Мария Фомальгаут
Подстреленный телефон
Иллюстратор Мария Фомальгаут
© Мария Фомальгаут, 2020
© Мария Фомальгаут, иллюстрации, 2020
ISBN 978-5-4498-6388-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Я подарю вам дом
Вот что.
Я вам подарю дом.
Нет, не отказывайтесь, это в знак примирения.
Ну, должны же мы отметить как-то, что помирились, верно?
Ну вот, я вам подарю дом. Очень красивый дом, в два этажа. Там кухня будет, и столовая, и гостиная, а на втором этаже спальня и кабинет, и ванная с бежевым кафелем.
Отличный дом, честно я вам говорю. Правда, немножко кривой. Но это же не страшно, правда? Сейчас это вообще модно, дизайнерские решения, неровные дома, в Англии такой, например, есть… кстати, я вам даже не сказал, где этот дом, может, вообще в каком-нибудь удивительном месте, в котором вы давно мечтали побывать…
…кстати, да.
Место экзотическое, скажу я вам. Чтобы туда добраться, бешеные деньги нужны. А чтобы жить, так еще бешенее деньги нужны. А я вам все это бесплатно.
Так что соглашайтесь, не пожалеете.
Согласны?
Да, дом чуток искривленный. Но не сильно, это и не помешает вам совсем.
Согласны?
Ну, давайте.
Заселяю.
А?
Почему дом-то искривлен?
Не-ет, архитекторы тут не при чем.
Дом изогнулся, потому, что изогнулось пространство.
Ну, да, так бывает. И вы мне даже скажете, где.
Верно, где гравитация зашкаливает, там так и бывает.
Возле черных дыр.
Но дом совсем не сильно искривлен, вы не беспокойтесь. Правда, чем дальше, тем сильнее пространство закручивается в спираль, и дом вместе с ним, и вы тоже, вытянетесь в бесконечную тончайшую спираль вокруг черной дыры…
Шах и мат.
Я уничтожил вас.
Не беспокойтесь, я тоже погибну – ведь я уже успел открыть ваш подарок, где вы заботливо приготовили мне…
Чучело звезды
– Как развешивать будем?
Он смотрит на меня косо. Думаю про себя, еще раз посмотрит косо, – развернусь и уйду, я не для того сюда пришел своё время и силы тратить, чтобы на меня еще косо смотрели. Он хочет что-то ответить, не отвечает, он и сам не ожидал, что кто-то придет в заброшенный музей, чтобы помочь, он думал, что все это и будет валяться вот так, в хаосе, в звездной пыли, в лужах прошлого…
– Ну… э…
…подхватываю:
– Проще, конечно, в алфавитном порядке развесить…
Он презрительно фыркает. Поспешно продолжаю:
– Ну да, да, это ерунда получится, кому он нужен, этот алфавитный порядок… я просто в компьютер чего забиваю, он сразу в алфавитном порядке все раскладывает, но…
…спохватываюсь, что сейчас придется объяснять ему, что такое компьютер, – а нет, не придется, не до компьютера ему, ни до кого, ни до чего…
– А может, это… по ареалам обитания во вселенной?
В подслеповатых глазах огонек оживления.
– Дело говорите… от дальних квазаров и дальше, по галактикам…
Оглядываю стену, прикладываю полки, прикидываю, где им быть, подчеркиваю огрызком карандаша, начинаю прикручивать шуруповертом, работы всерьез и надолго…
Какого черта я делаю, спрашиваю я себя, какого черта. А что я хотел, надо же что-то делать, к кому-то прибиться, прижиться, присоседиться, в одиночку я не выживу.…
…выпускаю стрелу.
Звезда падает, пронзенная насквозь. Это плохо, что насквозь, шкуру повредил…
Ну да ничего, ничего, осторожно извлекаю стрелу, осторожно снимаю со звезды шкурку, не попортить бы, вычищаю, выделываю, набиваю, знатное получилось чучело…
…ему страшно.
Вот теперь ему по-настоящему страшно.
