Мария Баганова
Крепостное право
© Баганова М., 2024
© ООО Издательство АСТ, 2024
* * *
«Мужицкими мозолями бары сытно живут».
«Неволя – боярский двор: ходя наешься, стоя – выспишься».
Народные пословицы
«Как будто за разбой вчерашняго дни, Фрол,
Боярин твой тебя порол:
Ни ништо, плут, тебе! Ведь сек он не без дела:
Ты чашку чая нес, а муха в чай влетела».
Иван Иванович Бахтин, общественный деятель и писатель. 1789 год
«Здесь барство дикое, без чувства, без закона,
Присвоило себе насильственной лозой
И труд, и собственность, и время земледельца».
Александр Сергеевич Пушкин. 1819 год
«Нет сомнения, что крепостное право, в нынешнем его положении у нас, есть зло, для всех ощутительное и очевидное, но прикасаться к нему теперь было бы делом еще более гибельным».
Николай I Павлович. 1841 год
«Совершенная зависимость от произвола владельца и безнадежность освободиться от этой зависимости убивают в крепостном склонность к бережливости и прочному улучшению своего быта, рождая, напротив, или скупость, или страсть к минутным наслаждениям, к пьянству, праздности и разврату…. Да и может ли быть иначе, когда помещик может отнять нажитое кровавым трудом его крепостного?..»
Андрей Парфёнович Заблоцкий-Десятовский – русский государственный деятель, статистик и экономист, член Государственного совета. Из записки «О крепостном состоянии России», 1841 год
«Если грозила человеку на каком-нибудь месте великая опасность, по миновании ее он непременно оглянется на то место и долго будет глядеть: повлечет его к тому непреодолимая сила. Так и тут: крепостное право, грозившее при дальнейшем своем существовании убить окончательно силы народного духа, – такое место в русской народной жизни, на которое невольно, часто и долго придется оглядываться…»
Степан Тимофеевич Словутинский – русский писатель, беллетрист. 1876 год
«При всех издержках крепостничества именно оно было главной скрепой, удерживающей внутреннее единство нации».
Валерий Дмитриевич Зорькин, председатель Конституционного суда РФ. 2014 год
Введение
Современному человеку трудно себе представить, что такое – быть крепостным. Вообразите: права на вашу жизнь принадлежат другому человеку. На всю вашу жизнь! Вы самостоятельно не смеете выбирать, за кого идти замуж или на ком жениться. Не можете решать, кем вам быть, на кого учиться. И учиться ли вообще. Да и не во все учебные заведения вас примут, ведь вы по закону – неполноценный человек. И неважно, что вы красивы, умны или талантливы. Вы – крепостной. Вы не принадлежите самому себе.
А еще вы обязаны постоянно работать, но не на себя, а на человека, считающегося вашим хозяином. Выполнять всё, что он скажет, и подчиняться всем его прихотям… И этот хозяин имеет право вас наказать – физически: высечь плетью и кнутом, заковать в рогатку и кандалы, посадить на цепь, словно собаку. Закон это разрешает. Вы – вещь! Вас можно продать, сдать в аренду или поставить на кон в карточной игре. И вы не имеете права жаловаться или возмущаться. Терпение – ваша главная добродетель.
И подобных вам – очень много! По данным переписи 1858–1859-х годов из 62 миллионов населения Российской империи 23 миллиона были крепостными. А в центральных губерниях России доля крепостных составляла почти семьдесят процентов.
Как становились крепостными
Крепостное право не уникально для России! Подобное было и в феодальной Европе. Особенность России состоит в том, что в нашей стране крепостное право установилось позже и продержалось долго – вплоть до середины XIX века, став пугающим анахронизмом, превратившись фактически в рабство.
