Мария Хомутовская
Лорейн значит чайка
Глава 2. Померанец
Померанец или горький апельсин широко культивируют в соседнем Ситае, в дикой природе это дерево не встречается. Его белоснежные, мясистые и плотные лепестки, а также изящная тычинка выглядят изысканно и нежно. Потому часто цветы померанца вплетают в венок невесты как символ невинности и чистоты.
Арсений Клавдиевич Владимиров «Земли Приморья и их обитатели»
Соленый морской ветер приятно холодил кожу. Лорейн даже было зябко, но уходить с палубы она не спешила – в каюте качка чувствовалась сильнее – лишь плотнее куталась в шаль. Юная леди Бриголь пожирала взглядом безбрежный океан, пытаясь разглядеть приближение суши. Конечно, существовало расписание, но Лорейн путалась в нем из-за смены часовых поясов, и все, что сейчас знала наверняка: они должны прибыть в порт Владивостока до заката. Солнечный диск уже коснулся воды, а впереди не было ни островка.
Морское путешествие не оправдало надежд Лорейн. Так горячо любимый ею океан устроил ей настоящую пытку. Все четыре недели она не могла ни есть, ни спать, ни рисовать, её постоянно мучила тошнота. Эшли твердил, что она привыкнет. Но за все нескончаемые дни на пароходе этого так и не случилось. Плавание проходило для Лорейн как в тумане, из которого она лишь изредка выныривала на поверхность.
Вынужденному быть её нянькой Эшли скоро наскучила эта роль. Он уходил в бар или в казино, предоставляя Лорейн саму себе. А во время пересадки в порту Суэц её горничная сбежала с ританским офицером, оставив хозяйку один на один с бытовыми вопросами. Эшли отыскал на корабле новую прислугу, но это происшествие ещё больше выбило Лорейн из колеи. Она ощущала себя прокаженной, от которой даже слуги бегут в ужасе, чтобы не пропасть навсегда в диких лесах Туссии.
Большую часть времени Лорейн проводила на палубе, где чувствовала себя лучше. А сегодня путешествие должно было наконец завершиться, и ничто не заставило бы Лорейн спуститься в каюту. Она должна была увидеть берег, который станет её домом на всю оставшуюся жизнь!
Ещё раз окинув напряженным взглядом водную гладь, она достала блокнот. Свои зарисовки Лорейн делала в основном на суше: вот их огромный пароход в гавани Ньювасла, вот поезд, на котором они добрались из Порт-Саида в Суэц, вот спокойная морская гладь, а вот огромные волны во время шторма, который задержал их в Батавии1 на два дня. На последнем рисунке была изображена летящая за кораблём чайка. Единственный набросок, сделанный на пароходе, когда они заходили в Гонконг.
Внезапно рядом прислонился к борту Эшли. Лорейн вздрогнула от неожиданности и едва не выронила из рук блокнот. От помощника отца шел явный запах спиртного и табачного дыма, он опять проводил время в баре.
– Вы здорово рисуете, мисс!
Она только покачала головой и, убрав с лица растрепавшиеся пряди, спросила:
– Когда же мы прибудем?
Но Эшли не ответил, он смотрел на неё со странной смесью жалости и веселья:
– Вы не находите, что это очень символично, мисс?
– Что именно? – удивилась Лорейн.
– Чайка – это символ свободы, полета, жизни, в конце концов! По-тусски ваше имя произносится как «Лариса», а это означает «чайка».
Она даже отступила на шаг.
– Ты думаешь меня будут называть «Лариса»?
– Не знаю, наверное, нет, – Эшли перевел взгляд вдаль. – Это зависит от мнения вашего будущего мужа на этот счет.
Лорейн снова ощутила тошноту.
– Даже имя мне будет выбирать он… – горько произнесла она, вцепившись пальцами свободной руки в перила, словно это могло помочь ей удержать свою жизнь в прежней колее.
– По моему скромному мнению оно бы вам подошло, – заметил он.
