Мариша Кель
Компаньонка
***
Следующим утром радостный вскрик Кити раздался из кабинета князя и звонким эхом пролетел по особняку. Вслед за этим всплеском радости из кабинета отца вылетела и сама Кити. Преодолев в три прыжка нижнюю лестницу, Кити очутилась в кухне.
– Я сегодня еду в театр!!! – выпалила юная княжна.
Вся происходящая в кухне работа приостановилась.
Кухарка Неёла Ануфриевна едва успела отереть руки о фартук, как Кити кинулась к ней в объятия.
– Я услышу «Титулованного соловья»!!! Няня! Няня моя, наконец-то… А что графиня? Она знает? Она проснулась?
Подарив воздушный поцелуй конюху, Кити вихрем удаляется с кухни, оставив всех присутствующих в недоумении.
Спустя мгновение кухарка, опомнившись: – Бог мой, моя крошка! Мой ангел! Спаси и сохрани…
Неёла Ануфриевна трижды осенила себя крестом и поклонилась святому духу, чем вызвала недобрый смех конюха.
Кухарка, всхлипывая от накатившихся слёз, бормоча, продолжает заниматься завтраком для господ: – Спаси и сохрани, Господь…
– Что ей? Лошадь подарили, что ли? – так же громко хохоча, пробасил конюх.
– Тьфу ты, черт! – шикнула на него кухарка.
Старший конюх расхохотался во все свои легкие.
***
Утро Мари выдалось спокойным и безмятежным. Давно ей не выпадало такое утро. Она довольно поздно проснулась и какое-то время, лёжа в кровати, читала любимые сонеты. Потом горничная Лизи оставила у дверей Мари завтрак. И сейчас графиня сидела с растрёпанными волосами и в ночном платье, допивала горячий шоколад и задумчиво глядела в окно. Она лениво потянулась, и её красивый пеньюар – остатки былой роскоши – сполз с одного плеча. В это утро Мари была сама нега и блаженство.
И так продолжалось бы дальше, если бы после короткого стука в спальню к Мари не ворвалась радостная Кити.
Все произошло так скоро, что Мари ничего не успела предпринять. Она так и осталась сидеть на месте, в ворохе кружев своего пеньюара, с чашкой шоколада на весу.
Кити, не закрыв за собой дверь, даже вздохнуть не успев, сразу же перешла к делу:
– Графиня, доброе утро! Как вам спалось?! Вы извините, что я… Ой!
Девушка вдруг поняла, что перед ней совсем не то, что она ожидала увидеть. Перед ней сидела красивая женщина с разбившимися по плечам волосами. Тёмные, как шоколад, волосы оттеняли сияющую белизну её кожи. Большие глаза смотрели строго и спокойно. Только одна чёрная бровь взлетела в немом вопросе.
Графиня невозмутимо продолжила пить свой шоколад.
Кити сбивчивым голосом попыталась удостовериться:
– Графиня?
Мари, поставив чашку на поднос, села прямо, как истинная графиня, и с холодным спокойствием улыбнулась Кити.
– Доброе утро, милая. Будь добра, прикрой дверь, сквозняк.
– Ой, да! Конечно. Извините… – спохватилась Кити.
– Проходи. Садись. Не желаешь шоколада?
Мари произнесла эти слова почти с кошачьей мягкостью, что заставило Кити с восхищением принять её предложение.
– С превеликим удовольствием, графиня.
Кити присела на пуфик, а графиня изящно разлила по чашкам шоколад. Одну из них она подала Кити.
– А теперь потрудитесь мне объяснить, барышня, что заставило вас пренебречь вежливостью и правилами этикета и столь бесцеремонно ворваться в мою комнату?
И намёка на укор не послышалось в словах графини.
Кити пару раз сомкнула ресницы, и губы её растянулись в улыбке. Девушка не могла взять в толк, как эта женщина вместо своих объяснений ожидает извинений и объяснений от самой Кити. Это восхитило княжну. А Мари продолжала:
– Мы горим?
Кити все с той же улыбкой помотала головой.
– Кто-то в смертельной опасности?
– Нет.
– Тогда что же стряслось, моя дорогая?
Кити потупила взгляд и произнесла совсем тихо:
– Театр.
– Театр?! – удивилась графиня.
– Ну да. Извините мне это, графиня. Я совершенно обезумела от радости.
