Жил человечек на луне,
На луне, на луне,
Жил человечек на луне,
Его звали Эйкин Драм…
…и вовсе не так, и вовсе не на Луне, а на Марсе, кто же на Луне живет, вы сами подумайте, как там жить вообще, там даже атмосферы нет, а вот на Марсе есть. Вот на Марсе и живет Эйкин Драм, да только разве песенку переспоришь, знай, поет свое —
Жил человечек на луне,
На луне, на луне,
Жил человечек на луне,
Его звали Эйкин Драм…
Не f а th.
Не f а θ.
Не a:f а half.
На светский прием необходимо чуть-чуть опоздать, чтобы показать себя занятым человеком. Осталось только понять, жив ли этот обычай, или уже нет, и во сколько нужно приходить, минута в минуту, или чуть-чуть опоздать, знать бы еще, сколько это – чуть-чуть.
Знакомиться с другими людьми можно только через третьих лиц… понять бы еще, где прикажете взять этих третьих лиц, если никого не знаешь.
Руки следует вынимать из карманов, а вот что делать, если карманов нет, об этом в книжке по этикету ничего не сказано. Сначала в чашку положить сахар, потом лимон, или нет, наоборот, сначала лимон, потом сахар, когда пьете чай, взгляд должен быть направлен в чашку, то есть, сначала положить сахар, потом лимон, потом взгляд, или нет… Глупый, глупый Эйкин Драм, опять все перепутал. А ведь о самых главных вещах не пишут ни в каких книгах, самые главные вещи узнают по мимолетным жестам, по едва различимым интонациям, по тончайшим переменам в выражении лица…
Большое спасибо, – говорят Эйкину Драму.
Эйкину Драму везде говорят – большое спасибо, и все, и можно идти дальше в никуда по бесконечным – требуется, требуется, требуется, выслушивать очередные благодарности…
Эйкин не выдерживает, что-то прорывается изнутри, спрашивает – само, спотыкаясь о f там, где должны быть th и θ:
– Будьте любезны, скажите мне… что именно я сделал не так?
Глупый, глупый Эйкин, вот теперь окончательно все испортил, потому что о таких вещах не спрашивают, о таких вещах не говорят, о таких вещах даже не знают, их чувствуют на каком-то подсознательном уровне, который невозможно даже ощутить, только уловить его мимолетное дыхание…
– Простите?
Эйкина переспрашивают, Эйкину дают шанс исправить хотя бы этот невыносимо неловкий момент, вежливо откланяться и уйти. Драм чувствует, как что-то против его воли прорывается откуда-то из ниоткуда, спрашивает…
– …почему вы мне отказали?
– Простите? – снова спрашивают люди по ту сторону стола, – но вы приняты.
Сердце кувыркается несколько раз, падает куда-то в никуда, нет, это неправильно, они должны отказать, потому что всегда…
– Будьте любезны, взгляните… – Эйкину Драму показывают фотографию, Эйкин Драм уже готовит какие-то вежливости, чтобы объяснить, что первый раз видит это лицо на фото.
– Пожалуйста, уважаемый мистер Драм… вы найдете…
Эйкин хочет спросить – где найдет, понимает, что спрашивать здесь не положено, надо просто искать.
– Да, сэр, – говорит Эйкин Драм.
– Пожалуйста, уважаемый мистер Драм, – на стол ложится что-то хитромудрое, Драм успевает заметить тончайшую иглу и ампулу с чем-то прозрачным и пугающим.
Драм хочет спросить, зачем, понимает, не спрашивает, здесь не положено спрашивать, здесь надо понимать.
– Будет исполнено, сэр.
– Мы премного вас благодарим. Беседа с вами доставила нам большое удовольствие…
Жоакину страшно.
Жоакин видит океан
Живой.
Настоящий.