– А как по-тусски «узница навязанного брака»? – поинтересовалась она. – Такое имя подошло бы мне больше.
– Нет, вы не будете узницей. Даже под пристальным надзором сэра Джереми вы всегда находили способ сберечь свою свободу. Я думаю, вам не о чем волноваться, мисс.
Лорейн благодарно ему улыбнулась.
– Вообще-то Лариса звучит совсем неплохо.
Вдруг вдали показалась небольшая черная точка.
– Чайка! – закричала Лорейн с облегчением. – Берег близко!
– Да, я вижу какой-то островок, – прищурился её собеседник.
Через минуту чайка поравнялась с кораблем и испустила пронзительный крик прямо над их головами. Лорейн не терпелось вновь ощутить под ногами твердую почву, но окончание путешествия сулило и встречу с будущим супругом. Сердце её тревожно сжималось. Их пароходу предстояло миновать ещё множество островов за следующие два часа, прежде чем он войдет в бухту, но именно увидев в воздухе первую чайку, Лорейн отчетливо поняла, как далеко остался дом. Еще одного такого плавания она не переживет, а значит, уже никогда больше не вернется. Слезы закапали на блокнот, и Лорейн поспешила его убрать. Она плакала впервые за время путешествия, но не могла остановиться, пока не ступила на пристань в порту Владивосток.
***
Поздний час не позволил Лорейн и Эшли отправиться в имение Эрдманов немедленно. На ночь они остановились в гостинице, а утром продолжили путь.
Лорейн рассматривала незнакомый город при свете дня. Он производил двоякое впечатление. С одной стороны, главная улица, на которой находилась их гостиница, была широкой и красивой. Ее обрамляли каменные здания с разноцветными фасадами, иногда украшенные колоннами или барельефами в классическом стиле. Золотились купола церквей, пестрели вывески торговых лавок и прочих заведений, цокали по брусчатке копыта лошадей и громыхали колеса экипажей. В воздухе витали ароматы выпечки и утренней свежести.
Но стоило свернуть с центральной улицы, как дорога стала пыльной и узкой и пошла вниз, открывая вид на остальной город. Каменные и двухэтажные деревянные дома были разбросаны на склонах холмов вольготно, без особого порядка, ограниченные лишь ландшафтом. Между ними вились змейки дорог, иногда оканчиваясь тупиком. Где-то дымили трубы. Город выглядел хаотичным и неопрятным.
Лорейн одернула себя, она ожидала и вовсе диких мест, а столица Приморского края оказалась вполне обжитой. К тому же она все равно будет жить не здесь, а в имении Эрдманов, так говорил ей Эшли.
Вскоре их экипаж выехал из города. Дорога стала тряской. Но Лорейн не отрывала взгляда от окна, надеясь заметить свой будущий дом.
Её глазам открывались великолепные виды. Высокие холмы, поросшие деревьями, были словно театральные декорации, обтянутые мягким бархатом. Зеленые ватные возвышенности прорезали рыжие дороги, а иногда за окном проносились разноцветные от цветущих трав поля, фиолетовые, желтые, розовые полосы на которых казались прочерченными по линейке.
– Посмотри, как красиво, Эшли! – не удержалась Лорейн. – Эти холмы выглядят плюшевыми игрушками!
Её спутник усмехнулся.
– Здесь холмы называют сопками, – сказал он. – И они действительно очень красивы.
– Сопки, – покатала на языке новое слово Лорейн.
Ей только сейчас пришло в голову, что теперь придется много говорить по-тусски. Не потому ли отец так строго спрашивал с неё на уроках?
Будто прочитав ее мысли, Эшли сказал:
– Ваш отец просил немного рассказать вам про семью Эрдманов, мисс.
– Что ты имеешь в виду?