– Кити, я тебя не намерена отчитывать. Я действительно подумала, что случилась беда. Но я тебя немного пожурю. Я понимаю, что тебя переполняют эмоции и ты вне себя от радости, но ты будущая княгиня. Этот твой первый выезд в театр говорит о том, что ты готова стать светской дамой.
Кити кивнула.
– Вот и веди себя соответственно. Я знаю, как это сложно, когда сердце готово выпрыгнуть от счастья… тогда, может, повременить с твоим «дебютом», может, ты не готова, и тебе ещё хочется прыгать в коротких платьицах по парку и лазать по деревьям? Сомневаюсь, что у тебя выйдет высидеть на стуле ровно три часа. Ты точно сможешь спокойно пройти к своей ложе?
Мари улыбнулась хитро, и Кити улыбнулась ей ответной улыбкой.
– Извините, графиня. Я буду стараться.
– Давай с этой минуты ты начнёшь себя вести как истинная княгиня.
Настал черёд Кити хитро улыбнуться.
– Тогда я бы поинтересовалась у вас, почему вы не такая? Нет. Почему вы появились у нас, как бедная родственница, чопорная вдова, да ещё в этой ужасной шляпе?!
Мари заговорщически наклонилась к Кити, сощурив глаза.
– Предлагаю тебе, Кити, заключить договор: я – открываю тебе свой секрет, а ты – будешь во всем советоваться со мной, когда придёт время. Давай постараемся доверять друг другу и ценить это доверие.
– Справедливо, – заключила Кити.
***
Управляющий Ольденбургского поместья Гордей сразу же невзлюбил новоприбывшую. И прошлым вечером Гордей убедился, что этой особе доверять нельзя. Ему вольготно жилось до неё. Все было в его руках и в его распоряжении. Гордей чуял наверняка, что с этой женщиной нагрянут перемены, а они ему были ни к чему. Его всё устраивало. А эта графиня того и гляди все возьмёт в свои руки и начнёт командовать и распоряжаться всем и всеми.
Гордей приоткрыл со скрипом дверь в просторную комнату. Перёд себя он внёс в комнату свечу. Просторная, но явно не жилая комната, заставленная сундуками и коробками, озарилась светом. Гордей осторожно прошел к окну и приподнял портьеру. Управляющий смачно чихнул от поднявшейся пыли, которая словно танцевала в лучах света. Гордей обвёл комнату неспешным взглядом: трюмо, портрет, наполовину завешанный портьерой. С портрета на управляющего смотрела прелестная женщина. Можно было бы подумать, что на холсте изображена была Кити, но эту женщину отличали от Кити гласа с поволокой и волосы цвета вороньего крыла. Кити же, в отличие от матери, была светлоголовой и смотрела ясно и светло. Портрет погибшей супруги князя, в открытом от портьеры месте, покрылся внушительным слоем пыли.
Гордей провёл указательным пальцем по щеке покойной княгини, оставив четкую дорожку.
– Добрый день, ваша прекрасная светлость. Я ненадолго… Вы должны мне кое в чём помочь.
Гордей задул свечу и отложил. Заглянув в пару коробок, он вскоре нашёл то, что искал.
Из небольшого сундучка Гордей достал несколько миниатюр с изображениями титулованной родни княгини Элен Ольденбургской.
Управляющий с кропотливой серьёзностью рассматривал каждую и убирал обратно в сундук, пока при взгляде на одну миниатюру, на которой была изображена супружеская пара, губы управляющего не растянулись в торжествующей улыбке.
Вот оно!
Управляющий внимательно вгляделся в лицо женщины на миниатюре. Она хороша собой и молода. На миниатюре изображена счастливая чета Валевских.
***
Кити, сидя в комнате Мари, жадно разглядывала точно такую же миниатюру. Она не помнила мужчину и не помнила женщину, Мари, смотрящих на неё с изображения. Но общие черты лица мужчины и свои Кити приметила сразу.
– Это граф Валевский – твой двоюродный дядя, – пояснила Мари.
– Дядя совсем не похож на маму. Он похож на меня. Очень похож.
Мари заметили расстройство в словах Кити. Так хотелось девочке быть похожей на свою мать. Кити была безусловно хорошенькой и очень миловидной, но её мать Элен была истиной красавицей.
– Мой муж и твоя мама были очень похожи, – подбодрила девочку Мари.
