек, трепетали при каждом движении век. Заканчивала образ в прямом смысле переливающаяся на свету кожа, от обилия пудр и блёсток. Всё, вплоть до нижних рёбер имело красивые перламутровые блики, создавая эффект идеальной, неживой статуи.
– Это идеально! Ксюша, у тебя талант! – трогая новые ресницы, искренне хвалила я.
Подруга, полная гордости, достала из сумки два баллончика «закрепителя» и попросила закрыть глаза. Несколько долгих минут, и толстый прозрачный слой неприятно сцепил кожу и косметику воедино. Учитывая, что вся верхняя половина тела у меня была покрыта «краской», то это повлекло за собой очень большое количество спрея.
– Теперь причёска, – радостно взвизгнула подруга, распустив пучок.
Мне же захотелось взвыть от скуки ведь, укладка волос – это ещё час ожидания.
Мои опасения оправдались, и Смирнова, действительно, около шестидесяти минут выпрямляла, завивала, укладывала, закалывала, распушала и собирала резинками мои бедные волосы. Последствия её работы – это несколько маленьких ожогов от плойки, в районе ушей и шеи.
Сильно сбрызнув своё творение сначала обычным, а потом и блестящим лаком, брюнетка, довольная работой, позволила мне подойти к зеркалу. Тугая «шишка» была украшена «волнами» и объёмными петлями десятков косичек. Огромное количество глянцевого спрея переливалось на свету, словно причёска куклы. Вообще, я теперь вся была похожа на какую-то Барби. Уж очень моё тело перестало быть похоже на живое.
– Спасибо! Очень красиво, – благодарю подругу, в тайне мечтая вытащить все болезненно приколотые шпильки и смыть слой лака.
Лицо неприятно стянуло, не позволяя коже дышать. Как же хочется, чтобы вечер поскорее наступил и мне не пришлось долго мучиться в этом образе.
– Вы готовы? – спросила заглянувшая в комнату мама. Заметив меня, она показала Смирновой два поднятых вверх больших пальца, добавив. – Это, конечно, шикарная работа, но спускайтесь! Машина заведена, только вас ждём.
Глава шестьдесят восьмая
Дворец Творчества был весь украшен разноцветными шариками и плакатами. Мамы детских групп старательно фотографировали своих чад около баннера, с названием соревнований. Папы же обсуждали «ужасно маленькую» парковку, доедая закуски в буфете. Знакомая атмосфера.
Как только я вошла в здание, Лёша чуть ли не силой забрал у меня чехол с платьями, кинув короткое «тебе тяжело». Уже собиралась поспорить, приведя в свою защиту его травму, но в последний момент передумала. В конце концов нельзя на проявление заботы отвечать злостью.
Мамы, переговариваясь, ушли за кофе, сказав, чтобы мы готовились к номеру. Беру за руку Ксюшу, которая в свою очередь тащила огромную косметичку. Даже боюсь представить, что она хочет сделать со мной ещё, так как размеры этого чемоданчика для красоты переваливали за мой школьный портфель.
Еле найдя маленькую комнатушку, которую кто-то назвал гримёркой, мы ввалились внутрь. Три на три метра, с несколькими лампочками для освещения, она всё равно была тёмная. Повесив костюмы на перекладину, под самым потолком, Лёша оставил рюкзак и вышел, сказав только:
– Ника, ты переодевайся первая. Я подожду, – и закрыл дверь.
Порой, мне становится не понятно, как человек может быть настолько вежливым.
– Раздевайся, я пока платье достану, – подсказала Ксюша, расстегнув серый чехол. Затем, достав алый костюм, она с интересом его осмотрела. – Мне, конечно, Яковлев, пока ты спала, рассказывал, что одежда немного не в твоём стиле, но, чтобы настолько! – с улыбкой закончила подруга, разглядывая чересчур большое количество вырезов.
– Не напоминай, пожалуйста. Это ужасно, – взмолилась я, расстегнув рубашку. Стягиваю джинсы и забираю платье. – Как мне в нём вообще танцевать?
– Наслаждаясь чужими взглядами, вот как, – уже в открытую рассмеялась брюнетка, помогая мне застёгивать маленькие пуговки. – Тебе надо ещё немного рёбра запудрить, – рассуждала Смирнова и, не дождавшись моего одобрения, достала из своего чемоданчика огромную палетку косметики. Быстро проводит кисточкой по открытым участкам тела, неприятно щекоча. – Давай тебе на ноги золотое масло нанесём? – предложила девушка, вытащив из кармана рюкзака маленькую бутылочку с блестящей жидкостью.
– Это что? – неуверенно уточнила я, разглядывая косметическое средство. – Теперь в моде краситься с ног до головы, что ли?