Не раньше – когда музей оказался на грани гибели, в полуразрушенном здании неведомо каких времен, когда бесценные экземпляры были в хаосе свалены сюда, в грязь, в песок, и надо было что-то делать, приводить все в порядок, спасать то, что еще можно было спасти…
Страх.
Боль.
Отчаяние.
А потом настоящий страх – когда он вернулся к руинам ближе к рассвету, когда увидел аккуратно расставленные полки, аккуратно почищенные чучела…
Черт….
Черт, черт, черт…
Ему страшно.
Он выжидает.
Оглядывается.
Ни шороха, ни вздоха, ни движения – но что-то есть, что-то, что-то, что-то совсем рядом, вон там, в темноте…
Щелчок выключателя.
Вспышка света.
И – страх.
Вот теперь настоящий страх при виде того, что там, там, там.
Оно.
Нечто.
Несуразное.
Жуткое.
Оно склоняется, оно собирается атаковать, оно трещит что-то в неведомом диапазоне…
….атаковать…
Оно замирает.
Наклоняется над песком. Сейчас можно уничтожить это одним всполохом пламени.
А потом он с замиранием смотрит, как неведомое нечто собирает из досок простенькие подставки под музейные бесценности, бесценные музейности…
Здрасть – непередаваемый диапазон, знак начала контакта.
Дасв, данна – непередаваемый диапазон, знак обрыва контакта…
– …можно по спектрам расставить, – продолжаю я, – по классам…
Он настораживается:
– По каким еще классам?
– Ну, О, Ка…
Пытаюсь объяснить что-то про температуру, про спектр излучения, про ви… не, про видимый не надо, он не поймет, что такое видимый свет, мало ли что он там видит… Продолжаю что-то про водород, гелий, калий, фтор, рисую структуры атомов – он восхищенно смотрит, он в жизни бы не догадался…
– Вот так… по спектрам их…
Осторожно расставляю по полкам чучела звезд, хочу спросить, как он их делает – не спрашиваю. Подбираю звезду, будто сложенную из двух спиральных рукавов, хочу поставить на видное место, – хозяин шикает на меня, это он у меня научился, шикать, спрячь, спрячь куда подальше, чтобы не видели…
– А почему не видели? – не понимаю, – вон красотища-то какая…
– Красотища… за эту красотищу и казнить могут…
– А ч-что такое?
– А то такое… это же какая редкость… это ж нельзя стрелять…
– И вы подстрелили?
Мысленно хлопаю себя по лбу, как хорошо, что не сказал, а то бы сейчас показали бы мне на дверь, которой, кстати, у нас пока еще нет.
Бормочу что-то, ну мы тут историю подпишем, что это вот браконьеры подстрелили, а их арестовали, а чтобы добру не пропадать, звезду на чучело и в музей…
Он смотрит на меня с уважением, кажется, первый раз…
– Про эту тоже что-нибудь придумай, – просит, – это ж кварковая звезда…
Подписываю на табличке, Кварковая…
– …и странная.
– Еще и странная?
– Ну да.
Открываю очередную коробку, вздрагиваю, когда вижу, что там…
…ничего нет.
– Бозонная звезда.
– Из бозонов?
– Да мало того, что из бозонов, из стабильных бозонов.
Уважительно киваю.
– Не понимаете?
– А что? Ну, из стабильных…
– …так их же не существует!
– А вот оно что…
…бережно выставляю несуществующую звезду, думаю, что про неё написать, чтобы непонятно было, что хозяин её подстрелил…
…прижимаю камни один к другому, достраиваю еще один зал. Начинаю понимать, что музей растянется на всю планету, не меньше, а мы-то думали ограничиться заброшенным залом…
Копирую зал, как хозяин учил.
Размножаю – на мириады мириад раз.
Ставлю на полку самую маленькую звезду, тоже когда-то подстреленную хозяином, думаю, что про неё сочинить, чтобы никто не знал, что случилось с ней на самом деле…
…спешите посетить уникальный музей…
…нет, не то…
…самые редкие виды звезд со всего мира…
…тоже не то…
А надо что-то писать, рассылать по свету, чтобы хоть кто-то явился, хоть кто-то прошелся по залам, посмотрел полки, стеллажи, спросил что-нибудь вроде, а почему эта звезда в спираль закручена…
…никого нет.