В советское время многие ученые занимались вопросом установления крепостного права на Руси. По общему мнению, родилось крепостное право из противостояния крестьянской общины и крупного землевладения. Крупные землевладельцы – князья и бояре – победили и обзавелись большим количеством зависимых от них людей, в первую очередь – крестьян. Крестьяне платили князю дань, а князь со своим войском обеспечивал им некоторую защиту.
Русский народ сложил полушутливую-полугорькую легенду о том, как свободные люди свою свободу утратили. Мол, князья дали крестьянам по яйцу, чтобы те их положили под кур, и с тех пор стали требовать дань – курами да яйцами. «Барская курица бессмертна», – ходила на этот счет пословица. Возможно, тут слышен отголосок какого-то древнего обычая.
Г.-Т. Паули. Великороссияне разных губерний. 1862
В XI веке крестьяне уже не только платили дань, но и лишились права покидать земли, которые они обрабатывали. Сведения об этом есть в Русской Правде – сборнике правовых норм 1016 года.
Появилось в Русской Правде и понятие «рядович» – от слова «рядиться», «подряжаться». Так назывался человек, заключивший с боярином или князем договор, на основании которого он живет на его землях. Примечательно, что действие договора не прекращалось со смертью рядовича, а переходило на его оставшихся в живых близких родственников. Ученые видят в этом начало крепостничества. Век спустя появился термин «закуп» – то есть человек закупался богатым вотчинником, получал от него некую сумму и должен был ее отрабатывать. Позже подобные отношения стали называть татарским термином «кабала», а еще позднее таких людей могли называть крестьянами-серебренниками, то есть пошедшими в неволю за деньги, за серебро; еще позднее их называли «новоподрядчиками». В некоторые века согласно обычному, неписаному праву они могли выкупиться из неволи, уплатив не только долг, но и проценты по нему. Что, конечно, удавалось очень немногим.
Крестьяне-половники нанимались к богатым землевладельцам обрабатывать их землю, отдавая вотчиннику половину урожая. При этом обычно оговаривалось, что все риски за потравленный, испорченный, погибший урожай нес половник, а господин принимал лишь целое и неиспорченное. Понятно, что если год выдавался неурожайным, половник терял личную свободу.
Века шли, терминология менялась, а принцип сохранялся: бедные люди шли в кабалу к богатым и знатным, потому что иначе было не выжить. Государи давали своим боярам жалованные грамоты на земли – порой пустующие. И к ним шли заключать кабальные договоры безземельные крестьяне.
Несколько особняком стоит такая категория, как бобыли – люди, обязавшиеся выплачивать помещику лишь оброк, но не работать на пашне. Это могли быть даже не крестьяне, не страдники, не землепашцы, а ремесленники.
Рядовичи, закупы, серебренники, новоподрядчики, бобыли шли в кабалу относительно добровольно, принужденные к этому бедностью. Этим они отличались от смердов – простых общинников, попавших под власть князей и бояр. Таких крестьян еще называли «старожильцами», то есть давно, «извечно» принадлежащими определенному знатному роду.
Порой зависимыми от вотчинника крестьянами становились и военнопленные. Так, князь Ярослав Мудрый захваченных на войне пленников «посадил» – то есть поселил на реке Рось (приток Днепра), с тем чтобы они отдавали ему часть производимой сельскохозяйственной продукции, то есть, говоря более поздним языком, – платили оброк. Спустя полвека летописец все еще застал их потомков живущими в тех местах.
Русская Правда дает нам сведения и о том, как ценилась жизнь людей из разных социальных слоев. За убийство княжеского тиуна – сборщика податей – нужно было заплатить 80 гривен. За смерть «ратайного», то есть сельского старосты, – 12 гривен. А вот за насильственную кончину смерда или рядовича – всего 5 гривен. Для сравнения: за нарушение межи, разделяющей полевые участки, платился штраф в 12 гривен, а за кражу коня – 3 гривны.