– Это давно в моде, Камбарова. Вытяни ноги, – скомандовала подруга, нанеся на переднюю часть голени крем. Быстрыми движениями она растёрла его, создав эффект «перламутра». – Всё, выходи. Я соберу косметичку, а ты пока найди Лёшу.
Послушно выхожу из гримёрки, пытаясь прикрыться. Как на зло, я не взяла с собой ни куртки, ни чего другого, во что можно завернуться.
Яковлев стоял рядом с Ксенией Павловной, терпеливо выслушивая все наставления перед концертом. Железным нервам этого парня, когда ему в сотый раз говорят, что волноваться не нужно, могут позавидовать многие.
Кстати, говоря, кто придумал реплики, похожие на «не волнуйся. В этом нет ничего страшного»? Мне одной кажется, что до этого момента человек либо не боялся (зато теперь начал), либо находился в таком диком ужасе, что ему уже банально не помогут эти слова?
Увидев меня, партнёр что-то сказал родителям и быстрым шагом направился мне навстречу, на ходу снимая ветровку. Поравнявшись со мной, Лёша протянул вещь, жестами намекая на слишком откровенный костюм.
– Спасибо, – тихо поблагодарила я, завернувшись в чужую одежду. Вещь настолько длинная, что могла спокойно прикрыть меня до середины бедра. Будь моя воля, в ней бы выступила. – Мы закончили. Иди переодевайся.
– Хорошо, – согласился брюнет, а затем, быстро оглянувшись и убедившись, что нас никто не слышит, добавил. – Можешь с заморозкой помочь? Если попрошу маму, то она панику поднимет, а сам не дотянусь, – объяснил друг, наклонившись к моему уху.
Сдерживаю взволнованный вздох и киваю. По его лицу было видно, что детская травма начала напоминать о себе всё чаще, переходя границы дозволенного.
– Конечно, пошли быстрее, – поторопила я, за здоровую руку утягивая парня в сторону гримёрки.
Зайдя внутрь, проверяю, нет ли никого постороннего, затем киваю в сторону брошенного чёрного рюкзака, безмолвно спрашивая разрешение.
Яковлев кивнул и сел на старую табуретку. С болезненным лицом он стянул с себя футболку, сильно морщась. Быстро нахожу в чужих вещах маленький знакомый баллончик и со щелчком снимаю крышку. Подхожу к брюнету, несколько раз массажными движениями растирая сжавшиеся мышцы. Их свело хуже камня! Как он тренируется?
Распыляю белый охлаждающий газ на плечо, мысленно призывая на помощь всю удачу, которая сможет прийти. Рельефная спина Яковлева, почувствовав спрей, быстро напряглась, а затем так же резко расслабилась. Около минуты разбрызгиваю спортивную заморозку до тех пор, пока Лёша не попросил остановиться.
– Спасибо, – поблагодарил парень, забирав баллон. Встаёт, пытаясь медленными движениями разработать руку, но, похоже, выходит плохо. Заметив мой взгляд, напарник успокаивающе добавил. – Всё хорошо, не волнуйся. Ей нужно время, чтобы подействовать. Можешь выйти? Я пока переоденусь.
Послушно оставляю его одного, направляясь к выходу. Лишь, когда я закрывала дверь, то заметила в ладони брюнета сразу несколько таблеток. Ещё одна порция обезболивающего. Только при понимании этого, моя собственная лодыжка отозвалась болью.
Чует моё сердце, добром это не кончится.
Глава шестьдесят девятая
Пока я ждала начала, до которого ещё полчаса, то случайно нашла большое зеркало, в достаточно безлюдном коридоре. Обрамлённое в широкую рамку оно занимало почти всю стену, поэтому я смогла от скуки несколько раз повторить проблемный момент в связке. Решив, что лучше занятия мне не найти, начинаю танцевать всю хореографию, заранее включив музыку на телефоне.
Шаг, шаг, шаг, поворот, откидываю ногу. Опять шаг. Делаю финальный поклон, довольная тем, что не забыла ни одного движения, как вдруг, подошва новых туфель проскальзывает по паркету. Секунда, и мне чудом удаётся в последний момент зацепиться и повиснуть на периллах, но левая нога неестественно подвернулась.
Стараюсь перенести вес на, в очередной раз, травмированную ногу, но связки отзываются тупой болью. Наступить на стопу оказывается выше моих сил, поэтому, покрепче перехватив рукой широкие мраморные перилла, медленно направляясь в гримёрку.
Повезло, что я находилась на том же этаже, благодаря чему мне не пришлось связываться с ужасными лестницами. Родители стояли в самом центре образовавшейся толпы, глядя на выступления маленьких детей. Ксюша с кем-то болтала по телефону, не замечая меня. Повезло, иначе лишних вопросов было бы не избежать.
Я добралась до гримёрки, оставшись незамеченной. Внутри была раскидана наша одежда, обувь и косметика, создав ужасный хаос. Еле дойдя до стула, на котором совсем недавно сидел Яковлев, вытягиваю ногу, с ужасом замечая, что шевелить ей почти не могу.