Жоакин боится, Жоакин никогда в жизни ничего подобного не видел, это не как на картинках, и не как на фото, и даже не как на видео, видео не обдает потоками воды, не сбивает с ног, не утягивает вязким песком куда-то в никуда. Океан на фото не бросается на людей со всех ног клочьями пены, не обдает мелкими солеными брызгами – и только сейчас Жоакин понимает, что утопить читателя будет не так просто, как он мечтал, что любой читатель сам Жоакина на тридцать три раза утопит…
Жоакин оглядывает пляж, ищет читателя, наступает на что-то с хрупом раскалывающееся, а, это кокос, только пустой уже. Сейчас бы такой же, только полный, из которого можно пить по глотку, – вон они продаются через улицу, увенчанную пальмами. Жоакин колеблется, Жоакин все-таки переходит улицу, покупает кокос, улыбается девушке за прилавком, потягивает чуть сладковатуб прозрачно-белесую муть.
Выискивает.
Высматривает.
Может, здесь, на пляже, а может, здесь, в волнах, где устроились люди с досками наперевес ловить волну. Волна не ловится, волна встает на дыбы, сбрасывает незадачливых седоков. Нет, не то, читателя среди них нет, и среди вот этих, поющих в караоке, Просто… просто… свела меня с ума ты… как хотел я…
…нет, не то.
Жоакин оглядывает подступающие сумерки, ветер подхватывает что-то бумажное, готовое сорваться со стены, несет по улице, Жоакин успевает увидеть знакомые слова – vaga, Marte – о, дьябло-дьябло-дьябло…
Жоакин срывает бесконечные вага, вага, вага, рвет на мелкие кусочки, выхватывает из рук неприметного человечка, уже готового позвонить по номеру, указанному в листовке…
– Нао-нао-нао!
– Во де… во де…
Жоакин шарахается в сторону, этот китаец здесь откуда взялся, а ведь взялся же, прижимает к себе листок, не хочет отдавать, работы нет, что ли, уже на любую согласен. Жоакин волнуется, Жоакин не знает, как объяснить, сколько всего нужно объяснить, чтоб бывает с теми, кто ведётся, кто соглашается, кто бросает все, вернее, бросает ничего, потому что вот у этих, спящих на улице, ничегошеньки нет, видавшие виды подушка и одеяло на островке безопасности. Как им объяснить всем, всем, всем, что там, где им обещают молочные реки, кисельные берега, на самом деле ничего нет, каторжный труд где-то нигде, откуда никто не выбирается живым.
– А вы, уважаемый Жоакин? Вам повезло выбраться?
Ну да, если это можно назвать – повезло… начался какой-то международный скандал, Террено де Феверио обвиняли в использовании рабского труда… на нашу шахту обрушились с проверкой, хозяина к стенке, нас всех освободили, наобещали златые горы и реки, полные вина, в газетах повсюду жалобы непонятно от кого, а-а-а-а, эти бывшие рабы все себе забра-а-али, нормальному человек на работу не устроиться. Только в реальности получается с точностью до наоборот, как скажешь, что оттуда, из рабства, сразу же кислые мины – мы вам перезвоним…
– О, – повторяет китаец, – о… о…
Тащит Жоакина куда-то никуда, бормочет что-то вообще не пойми на каком языке, вы этого так не оставляйте, вы пойдемте, мы в газету все это напишем, это сенсация будет, что там на самом деле делают с теми, кого увозят к звездам прочь от родной земли…
Жоакина тянут куда-то, Жоакин позволяет себя тянуть, Жоакин заходит в неприметный дом, меньше всего похожий на редакцию газеты, еще оборачивается, еще хочет сказать, что, должно быть, ошиблись – кода огненная вспышка разрывает грудь, одежда наполняется горячим, липучим, красным, рубашка же белая, как можно, и падать нельзя на песок, рубашка же белая, белая, белая, чер-р-рт…
– Ой, здравствуйте, здравствуйте, извините за опоздание, такие пробки, такие пробки… Ну что я за книга такая пропащая, на важную встречу и то опоздала, стыд мне и позор!
– Что вы, что вы, уважаемая Книга, вы пришли вовремя, это с часами что-то не то.
– О, узнаю старую добрую английскую вежливость, как приятно!
– Позвольте вас угостить, уважаемая Книга… что бы вы предпочли?
