– Куда все делись-то? – Пожала она плечами. – Илья, подожди меня здесь, я сюда загляну. – Она показала на дверь, над которой висела половина оборванной таблички с надписью «…ары». Стас Михайлович, вы здесь?
Услышав чей-то глухой голос, Глафира удовлетворённо кивнула и пошла внутрь. Девушка, подобрав полы длинного сарафана, переступила валяющиеся ящики, шёпотом определила место, куда идти к Визгликову и, войдя в сырое, тёмное помещение, огляделась.
– Ну где вы там?
– А мы здесь? – Отозвался незнакомый голос.
Глаша развернулась и ей показалось, что из лёгких мгновенно выкачали весь воздух. Позади неё стоял мужчина, но перед ним стоял Илья, и возле его горла блестело лезвие ножа.
– А ты мне нравишься всё больше и больше. Ты даже облегчила мне задачу. – Шёпотом проговорил человек. – Я думал всё-таки красиво расписать тебя, но ты привела друга и теперь в вашей команде будет ещё кто-то кроме Визгликова, кто будет нести глубокое личное горе. Так даже интереснее.
– Прекратите немедленно! Сюда едут оперативники, я их сразу вызвала, как только выехала на место. – Строго сказала Глаша, у которой сердце прыгало где-то в пятках, а живот сводило судорогой.
Она прекрасно понимала, что они здесь только втроём и что сейчас напротив неё стоит как раз тот человек, которого они тщетно ищут.
– Прекрасно, тогда нам нужно поторопиться!
Вдруг несколькими точными движениями мужчина сделал разрезы на запястьях Ильи, толкнул его Глаше на руки. А когда она бросилась навстречу и поймала летящее тело, ломаясь в коленях под его тяжестью, мужчина проговорил:
– Ты здесь будешь сидеть два часа! Ты будешь смотреть, как он умирает и даже не подумаешь его спасти! Если ты меня ослушаешься, то твоих родственников, прекрасную маму, отца, брата и его отпрысков, постигнет не менее тяжёлая участь. – Он помолчал. – Это вам всем наставление. Никто не имеет права уйти! Никто не имеет права отказаться от дела! И поверь, если ты сейчас дёрнешься, я об этом узна́ю! И я приду за твоими близкими. – Он помолчал. – Хотя тебе выбирать, ведь ты можешь сейчас вызвать скорую и его спасут. А можешь сидеть и несколько часов смотреть, как он умирает.
Глаша знала, что она не будет делать выбор. Она навсегда осталась в том подвале, где сидела прижатая тяжестью тела Ильи, видела вытекающую из него кровь, держала его, когда он бился в конвульсиях последней агонии, и оттуда она вышла уже совершенно другой. Тогда родилась совершенно другая Глаша, и на улицу вышла только её тёмная сторона, потому что всё хорошее делало девушку слабой!
В раскрытые окна надсадно орала музыка. Сумбурный мотив прицельными ударами бомбил соседские головы, люди в возмущении глядели вверх, откуда слышались пьяные крики, клубами вырывался сигаретный дым, и чей-то голос вторил незамысловатым словам.
– Когда наш двор перестал быть приличным?! – Проговорила Людмила, выкладывая на тумбочку в Глашиной комнате порошки и пилюли, которые, если верить рекламе, должны были в считаные дни поставить её на ноги. – И как ты могла подцепить инфлюэнцею в это время года?
– Мама, – хрипло отозвалась Глаша из-под одеяла, – я понимаю, что тебе нравится это красивое слово, но у меня обычная простуда. У неё точно нет дворянских корней.
– Пошути, пошути. Тебя в самолёт в таком виде не пустят. А опоздать мы не можем, – женщина старательно растворила в тёплой воде порошок розового цвета, остро пахнувший какой-то химией с малиновой отдушкой, – папу уже ждут на работе и если он не приедет, то заплатит какой-то неприлично большой штраф. – Людмила встряхнула градусник и протянула Глафире. – На, поставь этот.
– А что прошлый как-то неверно показывал? – Глафира поморщилась от прикосновения холодного стекла.
