Марио Пьюзо
Семья Корлеоне
– Такое бывает, когда работаешь в автомастерской, ма. – Подойдя к матери, Сонни стиснул ее в объятиях. – Я сейчас приведу себя в порядок, – добавил он, повернувшись к Вито.
– Ты останешься на ужин? – спросила Кармелла.
– Конечно, ма, – ответил Сонни. – Что ты готовишь? – спросил он уже с лестницы, направляясь к себе в комнату.
– Телятина с овощами по-пармски, – ответила Кармелла.
– Ты хочешь проверить меню? – сказал Вито. – Посмотреть, все ли тебе нравится?
– Мне нравится все, что готовит мама, – обернувшись, ответил Сонни. – Верно, ма? – Не дожидаясь ответа, он поспешил наверх.
– Я с ним поговорю, – тихо сказал Вито, поднимаясь из кресла.
Достав из кармана жилета часы, он увидел, что времени без нескольких минут шесть. По пути к лестнице Вито включил радио и медленно покрутил ручку настройки. Отыскав выпуск новостей, послушал немного, затем продолжил поиски, надеясь найти итальянскую оперу. Новости были посвящены предстоящим выборам и независимым кандидатам – в частности, кандидату на должность мэра, большой шишке, выходцу из Неаполя, pezzonovante, который представлял себя как сторонника реформ. Когда Вито дошел до рекламы зубной пасты «Пепсодент» и последовавшего за ней спектакля «Эймос и Энди»[20], он задержался настолько, чтобы понять, что Эймос опять втянул приятеля в какую-то историю, после чего выключил радио и поднялся к Сонни в комнату. Он постучал, и Сонни приоткрыл дверь, выглянул в коридор, после чего открыл дверь до конца и воскликнул: «Пап!», судя по всему, удивленный тем, что отец стучит к нему в комнату. Он был с голым торсом, через плечо висело полотенце.
– Ну? – спросил Вито. – Я могу войти?
– Конечно, – поспешно сказал Сонни. – Что я натворил? – Полностью распахнув дверь, он отступил в сторону, пропуская отца в комнату.
Его комната была маленькая и простая: односпальная кровать у стены с распятием над деревянной спинкой, буфет, на полке пустая вазочка из граненого стекла для конфет на ножках; на двух окнах простые муслиновые занавески. Присев на кровать, Вито знаком предложил сыну закрыть дверь.
– Надень рубашку, – сказал он. – Я хочу с тобой поговорить.
– В чем дело, папа? – Достав из верхнего ящика буфета смятую рубашку, Сонни натянул ее на себя. – Что-нибудь случилось? – спросил он, застегиваясь.
Вито похлопал по кровати рядом с собой.
– Присаживайся, – сказал он. – Мать тревожится насчет тебя.
– Она тревожится из-за денег, – сказал Сонни, наконец понимая, в чем дело.
– Совершенно верно, – подтвердил Вито. – Она тревожится из-за денег. Ты не заметил пропажи пятидесяти долларов? Ты оставляешь пятидесятидолларовую купюру в кармане штанов и даже не спрашиваешь мать о ней?
– Мама отдала деньги Тому, папа. – Сонни подсел на кровать к отцу. – Том мне все рассказал. Если бы я решил, что потерял полтинник, то спрашивал бы по всему городу. Но поскольку я знаю, где деньги, зачем спрашивать?
– Сонни, откуда у тебя пятидесятидолларовая бумажка? – спросил Вито. – Это больше, чем ты зарабатываешь за две недели.
– Пап, а на что мне тратить деньги? Ем я в основном здесь. А квартира обходится мне совсем дешево.
Сложив руки на коленях, Вито молча ждал.
– Господи, – снова заговорил Сонни и, вскочив с кровати, повернулся к отцу спиной, затем опять развернулся лицом. – Ну хорошо, – сказал он. – В субботу вечером я играл в «Гринпойнте» в покер с поляками. – Защищаясь, Сонни повысил голос. – Это была дружеская игра, пап! Обычно я проиграю пару долларов, выиграю пару… Но тут я выиграл по-крупному. – Сонни хлопнул руками. – Пап, это всего лишь покер в субботу вечером!
