Мария Заметки о монстре

06.11

Первое УЗИ прошло отлично. Я был в шоке, увидев на мониторе это серо-белое, мерцающее пятно, эту крошечную пульсирующую точку. «Вот сердцебиение», – сказал врач, и в наушниках раздался частый, как барабанная дробь, стук. Этот звук ударил меня прямо в грудь. Он казался скоплением клеток, абстракцией из учебника биологии, но это его сердце. Нашего ребенка. И да, я уже люблю его.

Лена крикнула из кухни, гремя тарелками. Зовет ужинать. Ее голос звенел, как колокольчик, в нем плескалось то самое счастье, что переполняло и меня.

Продолжу заметку чуть позже.

Кухня. В этот час она была самым прекрасным местом на земле. За окном медленно сгущались ранние зимние сумерки, окрашивая небо в сиренево-свинцовые тона, а внутри мягко горела подвесная лампа над столом, отбрасывая тёплые круги на деревянную столешницу. Воздух был густой и ароматный – пахло чесноком, запечёнными травами и чем-то сладким, наверное, печёными яблоками. От этого запаха на душе становилось спокойно и основательно, будто всё в мире вдруг встало на свои места.

И в центре этого всего – она.

Лена стояла у плиты в моей старой футболке, которую я считал безвозвратно потерянной. Беременность была видна только ей самой и врачу на экране того аппарата, но мне сейчас казалось, что я вижу её во всём: в мягком свечении её кожи, в той особой, сосредоточенной грации, с которой она помешивала соус в сотейнике. Её волосы, собранные в небрежный пучок, золотились в свете лампы, а на щеках играл румянец от жара плиты. Она что-то напевала под нос, тот самый мотив, что крутился в машине по дороге из клиники.

– Всё в порядке, – сказал тогда врач, и глаза моей любимой сияли, заливаясь счастливыми слезами. – Ребенок развивается в соответствии со сроком. Абсолютно нормальная беременность. Поздравляю вас!

На столе уже стояли тарелки с салатом, ломтиками душистого хлеба и бутылка безалкогольного сидра – наш с ней маленький ритуал празднования. Всё было продумано, всё дышало любовью и заботой.

– Ужин почти готов, – обернулась она, и её улыбка была таким же тёплым источником света, как и лампа над столом. – Садись.

Я подошёл, обнял её сзади, прижался губами к её шее. Она пахла домом, теплом и будущим. Таким ясным и безоблачным. Таким… нормальным.

И почему-то именно в этот миг абсолютного, кристального счастья, глядя на запотевшее окно, за которым уже совсем стемнело, я поймал себя на мысли: «Никогда ещё я не боялся так сильно это потерять».

Это был всего лишь мимолётный укол, тень, промелькнувшая на краю сознания. Я отогнал её прочь, вдыхая запах её волос. Всё было хорошо. И это «хорошо» было таким хрупким, что его можно было разбить одним неверным движением. Но пока – это был наш идеальный, уютный, теплый мир. Пока.

Прекрасно понимая, что близость теперь будет табу, я всё равно попытался. Помог убрать со стола тарелки, вымыл посуду, пока Елена сидела в телефоне и читала мне вслух:

– 6-7 недель: начинает формироваться нервная трубка, основа будущего мозга. Закладываются первые нейроны.

– Ого! А размером наш малыш меньше моей руки?

– Ну, примерно да, – Елена улыбнулась, и в этой улыбке была капля гордости и бездна нежности.

– Значит, пока он такой маленький, мы можем еще успеть…? – я обошел стол и обнял за плечи жену, поцеловал в щеку, в шею, взял ее руку и пригласил встать.

Елена послушно поднялась и с хитрой, понимающей улыбкой продефилировала в спальню. Я поспешил за ней, помог снять футболку, аккуратно уложил на кровать. Ее руки обвили мою шею, мы не могли разомкнуть наш поцелуй, как будто он был последним в нашей жизни.

Этот вечер был прекрасен. Она была прекрасна. Мы засыпали, сплетясь воедино, под мерный стук дождя по стеклу. И этот стук сливался в моей голове с тем, другим – быстрым, настойчивым стуком маленького сердца на экране УЗИ.

08.12

Две недели назад мы обратились к семейному психологу. Доктор Федоров, с лицом, напоминающим смятый конверт, и глазами, которые, казалось, подсчитывают стоимость всего в кабинете, включая наши страхи. Елена стала странно себя вести, но списывает это на беременность. "Гормоны, милый, просто гормоны," – говорит она, и ее голос звучит как плохая пластинка, проигрывающая заезженную мантру. Я хочу верить. Отчаянно хочу.