– Кстати, – пропуская вопрос мимо ушей, сказала Людмила, – тётя Рая решила, что она будет жить на даче. Бабушка теперь тоже хочет перебраться туда на круглогодичное проживание, пока мы не купим дом на новом месте. Потом переберётся к нам.
– А Казаков тоже там жить будет? – Ухватилась за информацию Глафира, прикидывая, что вполне можно что-то придумать и снимать квартиру у криминалиста, если он удачно переедет жить на их дачу.
– Ну, похоже что так. – Людмила вдруг задумалась. – Нужно Любу попросить мёд привези. Ей какой-то особенный привезли.
– Мама, я буду в порядке. – Проскрипела Глаша, а сама подумала, что теперь не придётся лгать и выворачиваться, чтобы как-то объяснить матери, что она останется здесь. Теперь можно попросту крепко заболеть!
В форточку ворвался очередной залп скверной музыки, и Людмила испуганно вздрогнула.
– Я, наверное, сейчас буду звонить участковому, – покачав головой, проговорила Людмила, – я не пойму, когда закончится этот балаган.
– Дай мне телефон. – Мрачно сказала Глаша, утянула мобильник к себе под одеяло и, набрав номер дежурного, проговорила. – Это Глафира Константиновна. Да, Польская. Простудилась. Не в службу, а в дружбу, можно квартирантов утихомирить, а то весь двор на ушах стоит. – Она протянула матери мобильник и проговорила. – Сейчас их успокоят. Видишь не так уж и бесполезна моя работа. Есть нужные связи.
– Меня радует только одно, что скоро у тебя будут приятные, респектабельные связи, а вскоре, я надеюсь, и романтические. – Мечтательно проговорила мать. – Мы купим домик возле какого-нибудь красивого озера, и я там буду гулять с внуками. Причём не только с Никиткиными детьми, но и с твоими.
– Ну, главное, чтобы они там не утонули в красивом озере, а то испортится всё очарование. – Ляпнула Глаша.
Людмила долго и молча смотрела в приоткрытую щёлку одеяла, откуда торчала половина лица дочери, потом покачала головой и развернувшись вышла.
– Меня скоро нельзя будет людям показывать. – Прошептала Глафира.
За те несколько дней пока она лежала в кровати, Глаша уже десяток раз пересмотрела снятое видео, но ничего нового или примечательного не обнаружила. Зато заметила, казавшуюся ей забавной, особенность – теперь она постоянно сталкивалась лицом к лицу с преступниками. Нет, она, конечно, предполагала, что так и будет, когда шла работать в правоохранительные органы, но положение следователя-жертвы её смущало.
Эти рассуждения увлекли девушку в пугающий пятнами страха сон, и проснулась она далеко за полночь, плавая в испарениях болезни, с прилипшим к затылку комком волос и бешено бьющимся сердцем. Задыхаясь кашлем, Глаша потянула руку к телефону и набрала номер Визгликова.
– Ты опять труп нашла? – Произнёс Стас.
– Не смешно. – Глухо сказала Глаша.
– Поверь, я с тех пор, как ты в отдел пришла, смеяться перестал. Ну что тебе?
– Я вспомнила. У него на тыльной стороне локтя татуировка была. Увидела, когда он руки к нему тянул. Там точно что-то было изображено.
– Может, пятно родимое? – Спросил Визгликов.
– Нет, скорее всего, татуировка. Края чёткие и образ рисунка. У невуса обычно более размытая структура.
– У кого? – Переспросил Стас.
– Родимые пятна так называют – невус. – Повторила Глаша.
– Польская, если ты думаешь, что, произнося незнакомые близким и коллегам слова, ты выглядишь умнее, то спешу тебя разочаровать. Это не так. И ещё! Если бы ты вот вспомнила адрес преступника, его лицо, фамилию или имя, то по такому поводу можно звонить одинокому мужчине ночью. А чтобы поведать о его невусах можно и утра дождаться. – Размеренно произнёс Стас.
– Но вы-то мне звоните по ночам.
– Мне можно. – Важно произнёс Стас.
– Офигенный аргумент. – Зашлась кашлем Глаша и повесила трубку.
Через два дня Глафира стояла замотанная в халат на пороге дома и увещевала чуть ли не рыдающую мать.