Экипаж тряхнуло, и Лорейн крепче вцепилась в ручку на двери, чтобы не упасть с сидения. Но Эшли не обратил на это внимания, а принялся рассказывать:
– Отец вашего жениха, граф Павел Алексеевич Эрдман, получил титул совсем недавно. Прежде он служил в нском полку в чине поручика. Но двадцать лет назад тусский государь решил, что надобно осваивать дальние регионы и поручил активно заселять Дальний Восток. Переселенцам давались льготы, крестьянам – земля, военным – земля и повышение в должности. Эрдман уехал одним из первых. Он дослужился до коллежского асессора и за заслуги в освоении и развитии края ему был пожалован титул.
– Зачем мне все это знать? – спросила Лорейн.
Ей смутно казалось, что лорд Бриголь хотел принизить Эрдмана-старшего перед ней рассказами о его невысоком происхождении.
– Вы же знаете, мисс, как тщательно ваш отец подходит к делам, – пожал плечами Эшли. – Он счел, что чем больше вы знаете о новой семье, тем меньше шанс попасть в неловкую ситуацию. Особенно, если манеры графа Эрдмана или его сына окажутся не столь изысканными, к каким вы привыкли у себя дома.
Усмехнувшись про себя, Лорейн припомнила вспышки гнева, которым был подвержен отец. Распалившись, он мог кричать так, что, кажется, и здесь можно было бы услышать. Такие манеры тусским графам не переплюнуть!
– Также вам следует знать, – продолжил Эшли с видом пастора, читающего проповедь, – что жена Павла Алексеевича умерла вскоре после переселения в этот край. Именно в её честь он назвал усадьбу «Елена».
– А сейчас у него есть супруга? – спросила Лорейн.
– Нет. Он был женат ещё раз, но вторая жена также скончалась. Теперь он живет довольно уединенно, общается лишь с соседями.
Лорейн бросила быстрый взгляд на лес за окном и все же решилась спросить:
– А Роберт?
– Что – Роберт?
– Каков он? Ты знаешь о нем что-нибудь?
Эшли задумчиво замолчал.
– Разве сэр Джереми не показывал вам его фотографию?
Фотографию? Лорейн во все глаза уставилась на спутника, закусив губу.
– Нет. Не показывал, – ровным голосом сказала она.
– Странно, – заметил Эшли. – Неужели Эрдманы даже не удосужились сделать портрет…
Но Лорейн внезапно подумала, что это отец не удосужился его показать. После объявления помолвки он едва ли сказал дочери пару слов. А ей самой и в голову не пришло спросить его о портрете. А может быть, в этой глуши и вовсе не умеют делать фотографии?
– Не нужно волноваться, мисс, – обеспокоенно взглянул на неё Эшли. – Не пройдет и четверти часа, как вы его увидите!
Однако, его слова лишь усилили волнение Лорейн. Она вновь перевела взгляд за окно.
Там мелькали деревья и высокая трава. Внезапно в нескольких шагах от дороги она увидела темный силуэт.
– Кто это там?
– Где? – придвинулся к окну Эшли.
Но человек уже исчез, словно и не было. Лорейн напрасно вглядывалась в заросли.
– Наверное какой-нибудь крестьянин, – заметил её спутник. – Все захотят на вас посмотреть. Не каждый день в эти богом забытые места приезжает ританка!
Он оказался прав. Когда их экипаж въехал на широкий двор поместья «Елена», там уже толпился народ. Все работники и прислуга сбежались посмотреть на прибывшую невесту. Глядя на них в окно, Лорейн предпочла бы никогда не выходить из экипажа. Но стоило лошадям замереть, как дверь распахнулась. Эшли вышел первым и учтиво подал ей руку.
– Пора, мисс!
Чувствуя, как бешено колотится сердце, Лорейн ступила на землю поместья Эрдманов. Бросив взгляд поверх голов собравшейся толпы, она увидела приземистое двухэтажное здание желтого цвета с большими округлыми окнами и белоснежными колоннами у входа. На крыльцо вела мраморная лестница. На самом верху этой лестницы стоял высокий и стройный молодой человек с темными волосами и смотрел на неё с откровенной ненавистью во взгляде.
Лорейн едва не отшатнулась. Но чужое прикосновение заставило её отвлечься. Её взял за руки невысокий округлый мужчина с залысинами на крупной голове.