– Ой, даже не знаю… А что вообще едят или пьют книги? А они вроде бы ничего не едят и не пьют…
– О, простите мою бестактность, совсем забыл… отличная погода сегодня, не правда ли?
– Отличная? А я вся промокла, пока сюда добралась, такой дождь…
– Ну вот, опять я сказал что-то не то…
– Ничего, ничего, это мне надо было взять с собой зонтик… хотя… разве бывают книги с зонтиком? А вы случайно не видели хоть одну книгу с зонтиком?
– Честно признаюсь, нет…
– Уважаемый Драм, вы читали столько книг по этикету, быть может, там написано, можно ли книге носить зонтик?
– Стыдно признаться, но я не встречал ничего подобного… должно быть, я просто читал недостаточно книг.
– О, это, должно быть, я спросила что-то не то… Что поделать, ничегошеньки-ничего я не знаю… Уважаемый… мистер Драм… простите, что отнимаю ваше драгоценное время… я просила вас о встрече… чтобы договориться с вами… быть может… у вас есть какая-нибудь заветная мечта, что-то такое, что бы вы хотели… ну вы же понимаете, что вы мой персонаж, и я могу сделать для вас все, что вы пожелаете…
– Я так полагаю, что должен буду что-то сделать взамен?
– Ой… да, я хотела бы попросить вас… не трогать читателя.
– О да, я вас прекрасно понимаю… я понимаю ваше желание уберечь читателя… однако… вы же понимаете… это… мой единственный путь в высшее общество…
– Так вот в чем дело! Ну, конечно же… уважаемый мистер Драм, считайте, что вы уже там!
– Уважаемая Книга… Я никогда в жизни не позволю себе вмешиваться в вашу сложейшую работу… но позвольте заметить, лично я бы спрятал читателя где-нибудь в Соединенном Королевстве, и отправил бы персонажа по его следам… чтобы персонаж остался там насовсем…
– Ой, какой вы молодец, честное слово! Ну, это прямо так здорово, что у меня герой получился умнее, чем я сама! Огромное вам спасибо за подсказку, я именно так все и сделаю!
– Честное слово, для меня это величайшая честь, право же, я даже недостоин, чтобы мои более чем скромные идеи были замечены моей создательницей…
– Ой, не скромничайте, такого умного джентльмена еще поискать… что же, я отведу читателя в Норич, а вы поедете за ним…
…все в порядке, уважаемый читатель, я знаю, как Вас спрятать от них ото всех. Мы сейчас с Вами отправимся в Великобританию. Нет-нет, про визу даже не беспокойтесь, я вам все сделаю, я же Книга, для меня нет ничего невозможного. Я вам и гостиницу хорошую подберу, чтобы в историческом центре, и чтобы пять звезд, я вам и погоду хорошую сделаю, вам все понравится…
Норич, говорит себе Драм.
Норич.
Осторожно открывает футлярчик с чем-то причудливым, состоящим из иглы и ампулы, смотрит. Не менее осторожно открывает фото на телефоне, тоже смотрит.
Норич, говорит себе Драм.
Где-то за городом где-то нигде вешает на стену распечатанное фото, бросает дротики – один, два, десять, бьет без промаха…
…оба замирают, сжимают оружие, смотрят друг на друга, растерянно, настороженно…
– Э-э-э… ду ю спик инглиш?
– Йес… а й эм… Энд ю?
– Йес… ай эм…
Оба смеются, почти истерически.
– Вер ар ю фром?
– Марсвилл.
– О, Марсвилл, вери файн сити…
– Ар ю фром Кристбург?
– Но, ай, м фром Марск.
– О, вери файн Марск, – поднимает вверх оба больших пальца.
– Уот из ю нейм?
– Оля.
– Э-ээ… вот?
– Оля.
Лиса не верит себе, не понимает, как это парня зовут Оля, а ну да, вообще, бывает такое, что за границей женские имена становятся мужскими, и наоборот, девушку какую-то Мишей звали, так что нормально все…
– Энд ват из ю нейм?
– Василиса.
– Велл?
– Май нейм из Василиса.
– Велл?
– Ва-си… э-э-э… Лиса. Лиса.