– У них был схож характер, взгляды на определённые вещи, и они любили друг друга и во всём помогали друг другу. После гибели твоей мамы через год ушёл и мой супруг. Он довёл себя до такого состояния, что не мог жить дальше. Я не узнавала его в этот год. Он сильно выпивал и безоглядно губил себя.
Кити вновь, но уже с жалостью посмотрела на миниатюру.
– Карточный интерес в нём был всегда, – продолжала Мари, – но в этот страшный год он умудрился проиграть всё наше состояние и, заложив дом, проиграть и его…
– Какой ужас!
Кити всплеснула руками.
– Бедный дядя… Бедная вы…
– Чахотка унесла его очень быстро. Три недели. Слабый истощённый организм сдался за три недели. Я осталась одна с малышом на руках и матерью в почтенном возрасте. И теперь моё родовое имение уходит за долги…
– О, Господь всемогущий!
Глаза Кити наполнились слезами. Мари подсела к Кити и взяла её руки в свои.
– До меня дошли слухи, что князь ищет для тебя компаньонку… И я решила ею стать. Но стать такой, какую князь Ольденбургский хотел бы видеть рядом со своей юной дочерью, которая делает первые шаги в свете.
– Я понимаю, – шмыгая носом, произнесла Кити. – Papa никогда не принял бы вас такой, какой я вижу вас сейчас. Вы – очаровательны.
– Ах, Кити… Извини меня за этот маскарад, прошу тебя.
Мари крепко обняла Кити.
– Моя судьба не оставила мне выбора. Я ухватилась за эту идею, как за соломинку, и поплыла по течению.
Кити отстранилась от Мари и, глядя ей в глаза, заявила со всей серьёзностью:
– Я обещаю, графиня, хранить ваш секрет.
– Спасибо, милая, добрая Кити. Спасибо тебе. Ты можешь звать меня Мари.
– Наедине так и поступим.
Кити порывисто поцеловала Мари в щеку в знак их дружбы и продолжила:
– А можно последний вопрос?
– Слушаю тебя, Кити?
– Этот невыносимый запах лимона тоже часть маскарада?
Мари улыбнулась своей новой подруге. Она была безмерно рада, что может разделить свой секрет с Кити. И что самое главное, юная Кити не осудила её, а поняла и приняла.
– Мы чуть не позабыли о главном! – спохватилась Мари.
– О чём? – подхватила Кити.
– Сегодня твой первый выезд. Сегодня ты будешь впервые сидеть в ложе, в самом модном платье этого сезона, и тобой будут восхищаться даже артисты со сцены!
– О, Мари! Сегодня исполнится моя заветная мечта! Я услышу «Соловья».
И вновь Мари слышит об этом «Соловье»: «Что же это такое?!»
– Соловья! Ты не слышала соловьев? – не удержалась Мари.
Кити уж было хотела поведать Мари одну из легенд о сладкоголосом герое, но ее порыв прервал стук в дверь.
Мари быстро юркнула за ширму и, понизив голос, произнесла:
– Войдите.
Вошла горничная Лизи.
– Доброго дня, ваше благородие.
Лизи удивилась, увидев вместо графини молодую княжну.
– Барышня, и вы тут?! Я принесла платья для графини, по распоряжению управляющего, для сегодняшнего вечера. Графиня?
– Я здесь, Лизи.
Послышался хриплый голос из-за ширмы.
– Вам бы примерить его?
Лизи решительно направилась к ширме, но путь ей преградила Кити:
– Лизи, графине нездоровится. Ты оставь платья и ступай. Я сама помогу графине.
– Как прикажете, ваша светлость.
Лизи присела в почтении и быстро удалилась.
Мари выглянула из-за ширмы и увидела на кровати два шикарных платья. Кити стояла рядом и аккуратно расправляла кружева и складки.
– Посмотри, Мари, это мамины.
– Думаю, если я их надену, твой отец будет не в восторге… Твоя мама одевалась как королева.
– Ты уверена, что хочешь поехать в этом?
Кити кивнула на темно-синее бархатное платье, что висело на ширме. Видимо, подготовленное к вечернему выходу в театр.
– Даже обсуждать не буду своё решение.
Мари подошла к кровати и аккуратно сложила роскошные платья погибшей княгини.
– А у тебя? Какое платье у тебя? – поспешила сменить тему Мари.