Она никогда не ревновала меня раньше. Наша любовь всегда была просторной, как летнее небо, с полным доверием. Но сейчас что-то сжалось, съежилось. Она стала мнительной, да. Но это не то слово. Это слово слишком мягкое, слишком медицинское. Это было похоже на… Будто кто-то другой – маленький, темный, безжалостно сосредоточенный – заглянул в ее глаза и нашептывал ядовитые истории прямо в барабанные перепонки ее разума.

Я задержался на работе на час. Срочные отчеты. Господи, эти чертовы срочные отчеты, пахнущие пылью и отчаянием. Я был обязан остаться, как начальник. Телефон лежал в ящике стола, на беззвучном. Я думал, она спит. Всегда спит в это время, «ребенок требует», как она говорит.

Я вернулся домой и меня встретила тишина. И запах – сожженного ужина и чего-то еще… кислого, слезливого. В гостиной, в свете мерцающего телевизора, который показывал беззвучную рекламу детского питания, сидела Елена. На диване, подогнув под себя ноги, как подросток. На полу перед ней лежали осколки моей любимой синей тарелки – не просто упавшей, а будто бы брошенной с такой силой, что они впились в ламинат, как осколки стекла после взрыва.

Она смотрела в одну точку заплаканными глазами. Но слезы уже высохли, оставив на щеках блестящие, соленые дорожки. Ее взгляд был пуст и в то же время невероятно полон. Полон той самой отравленной истории.

– Лена? Что случилось?

Она медленно повернула голову. Движение было не ее, какое-то механическое, кукольное.

– Не знаю, что на меня нашло, – прошептала она. Голос был хриплым, чужим. – Из головы не выходило. Картинка. Яркая. Ты не на работе. Ты в баре. С ней. С какой-то… молоденькой. У нее звонкий смех. И на ней такие туфли, которые я никогда не надену. Уже не надену.

Она сказала «молоденькой» с таким горьким, инфантильным презрением, что у меня похолодела спина. Я потянулся к телефону в кармане, но он уже был у меня в руке, будто сам ждал этого момента. Экран вспыхнул, ослепив в полумраке. Двадцать три сообщения. Поток сознания, написанный торопливой, сбившейся рукой, все более неразборчивой. Начиналось с «Где ты?», перерастало в «Я знаю, что ты делаешь», заканчивалось: «плохой», «обманщик», «ненавижу», «приди домой СЕЙЧАС ЖЕ».

Тогда мы и решили, что лучше сразу пресечь это на корню. Отправились к психологу, который прописал нам эти дневники. «Выписывайте все. Страхи, гнев, сны. Особенно сны», – сказал он, и его взгляд скользнул по округлившемуся животу Елены так, будто он видел не ребенка, а источник сейсмической активности.

Тот приступ ревности не был единственным. Он был лишь первым раскатом грома в той зарождающейся буре, что теперь поселилась в нашем доме. Вчера она отказалась от жареной картошки, которую всегда обожала. «Он не хочет, – сказала она, поглаживая живот. – Ему не нравится этот вкус. Ему горько». И она съела сухое печенье, обмакивая его в сладкий чай, – привычка, которая, как она мне рассказывала, у нее была в детстве.

09.12

Иногда, в том числе и сегодня, прежде чем заснуть, я слегка прикасаюсь к животику жены. А потом слышу, как Елена, уже в полудреме, бормочет что-то на языке, которого не существует. Или существует. Но только для них двоих. И я веду этот дневник, как мне сказали. Но боюсь, что это не записи для доктора Федорова. Это скорее – протокол наблюдения за тем, как моя жена по крупицам уплывает в какое-то темное, внутреннее море. И я сижу на берегу с блокнотом в руках, абсолютно беспомощный, и слушаю, как накатывают волны.

11.12

Теперь я внезапно стал худшим мужем на свете. Это приговор, вынесенный с ледяной, детской бесповоротностью. Я не уделяю ей достаточно внимания, по ее словам. Вот что она шипит мне в спину, когда я пытаюсь обнять ее сзади, пока она моет посуду. Ее тело становится жестким, непроницаемым барьером.

Ирония в том, что наши дни остались такими же, как и прежде. Нет, я вру. Они стали «карикатурно» такими же. Мы играем в спектакль «Идеальная пара в ожидании чуда», но режиссер – тот, кто сидит у нее внутри, и у него скверное чувство юмора и склонность к мелодраме.

