Мария Фомальгаут
Фонарейка
История из букв
…ну, прежде всего, автор решился на очень смелый по нашим временам ход – в своем произведении, если это можно назвать таковым, он использует буквы, что для наших времен уже большая редкость. Автора не смутило, что в наши времена никто толком не знает, как использовать буквы, и что с ними делать. Тем больше поражает смекалка писателя, который выстроил исполинские каменные буквы, расставил их по пустоши, – А, В, С, даром, что кто-то поговаривал, что таких букв нет, существует только А. Те немногие, которые осмелились отправиться на пустошь и почитать удивительный роман, могут пройти по некоей имитации не то города, не то лабиринта, увидеть удивительную историю о юности, о пробивающихся надеждах, которые впоследствии рассыпаются в прах – об этом свидетельствуют беспомощно разбросанные в финале буквы.
Поговаривают, что однажды группа энтузиастов решила поменять концовку и попыталась поднять брошенные буквы – но в неумелых руках неумело же сделанные буквы рассыпались на куски, отчего история о разбитых надеждах стала еще более выразительной…
Исчезнувший город
– …здесь.
– Простите, но…
Возница равнодушно повторяет:
– Здесь.
Смотрю на руины, почти занесенные песком, с трудом узнаю облик того, чего так до сих пор толком и не видел.
– Таймбург? – спрашиваю без особой надежды.
Возница пожимает плечами:
– Легенды говорят, что да.
Отмечаю про себя, что сегодня мне повезло, если это можно назвать – повезло, Таймбург показал мне крохотный кусочек себя, огрызок колонн с неразборчивой надписью…
.
Я уже не спрашиваю то, что должен спросить, я спрашиваю:
– И что на этот раз?
По глазам вижу – они не понимают меня, они все, терпеливо поясняю:
– Где город?
– Какой, простите… город?
Вдох-выдох:
– Город Таймбург.
– Простите… первый раз такой слышим… Маленький городок, наверное… если бы вы нас про что-нибудь общеизвестное спросили, мы бы сразу же…
Хлопочут, очень хотят помочь мне, которого принимают за туриста, ищут город, которого…
Присвистываю, это новенькое что-то, тут одно из двух, или в этом мире Таймбург появится через тысячи лет, когда от моих костей не останется даже праха, или Таймбурга в этом мире не будет вообще, и даже если я наполню умы и сердца людей легендами и преданиями о Таймбурге, он так и останется в легендах.
.
– …я умер? – спрашиваю я.
Вспоминаю, что спрашивал об этом уже миллионы раз, и не получил ответа.
– Я – память? – спрашиваю я.
Получаю ответ что-то вроде памяти в квадрате, память памяти, вспоминаю, что спрашивал об этом миллионы раз.
.
…можете выбрать другое воспоминание.
Пытаюсь вспомнить, кто это говорит, не могу.
– Например… день рождения какой-нибудь…
– Когда я попросил на день рождения город?
– …или вашу первую любовь…
– …мимолетная встреча на пути к городу…
Кто-то с фантастическим терпением перебирает мою память, ищет тот день, когда я увидел город – память встает на дыбы, ржет, сопротивляется, не поддается, проклятая память, какого черта ты не даешь мне то, что я хочу взять. Пробую сменить тактику, пробую сделать вид, что мне неинтересен никакой город (опять этот город), что я вообще не знаю про город (опять город!) – память чуть-чуть приоткрывает очертания Таймбурга как раз настолько, чтобы тут же схлопнуть их снова.
На доли секунды.
На доли долей секунды.
Которых мне хватает, чтобы буквально ворваться в тот давно ушедший день, когда я был в Таймбурге, а я был, был, я помню это, иначе бы не было в памяти никакого Таймурга, – я врываюсь в город на своем верном Цезаре, я сжигаю город дотла, дочиста, так, что время не оставит даже руин, я ухожу от пепелища победителем, я вспоминаю…
– …вы убили город? – спрашивает кто-то никто.
– Я… – освобожденная память рвется с цепи, раскрывается дочиста, дотла, наваливается снежной лавиной и одновременно раскаленной магмой, я снова в битве за Таймбург, я снова победитель, идущий по белу свету и оставляющий после себя пепелища и черепа…
Наконец-то я нашел вас, – говорит тот, кто бережно ворошил мою память, когда от меня не осталось ничего, кроме памяти, возрожденной кем-то через миллионы лет.