– Мама, хватит концерт разыгрывать. Я словно маленькая девочка, которую нельзя дома в одиночестве оставить. Что это за бред. – Всплеснула руками Глафира.
– Глаша, самое ужасное, что тебя будут терзать просмотрами. – Людмила покачала головой, печально глядя на чемодан. – Я договорилась с агентством, что они сами всем займутся. Там у Наташи работает дочка.
– Мама, всё будет хорошо. – В тридцатый раз повторила Глафира и наконец выдохнула.
В дверях показался запыхавшийся отец и разочарованно протянул.
– Люда, мы опоздаем на рейс. Никита с ребятами туда подъедут сами. Поехали скорее. – Польский-старший обнял дочь, наскоро клюнул в щёку и проговорил. – Глафира, не подведи меня, быстро на поправку и ждём тебя на следующей неделе.
– Да, пап. Конечно.
– Сейчас, сейчас. – Людмила всё ещё стояла на пороге, рассеянно шарила по квартире глазами, словно не веря, что сейчас она переступит порог родного гнезда в последний раз.
Через полчаса обессиленная Глаша осталась совершенно одна, она поплелась к кровати, рухнула в мятую постель и долго лежала, утопив лицо в подушку. Ей уже вчера стало гораздо легче, но она старательно изображала все признаки болезни и ухудшения и уже не могла дождаться, когда можно будет стянуть с себя опостылевший халат и приняться за работу. Телефон на тумбочке зазвонил и Глаша, покосившись на него, вздохнула. Звонила мама.
– Глафира, а что происходит? – Спросила мать каким-то странным голосом.
– У кого? – Откликнулась девушка, садясь на кровати.
– Почему мне Виктория Карловна сказала, что Илья умер?
Глаше показалось, что вокруг неё накалился даже воздух. Зная особенную страсть матери к поддержанию людей в трудной ситуации, даже когда они не особо в этом нуждались, девушка прекрасно понимала, что сейчас папин контракт полетит в тартарары, а квартиру всё-таки придётся продать, чтобы оплатить неустойку по договору.
– Мама, я вчера разговаривала с Ильёй. – Сами по себе произнесли губы Глаши. – Он просто проиграл суд с родственниками, теперь квартира их, и он перебрался к родственникам в Новосибирск.
Внутри Глашиной головы с треском ломалась прошлая реальность, в которой она верила в сказочных животных и в победу добра над злом. Сейчас она говорила такую чудовищную ложь, что раньше испугалась бы, что у неё отсохнет язык.
– А как же его работа?
– Мама у него в Новосибирске невеста. Она дочь какого-то институтского ректора. Думаю, без работы Илья не останется при таком знатном сватовстве. – Глаше вдруг показалось, что в квартире стало очень холодно, как было в том подвале, когда её руки буквально резала вытекающая из Ильи кровь.
– Милая, как же всё это печально. – Тихо уронила Людмила. – Если ты хочешь, я вернусь. Папа пусть едет, а я помогу тебе как-нибудь разобраться с этой печалью и потом вместе улетим.
– Мама! – Вдруг неожиданно жёстко сказала Глаша. – А тебе не кажется, что тебя стало очень много в моей жизни? Ты уже не даёшь мне продохнуть. Оставь меня в покое. – Глаша перевела дух. – И это не истерика и не надо нестись обратно сломя голову. Пожалуйста, поезжай в свою Швецию, там ты будешь на своём месте. А я просто хочу отдохнуть от тебя, от папы, от нашей большой и дружной семьи, прямо-таки лоснящейся от того, что все друг друга любят. Ты лучше обрати своё внимание на Никиту. Поверь, там есть о чём подумать. – Глафира нажала на отбой и мысленно попросила у брата прощение, потому что когда в маминой голове осядет туман обиды, она точно вспомнит Глашины слова, и жизнь брата подвергнется жёсткому изучению.
***
Лисицына уже несколько часов изучала протоколы допросов, подшивала бланки справок, механически вынимала из разрозненных бумаг запросы и вставляла их в папку. Её мысли занимали события последних дней, она понимала, что отделе уже перегруз дел, и на днях прейдётся сообщить начальству о том, что теперь они фактически заложники человека с манией величия и больным воображением. Копоткин достанет свою «лопату для особых случаев», немедленно закопает её карьеру, а что хуже всего, просто не даст работать. Он не поверит в то, что близкие им люди могут пострадать, даже после истории с Ильёй.