Никто не идет…
«…я хочу рассказать вам об удивительном персонаже, который делает то, что никому не нужно. В наш век, когда музеи никому не интересны, когда уже все забыли, что это такое, он продолжает нести знания в массы…»
Ё-моё, что я тут несу…
– А вы откуда?
Вздрагиваю.
Долго ждал этого вопроса, долго его боялся.
Отвечаю честно:
– Не помню.
– Вот так, да?
– Вот так. Не помню.
Хочу добавить, сколько веков прошло, сколько воды утекло с того дня, когда покинул мир, в котором жил, – не добавляю, не помню, слишком… слишком много…
– А оттуда почему ушел?
Давлюсь собственным голосом, с ненавистью смотрю на хозяина, ну сам бы мог догадаться…
– …натворил чего?
Вымученно киваю, сам-то ты хорош, по тебе не то, что тюрьма, виселица плачет, или как у вас там казнить полагается…
– А чего?
Развожу руками.
– Не помню… честное слово… слушайте, ну, сколько веков прошло, сколько тысяч лет…
Он смотрит косо. Первый раз он смотрит на меня косо, первый раз начинает подозревать. Проклинаю себя, что сказал правду, ну на хрена правду, ну соврал бы что-нибудь, что украл что-то, или войну какую устроил, или тираном каким был, – тогда бы хоть все было просто, понячтно, а тут нате вам, – не помню…
Мало ли там что было…
Мало ли…
Примеряюсь…
Прицеливаюсь…
Звезда совсем близко, если эти мириады километров можно назвать – близко…
Огонь….
Звезда умирает, подбитая метким выстрелом.
Подбираюсь ближе, еще ближе, выжидаю, – он говорил, нельзя подхватывать сразу.
…нет, все-таки не рассчитал, все-таки схватил слишком рано, – поток раскаленной радиации жжет меня нещадно…
– …ты… ты хоть понимаешь, что ты сделал?
Смотрю на звезды, которые нахватал с неба, не понимаю.
– Ну… это… помочь вам хотел…
– Помог… ой, помог… так помог, что дальше некуда… – он вылавливает что-то из кучи звезд, – это что? Это что, я спрашиваю?
– Звезда… спектральный класс…
– …что класс, ты на возраст посмотри!
– Э… четырнадцать миллиардов лет… с половиной…
– А нашей вселенной сколько?
– Тринадцать с чем-то… стойте! Вы хотите сказать…
– …вот то-то же… Ну, вы молодец, такой молодец, что дальше некуда… Такую редкость даже я бы не посмел тронуть…
Хочу напомнить, что он еще и не то посмел тронуть, и хоть бы что. Не напоминаю. Чувствую, что он и правда, рассердился, не на шутку, да нет, не рассердился, тут другое…
…ему страшно.
Вот теперь по-настоящему страшно.
Когда на полке лежит звезда, звезда древнее самой вселенной, и если кто-то её увидит…
…нет…
…никто не увидит…
Спрятать.
Не показывать…
И, черт возьми, как теперь рассылать объявления, только у нас, более миллиарда звезд, прикоснитесь к тайнам вселенной, – когда на полке лежит вот это, древнее самой вселенной, подстреленное ненароком…
Отмахивается:
– Спрячь… это спрячь…
…нет, надо с ним по-другому, в конце концов, он сюда пришел, помочь хотел, без него бы вообще не было ничего… Тут бы поблагодарить, тут бы сказать, что бы я без вас делал, да пропал бы, пропал, нет, надо пойти к нему, сказать, надо…
– Это что такое? Что такое, я спрашиваю?
Сам пришел, ворвался в комнату, показывает что-то, понять бы еще, что, ну чучело, чучело планеты, хорошая планета, почти вся покрытая водой…
– Вы… это вы подстрелили?
– Ага, гордость моя…
– Гордость… вы хоть понимаете, что это уникум в своем роде?