Я все еще не понимаю, кто это – понимаю только когда он взмахивает мечом, пришпоривает своего коня, и я вижу город в седле, город с мечом, город, готовый отрубить мне голову, затоптать копытами, снова и снова, снова и снова память о городе будет убивать память о человеке, который убил его когда-то – миллиарды лет, пока еще жива вселенная, и дальше, когда от вселенной останется только память, и память памяти…
Татьянов и Онега
– … ну и что вы натворили, а, Любовь?
– Я…
– …встаньте!
– Да почему я вставать должна, что за порядки такие?
– Вы еще с нашими порядками спорить будете?
– И буду спорить, и буду! А то ишь!
– …успокойтесь, успокойтесь, пожалуйста, что вы с ней так… уважаемая… Любовь… Вы свели вчера в беседке Татьянова и Онегу?
– И… и что не так, что опять не так, они совершеннолетние оба, взрослые люди, что не так с ними?
– А вы сами-то подумайте?
– Сословия не те? Да вроде давно уже все сословия отменили, спохватились вы поздновато…
– А если хорошо подумать?
– Почему я вообще должна думать, я же любовь!
– Вот потому… вы посмотрите сами, в каком веке Татьянов жил?
– Двадцать… первый, а что?
– А то… а Онега?
– Тридцать… восьмой…
– Вот то-то же! Поздравляю вас, дорогая Любовь, вы нарушили законы пространства и времени! С ума сойти можно… чтобы сегодня же сделали все, как было!
– И не подумаю! Я своих решений не отменяю, поняли вы, да?
– В таком случае вы будете заключены под стражу…
– …ну и ладно! Я с вашей стражей такое сделаю, вы потом вообще ни пространств, ни времен не найдете! Пустите меня, пусти-ите-е-е!
– Уведите её… да, намучаемся мы с любовью с этой…
– …но ведь получилось… проблема путешествий во времени решена…
– Да, что есть, то есть… получилось…
Сомо-лёд
Сомо-лёд
– …а… а почему я мертвая?
Элла просыпается не то от глубокого сна, не то от не менее глубокого забытья в кресле самолета, оглядывает себя, спохватывается:
– А… а почему я мертвая?
Элла не понимает, как мертвая, почему мертвая, когда она садилась в самолет, она была… живая, конечно, ну какая же еще, вернее, Элла не помнит, но живая она ыбла, живя, ну какая же еще, там, у стойки регистрации, и дальше, в автобусе, и… а откуда Элла знает, что была живая, ну а какая же еще, Элла же… и правда, мы никогда не обращаем внимания, живы мы или нет, а когда спохватываемся, бывает уже поздно…
– Почему я мертвая? – Элла срывается на крик, – почему я мертвая?
– Ну а как вы хотели, здесь все мертвые, – бормочет тетка в кресле через проход, – разоралась тут…
– Нет, правда, ну почему?
– Ну а как вы хотели в самолете лететь, живая, что ли? – бормочет дядька через еще один проход, – первый раз, что ли, летите?
– Да хоть первый, хоть не первый, вещи такие знать надо… – не унимается тетка.
– Ой, самая умная выискалась, можно подумать, на свет родилась, знала все! – вспыхивает дамочка на соседнем сиденье.
– Да погодите вы… – хорошо одетый мужчина отрывается от своего ноутбука, – а куда мы летим?
– В смысле… куда?
– Ну… слушайте, ну можете на меня как на сумасшедшего смотреть, но я вот честно не помню, а куда мы летим вообще? Я даже номер рейса забил, на сайте говорят, нет такого…
– Мужчина, ну что значит, куда? Так говорите, будто самолет потом на землю сядет в каком-то городе там…
– А что… нет?
– Вы что, больной, что ли?
– Ох, ну можете считать меня больным, можете меня каким угодно считать, я правда не понимаю – а что… мы никуда не летим? Никогда не приземлимся, что ли?
– Ну да, да, успокойтесь, не приземлимся, не приземлимся…
– Простите… тут недоразумение какое-то… – толкает Эллу невзрачная девушка рядом, – при-зем-лим-ся… а что, есть какая-то зем-ла?
– Да нет, что вы, легенды все это, нет никакой земли там внизу…
– А, ну я уж испугалась, думала, вдруг правда что-то есть…
– Да нет, нет…
– …а когда мы разобьёмся? – спрашивает мальчик у окошка.
– Ну, потерпи немножко, ну скоро, еще полчасика, – шепчет мама.
– А полчасика, это сколько?
Тетка через проход снова вспыхивает:
– Да уймите вы своего… ребенка, что такое говорит, разобьемся?
– Ну а вы как хотите, все разобьются, а вы нет, что ли?