И сейчас Лисицына была перед очень тяжёлым выбором. Фактически сейчас она должна была встать со своего кресла, сесть в такси и отправиться на приём к своему бывшему непосредственному начальнику, который теперь занимал хорошую высокую должность и когда-то имел на Аню Лисицыну виды. Ну конечно, до того, как она вышла замуж, родила, располнела и вообще стала совершенно другим человеком. Анна глянула в зеркало, цокнула языком, рассматривая чуть оплывшие черты подбородка, косой шрам, уставшие глаза с потухшим васильковым блеском и вслух произнесла:
– Ладно!
Быстро собравшись, она столкнулась на выходе с Визгликовым и, глянув на него, проговорила:
– Станислав Михайлович, я дело, которое валялось на вашем столе, привела в порядок. Ещё раз бросишь документы, я тебе влеплю выговор. – Строго произнесла она.
– Из ваших уст даже слово выговор звучит прекрасно. – Ответил Визгликов, ковыряясь палочкой в стаканчике с мороженым. – Хотите? – Он протянул Анне почти доеденное лакомство.
– Спасибо, Стас. Ты очень галантен. – Покачала головой женщина. – Ладно, я по делам. Вечером собрание.
– Вот я и говорю, что начальственное кресло портит характер. Копоткин тоже всё любил собрать по вечерам коллег и покалякать за жизнь.
– Нет Стас, мы будем с вами калякать исключительно по делу. – Лисицына помолчала. – Новостей нет?
– Нет. – Визгликов покачал головой. – Ночевал у матери, там тошно словно в похоронном бюро.
– Я поняла. – Лисицына вздохнула и потрепала Стаса по плечу. – Будем как-то выруливать из этой ситуации.
В коридоре вдруг шумно затопал Погорелов, он на ходу хлебал воду из стаканчика, проливал капли на свежий ворот рубашки и почти бежал по направлению к Лисицыной и Визгликову.
– Я мужика нашёл. – Проговорил он.
Визгликов приподнял брови и огляделся.
– Я, конечно, довольно толерантен, но ты бы потише хвастался, у нас в стране такая пропаганда не в чести.
Погорелов наморщился, непонимающе уставился на Стаса, потом его мозг расшифровал послание, и он картинно плюнул.
– Станислав Михайлович! – С нажимом произнёс Погорелов. – Я мужика нашёл, которому склеп принадлежит. Но он пропал.
– Серёжа, ты можешь как-то более структурировано и понятно выдавать свой мысленный винегрет? – Со вздохом спросил Визгликов.
Лисицына перевела взгляд на настенные часы и, перехватив сумку в другую руку, произнесла:
– Ладно, вы разбирайтесь, а я поехала.
Мужчины молча глянули ей вслед и скрылись в кабинете. Погорелов снова налил себе полный стакан воды и, опрокинув в рот, присел напротив Стаса.
– Короче, склеп пробили, ну, кому он принадлежит. – Погорелов вытер испарину со лба. – На адрес сунулись, там хозяин уже несколько месяцев не появлялся. Начали искать, никто ничего не знает. А потом приходит ориентировка, что подано заявление о пропаже владельца склепа.
Визгликов кивал в такт словам Погорелова, в то же время открывал ящики стола, шарил рукой в каждом и, наконец, вытянул леденец в потёртой обёртке.
– На! – Сказал он, протягивая конфетку. – И отсядь от меня.
– Да мы с пацанами чего-то не рассчитали. – Виновато пожал плечами Погорелов.
– Это я заметил. Дальше.
– Дальше пока ничего. Нужно к ним ехать. Я связался с районным отделением, где принимали заявление. Мне адрес дали, где живёт женщина, которая подала заяву. – Сказал оперативник.
– А телефон они тебе её дали? – Проговорил Стас.
– Да. Я ей позвонил и на вечер договорился встретиться.
– Где?
– Ну там. У них. – Неопределённо мотнул головой Погорелов.
– А «ну там у них» это где? – Спокойно переспросил Визгликов.