– Значит, вот как ты поступаешь со своим заработком? Ты играешь в покер с какими-то поляками?
– Пап, я уже не маленький, – обиженно произнес Сонни.
– Ты уже не маленький, – повторил Вито. Он снова указал на кровать, предлагая сыну сесть. – Ты откладываешь деньги? Открыл счет в банке, как я тебе говорил?
Плюхнувшись на кровать рядом с отцом, Сонни уставился в пол.
– Нет, – сказал Вито. Он ущипнул сына за щеку, и тот отшатнулся от него. – Послушай меня, Сантино. Люди сколачивают состояние в автомобильной промышленности. В ближайшие двадцать – тридцать лет… – Вито развел руками, показывая, что пределом может быть только небо. – Если ты будешь усердно работать, – продолжал он, – и я время от времени буду тебе немного помогать, к моим годам у тебя будет денег больше, чем я смел мечтать. – Он положил руку сыну на колено. – Тебе нужно усердно трудиться. Ты должен узнать это дело от самых корней. А в будущем ты сможешь нанять человека, который будет ухаживать за мной, когда я уже не смогу самостоятельно ходить в туалет.
Сонни откинулся на спинку кровати.
– Послушай, папа, – начал он, – я даже не знаю, создан ли я для этого…
– Для чего? – спросил Вито, сам удивившись прозвучавшей в его голосе резкости.
– Для того, чтобы тупо корячиться каждый день, – сказал Сонни. – Я вкалываю восемь-десять часов, чтобы заработать для Лео пятьдесят долларов, а он платит мне пятьдесят центов. Это работа для дураков, папа.
– Ты хочешь стать боссом? – спросил Вито. – Кто купил инструмент, ты или Лео? Кто платит за аренду гаража, ты или Лео? Что гласит вывеска над воротами, «Мастерская Сантино» или «Мастерская Лео»? – Сонни молчал, и Вито продолжал: – Посмотри на Тома, Сонни. Он открыл счет в банке, на котором уже отложено больше двухсот долларов. К тому же он проработал все лето, чтобы частично оплатить учебу в колледже. Том понимает, что нужно усердно потрудиться, если хочешь получить какие-то результаты. – Взяв сына за подбородок, он привлек его к себе. – Без упорного труда ты ничего не добьешься в жизни! Помни это, Сантино! – С раскрасневшимся лицом Вито поднялся с кровати. Открыв дверь, он оглянулся на сына. – Я больше не желаю слушать никакого вздора о том, что работа для дураков, capisc’? Бери пример с Тома, Сантино.
Строго посмотрев на сына, Вито вышел из комнаты, оставив дверь открытой.
Сонни упал на кровать, ткнув кулаком воздух, словно это было лицо Тома. Что бы сказал папа, если бы узнал, что его драгоценный Том Хаген трахает ирландскую шлюху? Сонни очень хотелось бы это знать. Однако затем мысль о том, что Том влип в историю из-за телки Луки Брази, вызвала у него сначала улыбку, потом смех, прогоняя злость. Сонни лежал на спине, подложив руки под голову, с широкой ухмылкой на лице. Папа всегда ставил ему Тома в качестве примера – Том делает то, Том делает се, – однако никогда не возникало никаких вопросов о преданности и любви. Сонни был старшим сыном Вито. Для итальянца этим было сказано все.