– Здравствуйте, моя дорогая! – произнес он по-ритански с сильным акцентом. – Я рад видеть вас!
– Спасибо! Я тоже счастлива с вами познакомиться! – ответила Лорейн по-тусски, немного смущенная неожиданным прикосновением.
К счастью, услышав родной язык, он улыбнулся с явным облегчением, отпустил ее и продолжил знакомство на тусском:
– Меня зовут Павел Алексеевич. А это мой сын Роберт.
Но ещё до того, как граф Эрдман указал на молодого человека, который успел уже спуститься по лестнице, Лорейн с ужасом поняла, что он и есть её жених. Сейчас его лицо не выражало столь сильных чувств, он равнодушно глядел куда-то сквозь неё.
– Рад встрече, – холодно бросил он, склонив голову в приветствии.
– Я тоже рада! – в смятении пролепетала Лорейн.
Радости в их знакомстве, однако, не было ни на грош.
Роберт чопорно обронил:
– Прошу вас в дом!
И первым стал подниматься по лестнице.
– Идемте, идемте! – поддержал его Павел Алексеевич.
Гости и хозяева направились следом. Лорейн ничего не оставалось, кроме как созерцать неестественно прямую спину своего жениха и вьющиеся темно-русые волосы на затылке. Ей пришло в голову, что он не особенно старше неё. И хотя она не ожидала мгновенной симпатии между ними, столь холодный прием её огорошил.
Позади шел Павел Алексеевич и что-то тихо обсуждал с Эшли.
Пройдя сквозь широкие двери, Эрдман-младший обернулся и замер, заложив руки за спину в ожидании остальных.
Павел Алексеевич сразу засуетился:
– Роберт, ты не мог бы показать своей невесте, где она может отдохнуть?
– К сожалению, я сейчас занят, – заявил тот, – и должен вас покинуть.
И он быстрым шагом удалился по коридору. Павел Алексеевич смотрел ему вслед, поджав губы, а затем обратился к Лорейн:
– Простите, милая Лора – если разрешите вас так величать – у нас ещё не закончены приготовления к церемонии. Роберт позаботится о них. А вам нужно передохнуть с дороги!
У Лорейн голова шла кругом от множества тусских слов, но она изо всех сил старалась не утратить нить разговора.
– Даша покажет вам комнату, – заключил Павел Алексеевич.
Вперед вышла дородная женщина лет тридцати с простоватым рябым лицом и крепкими руками. Лорейн подумала, что ей больше подошла бы работа на кухне. А может быть, её оттуда и привели к ней? Впрочем, выбирать не приходилось, ведь её горничная осталась дома.
В комнате Лорейн растерянно села на кровать. Холодность Роберта напугала её. Он ведь её совсем не знает, откуда такое пренебрежительное отношение? Тот первый его взгляд рождал у неё дурное предчувствие.
Но скоро Лорейн стало не до мыслей о женихе. Уже через час та же самая горничная заявилась к ней и принялась готовить к свадьбе: мыть причесывать и наряжать. Вокруг завертелась такая суматоха! Все твердили, что до церемонии мало времени, Павел Алексеевич развил бурную деятельность, а Эшли объяснил, что по условиям договора лорда Бриголя и графа Эрдмана венчание должно состояться в день прибытия невесты. Лорейн не понимала, к чему эта спешка, она чувствовала себя куклой в чужих руках. Еще не успев прийти в себя после долгого путешествия, она уже должна была встретиться с женихом в церкви.
***
Кружевная вуаль на лице мешала смотреть вокруг. Голос священника, или, как его здесь называли, батюшки, гулко разносился под сводами часовни. Справа, прямой, точно проглотил кочергу, стоял Роберт. Взгляд Лорейн то и дело обращался к нему, но, не поворачивая головы, кроме свечи в его руке, такой же как у неё, ничего разглядеть не удавалось. Поэтому Лорейн любовалась иконостасом за спиной священника.