– А что, так мало планет, на которых вода? Да до фига и больше, никто и не спохва…
Что он кричит, непонятно, какой уникум, неясный набор звуков, ш-ш-ш-ис-с-с-с- а дальше Н, какая-то придавленная, пришибленная Н, черт пойми…
…он уже не успевает понять, что страшно…
…смотрю на чучело планеты, как будто еще надеюсь вернуть её к жизни, как будто это возможно…
Хотя уже понимаю – все кончено…
– Мир вам.
Смотрю на них, не понимаю, откуда, почему, зачем, как…
– Э-э-э… и вам мир.
– Разрешите осмотреть музей?
– А… э…
– Нельзя?
Спохватываюсь. Понимаю, что сейчас они уйдут, уйдут, оставят меня наедине со звездами…
– Э-э-э… да, да, пожалуйста… добро… пожаловать… Это вот у нас по спектрам… по классам… это вот…
Они смотрят. И я смотрю, не осталось ли чего запретного, чего-то редкого, вымирающего, за что могут казнить…
– Вы арестованы.
– Но…
– Арестованы.
– А что такое?
Смысл доходит до меня с трудом, откуда браконьерство, почему браконьерство, это же…
– …вы сами убивали эти звезды?
– Ну да, разумеется, я…
– …редкие, вымирающие и вымершие звезды?
– Но…
Я не понимаю, как редкие, как вымирающие, я не понимаю, что значит – их больше не осталось…
Думаю, сколько прошло веков, сколько миллиардов лет, как давно я смотрел на небо, на котором не осталось звезд…
Бегу.
Уже понимаю – нужно бежать, опрометью, во весь дух, расправить крылья, оттолкнуться от пустоты, упасть – в пустоту, в ледяную беззвездную пустоту…
…не настигнут…
…не догонят…
…отстанут…
…года…
…века…
…миллиарды лет…
…когда вижу новые звезды, даже не сразу вспоминаю, что это – звезды, не узнаю, не понимаю, что это они…
…выслеживаю…
…целюсь…
…стреляю…
…перебираю добычу, разделываю звезды, набиваю чучела…
…мы восхищены самоотверженным трудом местного краеведа, который знакомит подрастающее поколение со звездами нашего мира, в одиночку своими руками с нуля создал музей звезд, в котором, в частности, посетителей поражают очень редкие звезды…
…создатель музея и его почитатели крайне возмущены несправедливыми обвинениями – напомним, величайшего астрофизика и звездного охотника обвиняют в том, что он убивает редкие и вымирающие виды звезд. На счастье нашего героя, сейчас нет закона, регулирующего охоту на звезды – но такой закон может появиться в ближайшее время, и тогда ловцу не поздоровится…
…когда школа закрылась, музей еще какое-то время держался, заходили редкие посетители – но власть поменялась, кому-то понадобилась территория, перед звездочетом поставили ультиматум – или убираться прочь со своими экспонатами, или они будут уничтожены. Новая власть не очень-то церемонилась с неугодными ей экземплярами. Создатель уникального в мире музея оказался на пустой безжизненной планете в полуразрушенном зале, оставшемся от какой-то цивилизации, с бесценными экспонатами, брошенными в песок…
…перечитываю статьи многолетней давности, вспоминаю свой недолгий триумф.
…страшно.
Вот теперь по-настоящему страшно.
….в кучу свалены сюда, в грязь, в песок, и надо было что-то делать, приводить все в порядок, спасать то, что еще можно было спасти…
…ближе к рассвету вижу аккуратно расставленные полки, аккуратно почищенные чучела…
Черт….
Черт, черт, черт…
Выжидаю.
Оглядываюсь.
Ни шороха, ни вздоха, ни движения – но что-то есть, что-то, что-то, что-то совсем рядом, вон там, в темноте…
Щелчок выключателя.
Вспышка света.
И – страх.
Вот теперь настоящий страх при виде того, что там, там, там.
Оно.
Нечто.
Несуразное.
Жуткое.
Оно склоняется, оно собирается атаковать, оно трещит что-то в неведомом диапазоне…
….атаковать…
Оно замирает.
Наклоняется над песком. Сейчас можно уничтожить это одним всполохом пламени.