– …простите, а можно вас спросить… – интеллигентного вида старичок подсаживается к Элле, ну, сейчас начнет, а вот я в ваши годы, ну давай, давай, вспоминай свою жизнь, послушаем, – а мы где вообще?
– Ну… в самолете…
– …да, да, вот все говорят про сомо-лёд какой-то, а это что такое вообще?
– Ну… вот это… в чем мы находимся… он по небу летит…
– А небо, это…
– Ну, это высоко-высоко…
– …итак, у нас есть, по меньшей мере, представители семи миров, – девушка в деловом костюме чеканит слова, почему-то кажется, что она ничего не знает и не понимает, но старается казаться умной, – мир, где нет самолетов и неба. Мир, где в самолет почему-то садятся живыми. Мир, где самолеты не разбиваются. Мир, где самолеты куда-то прибывают. Мир, где самолеты вылетают откуда-то. Мир, где…
…00:00:00
…кто-то еще успевает удивиться – кто-то из мира, где время не замыкается в кольцо одного часа…
…59:00:00
……а… а почему я мертвая?
Элла просыпается не то от глубокого сна…
Дуэль дуэли
Дуэль дуэли
…ну что за манера вот так врываться в дом без стука, сколько раз просил так не делать, нет же, вламываются двое в костюмах какого-то там века, пронзают друг друга шпагами, падают замертво. Бросаюсь к одному, к другому, понимаю, что сделать уже ничего нельзя, мертвы, да они и были мертвы уже сто лет как…
Тут-то и появляется она, бросается ко мне так, что шарахаюсь в сторону, даром, что она ничего мне сделать не сможет…
– Дуэль-то! Дуэль! – кричит незваная гостья.
– К-какая дуэль? – хочу предложить гостье чашку чая, вспоминаю, что дуэли не пьют чай.
– Да эта… дуэль на шпагах на тонущем корабле…
– И что же она?
– Она… вы не представляете… – Дуэль на берегу реки в изнеможении падает в кресло, – вы знаете дуэль на заснеженном поле?
– Ну да, как не знать, часто ко мне хаживает…
– Так вот, вы представляете, Дуэль на корабле вызвал Дуэль на поле… на дуэль!
– Дуэль вызвал дуэль на дуэль? Но это…
– …невозможно, вы хотите сказать? Я тоже так думала… пока все не случилось…
– Что случилось?
– Так они же сражаются сейчас на мосту!
– И вы…
– …пойдемте! Скорее же!
Спешу за гостьей, не понимаю, какого черта вообще я, Дуэль в гостином зале, должен разнимать дуэли, и вообще…
…бежим в туман осени, проклинаю себя, что даже не надел плащ, замираем на мосту, смотрим на две дуэли, и на третью дуэль между ними…
– …позвольте представить вам наше детище, – смущенно начинает Дуэль на Корабле, – Дуэль на мосту…
Начинаю понимать:
– Так значит, если дуэль вызовет дуэль на дуэль… у них появится третья дуэль?
– …да, и я думаю, мы хотим еще парочку маленьких дуэлей, да, дорогая?
Смотрю на Дуэль на берегу реки, вспоминаю, что хотел сделать ей предложение…
На далеких берегах луны
…раз в месяц отец снаряжает лодку, собираемся к далеким берегам луны, где хорошо ловятся лунки. Садимся в лодку, младшая спереди, дальше отец, я сзади – плывем по водной глади, мерно взмахивают весла. Младшая раньше всех видит в свете заката берег луны, радостно кричит, качает лодку, отец шикает на неё, чтобы не баловалась.
Причаливаем, ставим сети, разбиваем маленький лагерь, мы с младшей уже бегаем в поисках хвороста, собираем костер.
Младшая спрашивает, а почему говорят полнолуние.
Я развожу руками, ну потому что вот так.
Младшая спрашивает, а почему говорят про ночи лунные и безлунные.
Я снова пожимаю плечами, ну вот так.
Ложимся спать, отец рассказывает сказку, как луна давным-давно висела на небе, а потом раз – и свалилась. Как спелое яблоко, спрашивает младшая – как спелое яблоко, говорит отец.