Прямо на неё смотрела с иконы Богоматерь. Лицо её показалось Лорейн молодым, полным спокойствия и невероятно красивым. Она словно говорила: «Будет нелегко, но такова жизнь». Почему-то от этого Лорейн становилось легче на душе.
Ведь на самом деле она вошла под своды храма с тяжелым сердцем. При новой встрече Роберт едва взглянул на неё. Даже сейчас он стоял, словно нарочно не касаясь её ни локтем, ни плечом. Но и прямо спросить его, в чем дело, ей не хватало духу. Мелькнула даже малодушная мысль сбежать, но отец ни за что не примет её обратно, а остаться одной в чужой стране без средств к существованию было смерти подобно… К тому же если она откажется от свадьбы, то навлечет позор на всю её семью.
Из задумчивости невесту вывели слова батюшки, обращенные к жениху:
– Имеешь ли ты, Родион, намерение доброе и непринужденное и крепкую мысль взять себе в жены Ларису, которую здесь пред собою видишь?
– Имею, честной отче, – отчеканил Роберт.
Лорейн слегка удивилась, что его церковное имя тоже отличается от настоящего. А батюшка уже продолжал:
– Имеешь ли ты, Лариса, намерение доброе и непринужденное и крепкую мысль взять себе в мужья Роберта, которого здесь пред собою видишь?
Лорейн ощутила, как забилось раненой птицей сердце. Она должна отвечать! Она не может отказаться. И несмотря на злой взгляд Роберта, на страх, на желание вернуться домой, на все свои сомнения, ей придется сказать «да». Иного не дано.
– Имею, честной отче, – едва слышно прошептала она.
Но батюшка её услышал.
– Благословенно Царство… – затянул он.
Лорейн стояла ни жива ни мертва. Она солгала перед Богом. Связала себя с человеком, которого не только не любит, а даже не знает. На глаза навернулись слезы, и сейчас она порадовалась, что лицо скрыто вуалью.
Но служба продолжалась, а Дева Мария смотрела с таким пониманием, и постепенно Лорейн взяла себя в руки.
Лишь в конце церемонии её ждал ещё один особенно волнующий момент, когда мужская рука откинула вуаль, и перед ней оказались голубые глаза Роберта. Он коснулся губами её губ. Но то был не настоящий поцелуй, лишь официальное прикосновение. С ужасом Лорейн подумала, что и первая ночь может оказаться такой же бесчувственной. Она прочла достаточно женских романов, чтобы знать, что при отсутствии любви ночь с мужчиной может обернуться кошмаром.
Муж взял её под руку, и они вышли из церкви, осыпаемые зерном и поздравлениями.
К счастью часовня находилась на территории поместья, им вместе с гостями не пришлось ехать в город для венчания. Теперь же все спешили через сад в дом, чтобы угоститься праздничным ужином.
Роберт шел вперед широкими шагами. Он держал Лорейн за руку, но она не ощущала этого прикосновения. Его рука не была горячей или даже вспотевшей, а словно бы неощутимой и невесомой. Лорейн хотела что-нибудь сказать, чтобы разрушить стену молчания между ними, но не находила слов. Она лишь старалась не отстать от его шага. После пережитого волнения и длинного путешествия она страшно устала и хотела просто, чтобы этот день поскорее закончился.
Едва молодые ступили в холл, гости стали поздравлять их и дарить подарки. Незнакомые имена смешались в голове у Лорейн, ей оставалось лишь улыбаться и благодарить. Роберт делал то же самое, иногда в какой-то преувеличенной насмешливой манере, отчего ей становилось не по себе.
Наконец, все прошли в большой зал, пышно украшенный цветами, где были накрыты к ужину длинные столы. Только усевшись вместе с Робертом во главе одного из них, Лорейн поняла, насколько проголодалась. Но не успела она взяться за вилку, как Павел Алексеевич поднял бокал и громко сказал:
– Поздравляю дорогих Роберта и Ларису! Совет да любовь!
Он сделал глоток из бокала и вдруг нахмурился.