– Полная противоположность твоему, – с улыбкой ответила Кити. – Это и не важно…
– Да. И что же важно для молодой особы в этот день?
Кити мечтательно вдохнула и заломила руки.
– «Соловей»!
Мари закатила глаза.
– Так. Все утро о соловьях. Что же за птица такая, этот «Титулованный соловей»?
И тут Кити дала волю своим мыслям и фантазиям:
– Кто-то говорит, что он принц! И так как ему нельзя, что бы его узнали, он в маске.
– О… – многозначительно заметила Мари.
– Некоторые говорят, что он носит титул герцога, – продолжала Кити. – И у него разбито сердце, и поэтому, когда он поёт, у женщин, которые слушают, тоже разбиваются сердца.
– Мы не будем его слушать! Зачем нам такое?!
– Ну не ёрничай. Его голос так прекрасен, в его словах столько чувственности, и сам он так красив…
В дверь вновь постучали, прервав страстную речь Кити. Девушка так разозлилась, что, не сообразив, выпалила:
– Да войдите же!
Глаза Мари расширились от ужаса, когда дверь стала открываться. Мари в последнюю секунду успела укрыться за своей ширмой. А Кити так и осталась стоять, поражённая своей глупостью.
В спальню вошла кухарка Неёла Ануфриевна в сопровождении лакея. Тот нёс тяжелый поднос.
– Госпожа плохо себя чувствует? – поинтересовалась кухарка.
Ей ответил голос графини из-за ширмы
– Я плохо спала, мигрень. Я немного отдохну, и к вечеру пройдёт.
– Оставлю вам завтрак, госпожа.
Кухарка махнула лакею, и тот поставил поднос на чайный столик у окна.
– Кити, пойдём, нечего тебе тут. Пусть мадам отдохнёт.
Кити отчаянно замотала головой:
– Няня, я должна…
Её прервал строгий голос графини:
– Вы, барышня, должны составить отцу компанию за столом. Благодарю за заботу. Вечером увидимся. А вам предстоит много дел до вечера…
Кити тут же согласилась и пошла к выходу из спальни.
– Конечно, графиня. Отдыхайте.
Наконец Мари осталась одна. Она вышла из-за своего укрытия и закрыла двери на ключ. Это её расслабило, и Мари упала на кровать, широко раскинув руки.
Утро выдалось насыщенным. Мари лежала и смотрела в потолок. Она впервые задумалась о последствиях своего «маскарада». Это, так или иначе, был обман. Что же будет, если её обман раскроет князь?
Мари тряхнула головой, отгоняя плохие мысли, и сладко потянулась, блаженно улыбаясь.
***
Все ночи князя были похожи одна на другую, и каждую он переживал с трудом. Он маялся бессонницей и засыпал лишь под утро, измученный мыслями и воспоминаниями. Вследствие этого и дни князя начинались одинаково – плохо. По утрам он всегда прибывал в дурном расположении духа. Вот и теперь он сидел за обеденным столом и, уставившись в одну точку, средним пальцем пережимал пульсирующий висок.
Из подобного состояния его вывел вежливый кашель управляющего за спиной.
– Да, Гордей, – прикрыв глаза, произнёс князь.
– Ваша светлость, не сочтите за бестактность, я имею разговор в отношении графини Валевской.
– Лимонная кляча не влезла в платья княгини?
– Отнюдь.
Гордей посмеялся шутке князя и чуть склонился, понизив голос до шёпота:
– С платьями всё как раз хорошо… В том числе и этот момент навёл меня на мысль, что графиня…
Двери в зал распахнулись, и появилась Кити.
– Bonjour, papa1.
– Bonjour, mon Ami2.
Кити с сияющей улыбкой подошла к отцу и поцеловала его.
– Comment allez vous? – поинтересовалась Кити у отца.
– Merci, mon cher, tout va bien.
Кити обратила внимание на управляющего, который отодвинул для неё стул рядом с отцом. Кити присела за стол.
– Notre majordome est drôle quand il ne comprend pas un mot.
Князя это замечание позабавило.
– Beau rire, mon ange.
Князь взял руку дочери и поднёс к губам.
– Etes-vous prêt? Serez-vous la plus belle au théâtre?
– Oui, papa! Je promets.
Князь долгим взглядом смотрел на Кити. Его малышка выросла и превратилась в прелестную особу. Князь улыбнулся своим мыслям, но что-то спугнуло его улыбку.