Сегодня утром все было в порядке. Слишком уж в порядке. Она проводила меня на работу в приподнятом, почти лихорадочно-радостном расположении духа. Надела мою старую футболку, ту, что пахнет мной, и вертелась перед зеркалом, гладя живот. «Папочка сегодня будет много работать, чтобы купить нам много-много вкусного», – певуче сказала она в сторону живота. Это прозвучало мило. Немного инфантильно, но мило. Она поцеловала меня на прощание крепче обычного. Это был властный, почти собственнический поцелуй, как будто она ставила печать. Ее губы были холодными, несмотря на жар в квартире.

Весь день у меня сверлило в животе чувство тревоги. Неопределенной, тупой, как гул в ушах перед грозой. Я звонил в обед – она не взяла трубку. Отправил сообщение с сердечком – ответа не было. Тишина из дома была звонкой и угрожающей.

И вечером ее будто подменили. Нет, не подменили. Сменили декорации и роль. Я открыл дверь, и дом вновь встретил меня той же выжидающей тишиной. Она стояла в прихожей. Встретила меня, сложив руки на груди – защитный, замкнутый жест. Взгляд был исподлобья, и в нем не было ни капли утренней нежности. Только обида. Обида пятилетнего ребенка, у которого отобрали любимую игрушку.

– Привет, – бросила она одним словом. Оно прозвучало плоским, обвинительным, как плевок. И, прежде чем я успел что-то сказать, выдохнуть, разуться, она развернулась на пятках и ушла в кухню. Не пошла – именно ушла, демонстративно. Дверь на кухню осталась приоткрытой ровно настолько, чтобы я видел, как она стоит у окна и смотрит в темноту, игнорируя мое присутствие.

Я в чем-то провинился? Боже правый, этот вопрос крутится у меня в голове, как бешеная белка в колесе. Я перебираю день, каждую минуту. Не смотрел на коллегу-женщину. Не задержался. Не сказал ничего грубого. Я купил по дороге те самые ягоды, которые она вчера вскользь упоминала. Они лежат у меня в сумке, и сейчас, под ее ледяной молчаливой атакой, кажутся жалкой, беспомощной попыткой откупиться.

Но вина здесь – не логическая категория. Это погода в нашем доме. Она меняется по прихоти того маленького тирана, который диктует ей настроение. Утром он был доволен, вечером – чем-то оскорблен. И его обида, его капризное недовольство теперь – закон, написанный на стенах нашего дома невидимыми, липкими буквами.

Я так и стою в прихожей, в пальто, с сумкой ягод в руке, чувствуя себя не мужем, не отцом, а мальчишкой, которого только что отчитали и поставили в угол. А из кухни доносится лишь тихий, ритмичный стук ее ногтя по столу. Стук, который звучит точно так же, как бьется сейчас мое сердце – часто, испуганно и абсолютно беспомощно.

13.12

Писать каждый день не удается. Силы, да и время, будто высасывает сама эта растущая тишина в доме. Но сейчас Елена ушла в душ, и я украдкой делаю пару заметок. Вода гудит в трубах. Сквозь шум я слышу, как она что-то напевает – монотонный, бессвязный напев, больше похожий на колыбельную для самой себя. Или не для себя.

Лена стала импульсивной. Это мягкое слово. Она не «стала импульсивной». Она теперь – живая мина, и проводок настолько короткий, что его не видно. Говорит, не подумав. Вернее, думает, но будто не она. Мысль рождается где-то там, в глубине, уже облеченная в уродливую, жестокую форму, и вырывается наружу, как рвота.

Вчера вечером. Я резал сыр для бутерброда. Обычный вечер. И Лена, глядя на мои руки, сказала ровным, холодным тоном:

– Этими руками ты трогал ее, да? Ту блондинку из твоего отдела. Они у тебя до сих пор пахнут ее дешевыми духами.

Тишина повисла. Я даже не успел ничего почувствовать, кроме ледяного шока. И тут же, прежде чем я вымолвил слово, ее лицо исказилось каким-то животным испугом. Глаза округлились, стали огромными, детскими.

– Ой, нет, нет, прости, – залепетала она, уже хватая меня за рукав. Ее пальцы были липкими от варенья. – Я не знаю, откуда это. Я не это. Он… он иногда такое думает. Он ревнует. Он боится, что ты нас оставишь.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.