– Блин, Стас. На даче, где они живут. Посёлок, – Погорелов заглянул в заметки, – Лебедевка.
– А работает она где?
– В Питере.
Визгликов устало глянул на Погорелова, тот несколько минут соображал, а потом аккуратно изрёк.
– Это в плане, чтобы я с ней договорился здесь встретиться? В городе?
– И приз за сообразительность и смекалку достаётся оперативному сотруднику Погорелову. – Бесцветным голосом произнёс Визгликов. – Я поехал к Нинель, она сказала, что жаждет меня видеть, а ты сориентируй, где мы будем встречаться с этой дамой. И иди супчику, что ли, похлебай, а то она захмелеет от такого духа.
– Ну ладно, мы ремонт отметили. – Обиженно протрубил Погорелов.
– Хорошо, когда у людей есть повод для радости. – Пробормотал Визгликов и вышел из кабинета.
***
Лисицына пристально смотрела на молодую белокурую девицу, сидевшую в секретарском кресле и усердно пялящуюся в монитор. Анна Михайловна уже десять минут не могла получить внятный ответ на простой вопрос о том, когда будет начальник.
– Вы же понимаете, что нельзя просто так зайти с улицы и попасть на приём. – Разводила руками девушка.
– А я пришла не совсем с улицы, как вы изволили выразиться.
– Девушка, ну не знаю я, когда он приедет. – С чувством произнесла секретарша.
– Я вам не девушка, а полковник Лисицына Анна Михайловна и ваша обязанность – знать расписание начальства и информировать об этом посетителей. Вы на госслужбе. – Чётко разделяя слова, проговорила Лисицына.
Девица кинула быстрый взгляд куда-то за плечо Анны и кратко улыбнувшись встала. Анна, даже не оборачиваясь, по одному движению глаз всё поняла, и о том, кто пришёл и что значило это мимолетное выражение на лице юной девушки.
– Ну надо же, целый полковник к нам в гости пришёл. – Приветственно раскрыл объятия генерал Помятин. – Света, организуй нам кофейка и никого ко мне не пускай. – Проговорил он, обнимая Анну. – Привет, Анна Михайловна, проходи в мой кабинет.
Несмотря на помпезную приёмную, кабинет был простой, скучный и даже чересчур деловой.
– Что смотришь? Мне вся эта красота при входе от предшественника досталась. А я не люблю, я здесь служу, а не дизайном хвастаюсь. Приказал всё убрать, одних ваз штук десять выгребли. – Он досадливо рубанул рукой воздух и пригласил Аню присесть напротив. – Аня, я так рад тебя видеть. Но ты раньше как-то тоньше была. – Весело играя глазами, проговорил он.
– Спасибо, Николай Иванович. – Усмехнулась Лисицына. – Ну, полковничьи погоны имеют определённый вес и нужно иметь достаточно массы, чтобы их носить.
– Язва! Хочешь сказать, что мои генеральские тоже меня обязывают?
– Хочу сказать, что вы в прекрасной форме. – Анна выдохнула. – Но женская природа с гормональным фоном иногда плюют на должности, погоны и всю остальную атрибутику. Просто всё остаётся как есть, несмотря на все усилия. – Слукавила Анна, потому что спортивного зала она чуралась как огня.
– Анечка, я тебя сколько лет не видел?
Общие воспоминания, перечисления многочисленных детей и внуков генерала, фотографии Кирилла… всё вплеталось в неспешную беседу, пока наконец генерал не глянул на неё с улыбкой и не спросил:
– Ладно, мне скоро в министерство. Какое у тебя ко мне дело?
– Самое подлое. Я хочу подсидеть своего начальника и прошу у вас его место. У меня есть на это веские основания. – Лисицина даже сама не думала, что так легко выдаст ту самую правду, с которой пришла.
Когда она закончила длинный рассказ о последних перипетиях, то генерал ещё несколько минут молча сидел в кресле, а потом тяжело выдохнул.
– Аня, ты понимаешь, что сейчас не только твой отдел под прицелом. Ты понимаешь, что какой-то говнюк бросил вызов всей системе?! Не только вашему отделу.