Неведомое нечто собирает из досок простенькие подставки под музейные бесценности, бесценные музейности…
Бегу.
Уже понимаю – нужно бежать, опрометью, во весь дух, расправить крылья, оттолкнуться от пустоты, упасть – в пустоту, в ледяную беззвездную пустоту…
…не настигнут…
…не догонят…
…отстанут…
…года…
…века…
…миллиарды лет…
…когда вижу новые звезды, даже не сразу вспоминаю, что это – звезды, не узнаю, не понимаю, что это они…
…выискиваю, выслеживаю, понимаю, что уже нет сил куда-то лететь, – спускаюсь на мертвую землю, в безжизненную пустыню, посреди которой возвышаются руины чего-то отжившего, умершего – здесь можно укрыться до поры, до времени, здесь можно переждать, пережить – не знаю, что, здесь можно найти кров…
Оглядываю обломки полок, стеллажей, что-то здесь было, или будет, кто-то пытался собрать все это воедино, кто-то, у кого уже не хватит сил восстановить…
Начинаю собирать полки, что я делаю, что делаю, знать бы еще, что там будет на этих полках, приглядываюсь к тому, что лежит в пыли пустыни…
…неужели…
Бегу.
Уже понимаю – нужно бежать, опрометью, во весь дух, расправить крылья, оттолкнуться от пустоты, упасть – в пустоту, в ледяную беззвездную пустоту…
…не настигнут…
…не догонят…
…отстанут…
…года…
…века…
…миллиарды лет…
…когда вижу новые звезды, даже не сразу вспоминаю, что это – звезды, не узнаю, не понимаю, что это они…
…останавливаюсь, перевожу дух, я – одинокая звезда среди чужих незнакомых звезд.
Кто-то смотрит на меня, кто-то изумляется, кто-то перешептывается, да вы посмотрите, это как это так, вселенной нашей тринадцать тысяч лет, а этой звезде целых четырнадцать…
Молчу.
Я не могу сказать, что я не из этой вселенной.
Потому что звезды не говорят.
Кто-то выслеживает меня…
…нет, не так.
…кто-то стреляет в меня…
…и не так…
…выстрел…
…и даже не выстрел, просто я был – и меня нет, кто-то подбирает мой труп, кто-то несет его в бесконечный музей, кто-то проклинает кого-то, только я этого уже не слышу…
…больше вариантов нет.
Только три.
Три судьбы, брошенные в бесконечность.
…А да, еще что-то хотел спросить… у того, кто дал мне эти судьбы… все эти судьбы… ну что я бежал от своего прошлого в свое прошлое, это понятно, но вот там было чучело планеты… где много воды… и облака… И вот когда я увидел чучело из этой планеты, я с собой сильно поссорился… Нет, что она уникальная была, это понятно, такого больше нигде не сыщешь… но… мне так показалось, я не только из-за этого злился… как будто связано у меня было что-то с этой планетой…
…или это мне только показалось…?
…а…?
Воспоминания о будущем
– Вы восстанавливаете воспоминания?
– Разумеется.
Смотрю на него, а не сошел ли ты с ума, а чем я, по-твоему, занимаюсь, если у меня на табличке написано – восстанавливаю воспоминания.
Этого я всего не говорю, отвечаю как можно вежливее:
– Разумеется.
– О прошлом?
Окончательно понимаю, что у человека поехала крыша. Все-таки отвечаю как можно вежливее:
– Разумеется.
– Только о прошлом?
Меня передергивает:
– Ну а что я вам, воспоминания о будущем восстановить должен?
Он кивает, резко, отрывисто:
– Да… да.
Хочу отозваться – это не ко мне, он обрывает меня:
– Да вы подождите говорить Это не ко мне, подождите…
Чего мне ждать, думаю я, чего тут ждать…
– И думать, чего вам ждать, тоже подождите… понимаете… она приходит убить меня.
Мысленно поправляю – наверное, хотел сказать, приходила.
– …нет, я не хотел сказать – приходила. Приходит. Каждый вечер.
А полиция, думаю я.
– …нет, не надо в полицию.