– Kitty, tu as déjà appris quelque chose de ton mentor.
– Alors Quoi?
– L’odeur monstrueuse de citron3!
Кити звонко рассмеялась.
***
Наконец наступил тот самый долгожданный вечер, когда Кити впервые представят свету. И сделать это должна будет Мари.
Мари сидела в своей комнате перед зеркалом и наносила последние штрихи своего образа. Она заметно нервничала и торопилась. Мари натянула шляпку и последний раз окинула своё отражение критичным взглядом. С сурьмой для бровей она, конечно, переборщила, но времени на исправление не было. Мари нацепила на нос пенсне и, взяв свою трость, поспешила на выход.
***
Князь прохаживался по холлу в одиночестве. Каждый его шаг сопровождало гулкое эхо. Князь посмотрел на свои карманные часы и в нетерпении взглянул на лестницу. Князь замер, не веря своим глазам. К нему плавно спускалась маленькая фея в белом шёлке и кружеве. Князь всегда знал, что улыбка его дочери способна растопить айсберг, но сегодня… сейчас, в этот момент, Кити улыбалась так, что солнце обязано было взойти вновь.
Кити спустилась и подала руку отцу. Князь поцеловал руку дочери и заглянул в её звездные глаза:
– Кitti, magnifique briseuse de règles4.
Эту семейную идиллию нарушил громкий стук трости о кафель. Князь и Кити обернулись на звук и увидели спускавшуюся к ним графиню Валевскую. Она ковыляла подобно черепахе, при этом трость её издавала слишком громкий стук. При этом Мари умудрялась что-то ворчать себе под нос.
– Надеюсь, там не будет сквозняков. Я всегда после театра страдаю грудной жабой. Милая, ты захватила шаль? Не хватало ещё слечь после этого.
Кити еле сдерживала свою улыбку, глядя на отца. Его выражение лица не скрывало ни в коей мере его отношения к графине и её внешнему виду.
– Графиня, при всём моём уважении, – начал князь, – хочу вам заметить, что вы слишком ворчливы, брюзжание ваше, боюсь, не позволит нам получить удовольствие от предстоящего посещения театра.
– Я предвкушаю чудесный вечер. Нужно всем думать о хорошем, – сквозь слёзный смех произнесла Кити.
– Нужно думать о здоровье, – подытожила графиня и, проходя мимо Кити, подмигнула ей. Потом Мари, как должно, взяла князя под руку и поковыляла с ним к выходу.
– Я убит! – сквозь зубы проронил князь.
***
Экипаж князя Ольденбургского, запряжённый лихой четвёркой, мчался на закат. Дорога была неровной и извилистой. Экипаж то и дело подбрасывало, как кукольную каретку.
Мари ногтями вцепилась в обивку сиденья и что есть мочи пыталась не подавать и вида на неудобство.
Колёса экипажа грохотали, ветер свистел, а спокойный князь сидел напротив Мари и изучающие её разглядывал. Это было худшее стечение обстоятельств. Да ещё и Кити внесла свою лепту. Мари казалось, что если она ещё хоть слово услышит касательно этого «Соловья», она добровольно сойдёт с экипажа на полном ходу.
Но Кити воодушевленно продолжала:
– Одна графиня, очень впечатлительная, слушая «Соловья», в середине арии лишилась чувств. А когда пришла в сознание, сказала, что это было лучшее, что когда-либо с ней происходило в жизни.
– Бедная та графиня, должно быть, скучная у неё была жизнь… – пробурчала Мари.
– Говорят, после одной или двух арий он уходит со сцены, идёт по чёрному выходу, где его уже ждёт экипаж, и спешно уезжает. Толпа поклонниц пытается засвидетельствовать ему своё почтение, а он скрывается от них.
– Может, у него увечье, и потому не желает, чтобы его видели. Или просто не столь хорош собой, как его голос. Сцена способна даже урода сделать красавцем
– О нет, графиня. Позвольте с вами не согласиться, он красив, как Аполлон…
– Так говорят?
– Да, именно так. Маска скрывает его принадлежность к аристократии. Говорят, что он имеет дворянский титул.
– И поэтому «Титулованный соловей»? Чепуха какая!
– Почему «чепуха»?
– Уважающий себя господин, да ещё и представитель аристократии, титулованная особа, никогда не выйдет на сцену исполнять арии. Это просто неприлично!