– Конечно. – Лисицына развела руками. – И мы его поймаем. Просто никто не должен мешать. – Анна немного помолчала. – Я бы никогда не пришла, но Копоткин уже замучил всех, к тому же он требует, чтобы уволили Польскую, а это нереально.
Николай Иванович молча встал, заложил руки за спину и немного походил взад-вперёд. Мужчина задержался у окна и покачал головой.
– Аня, я сейчас скажу обидные для тебя вещи, но я не могу тебя поставить во главе этого отдела. Ты прекрасный аналитик, ты умище и талантище, но я прекрасно знаю, что вместо того, чтобы сидеть в кабинете, ты будешь скакать по местам происшествий, выезжать на трупы и бегать с шашкой наголо. – Помятин поднял руку, останавливая Анины возражения. – Но также я прекрасно понимаю, что Копоткин – это не вариант. Я его неплохо знаю и поверь, вот ему в бумагомарательстве и администрировании равных нет. Давай так, я сейчас посмотрю, что можно сделать, такие вопросы в шесть секунд не решаются, и на днях тебе позвоню.
– Я могу попросить, чтобы этот разговор остался между нами? – Проговорила Анна, поднимаясь с места.
– Безусловно. – Генерал взял кисть её руки двумя руками. – Поверь мне Аня, я твою просьбу понял. Спокойно работай и жди вестей.
От генерала Анна вышла с двояким чувством, с одной стороны, ей казалось, что она сделала всё правильно, но с другой – чувствовала себя сейчас школьницей, которая не в силах справиться с проблемой и бежит к директору школы. Но сейчас Лисицына и правда не знала, что делать, под её суровой маской всегда прятались сомнения и страхи, а сейчас ей было особенно тревожно, потому что тот, кого она считала давно обезвреженным, сейчас был на свободе. И следующая мысль, которая пришла ей в голову буквально пригвоздила женщину к месту. Она стояла на тротуаре посреди людского потока, её мысли лихорадочно вились вокруг последних событий, и сейчас Лисицына всё видела с другой точки зрения.
Женщина быстро вызвала такси, набросала коллегам сообщение о том, что сегодня её не будет и уехала.
***
Визгликов уже подъезжал к дверям морга, когда увидел сообщение от Лисициной, а следом от Глаши. Он вяло поводил глазами по экрану, покривился и набрал номер Польской.
– Чего тебе?
– Я готова работать. – Прохрипела Глаша.
– Глафира, любое моё возражение вызовет кучу ненужных треволнений с твоей стороны. Поэтому я просто попрошу, чтобы ты долечилась, а потом будешь работать. – Сказал Визгликов.
– Стас Михайлович, я могу работать дома. Я же не прошусь с вами бегать по городу.
– Мне прям спасибо тебе хочется сказать за это. – Вздохнул Визгликов. – Хорошо. Бери на себя сейчас дело Нефёдовых. По ниточке распутывай, заново всё перепроверь. Ты хорошо умеешь это делать, мы уже видели результат. Только давай договоримся, Глаша, – Стас помолчал, – ты не лезешь никуда. Пожалуйста.
– Я точно теперь никуда не полезу. Обещаю. – Глухо проговорила Глаша и попрощавшись повесила трубку.
– А вот в это мне слабо верится. – Визгликов свернул на парковку, втиснул огромный, сверкающий золотистыми граффити внедорожник на свободное место и вышел из машины.
– Фига себе у нас следователи теперь зарабатывают. – Присвистнул бывший коллега Визгликова, выходивший из дверей лаборатории.
– Ага. – Покивал Стас, которому в очередной раз лень было объяснять, чья это машина и как так случилось, что он на ней ездит.
Пройдя по суетливым коридорам морга, Визгликов постучал в дверь Нинель Павловны.
– Можно? – Спросил он, просунув голову.
– Нужно. – Буркнула женщина, не отрываясь от экрана монитора.
Визгликов сел напротив сердито стучащей по клавишам женщины и несколько минут выжидательно на неё смотрел.
– Стас, я не знаю пока, как это объяснить, но все трупы, которые вы нашли в склепе, – Нинель Павловна устало выдохнула и, сняв очки, потёрла переносицу, – короче, все они умерли по естественным причинам. Никаких следов насильственной смерти не обнаружено.