– О, Льи-са… файн…
– Лиса… Фокс… – прикладывает к голове два пальца, как уши, смеется. Спохватывается, показывает на телефоне фотографию, – ай хант… неу ю вис мэн?
– Уау! Ай хант вис мэн туу!
Стоят. Выжидают. Зорко смотрят на дорогу, по которой идут все какие-то не те…
– Марсвилл… Бьютифул… Мартиан Кроникл… Бредбери… – поднимает вверх большие пальцы.
– Велл?
– Бредбери… Мартиан Кроникл…
– Велл… деар Ли-са… Во из Бредбери?
– Донт ю ноу Бредбери?
– Сорри, ай, м нот…
– Плиз, – листает телефон, выискивает книгу, – Мартиан Кроникл… бьютифул… вери бьютифул…
– …Здравствуйте, дорогие подписчики, с вами снова канал Олли-Олли и я, его ведущий, Оливер Оливет. Сегодня я расскажу вам про удивительного писателя Рея Бредбери и его замечательную книгу «Марсианские хроники»…
…Эйкин выходит из портала, смотрит на дорожный указатель, Норидж, сколько-то там километров.
The man in the moon
Came down too soon
To inquire the way to Norridge;
Человечек с Луны
Упал с вышины
И ветер занес его в Норич…
И все неправильно, и все не так, и ни с какой не с Луны, а с Марса, и не Норич, а Норидж. Эйкин торопится по шоссе, Эйкин уже знает, что читатель прячется где-то там, в маленьком городке, где разноцветные фасады смотрятся в зеркало реки, а между домами притулилась арка, ведущая к изящной церкви, чьи тончайшие линии подобны струнам, кажется, тронь их – и услышишь мелодию.
Эйкин еще раз придирчиво оглядывает самого себя, да точно ли похож, да точно ли выглядит, как надо – вроде все при всем, начищенный до блеска цилиндр, лайковые перчатки, твидовый пиджак, часы-луковица на цепочке, все, как надо. Осторожно идет по берегу реки, в которую свешиваются зеленые побеги чего-то там, переходит мост, шагает по узкой улице. Снова и снова пробует на языке – добрый день, отличная погода, не так ли? Повторяет, чтобы звучало как надо, звук в звук, нота в ноту, тончайшие интонации, одергивает губы, чтобы раскрывались точнехонко как надо, ни шире, ни уже, чтобы язык замирал на небе точнехонько где надо, тпр-ру, стоять, Эйкин мысленно пришпоривает язык, чтобы гарцевал как вышколенный.
Драм замирает, когда видит юную леди в конце переулка, леди торопится куда-то, на ходу допивая кофе, смотрит на часы на стене, черт, черт, черт, скорее-скорее догнать ускользающее время. Эйкин думает, насколько вежливо будет заговорить со спешащей леди, в учебниках по этикету ничего об этом не сказано, да об этом и не пишут в учебниках, это узнают сами, – по мимолетным жестам, интонациям, едва различимым переменам в выражении лица, каким-то ускользающим нюансам, которые даже почувствовать толком не получится.
И все-таки Драм пробует – хотя тут же корит себя за это, – кланяется, снимает шляпу, говорит как можно вежливее:
– Добрый день… Отличная погода сегодня, не так ли?