– А вино-то горькое! – заявил он с хитрым блеском в глазах. – Горько!
Гости тут же подхватили:
– Горько! Горько!
Лорейн ничего не понимала. Что случилось с вином? В растерянности она взглянула на мужа.
Роберт нахмурился и громко сказал, почему-то по-бранцузски:
– Не устраивай балаган, папа! Она ританка и не знает наших обычаев.
Гости притихли.
Ощутив ужасную неловкость от того, что Роберт говорит о ней в третьем лице, Лорейн закусила губу. Щеки против её воли залила краска. Очевидно, он думал, что она не знает бранцузского.
– Оставь это, Роберт! – отвечал по-тусски Павел Алексеевич, бросив взгляд на Лорейн. – Ты смущаешь милую Лору.
– Это я-то смущаю? – возмутился жених.
Неожиданно на ноги поднялся Эшли со своим бокалом.
– Какая любопытная тусская забава, – сказал он по-бранцузски, – проверять у гостей знание языков! Вы не находите, мадам Лорейн?
Покрасневшая невеста сказала, ни на кого не глядя:
– Нахожу, мсье Эшли. А ещё я не знала, что в Туссии свадьбу принято называть балаганом.
Она тут же прикусила язык, но дерзкие слова уже сорвались, выдав её обиду.
Павел Алексеевич чуть смутился, но ответил на тусском:
– Извините, бранцузский моего сына не очень хорош. Он хотел сказать «традиция», а не «балаган». По нашей традиции, если кто-то из гостей кричит «Горько!», жених и невеста должны поцеловаться.
Лорейн не то что целоваться, даже смотреть сейчас на Роберта не хотелось. Поэтому она обрадовалась, когда граф Эрдман добавил:
– Но я уже понял свою ошибку. Дадим молодым время освоиться в новой роли.
Гости принялись за еду и выпивку, а Лорейн смотрела в тарелку невидящим взглядом. Она думала, что Роберт извинится, но он ел и словно вовсе её не замечал.
Прием шел своим чередом. Гости пили за супругов Эрдман, все реже поглядывая в их сторону. Через некоторое время Роберт встал и направился за другой стол, где молодые люди, похоже его друзья, от души хохотали. Однако Павел Алексеевич перехватил его, и после короткой, но бурной, беседы Роберт вернулся к Лорейн. Её происходящее не радовало. Очевидно, что её муж был против этого брака. И она совершила огромную ошибку, приехав сюда.
Лорейн кусок в горло не лез, она хотела бы уйти. Единственное, что её удерживало в зале, – это предстоящая брачная ночь. Внутри все сжималось при мысли о ней.
Музыка звучала, блюда сменялись, а празднество становилось все более буйным. Гости пели песни, танцевали и смеялись. Лишь жених и невеста не участвовали в общем веселье. Лорейн лениво ковыряла кусок пирога, а Роберт опрокидывал один бокал с вином за другим.
– Вы не желаете десерт? – его приятный бархатистый голос вывел её из задумчивости.
Лорейн подняла глаза от тарелки. Роберт смотрел на неё с вежливым любопытством.
– Я уже сыта.
Неожиданно он тоже отложил вилку и обвел взглядом зал.
– Полагаю, нам уже можно уйти, никто все равно не заметит.
С этими словами он встал, так и оставив недоеденный пирог. Лорейн тоже поднялась. Сидеть здесь одной было бы совсем глупо.
Едва дверь зала закрылась за спиной, как супругов окутала оглушающая тишина. Лорейн с облегчением потерла виски.
Несмотря на большое количество выпитого, Роберт довольно твёрдо держался на ногах. Он деловито взял её под руку и повел на второй этаж.
Молчание затягивалось петлей на шее Лорейн. Наконец, она не выдержала и сказала:
– Я знаю, помимо родного ританского, тусский, бранцузский и немного хинди. Если вы хотели, чтобы я ничего не поняла, стоило говорить на ситайском.
Роберт даже не взглянул на неё.
– Я прошу прощения, если обидел вас. Но идея отца заставлять нас целоваться была не лучше.