– Я так думаю, мне уволиться нужно. – Не меняя выражения лица, сказал Стас. – Иначе я до старости не доживу.
– Я тоже так каждый раз себе говорю. Но факт остаётся фактом. Все подробные отчёты я сделала, даже лично за своими перепроверила данные. Есть у меня несколько идей, но, – судмедэксперт покачала головой, – проверка анализов требует времени.
– Может причина хотя бы одинаковая у этой естественной смерти? – С надеждой посмотрел на неё Визгликов.
– Нет. Разные. Личности-то хоть установили? Ко мне никакие родственники на опознание не приходили.
Визгликов отрицательно покачал головой.
– Всё Нинель Павловна, как мы любим. Одни вопросы и никаких ответов. Прямо «Что? Где? Когда?», но без знатоков. – Визгликов поднялся. – Забираю отчёты?
– Да, конечно. Я подумала, если ты сам приедешь, будет быстрее. Ну и потом чтобы двести раз с одним и тем же вопросом мне не звонил. И так голова кругом. – Нинель поправила волосы. – У них, Стас, даже повреждений никаких. Гематом, разрывов кожных покровов, внутренних кровотечений, ну хоть чего-нибудь, чтобы могло указать на насильственные действия.
– Болели, может, чем-то одинаковым?
– Нет, анамнез везде разный. Стас, я сама уже голову сломала, заказала до чёрта разных дорогих анализов, некоторые нужно ждать. Найдёте родственников, нужно будет опросить. Я сама с ними пообщаюсь или Надю попрошу.
– Вы, Нинель Павловна, и так мне сотрудника до нервного срыва довели. – Походя сказал Стас, направляясь к двери.
– В смысле? – Нинель Павловна в недоумении воззрилась на него.
– Ну, Надя эта ваша замуж выходит, а Латунин работать не может, сон потерял. Ходит с кислой миной, смотреть тошно, а у нас сами знаете сколько сейчас проблем. – От дверей проговорил Визгликов.
– Ну, во-первых, твой Латунин сама нюня и растяпа. Женщины любят завоевателей, а он всё ждёт от неё каких-то решений. А во-вторых, я что-то не помню, что у меня вывеску на здании с «морга» на «брачное бюро» поменяли. Так что иди отсюда, Стас. – Она пожала плечами. – И потом, опер без страдающего сердца, это как сытый художник, он же будет хуже работать.
– Какая вы коварная женщина Нинель Павловна. Но ход ваших мыслей мне определённо нравится. – Визгликов слегка улыбнулся и развернулся, чтобы уйти.
– Об Андрее ничего не слышно? – Тихо спросила Нинель.
Стас лишь помотал головой в ответ и направился к выходу.
***
Глафира сидела на кухне, завернувшись в халат, ей отчаянно хотелось страдать, но в голове вертелись мысли о работе и никак не давали девушке прийти в нужное состояние. Глаша ещё некоторое время послушала тишину, потом набросала краткое сообщение Кириллу, обследовала недра холодильника, где заботливая мама оставила готовой еды на год вперёд и пошла в кабинет отца, чтобы взять чистые листы бумаги.
Но когда она по привычке протянула руке к старому бюро, то поняла, что здесь пусто. Вокруг вообще было пусто, родители собрали почти все вещи, и большой контейнер уже ждал своей отправки где-то в порту, и сейчас Глаша поняла, что всё происходит на самом деле. Ей почему-то немедленно захотелось позвонить матери, но она себя остановила, потому что так она сделает только хуже. Сейчас нужно было один раз сделать больно, чтобы потом всё встало на свои места и у каждого была своя жизнь.
Звук ответного сообщения от Кирилла вывел Глашу из раздумий, девушка прослушала аудиофайл и пошла в комнату собираться. Через полчаса она уже выбралась из дома и направилась к метро.
– Привет. – Подойдя к Кириллу, проговорила она.
– Привет. – Молодой человек недоумённо посмотрел на неё. – А ты что здесь делаешь?
– Ну ты же написал, что с Латуниным едешь. Вот я решила с вами. – Глаша пожала плечами.