Впрочем, Сонни все равно не мог подолгу злиться на Тома. В его сердце Тому навсегда суждено было остаться тем мальчуганом, которого он нашел сидящим на колченогом стуле прямо посреди улицы, куда домовладелец вышвырнул все его скудные пожитки. Мать Тома умерла за год до того от пьянства, а затем несколько недель назад исчез его отец. Вскоре после этого за Томом и его сестрой пришли из католического приюта, однако Том успел сбежать до их прихода, и на протяжении нескольких дней он околачивался на железнодорожной станции, ночуя в товарных вагонах и получая тумаки от сторожей, когда те его ловили. В районе все об этом знали, но люди были уверены, что отец Тома рано или поздно объявится, что он просто запил. Однако время шло, а он так и не объявлялся, и однажды утром домовладелец освободил квартиру, вышвырнув всю обстановку на улицу. К середине дня бо́льшую часть вещей разобрали, оставив только колченогий стул и кое-какое никому не нужное барахло. Это случилось, когда Сонни было одиннадцать лет. Том был на год старше его, но тощий, кожа да кости, и никто не давал ему больше десяти. Сонни, напротив, в свои одиннадцать выглядел скорее на четырнадцать.
В тот день вместе с ним был Майкл. Ему тогда было лет семь-восемь, и они возвращались из продовольственной лавки Нины на углу с сумкой с продуктами для обеда. Майкл первым увидел Тома и дернул Сонни за штанину.
– Сонни, смотри!
Оглянувшись, тот увидел мальчишку с мешком на голове, сидящего на колченогом стуле. Рядом стояли и курили Джонни Фонтане и Нино Валенти, двое соседских ребят постарше. Сонни пересек улицу, а Майкл снова подергал его за рубашку.
– Кто это? – спросил он. – Почему у него на голове мешок?
Сонни знал, что это Том Хаген, но он ничего не сказал. Остановившись перед Джонни и Нино, он поинтересовался, в чем дело.
– Это Том Хаген, – сказал Джонни. Это был худой симпатичный парень с густой копной черных волос, ниспадающих на лоб. – Ему кажется, что он слепнет.
– Слепнет? – удивился Сонни. – Почему?
– Его мать умерла, а отец… – начал Нино.
– Все это я знаю, – перебил его Сонни. – Почему он считает, что слепнет? – обратился он к Джонни.
– А я откуда знаю, Сонни, – ответил тот. – Спроси у него. – Затем он добавил: – Его мать перед смертью ослепла. Быть может, ему кажется, что он заразился от нее.
Нино рассмеялся, а Сонни сказал:
– Нино, ты думаешь, это смешно?
– Не обращай на него внимания, – сказал Джонни. – Он у нас придурок.
Сонни шагнул к Нино, и тот развел руками.
– Послушай, Сонни, я ничего такого не хотел…
Дернув брата за рубашку, Майкл сказал:
– Сонни, не надо. Пошли.
Смерив Нино взглядом, Сонни направился к Тому, и Майкл последовал за ним. Остановившись перед Томом, он спросил:
– Глупец, что ты делаешь? Зачем ты нацепил мешок на голову?
Том ничего не ответил, и Сонни стащил у него с головы мешок и увидел, что его глаза завязаны грязными бинтами. Из левого глаза сквозь бинты проступали гной и спекшаяся кровь.
– Черт побери, в чем дело, Том? – спросил Сонни.
– Я слепну, Сонни! – ответил Том.
До этого момента они почти не были знакомы друг с другом. Два-три раза обменялись парой слов, не больше; однако Сонни уловил в голосе Тома мольбу, словно они были закадычными друзьями и Том изливал ему свою душу. Он сказал: «Я слепну, Сонни!» так, будто полностью потерял надежду, но в то же время умолял о помощи.
– V’fancul’! – пробормотал Сонни.
Он описал небольшой круг по тротуару, словно этот маленький танец позволял ему выиграть пару секунд, которые ему требовались, чтобы подумать. Передав пакет с продуктами Майклу, Сонни сгреб Тома в объятия, прямо вместе со стулом, подхватил его и понес по улице.
– Что ты делаешь, Сонни? – спросил Том.
– Несу тебя к своему отцу, – ответил Сонни.
Что он и сделал. Майкл следовал за ним с широко раскрытыми глазами. Сонни принес Тома, вместе со стулом, к себе домой. Отец и Клеменца беседовали в гостиной. Сонни уронил стул перед отцом. Вито, славившийся своей выдержкой, казалось, едва не свалился в обморок.