Глупый, глупый Драм, все испортил, какой день, время же еще без пяти полдень, без пяти день, значит, утро еще, а он ляпнул про день. Вот и испортил все на свете, вот леди и завизжала в голос, уронила кофе, кинулась куда-то прочь, только кеды мелькают по мостовой…
Драм думает, надо ли подбирать стакан уже без кофе, чтобы вернуть его леди, вроде стаканы эти одноразовые, значит, нужно выбросить в пластиковые отходы, чтобы сохранить планету для будущих поколений, или нет, к мусору на улице прикасаться нельзя, это дурной тон, или… глупый, глупый Эйкин, ничего не знает, а туда же, в высшее общество…
Драм видит двух джентльменов в полицейской форме, Драм приподнимает шляпу, кланяется, спрашивает как можно вежливее:
– Доброе утро! Не будете ли вы так любезны подсказать мне…
И опять – глупый, глупый Драм, какое утро, ведь стрелка уже коснулась двенадцати. Вот и опять все испортил глупый Эйкин, вот полицейские уже стреляют в Эйкина, подбили одну ногу треножника, Эйкин с трудом удерживается на двух, падает, когда подбивают вторую ногу, замирает, когда пуля навылет пробивает голову. Еще дергает щупальцами, бьется в конвульсиях на разбитом треножнике, не понимает, что он сделал не так, чем не сошел за своего, может, все-таки где-то произнес f вместо th или где-нибудь недостаточно четко произнес t, или все-таки надо было подать леди оброненный кофе… английский язык разливается во рту горечью крови…
…такую почувствовал горечь…
…осмотритесь, уважаемый читатель.
Как следует осмотритесь, я вас умоляю, будьте осторожны, честное слово, я не знаю, где ваши преследователи, они могут оказаться где угодно. Идите – тихонечко-тихонечко, вам, главное, добраться до гостиничного номера, эту ночь можете чувствовать себя в безопасности, а там что-нибудь придумаем, знать бы еще, что. Эх, пропащая я книга, пропащая, другие книги водят своих читателей по удивительным мирам, помогают сражаться со злодеями и чудовищами, а я даже с собственными городами совладать не могу, они у меня вытворяют, что хотят. Ну, вы меня извините, я книга начинающая, я только пробую и ошибаюсь, я обязательно выучусь еще через пару-тройку читателей, обяза…
…что?
Ой, да… извините… стыдно сказать… не только Вы читаете меня, есть еще несколько читателей, которые меня читают… вернее, были… им повезло меньше, чем Вам… двоих убил Эйкин Драм, троих Мортен, девушку одну Жоакин отравил… Но нет, нет, я не позволю, чтобы с Вами что-то случилось… то же самое я говорила и остальным, и не уследила, не сберегла…
Вот что я думаю… может… может, вам объединиться с другими читателями? В конце концов, это ваша общая проблема, вместе что-нибудь придумаете, бросьте там клич по соцсетям…
Ой, извините, опять я отвлеклась. Оглядитесь хорошенько, и идите в номер, спрячетесь до утра…
…вот черт…
Извините, честное слово, я не знала, что Олли здесь, пропащая я книга, за собственными героями уследить не могу. Да ничего вы уже не сделаете, через какие-то доли секунды он выстрелит, и все…
У Олли в кармане звякает телефон, Олли держит вас на мушке, смотрит, что там на экране, даже под прицелом вы посмеиваетесь про себя, что за поколение, минуты без телефона не может… Олли опускает оружие, улыбается во все сто тридцать два, показывает вам что-то на своем экране, успеваете только прочитать адрес какой-то медиакомпании, здравствуйте, нас заинтересовал ваш канал… Олли хлопает вас по плечу, говорит что-то одобряющее, снова улыбается во все сто тридцать два, уходит.
Слушайте, я и сама не верю, что у меня так здорово получилось, теперь он от вас отстанет, вот он уже звонит, контракт расторгать будет с этими, которые вас заказали…
– …а с вами снова мой канал Олли-Олли и его бессменный ведущий – Оливер Оливетт! И вы не представляете, какое величайшее историческое поручение выполняет сегодня ваш бесстрашный Олли-Олли! Вы не поверите – именно сегодня мы узнаем, что именно наш город, наш Марсвилль станет столицей столиц, истинным властелином Марса! Для этого, правда, придется пойти на довольно рискованный шаг, добраться до города будущего, узнать, какой именно флаг развевается над столицей столиц… то есть, что я говорю, что значит, какой, ну разумеется, звездно-полосатый, как будто могут быть варианты!
(__________) в кафе (_____________)
– Уважаемый читатель… – Мортен подходит к Вам, протягивает руку с легким поклоном, – прежде всего мы хотели бы извиниться перед вами за преследование… Вы же сами понимаете, Ваши знания о будущем могли привести к необратимым последствиям…
Что скажете, уважаемый читатель?