Несколько секунд поразмыслив, дотягиваюсь до чёрного мужского рюкзака и вытаскиваю из него баллончик. Надеюсь, Лёша не обидится, что я без спроса взяла его вещи, но другого выхода нет. Ещё раз обернувшись на дверь и убедившись, что никого нет, сняв колпачок, распыляю белый газ на лодыжку. Жуткий холод чуть ли не до кости обжёг связки, заставив вскрикнуть и закусить до боли губу. Ума не приложу, как брюнет это терпел.
Примерно через шестьдесят секунд, я перестала чувствовать холод и вообще всё. Закрываю заморозку и пытаюсь встать. Выходит намного лучше, чем несколько минут ранее. Щиколотка почти не болит, лишь покалывает от разницы температур. Развернув баллон задней стороной к себе, внимательно читаю, инструкцию – эффект длится не больше полутора часов.
Только собираюсь вернуть вещь хозяину, как дверь в комнатку без стука распахивается, являя моим глазам Яковлева. Лёша, заметив в моих руках лекарство, недоверчиво и даже немного злобно посмотрел на меня, а затем спросил:
– Тебе зачем заморозка? – собираюсь придумать что-то про изучение состава, но парень первым заметил покрасневшую ногу. – Что с лодыжкой?
– Ничего. Я пойду, – выпалила я, пытаясь обойти парня. Перехватив одним движением за талию, Лёша вернул меня на место. – Всё хорошо. Просто, немного побаливает, – самым невинным тоном, оправдывалась я. Героически выдерживаю долгий взгляд друга, но под конец сдаюсь. – Ладно, я её подвернула.
– Опять? Ника, ты хоть ноги меняй, а то так неинтересно, – с серьёзным лицом съязвил парень, забирав у меня заморозку. Присев передо мной на корточки и нажав на какую-то косточку у меня в ноге, спросил. – Здесь больно? – изо всех сил, пытаюсь не выдать себя, кинув короткое «нет», но брюнет по моему лицу сам догадался. – Я звоню твоим родителям, тебе надо к врачу.
– Нет, ты не можешь, – воскликнула я, перехватив темноволосого за рукав рубашки. – Всё хорошо, у меня ничего не болит. Давай выступим, а потом будем решать все остальное. Я использовала заморозку, следующие полтора часа ни один врач не сможет диагностировать у меня проблемы с ногой, я банально ничего не чувствую на обследовании.
– Ты сейчас всё почувствовала, несмотря на количество спрея! – перебил меня парень. – Ты не понимаешь, что нельзя надеяться только на заморозку? – воскликнул он, скинув мою ладонь. – Это не волшебная палочка, забирающая на себя всю боль! Ты просто игнорируешь её, а это плохо!
– Кто бы говорил, Яковлев! – прошипела я, не в силах сдержать язык за зубами. – А кто только за сегодняшний день четыре раза использовал обезболивающее? Думал, я не заметила? У тебя всё ещё хуже с ключицей, но я же молчу. Если бы ты сказал правду, что она просто иногда побаливает, то не боялся бы попросить помощи у мамы! – кричала я, размахивая руками. – Ты сам не в состоянии выйти на сцену, да и просто заниматься спортом без этой штуки, – указываю на баллончик в руках собеседника. – Мы оба сейчас в не очень хорошей ситуации, поэтому нуждаемся в помощи, не отрицай, – чуть смягчившись, произнесла я, заметив, как поменялось выражение лица у друга. – Но тебе не обидно приложить столько усилий, чтобы в конце концов даже не попытаться?
Лёша задумался – это хороший знак. По крайней мере он хотя бы не сразу может меня послать куда подальше. Проклятый баллон жалобно скрипнул под натиском его пальцев.
– Ты танцевать можешь? Только честно, – тихо попросил Яковлев, склонившись над рюкзаком. Отрицательно киваю, так как заморозка медленно, но верно теряла свои действия. Заметив это, брюнет достал из аптечки знакомую мне баночку и высыпал на мою ладонь одну таблетку. – Выпей, в ближайшие два часа, даже если тебя заживо резать будут, не почувствуешь.
Киваю, внимательно следя за тем, как танцор ловко спрятал препарат на дне сумки.
– Спасибо. Сколько их в день можно пить? – поинтересовалась я, запивая водой горькую пилюлю.
– Не больше двух, с разницей в шесть часов, – ответил напарник, выпрямившись. – Я надеюсь, ты не доведёшь себя до состояния, что придётся пить их каждые шесть часов.
– Ты только за сегодня выпил больше десяти. Как так? – продолжила я расспрос, отметив, как изменилось лицо друга.
– Не начинай. Если выпил, значит была необходимость. Пойдём, – огрызнулся партнёр, утаскивая меня в сторону выхода.