Стащив мешок с головы Тома, Клеменца отшатнулся назад, увидев кровь и гной, проступающие сквозь бинты.
– Это кто? – спросил он у Сонни.
– Это Том Хаген.
Вошедшая в комнату Кармелла нежно прикоснулась Тому ко лбу. Запрокинув ему голову назад, она внимательно осмотрела его глаз.
– Infezione, – сказала она мужу.
– Зови доктора Молинари, – шепнул ей Вито таким голосом, словно у него пересохло в горле.
– Вито, что ты собираешься делать? – спросил Клеменца.
Вито поднял руку, предлагая ему умолкнуть.
– Мы о нем позаботимся, – сказал он, обращаясь к Сонни. – Это твой друг?
Задумавшись на мгновение, Сонни сказал:
– Да, папа. Он мне все равно что брат.
Ни тогда, ни теперь он не смог бы объяснить, почему так сказал.
Вито задержал на сыне взгляд, словно пытаясь проникнуть в его сердце. Затем он обнял Тома за плечо и повел его на кухню. Начиная с этой же самой ночи и в течение следующих пяти лет, до тех пор пока он не поступил в колледж, Том спал в одной комнате вместе с Сонни. Глаз у него зажил. Он поправился. В старших классах Том был как бы личным репетитором Сонни – помогал ему самому находить решения, когда такое было возможно, предлагал готовые ответы, когда ничего другого больше не оставалось.
Том старался изо всех сил, чтобы порадовать Вито, – однако никакие его усилия не могли сделать его сыном Вито. И ничто не могло вернуть ему его родного отца. Вот почему Сонни не мог по-настоящему на него злиться, поэтому, а также в память о том дне, когда он нашел его на улице, сидящим на колченогом стуле с мешком на голове, когда Том сказал ему: «Я слепну, Сонни!», – это воспоминание жило в сердце Сонни, такое же живое, как будто все это случилось только вчера.
Из кухни песней донесся мамин голос:
– Сантино! Ужин почти готов! Почему я не слышу шума воды в ванной?
– Я спущусь через десять минут, ма! – крикнул в ответ Сонни.
Спрыгнув с кровати, он расстегнул рубашку, достал из шкафчика халат и накинул его на себя. Пошарив в глубине самой верхней полки, нашел задвинутую туда картонную коробку. Открыв коробку, достал новую темно-синюю фетровую шляпу и надел ее. Закрыв дверцу шкафчика, покрутился перед зеркалом на двери, любуясь собой. Опустив поля на лоб, чуть сдвинул шляпу вправо. Улыбнувшись себе широкой улыбкой, открывшей ровные белоснежные зубы, бросил шляпу обратно в коробку и убрал ее на полку.
– Сантино! – окликнула его Кармелла.
– Уже иду, ма! – ответил Сонни, спеша выйти из комнаты.
Сразу после полуночи заведение Джука было заполнено щеголями в цилиндрах и смокингах и дамами, замотанными в шелка и меха. На сцене тромбонист, нацелив горловину своего инструмента в потолок, работал одной рукой кулисой, а другой – сурдинкой. Остальные музыканты подвывали ему джазовую версию «Она его обидела». Барабанщик подался вперед со своего насеста так, что едва не касался лицом малого барабана, и отбивал ритм, окутанный покрывалом своих личных звуков. На танцплощадке пары толкались друг с другом, смеялись и обливались по́том, то и дело прикладываясь к серебристым или обернутым кожей фляжкам. По просторному залу между столиками сновали среди посетителей в дорогой одежде и дорогой обуви официанты с подносами, заставленными едой и напитками.