Сомневаетесь? Не доверяете? Я Вас прекрасно понимаю, уважаемый читатель, я бы вот тоже засомневалась, может, это они специально говорят, чтобы Вас куда-нибудь заманить и с вами расправиться. Хотя нет, если бы они с Вами расправиться хотели, Мортен Вас бы уже застрелил, а не распинался бы тут перед Вами в извинениях…
Быть может, Вам удобнее будет поговорить где-нибудь в более подходящем месте…
Соглашайтесь, уважаемый читатель, Мортен подберет Вам какое-нибудь уютное кафе на последнем этаже какой-нибудь башни, откуда как на ладони виден весь город с лабиринтами улиц, город очень красивый – вы сами представите город, в котором давно хотели побывать, или с которым у вас самые лучшие воспоминания. И в кафе вам принесут… тут вы тоже сами выберете, что именно вам принесут в кафе, может, Вам понравится кофе с тирамису, или стейк средней прожарки, или… Ну, тут Вы сами, уважаемый читатель, напишете, что Вам хотелось бы, и все это принесут:
1. __________________
2. __________________
3. __________________
4. __________________
5. __________________
Вот и отлично, уважаемый читатель. Фенгдж заказывает себе что-то мясное с овощами, Олли просит кофе, нет, больше ничего не надо, только кофе, видно, не голоден. Мортену приносят что-то причудливое, экзотическое, даже с ходу непонятно, какое оно на вкус, острое или кислое, соленое или сладкое, или какого-нибудь вкуса, который наука еще вообще не придумала. Мортен пробует, на бескровном лице появляется сосредоточенное выражение, видно, думает, или проглотить это с риском для жизни, или потихоньку выплюнуть в салфетку, или что. Олли отпивает кофе, вскидывает брови, видимо, тоже думает, куда сплюнуть, морщится, глотает, тянется к телефону, камера, эфир, а сегодня, дорогие подписчики, мы с вами отправимся в кафе «Аида» и попробуем местный кофе, м-м-м, и это они называют кофе?
– Уважаемый читатель, – Мортен, наконец, обращается к Вам, – мы восхищены, как Вы читаете эту книгу, ловко переворачиваете страницы…
Вот уже совсем странно, если начинает расхваливать, как Вы меня читаете, явно замышляет что-то не то…
– Мы хотели бы попросить Вашей помощи, если Вам, конечно, не трудно.
Что скажете, уважаемый читатель? Согласитесь? Или все больше сомневаетесь в их искренности? Или спросите, что они от вас хотят?
– Ничего особенного, уважаемый читатель… Вас не затруднит посмотреть в конец книги? То есть, не в самый конец, а… где-то там должно быть написано про столицу.
– Ну, вам же не трудно, уважаемый читатель? Вы же можете пролистать мои страницы и поискать, как же все-таки будет называться будущая столица?
Давайте я вам помогу, уважаемый читатель, пролистаю страницы…
– Придется вам китайский подучить…
Меня передергивает:
– Так я всю жизнь на нем…
Ой, нет, это не то, листаю дальше…
…город простирается на тысячи километров, поднимается на горные склоны и расстилается по равнинам, огибает глубокие впадины и уютно устраивается в потухших кратерах…
…вот это уже ближе, надо поискать здесь…
Урбо по праву считается величайшим городом современности…
– Что? – Олли недоуменно смотрит на вас, как будто надеется, что ослышался, – вы… вы что прочитали?
– Уважаемый читатель, вам снова придется прочитать этот кусок…
Урбо по праву…
…Урбо.
Да, Урбо.
Все трое смотрят на вас, не верят, не понимают, это ошибка какая-то, откуда он вообще взялся, Урбо этот, что за название такое, Урбо, откуда он вообще мог взяться, этот город…
– Вы ничего не напутали? – спрашивает Олли, да что Олли, все спрашивают, даже Фенгдж оторвался от своего мясного-овощного, снова повторяет свое – та-ма-де, та-ма-де, что-то непонятное, но что-то очень неприличное…
И уже нет смысла говорить, что ничего вы не напутали, что так все и есть, – Урбо.