И все же первоначально большинство крестьян прикреплялось именно к земле, а не к ее владельцу. Это означало, что крестьянин по своей воле не имел права оставить деревню и переселиться в город. Он должен был заниматься сельским хозяйством и главное – хлебопашеством. Отсюда и второе старинное название крестьян – страдные люди или страдники[1]. Ведь именно от урожайности полей, от сельского хозяйства зависело процветание Руси.
Этапы закрепощения
Именно из этих достаточно разных групп людей и возникла масса прикрепленного к земле крестьянства, тоже далеко не однородная.
Дошедшие до нас документы показывают, что еще в XIV веке крестьяне пользовались определенными правами и могли жаловаться князю на притеснения со стороны более мелких вотчинников, а потом их права постепенно сокращались. Да и прикрепление к земле долгое время не было абсолютным: крестьяне имели право переходить от одного помещика к другому. Как именно решался этот вопрос, мы точно не знаем, так как регулировало его не писаное, а «обычное» право – то есть правовые нормы, зафиксированные лишь в памяти и сознании людей.
В конце XV века ситуация изменилась, Судебник 1497 года ограничил право крестьян переходить от одного помещика к другому: «А хрестяном отказыватися из волости в волость, из села в село один срок в году за неделю до Юрьева дня, и неделя после Юрьева дня осеннего. Дворы пожилые платят в полех за двор рубль, а в лесех полтина. А который христианин поживет за кем год да пойдет прочь, и он платит четверть двора, а два года проживет, а пойдет прочь, и он полдвора платит, а три годы проживет, а пойдет прочь, и от платит три четверти двора; а четыре года проживет, и он весь двор платит».
С.В. Иванов. Юрьев день. 1902
То есть уход от помещика был возможен лишь две недели в году, до и после дня Святого Георгия (26 ноября), да еще крестьянин должен был выплатить «с двора» выкуп, размер которого варьировался в зависимости от места проживания и срока жизни крестьянина у конкретного помещика.
Почему именно в этот день? Да потому, что к концу ноября завершался годовой цикл сельскохозяйственных работ и происходил расчет по денежным и натуральным обязанностям крестьян. К тому же крестьянин должен был выплатить помещику «пожилое» – нечто вроде выкупа. Его размер варьировался от 50 копеек до рубля, но для тех, кто жил у помещика менее четырех лет, снижался. Но все эти полтины и рубли в те века были немалыми деньгами, да и само переселение стоило денег, поэтому для крестьянина кочевать по помещикам в поисках лучших условий было делом хлопотным и накладным. Тем более что свободы он не получал, а мог лишь сменить господина – «шило на мыло».
Несколько десятилетий спустя, в 1580-х, крестьянский выход был вовсе запрещен, якобы временно, введением так называемых «заповедных лет». Историками до сих пор не найден конкретный закон об отмене Юрьева дня, однако он упоминается в некоторых других документах, например в 1595 году в письме старцев Пантелеймоновского монастыря царю говорится, что ныне «крестьянам и бобылям[2] выходу нет». В преамбуле Уложения царя Василия Шуйского 1607 года записано еще более конкретно и подробно: «при царе Иоанне Васильевиче… крестьяне выход имели вольный, а царь Фёдор Иоаннович, по наговору Бориса Годунова, не слушая совета старейших бояр, выход крестьянам заказал и, у кого колико тогда крестьян было, книги учинил…» – то есть провел нечто вроде переписи податного населения.
Но так как текст указа не найден, некоторые историки высказывали сомнение в том, что он вообще существовал.
Зато сохранились другие тексты. Указ 1597 года установил право помещика на розыск беглого крестьянина в течение пяти лет, так называемые «урочные лета». В 1607 году срок сыска беглых крестьян был увеличен до 15 лет.
Окончательно крепостное право было оформлено Соборным уложением царя Алексея Михайловича в 1649 году. Ни о каком праве перехода или выхода крестьян более не упоминалось, а сыск беглых стал бессрочным.