Сонни и Корк пьянствовали уже несколько часов вместе с Винни, Анджело и Нико. Стиви так и не появился, хотя все договорились отпраздновать успех последней операции у Джука. Винни и Анджело были в смокингах. Винни начинал вечер с волосами, аккуратно зачесанными с лица назад, но в разгар праздника, после обильного возлияния, ему на лоб уже ниспадали выбившиеся пряди. Нико и Сонни были в двубортных пиджаках с широкими лацканами и в атласных галстуках; у Нико галстук был ярко-зеленый, а у Сонни – темно-синий, в тон новой шляпе. Большинство женщин в заведении были за двадцать и старше, однако это не мешало ребятам танцевать с ними, и сейчас, к полуночи, все уже вспотели и находились в различной стадии опьянения. Ребята расстегнули воротники и ослабили узлы галстуков. Корк, одетый наиболее скромно из всех, в твидовом костюме-тройке и галстуке-бабочке, был самым пьяным.
– Го-осподи, – протянул он, изрекая очевидное, – я наклюкался в зюзю, господа! – С этими словами он уронил голову на стол.
– В зюзю, – повторил Сонни, развеселенный этой фразой. – Как насчет того, чтобы заказать кофе?
Корк мгновенно выпрямился.
– Кофе? – Он вытащил из кармана фляжку. – Когда у меня еще остался первоклассный канадский виски?
– Эй ты, вороватый ирландец, – сказал Нико, – сколько бутылок ты заначил для себя?
– А, заткнись, долбанный «макаронник»-итальяшка! – пробормотал Корк.
С той ночи эта фраза повторялась снова и снова, неизменно вызывая дружный смех, и этот вечер у Джука не стал исключением. Но Винни Ромеро внезапно умолк, увидев Луку Брази, входящего в зал.
– Эй, ребята, – сказал он своим приятелям, – вы только посмотрите!
Лука вошел в зал в обнимку с Келли О’Рурк. Он был во фраке и полосатых брюках, с белой гвоздикой, приколотой к лацкану. Келли прижималась к нему, в облегающем бежевом вечернем платье, с одним обнаженным плечом. Бриллиантовая заколка в форме сердечка удерживала на бедре собранную складками ткань, образующую что-то вроде пояса. Лука и его спутница прошли следом за метрдотелем к столику в центре зала, рядом с оркестром. Заметив Корка и остальных ребят, таращившихся на них, Лука кивнул им, сказал что-то метрдотелю, после чего провел Келли к их столику.
– Не верю своим глазам, – сказал он. – Неужели это банда в кедах?
Все ребята встали, и Лука пожал Корку руку.
– А это что за рожа? – спросил Лука, глядя на Сонни.
– Эта рожа? – сказал Корк, подталкивая Сонни. – Так, один болван, пьет за наш счет.
– Эй! – обиженно воскликнул Сонни. Он почесал голову, стараясь притвориться более пьяным, чем на самом деле. – А что такое банда в кедах?
– Не бери в голову, – сказал ему Корк. – Так, пустяки. – Он повернулся к Луке. – А это что за шикарная куколка?
– А тебе какое дело? – сказал Лука, делая вид, будто собирается ткнуть Корка кулаком в подбородок.
Назвав себя, Келли добавила:
– Я девушка Луки.
– Вот повезло собаке, – сказал Корк, глядя на Луку.
Келли обвила Луке руку, прижимаясь к нему, однако взгляд ее был устремлен на Сонни.
– Привет! – сказала она. – А ты, случайно, не друг того студента, Тома, как там его?
– Какого еще студента? – спросил у нее Лука, не дав Сонни возможность ответить.
– Просто студента, – ответила Келли. – В чем дело, Лука? Ты ведь не ревнуешь меня к какому-то студенту, правда? Ты же знаешь, что я твоя девушка. – Она положила голову ему на плечо.
– Я ни к кому тебя не ревную, – сказал Лука. – Ты же хорошо меня знаешь.
– Конечно, я тебя хорошо знаю, – согласилась Келли, крепче обнимая его руку. – Ну, – повернулась она к Сонни, – так ты его знаешь?
– Тома как там его? – сказал Сонни. Уронив руку в карман пиджака, он заметил, что Лука пристально следит за этим движением. – Да, я знаю одного парня из колледжа по имени Том.
– Передай ему, пусть звякнет мне как-нибудь, – сказала Келли. – Передай, я хочу услышать его голос.