– Вот поэтому он в маске, – мечтательным шёпотом произнесла Кити.
***
Князь всё это время внимательно смотрел на графиню. Когда она посмотрела ему прямо в глаза, князь загадочно улыбнулся и отвернулся к окну.
Глава 2
Вереница экипажей тянулась на всю подъездную улицу театра. Чуть задержавшись у ступеней главного входа, они выпускали прелестниц в дорогих туалетах и господ в чёрных фраках. Бесчисленные огни улицы отражались в лужах и удваивались.
Экипаж Ольденбургских остановился в свою очередь перед Имперским театром. Князь спустился первым и помог выйти своим дамам.
Кити как заворожённая положила свою руку на руку отца и последовала за ним.
Мари была рада тому, что князь не обратил на неё своего внимания и ушёл с Кити вперёд. Мари не меньше Кити поразило великолепие театра, и атмосфера торжества совершенно разволновала Мари. К счастью, уже в гардеробе Мари смогла обуздать своё волнение и трепет.
Князь провёл своих дам в их ложу. Кити вошла первая и чуть не лишилась сознания от восторга.
Огромная хрустальная люстра переливалась и отражала тысячи огней. Из бархатных лож этот блеск и свечение ловили и поддерживали невообразимые драгоценные камни и украшения дам.
Огромный тяжелый занавес ниспадал в оркестровую яму, откуда неслись всевозможные звуки.
Мари подошла к Кити и чуть прикоснулась к её плечу:
– Красиво, правда?
– Это прекрасно, Мари. Моё сердце может выпрыгнуть из груди.
Мари ободряюще похлопала Кити по руке.
Князь остался стоять поодаль, в глубине ложи. Он неспешным взглядом окинул зал, и по его выражению лица было понятно, что он многих помнит и узнал.
Из противоположной ложи Кити и князя в свой бинокль разглядывала баронесса Фрау Тицер. Старушка взвизгнула и пихнула в бок своего спящего супруга.
– Дусик! Посмотри, это, кажется… да! Это князь Ольденбургский. Неужели решился появиться! Какая уже взрослая дочь у Ольденбургского!
Барон покряхтел и принял бинокль жены, которым она тыкала барону в нос. Он какое-то время смотрел, приподняв седую бровь, и заявил с позиции знатока:
– Прелестна, она восхитительна! Кажется…
– Да, Кити, – выхватив бинокль, подхватила баронесса. – Как похожа на покойную княгиню, я даже в какой-то момент подумала, что это она. А какая была красивая чета Ольденбургских. Какое горе…
Баронесса шмыгнула носом. Супруг притянул её к своему плечу и сам печально протянул:
– Да..
Рядом с ложей барона и баронессы Тицер расположилась семья Лихониных. Графиня Лихонина вышла замуж за человека, не обременённого никаким титулом, и в связи с этим положение её сына Пьера и дочери Анны было неопределенным. И их нынешнее финансовое состояние оставляло желать лучшего.
Анна Лихонина была хороша собой и умна. Они с Кити когда-то были хорошими подругами, но Анна была старше на пять лет. Она раньше выпорхнула из детских комнат, и их интересы с Кити разошлись.
Старший брат Анны, Пьер Лихонин, в отличие от сестры, по-прежнему часто наведывался в Ольденбургское поместье. Пьер служил у Влада Ольденбургского секретарем. Они часами просиживали в кабинете князя.
Анна первая заметила Кити и в радостном возбуждении почти выкрикнула:
– Mama, обратите внимание! Это же Кити!
Графиня Лихонина направила свой лорнет в сторону, куда указывала дочь.́
– Да, действительно. И князь. Ну наконец-то! А то сколько можно… А кто это с ними?
Графиня Лихонина стала придирчиво разглядывать Мари и, оценив спутницу Ольденбургских, скривила губы.
Пьер смотрел на Кити, всегда, как заворожённый, казалось, он забывал в такие мгновения, как дышать. Но сегодня Кити была само совершенство, и молодой человек потерял голову.
– Mama, я хочу пойти поздороваться! – жеманно заявила сестра, дёрнув Пьера за рукав, чем отвлекла его от созерцания прелестного вида предмета его обожания.
– Я провожу её, мадам, – опомнившись, произнёс Пьер.
– Конечно, пойди! Пойди и передай мое почтение князю. Пойди, пойди, а брат тебя проводит.