«Я так противна вам?» – хотела спросить Лорейн, но не решилась.
Их уже ждали. Перед дверью её комнаты сидела та же рябая горничная. Её имя вылетело у Лорейн из головы. Прежде, чем передать жену ей на попечение, Роберт слегка поклонился, будто Лорейн была особой королевской крови. Её эта чопорность только пугала.
Вскоре горничная терпеливо распутывала волосы невесты после невообразимой прически, которую сама же соорудила на её голове несколько часов назад. Нужно отдать ей должное: с волосами женщина обращалась удивительно бережно и при этом уверенно, не дергая лишний раз, но и делая свое дело. Лорейн безучастно смотрела на её сосредоточенное простоватое лицо, а затем перевела взгляд на туалетный столик, где лежал уже снятый с головы венок с цветами померанцевого дерева. Такие надевали невесты в Ритании, но традиция перекочевала и сюда. Белые цветы означали невинность и чистоту. Дрожь пробегала по телу Лорейн при мысли, что ей предстоит распрощаться с ними в объятьях холодного и отстраненного Роберта.
Наконец причесанные каштановые локоны легли на плечи. Роскошное белое платье отправилось в шкаф, а его место заняла ночная сорочка из чистейшего ситайского шелка.
– Здесь дверца есть, сударыня, – показала служанка на незаметно слившуюся с цветочными обоями дверь.
– Куда она ведет? – удивилась Лорейн, не ожидавшая, что придется куда-то идти.
Разве муж не должен навестить её в спальне?
– Там для вас приготовлена общая спальня, – пояснила горничная. – Павел Алексеич кровать из самого Питербурха заказывал!
Замирая от волнения, Лорейн повернула латунную ручку.
Размером соседняя комната была похожа на её спальню. Но большую часть пространства занимала необъятных размеров кровать с балдахином, очевидно, та самая, из Питербурха. Остальную обстановку составляли ситайская ширма и низкий столик, заставленный цветами. Над изголовьем кровати тоже шла гирлянда из померанцевых цветов.
Роберта не было. Лорейн не верила, что он мог переодеваться дольше неё. Наверное, он не застал её и ушёл. Что же ей делать? Дожидаться его или вернуться к себе?
Лорейн присела на кровать. Она была так велика, что они вдвоем могли бы затеряться на ней и никогда не встретиться. И Лорейн бы это устроило.
Но не успела она об этом подумать, как в противоположной стене открылась дверь, и вошел Роберт. С видом лорда, обозревающего свои владения, муж оглядел спальню. Взгляд его остановился на Лорейн. Она ничего не могла с собой поделать – вскочила и внутренне сжалась в комок.
Роберт приближался быстро и решительно. Похоже, он хотел покончить с этим важным делом побыстрее. Такой подход совсем не обрадовал Лорейн.
Замерев в двух шагах, он произнес:
– Лора, я бы хотел сделать вам предложение.
– Предложение? – кажется, её голос почти не дрожал.
Он заложил руки за спину.
– Я вижу вас сегодня впервые. И вы меня тоже. Не будет ли разумно, привыкнуть друг к другу какое-то время? И не торопить события.
Услышав это, она готова была броситься ему на шею. Неужели, она ошиблась в нем, и на самом деле ей достался чуткий и внимательный молодой человек, который ведет себя, как истинный джентльмен?
– Я с вами согласна, – ответила Лорейн, сразу ощутив себя спокойнее.
– Хорошо, – промолвил он. – Покойной ночи!
И таким же быстрым деловым шагом он удалился, а Лорейн поспешила вернуться к себе.
Её дожидалась горничная, которая тут же вскочила:
– Желаете освежиться, сударыня?
– Ничего не нужно, – бросила Лорейн, залезая под одеяло. – Мы обо всем договорились.
Но перед тем, как провалиться в желанный сон, её сознание пронзила ужасная мысль.
Не было никакого благородства.
И дело не в джентльменских привычках Роберта.
Она просто не понравилась ему!