– Глафира. – Твёрдо сказала Кирилл. – Ты с нами не едешь. Я не могу смотреть ещё и за тобой.
– А тебе и не придётся. – Слегка улыбнулась девушка. – Я сама о себе позабочусь.
Бессмысленный разговор затянулся до приезда Латунина, который остановился возле них на служебной машине, нервно просигналил и стал призывно махать рукой, пока его объезжали с левой стороны пылающие гневом автомобилисты. Кирилл махнул рукой и побежал к машине, Глаша заскочила на заднее сиденье, и они покатили в сторону загорода в садоводческое общество, где предположительно был участок у родителей подруги Веселовой.
– Только вот как их там найти. – Вслух сказал Кирилл. – Эти садоводства как гигантские муравейники. Непонятно, кто где.
– А в справке из Росреестра разве нет адреса? – Проговорила Глаша.
– Может и есть, но у них нет никакой загородной собственности. По крайней мере, на них ничего не оформлено.
– Неужели в школе или в опеке номеров родственников нет? – Спросила Глаша.
– Была там бабушка со стороны матери, но умерла полгода назад. – Кирилл поморщился. – Можешь не спрашивать, не было на ней загородной собственности. У них если участок просто по членской книжке оформлен, то мы его никогда не найдём через официальные источники. Нужно только на месте. – Кирилл покопался в телефоне. – Вот одна из женщин во дворе сказала, что у них точно есть дача, однажды мать Юли рассказывала, как у них крышу сорвало. Короче, упомянула. Примерный адрес соседка сказала. Ну и дом у них голубого цвета с белой отделкой.
– Да они могли и квартиру снять. – Проговорил Латунин.
– Не думаю. Все в федеральном розыске, ребёнок запуган, может в любой момент дать сбой, и тогда окружающие обратят внимание. Им нужен кто-то неприметный. Семья Юли идеально подходит. – Ответила Глафира. – Да и новые люди в помощниках, это дополнительные траты и внимание со стороны, а если учесть, о каких деньгах идёт речь, то я не уверена, что Веселова будет рисковать. И потом её мышление довольно линейно, она агресивна и не умеет договариваться. Схватила, угрожает, заставляет… она идёт путём насилия. Эта понятная для Веселовой схема. Она так выросла, в таком кругу общалась.
Через час машина въехала на территорию садоводческого товарищества, и люди, ехавшие на поиски дачи, сразу загрустили. Огромная территория была испещрена квадратами земельных наделов, везде были натыканы дома всех цветов радуги и немыслимое количество дачников трудилось на грядках и сновало по дороге.
– Какие-нибудь дельные мысли есть?
– Да. – Сказала Глаша. – Нужно найти местный магазин. Если они здесь сидят, то наверняка их не отпустят в город за покупками. Народу много, значит, и продуктов нужно много. Можно попробовать с этой стороны зайти. – Глаша открыла дверь и подбежала к остановке, где толпились люди в ожидании автобуса и через несколько минут вернулась. – Здесь три магазина. Поехали, первый прямо по дороге.
В первых двух торговых точках ничего примечательного не было, а в третьем маленьком магазинчике, торчавшем на отшибе и напрочь пропахшем подгнившими овощами, толпилась небольшая очередь. Люди медленно тянулись к прилавку, Глаша рассматривала товары, прислушивалась к разговорам и смотрела по сторонам.
– Тётя Клава, – сказала дородная продавщица женщине, стоявшей перед Глафирой, – Рыбаковым скажите, чтоб долг занесли. У меня завтра учёт. Я уж ругалась, они второй раз должны. Вот хоть пятьдесят рублей, но останутся.
– Я им не указчица. Они не показываются уж третий день. С вечера вроде как были, а днём следующим уже никого. – Проговорила женщина, поправляя панамку. – Дай мне конфет полкило. Лариска хотела вечером зайти чаю выпить и сплетни на хвосте принести.
Глаша быстро вышла из очереди, подошла к Кириллу, стоящему на улице.
– У наших фамилия Рыбаковы?
– Нет. Мельниковы. – Покачал головой Кирилл. – А что?
– Да думала про них речь. – Махнула рукой Глафира.
Девушка вернулась в магазин, подождала, пока очередь рассосётся и подошла к продавщице.