А что так, – я успеваю подумать, но опять же не сказать.
– …эта женщина… – начинаю я…
– …моя женщина.
– Ваша?
Мы любим друг друга.
То есть, я люблю.
Она тоже любит, только не помнит об этом, вернее, еще не знает. Она приходит каждый вечер – еще не помнит, что мы любим друг друга, и мне приходится напоминать, как мы брали экипаж, и летели на нем в никуда, останавливались в старинных городках, ночевали в комнатках, таких крохотных, что они могли уместиться на ладони, а на рассвете в полях собирали звезды, нападавшие за ночь. А потом потихоньку пришла зима, и нужно было что-то делать, как-то обустраиваться, денег хватило только на комнатку под самой крышей, а на дом не хватило, и правда, это странно смотрелось, комнатка под крышей, парящая в пустоте…
Она этого не помнит.
Когда она приходит убить меня – она этого не помнит.
Я напоминаю.
Нет, не словами, – тут надо слишком много слов, я бы не успел словами, я вонзаю память в её разум, как стрелу в мишень, как нож в масло, – она вздрагивает, осененная внезапным воспоминанием, она начинает понимать, она снимает военную форму, в которую её обрядили те, кто её сюда послал, и мы устраиваемся на постели, и мечтаем, как возьмем экипаж, и полетим на нем в никуда, а экипаж будет хлопать крыльями, рассекая высокое небо. А потом подкрадется зима, и, может, схватит кого-нибудь из нас, но мы отобьемся, обязательно отобьемся, и купим чердак под самой крышей, который будет парить в воздухе…
…на рассвете они убьют её.
Спохватятся, что она не убила меня – и убьют её.
Правильнее говорить – отключат.
Но я говорю – убьют.
На рассвете.
Каждый раз я вижу, как она распадается в прах, каждый раз я верю, что она снова придет вечером.
Она приходит.
Чтобы меня убить.
Она еще не помнит…
Осторожно откашливаюсь:
– А из-за чего, собственно, вас…
Он выставляет руки ладонями вперед:
– Давайте не будем об этом, ладно?
Хочу напомнить о профессиональной тайне – не напоминаю, чувствую, что здесь это бесполезно.
– …так причина вашей вражды с ними…
– …это наша причина.
И что вы от меня хотите, думаю я.
– Думаете, что я от вас хочу… понимаете… я возвращаю ей память…
Меня передергивает, я наконец-то спохватываюсь:
– Вы даете ей воспоминания о будущем… но это невозможно, ведь будущего еще нет!
– Вот именно.
– То есть… вы подсовываете ей ложную память?
– Совершенно верно.
Это запрещено, думаю я.
– Правильно думаете, это запрещено… они теперь нашли способ со мной разделаться, если они сообщат в полицию…
Наконец, успеваю не только подумать, но и сказать:
– …вам грозит смертная казнь.
– Верно… если я только не докажу, что действительно добавлял ей воспоминания о будущем…
– Но как вы это докажете, думаю, как…
– Вы мне поможете.
– Каким же…
– …сделаете воспоминание о будущем.
Хочу сказать, что это невозможно, он обрывает меня:
– Но у вас же получаются воспоминания о прошлом, что вам мешает сделать воспоминание о будущем?
– Ну… я не могу вам ничего обещать…
– Но вы сделаете все возможное…
– …сколько я вам должен?
Смотрю на него, вымученно называю сумму.
Мой клиент изумленно присвистывает.
– Ну а что вы хотели, тут работы на много лет было… жизнь положить пришлось на эти ваши воспоминания…
Он открывает воспоминание, он смотрит, он не понимает…
– Это… это что вообще?
– Воспоминание ваше…
– Какое, к чертям…
– …о будущем.
– Уж не хотите ли вы сказать…
– …хочу.
– Это моё…
– …ваше будущее.
– Хотите сказать…
– …да, к сожалению.
– А изменить его…
– …невозможно.
Уходит. Лица на нем нет, руки мелко подрагивают, спрашиваю себя – что он там мог увидеть, не нахожу ответа.
В конце концов, это его будущее.
Не мое.