Однако в том веке крестьяне еще не полностью лишились своих прав. Несмотря на крепостное состояние, они имели право заниматься торговлей и предпринимательством, передавать имущество по завещанию. Известны случаи, когда крепостные люди судились в государственном суде, совершали сделки и владели своей собственностью. Они не были лишены гражданских прав и были органично встроены в российское общество. И главное – крестьян нельзя было продавать и покупать, словно скот. В главе 20 Уложения на этот счет недвусмысленно говорилось: «Крещеных людей никому продавати не велено». Можно было продать лишь землю, к которой они были прикреплены, – и крестьян вместе с ней.
Но, как оказалось, это было лишь начало!
Русский историк и социолог, профессор Константин Дмитриевич Кавелин (1818–1885) писал: «Крепостное право владельцев возникло у нас частью вследствие настоятельной государственной потребности дать прочную оседлость сельскому народонаселению, частью исторгнуто у московских царей в бедственное время шаткости нашей государственной власти, когда она вынуждена была льстить и потворствовать знатным, богатым и сильным, забыв настоящее святое свое призвание покровительствовать незнатным, бедным и слабым. Отсутствие всяких идей о справедливости и праве и бессмысленное варварство выработали из неопределенной зависимости крестьян от землевладельцев, в течение XVII века, полное личное рабство, и в этом виде крепостное помещичье право завещано XVIII веку».
Земли, находившиеся в частном владении, делились на вотчинные и поместные. Вотчинные – это древние боярские владения, многие века передававшиеся по наследству. Конечно, вотчинник считал себя полным хозяином на своей земле и полагал, что имеет право поступать со своими людьми, как ему заблагорассудится.
А вот поместные земли выдавались дворянам за службу. Эта система землевладения возникла в XV–XVII веках. Юридические основы «Поместной системы» Русского государства были закреплены в Судебнике 1497 года. Поначалу поместье нельзя было отчуждать или передавать по наследству. После смерти служилого человека земля его возвращалась в царский домен. И главное – помещик не имел права распродать всех крестьян и вернуть в казну «голую» землю.
Но постепенно права дворянства расширялись, и поместья таки стали передаваться по наследству. Это привело к упрочению власти помещиков над людьми.
А в 1675 году царь Алексей Михайлович разрешил продавать крестьян без земли. В дальнейшем это было закреплено в указах от 1682 и 1688 годов. 30 марта 1688 года, то есть в пору малолетства Петра Первого, в те годы, когда он считался царем совместно со своим братом Иоанном, а фактически правила страной царевна Софья, был издан указ, в котором упоминалась розничная продажа крепостных как обычная практика. Указ лишь устанавливал пошлину с таких сделок: с рубля по алтыну, то есть по три копейки, и обязывал помещиков регистрировать сделки в Поместном приказе.
Это стало поворотным моментом и, по сути, стерло грань между крепостным правом и рабством.
Помещик имел право в любой момент выдернуть крестьян из привычной среды, разделить сына с матерью, мужа с женой и продать их на рынке точно так же, как продавали чернокожих невольников в Америке. Или отправить на особо тяжелую работу.
Крестьянин-мемуарист Савва Пурлевский[3] вспоминал: «В ту пору людей сбывали без дальних затей, как рабочий скот. Нужны помещику деньги – несколько человек крестьян на базар. Покупать мог всякий свободный, формальных крепостных записей не было, требовалось только письменное свидетельство помещика. И целую вотчину тоже можно было поворотить на базар».
Образованных людей, людей с понятием о добре и зле шокировало столь жестокое отношение к крепостным. В 1721 году Пётр I издал указ, в котором выражал недовольство обычаем продавать крестьян «врознь», то есть в розницу, «как скотов»: «А наипаче от семей от отца или от матери дочь или сына помещик продает, от чего не малой вопль бывает». Однако менять ничего Пётр не стал, ведь государь-реформатор нуждался в большом количестве бесплатной рабочей силы для осуществления своих замыслов. И этой рабочей силой стало крепостное крестьянство, по сути, приравненное к рабам.