– Вот как? – сказал Лука. Он обвел взглядом ребят. – Ох уж эти дамочки, – многозначительно произнес он, словно делясь какой-то общеизвестной истиной о женщинах. Он повернулся к Келли: – Пошли, куколка. – И, обняв за талию, увел ее от столика.
Как только они отошли, Нико сказал Сонни:
– Черт побери, что все это значит?
– Да, Сонни, – подхватил Корк, – черт возьми, откуда она знает Тома?
Посмотрев в противоположный конец зала, Сонни увидел, что Лука смотрит на него.
– Давайте убираться отсюда ко всем чертям, – сказал он.
– Господи Иисусе, – пробормотал Корк, взглянув в сторону выхода. – Ты уходишь первым. Помни, мы тебя не знаем.
– Мы будем присматривать за Лукой, – добавил Анджело.
Сонни встал, широко улыбаясь, и Корк пожал ему руку, словно прощаясь со случайным знакомым.
– Я буду ждать вас в своей машине, – сказал Сонни.
Он медленно направился к гардеробу. Он не спешил, тянул время. Ему не хотелось, чтобы Лука решил, будто он обратился в бегство. Навстречу ему попалась официантка в шляпке-«таблетке» и чулках-сетках с подносом сигарет, и Сонни, остановив ее, купил пачку «Кэмел».
– Вы должны попробовать «Лаки страйк», – сказала девушка, хлопая ресницами. – Они подсушены, – добавила она, кокетливо улыбаясь, – так лучше вкус и меньше дерет горло.
– Замечательно, – ответил Сонни, подыгрывая ей. – В таком случае, дай одну пачку, куколка.
– Возьмите сами, – сказала официантка, выпячивая грудь. – Они такие круглые, такие упругие, такие плотные.
Сонни бросил на поднос четвертак.
– Оставьте сдачу себе.
Подмигнув ему, девушка вальяжно удалилась. Сонни проводил ее взглядом. В противоположном конце зала Лука склонился над столом и о чем-то разговаривал с Келли. Вид у него был недовольный.
– Том, – беззвучно прошептал Сонни, – я тебя убью!
Взяв плащ и шляпу, он вышел на улицу.
Заведение Джука располагалось на Сто двадцать шестой Западной улице, неподалеку от Ленокс-авеню. Остановившись у афиши, Сонни вскрыл пачку «Лаки страйк» и закурил. Афиша извещала о концерте Кэба Келлоуэя[21] и его оркестра. Напевая себе под нос, Сонни
поднял воротник плаща, спасаясь от холодного ветра. У него за спиной открылась дверь клуба, выплескивая на улицу звуки музыки. Появился седой тип в черном пальто с меховым воротником, раскуривающий сигару.
– Что за шум? – спросил он.
Сонни кивнул, но ничего не ответил. Через некоторое время из клуба вышел тощий юнец в свитере, расшитом ромбами. Он выразительно посмотрел на «черное пальто», и они вместе направились прочь.
Сонни прошел следом за ними до своей машины. Сев за руль, он опустил стекло и потянулся, насколько это было возможно в тесноте салона. В голове у него немного шумело, но он протрезвел очень быстро, когда Келли спросила насчет Тома. Мысленно он снова увидел, как Келли раздвигает занавески и смотрит на улицу. Она стояла в окне меньше секунды, после чего у нее за спиной появился Том и задернул занавески, однако за эту секунду Сонни успел разглядеть все ее восхитительное тело, розово-белое, с локонами рыжих волос. Ее лицо было круглое, с алыми губами и изогнутыми бровями, – и даже на таком расстоянии, с противоположной стороны Одиннадцатой авеню, через стекло, Сонни различил на нем что-то сердитое.