Младшая спрашивает, а почему нас на самом деле нет, а почему мы только призрачные возможности того, что могло бы быть. Я хочу развести руками, уже не успеваю, проваливаюсь в сон, засыпаю на далеких берегах луны…
Nevermore
…я еще не успела привыкнуть к своему новому телу, да это и неважно, неважно, – неумело расправляю крылья, падаю с могильного камня, жду, что разобьюсь, кричу от страха, но вместо крика из горла вырывается хриплое карканье. Ветер декабря подхватывает мои крылья, стужа поднимает меня выше, выше, – заставляю себя забыть, что боюсь высоты, нет, не получается, снова кричу от страха, снова вырывается хриплое карканье. Все выглядит совсем не так, как раньше, я не умею смотреть глазами, которые раздвинулись в разные стороны, я не узнаю знакомые места, будь я проклята, если не найду его окно… Беспомощно натыкаюсь на стекла, кое-как хватаюсь за карниз, кое-как удерживаюсь на краю. Вижу его силуэт в свете тусклой лампады, стучу в закрытые ставни, они распахиваются – пытаюсь позвать его по имени, снова хриплое карканье…
Еще не верю, что не узнает, отмахивается – чтоб ты оставил дом мой, птица, или дьявол, пытаюсь позвать его по имени, не могу…
Тишина перед грозой
Перед грозой тишина спешит купить зонтик, чтобы не промокнуть – но не может, потому что её никто не слышит, она же тишина. С тем же успехом тишина пытается купить плащ и резиновые сапоги, – ничего не получается, она не может сказать, что ей нужно, а гроза уже близко, ой-ёй-ёй, тишина промокнет…
Что же делать? давайте поможем тишине, давайте соберем ей резиновые сапоги, плащ, зонтик, кому что не жалко, у кого какие старые вещи завалялись. Вот теперь отлично, теперь тишина не боится грозы…
…грохает гром, воет ветер, оглушительно шумит дождь, и… где же тишина? Глупая, глупая тишина, просила зонтик, чтобы не промокнуть, просила плащ, просила резиновые сапоги, и что? Как только грянул гром, тишина исчезает, и даже не успевает спохватится, что надо было просить комнату с шумоизоляцией…
Природа привидений
…нет, все неймется отцу, надо, видите ли, по выходным на природу ехать. Вы мне скажите, зачем привидениям природа? Нет, надо, вот как при жизни ездили, вот так и после смерти извольте ездить, запрягать Буцефала, умершего пятьсот лет назад в повозку, которая рассыпалась в прах полтораста лет назад, тащиться из поместья, разрушенного полвека назад куда-то в леса. Нет, мало ему леса вокруг поместья, ему еще подавай и лес, и озеро. Нет, мы бы это еще стерпели, если бы не безумная привычка отца брать с собой сандвичи… знаете, какие сандвичи он с собой берет? Те, которые уже истлели до полного разложения, вот такие он собирает, а потом заботливо раскладывает на салфетке, истлевшей еще во времена какой-нибудь Реформации, и требует, чтобы мы все это ели, еще и пили чай из давным-давно разбитых чашек. Николь героически давится всем этим, чтобы не огорчить папочку, а я не могу проглотить ни кусочка, за что получаю немало ехидных замечаний. Впрочем, со всем с этим можно было бы еще смириться, если бы лес был настоящим, – вернее, он и был настоящим, в том-то вся и беда, он бы живым, а мы – нет. нам ничего не оставалось кроме как смотреть на зеленые заросли, – мы даже не можем искупаться в озере. Поэтому я не испытывал особого энтузиазма, когда прыгнул в озеро… и захлебнулся. Я еще не верил себе, я еще говорил себе, что такого не может быть, – поздно, поздно, водоворот затягивает меня глубже и глубже, аа-а-а…
– …ну что… что такое?
Отец хлопает меня по щекам, пытается привести в чувство.
Спохватываюсь.
Догадываюсь.
Только сейчас…
– Это что… это что получается… Вся эта природа… она тоже… она теперь тоже…
Зеркальный туман
…черт бы драл этот проклятый туман…
Черт бы его драл, ни хрена не видно, ни хренашеньки – ни хрена, лес, лес, лес, черт бы его драл, бесконечный лес…
Это еще что…
Черт…
Темная тень в кустах, целюсь, спускаю крючок – пуля улетает куда-то в никуда, черт, промазал, вражеская пуля вонзается в ствол дерева, – тысячу раз чер-р-рт…
Туман, туман, сколько лет сражаемся в этом проклятом тумане, сколько лет…
Целюсь в темную тень в глубине тумана, уж на этот раз я не промахнусь, черт…
Пуля вонзается мне в голову, мир взрывается кровью, чер-р-р-рт…
Что помнит зеркало
– …Зеркало заказывали?
Дом отвечает мне жутковатой тишиной, даже думаю, не ошибся ли адресом. Уже хочу повернуться к двери, когда меня обрывает грубый окрик:
– Ну что вы, зеркало-то ставить будете?
Не выдерживаю:
– А вы кто?
– Это я должно спрашивать, вы кто? Документы ваши?