Пётр I ввел и такое новшество, как «дарение крестьян». Он дарил государственных крестьян своим фаворитам. Подсчитали, что за свое правление он подарил около 27 тысяч дворов. Этот обычай – дарить крестьян – подхватили и преемники Петра Великого.
Крестьянин Леонтий Автономович Травин, или, как было принято писать в то время, Леонтий Автономов сын Травин – один из первых русских мемуаристов, вышедших из крепостной среды, – вспоминал, как негодовали государственные крестьяне, когда им объявляли, что они теперь помещичьи. Бывали даже бунты. Травин пишет о временах правления императрицы Анны Иоанновны: «…в 1744 году крестьяне Велейской вотчины взбунтовались, назвав себя дворцовыми, отреклись подвластными быть господину». «Смятение» продолжалось более восьми месяцев и в конце концов было жестоко подавлено: для усмирения крестьян «прислан был подполковник Алексей Гордеевич Головин с командою военного триста сорок человек, но и против такой власти крестьяне имели сопротивление, почему в Граенской волости, при деревне Серебренникове, будучи во многочисленном собрании, отважились по солдатскому фрунту стрелять и застрелили одного солдата, да двух ранили, их же застрелено двенадцать да ранено пять человек; напоследок, по покорении их, наказаны кнутом сто тридцать три, да плетьми более четырехсот человек».
После Петра, в течение еще почти сотни лет, положение крестьян лишь ухудшалось. Они полностью лишились свободы и стали видом частной собственности, не имея даже права распорядиться собственным телом. Англичанин Скельтон, производивший в 1818 году осушительные работы на Охте, был поражен, когда один из рабочих, крепостной человек, обратился к нему с просьбой разрешить ему отлучиться к его барину, живущему за 80 миль от Петербурга, чтобы испросить позволение вырвать больной зуб. Оказалось, что без согласия своего господина крепостной не смел его удалить, так как это могло быть расценено как порча имущества: отсутствие определенного числа зубов у рекрута препятствовало сдаче его в солдаты. Скельтон отпускать крестьянина не стал, но на свой страх и риск разрешил ему вырвать зуб.
То, что крепостных за людей не считали, подчеркивал и указ 1741 года, запретивший крепостным приносить присягу верности новому правителю. Их считали более не за граждан, а именно за рабов. По замечанию выдающегося русского историка В.О. Ключевского, «закон всё более обезличивал крепостного, стирая с него последние признаки правоспособного лица».
Государственные и помещичьи
В конце XVII – начале XVIII века крестьяне составляли большую часть населения России. Но эта огромная масса не была однородна.
Крестьяне могли быть государственными – то есть принадлежащими государству. Жили они лучше прочих: три дня трудились на барщине, остальное время – на своих полях. Но такой регламент был установлен не писаным законом, а обычным правом – и это важно!
Близки к государственным были дворцовые крестьяне, принадлежащие лично царю и членам царской семье.
А вот помещичьим крестьянам приходилось куда хуже: признанные обычаем ограничения барщины и оброка на них не распространялись. Сколько прикажет помещик – столько и работай, столько и плати.
При императрице Екатерине II крепостное право распространилось на новые территории: в Прибалтику и Малороссию. Посполитые люди – так называлось лично свободное сельское население Левобережной и Слободской Украины. В конце XVIII века и посполитые стали крепостными крестьянами.
Таким образом, общее количество крепостных людей к XIX веку резко увеличилось. С 1857 по 1859 год в России была проведена 10-я народная перепись. По ее итогам в 1861 году издана книга «Крепостное население в России, по 10-й народной переписи». Чуть ранее, в 1858 году, в Санкт-Петербурге была опубликована работа А.Г. Тройницкого «О числе крепостных людей в России». В этих книгах были приведены точные данные о количестве крепостных.
В Польше, Прибалтике, Финляндии, на территории Средней Азии и современного Казахстана их было немного. А в центральных районах России их доля была высока. В отдельных губерниях, например в Смоленской и Тульской, она составляла 69 %.
Иногда к крестьянам причисляют и однодворцев, хотя это не совсем верно. Однодворцы – это особое сословие, возникшее при расширении юго-восточных границ Русского государства и состоявшее из военизированных землевладельцев, живших на окраинах государства и несших охрану пограничья.
Крепостные использовались не только в сельском хозяйстве. В стране развивалась промышленность, уже в XVII веке появились первые мануфактуры, а для них требовалась рабочая сила.
В 1703 году был принят указ о приписных крестьянах. Так называли людей, приписанных к той или иной мануфактуре – частной или государственной. Они, формально находясь под властью помещика, работали на предприятии вместо уплаты оброка. Уволиться или перейти на другую работу они не имели права. Срока у этой приписки не было, людей прикрепляли к мануфактуре пожизненно.
Их могли безжалостно наказывать, нещадно эксплуатировать, по выражению крестьянина Травина, «уже не волну стричь, а кожу сдирать и тем исполнить свою алчную утробу обогащением».
О тяжкой доле крестьян, приписанных к фабрикам, вспоминал и Савва Дмитриевич Пурлевский (1800–1868). Его родная деревня принадлежала князю Репнину, который «вовсе не занимался хозяйственною экономией», а из-за слишком роскошной жизни погряз в долгах и вынужден был продать земли некому «откупщику», «богачу из купцов». «С той поры, как богатый откупщик купил вотчину, жизнь крестьянская пошла иначе. Буйная свобода заменилась рабскою покорностью, за прежнее ото всех посыпались укоры, земские крючки стали беспрестанно наезжать в село по делу и без дела, жить там и кормиться; нет уж былой барской защиты: за всё откупайся деньгами! Новый владелец устроил при реке близ села бумажную фабрику, и на работу туда поставил всех, кто неисправно вносит положенный оброк, то есть чуть не всю вотчину», – вспоминал Пурлевский.
Очень близки к приписным были посессионные крестьяне. Указ о таких крестьянах Пётр Великий издал в 1721 году. Посессией называлось арендное владение государственными крестьянами и землями, предоставлявшееся промышленным предпринимателям в России в XVIII–XIX веках.
Так как официально владеть крестьянами имели право только дворяне, то купцы брали их в долгосрочную аренду целыми деревнями – для того чтобы они работали на фабриках. Люди считались чем-то вроде живого инвентаря. Владелец производства не имел права продавать и закладывать крестьян отдельно от завода. Предприятия продавались и покупались сразу с работниками.
Александр Николаевич Радищев писал как бы от лица крепостного крестьянина: «Ныне еще поверье заводится отдавать деревни, как то называется, на аренду. А мы называем это отдавать головой. Голый наемник дерет с мужиков кожу; даже лучшей поры нам не оставляет. Зимою не пускает в извоз, ни в работу в город; всё работай на него, для того что он подушные платит за нас. Самая дьявольская выдумка отдавать крестьян своих чужому в работу. На дурного приказчика хотя можно пожаловаться, а на наемника кому?»
Труд именно этих людей лег в основу богатства уральских купцов – Демидовых, Губиных, Лугининых, Мосоловых, Осокиных, Походяшиных, Турчаниновых, Яковлевых, Твердышевых, Мясниковых.
Пытки, издевательства и даже убийства работных людей были обычным явлением на их заводах. Мрачно прославился Андрей Родионович Баташев (1729–1799) – человек немыслимой жестокости и совершенно бессовестный. Владел он железоплавильным заводом в Рязанской области. Ходили слухи, что если с кем случалось ему повздорить, то Баташеву ничего не стоило приказать своим рабочим кинуть несчастного в домну и сжечь.