Хочу возмутиться и уйти, меня настораживает «должно» – наконец, догадываюсь, кто говорит. Смотрю в старинное зеркало в углу комнаты, уже хочу смахнуть налет не то пыли, не то времени…
– …да отойдите же вы! Что, себя не видели? Что за мода пошла, вертятся перед зеркалом, вертятся…
Еле сдерживаюсь, чтобы не грохнуть кулаком по стеклу.
– Вы принесли зеркало? Ставьте! Ставьте!
– Да напротив меня, куда же еще! Я хочу смотреть в зеркало!
Мысленно фыркаю про себя, вот так, значит, мне смотреть нельзя, а тебе можно…
Осторожно ставлю зеркало напротив зеркала, смотрю, чтобы не упало.
– Вот, спасибо… ой, какой вы молодец, честное слово… сколько я вам должна?
– Тысячу шестьсот…
– Возьмите две… нет, нет, сдачи не надо, возьмите, возьмите, купите себе чего-нибудь… такой парень красивый, смотрела бы на вас и смотрела…
Простите, а…
…хочу спросить еще что-то, понимаю, что зеркало меня уже не слышит, оно все поглощено созерцанием себя в своем визави…
– …что вы помните?
Зеркало смущенно краснеет, в жизни не думал, что зеркало может краснеть.
– Ну… да ничего особенного… я у девушки у одной жила, она наряды шила… вот, посмотрите…
– Это удивительно… пять баллов… а вы?
– А я… – зеркало чуть всхлипывает, – а меня разбили и на помойку выбросили, я там так и стояло…
– Что же вы помните?
– Ой, осень помню, как листья летят, как птицы летят, река там рядом была…
– Это удивительно! Вы просто молодец! Семь баллов! А вы, уважаемое? Уважаемое? Ау! Зер-ка-ло!
– Да с ним бесполезно говорить, оно не слышит… оно только смотрит в свое визави, ничего другого кроме себя и не видело…
– …вы можете объяснить, как оно получило первое место?
– У меня есть только одно объяснение… зеркала сложились в бесконечный коридор зеркал… что они видели в этом коридоре, как знать…
Желания
…исследователи пришли к неожиданному выводу: оказывается, желания хотят на самом деле совсем не того, о чем они, эти желания. К примеру, желание поехать в Париж на самом деле хочет поехать в Катманду, а желание жить в своем доме на самом деле мечтает о кругосветном путешествии. Желание о новом платье на самом деле мечтает выспаться, а желание сделать ремонт на самом деле мечтает… научиться летать.
Только одно желание совпало само с собой – желание мира во всем мире мечтает о мире во всем мире. Впрочем, в исследовании участвовали не все желания…
Легенды о комнатах
Легенда об ушедших
Это легенда про Аззу, когда она со всеми поссорилась, на всех обиделась, и на неё тоже все обиделись, и сказали, а давайте уйдем, и ушли. Ушли в другие комнаты, Азза еще дверь захлопнула и наушники включила, а мы в другие комнаты ушли, подальше ушли, пусть она одна останется. Как положено, ниточку протянули, чтобы не заблудиться потом. Где-то через пару дней успокоились, ну мы вообще семья отходчивая, не век же обижаться, хотели вернуться, по ниточке, по ниточке шли, и все равно так и не добрались до Аззы, шли, шли, комнаты все какие-то незнакомые, а Аззиной комнаты нет.
С тех пор поняли, что далеко и надолго уходить нельзя, с тех пор устраиваем вечер памяти Аззы.
Легенда о вернувшихся
Когда кто-то заболеет, – не так, чтобы слегка, а так, чтобы не слегка – дверь в его комнату на ночь закрывают, оставляют наедине с собой. Наутро он выходит из комнаты помолодевший и здоровый, его встречают радостными возгласами. И комната, потресканная и обшарпанная, становится новой и чистой. И все-таки не уходит тревожная мысль – а тот ли самый это человек или другой, или вообще что-то непонятное? Почему он ведет себя так, как вел лет двадцать назад? Об этом стараются не думать, просто радуются, что человек здоров.
Легенда о записях
Где-то на антресолях лежат записи дедушки – странно, что он пишет не о нас, не о нашей семье, не о нашем доме, а о том, как устроен наш дом. Поговаривают, что дедушка сошел с ума, пишет какие-то странные знаки, буквы и цифры скачут вверх и вниз по строчкам, например, буква х на строчке, а двойка вдвое меньше и выше, потом еще какие-то непонятные символы. А в остальном дедушка вполне нормальный, правда, иногда говорит странные слова вроде «экстраполяция» или «тессеракт».