Он подумал, насколько опасной может быть Келли О’Рурк. Сдвинув шляпу на затылок, почесал голову, ломая голову, какую игру она ведет, и у него не получилось ничего, кроме ревности. Келли захотелось пробудить в Луке ревность. Но при чем тут Том? И откуда она узнала, что он, Сонни, знаком с Томом? Раз уж об этом зашла речь, откуда она знает его? На этом Сонни застрял. Каждая женщина представляет собой головоломку, но Келли тут просто вне конкуренции. Если папа проведает об этом… Madon’! Сонни не хотелось бы оказаться на месте Тома. У папы есть планы в отношении всех своих детей. Том должен стать юристом и заняться политикой. Сонни предстоит стать столпом автомобильной промышленности. Майкл, Фредо и Конни были еще слишком маленькими, чтобы задумываться об их будущем, однако всему придет свой черед. Все должны были стать тем, чем хотел видеть их папа, – все, кроме Сонни, который не собирался долго батрачить на Лео, и будь что будет. Надо будет придумать, как поговорить с отцом. Он уже знает, кем хочет стать и что у него хорошо получается. Прошло меньше года с тех пор, как он сколотил свою банду, а у него уже есть машина, новый гардероб, а в матраце у него припрятаны несколько тысяч.
– Эй! – Постучав в стекло, Корк прыгнул на переднее сиденье рядом с Сонни.
– Minchia! – Сонни поправил шляпу, сползшую набок, когда он вздрогнул от неожиданности, застигнутый врасплох Корком.
Задние двери распахнулись, и в машину завалились братья Ромеро и Нико.
– Черт побери, что случилось? – спросил Нико.
Сонни развернулся, чтобы видеть тех, кто сидит сзади.
– Вы в это не поверите, – сказал он, после чего вкратце объяснил, что произошло между Томом и Келли.
– Господи! – воскликнул Винни. – Том трахнул эту красотку!
– Если Лука это узнает… – пробормотал Корк.
– Даже твой отец не сможет его защитить, – сказал Нико.
– Однако какую игру ведет Келли? – спросил Сонни у Корка. – Если она признается Луке, он и ее, вероятно, убьет.
– «Вероятно»? – сказал Анджело. – Да это же яснее ясного!
– Ну и? – спросил Сонни, глядя на Корка.
– Будь я проклят, если что-нибудь понимаю, – ответил тот и, откинувшись на спинку сиденья, сдвинул шляпу на глаза. – Получается какая-то задница. – Корк помолчал, и все в машине молчали вместе с ним, ожидая, когда он что-нибудь придумает. – Я сейчас слишком пьян, чтобы решать такие проблемы, – наконец сказал он. – Сонни, мальчик мой, сделай своему другу Корку одолжение и отвези его домой, хорошо?
– Отлично, господа…
Сонни выпрямился за рулевым колесом. У него мелькнула было мысль предупредить ребят не трепать языками насчет Тома и Келли; затем он решил, что в этом нет необходимости. Из троих самым большим болтуном был Нико – но и он почти ничего не рассказывал посторонним. В первую очередь именно поэтому Сонни и выбрал этих ребят. Близнецы говорили только друг с другом, да и то мало. У Корка, правда, язык был хорошо подвешен, но он не дурак, и ему можно верить.
– Я отвезу принцессу домой, – наконец сказал Сонни.
– На какое-то время мы заляжем на дно? – спросил Нико.
– Конечно, – подтвердил Сонни, – как делали всегда после дела. Нам некуда спешить.
Похлопав Сонни по плечу, Винни выскользнул из машины.
– До встречи, Корк, – сказал Анджело и последовал за братом.
Высунув ногу на подножку, Нико кивнул Корку и сказал Сонни:
– Отвези этого любителя «макаронников» и разных прочих итальяшек домой.
– Го-осподи, – пробормотал Корк, – давайте уж сделаем передышку!
Сонни выехал на Сто двадцать шестую улицу.
– Проклятие, – сказал он, – завтра мне на работу.
Привалившись к двери, Корк бросил шляпу на сиденье рядом с собой. Он был похож на ребенка, заснувшего в дороге; примятые волосы сохранили форму шляпы.
– Ты видел сиськи той девчонки из гардероба? – спросил он. – Мне хотелось нырнуть в них и плавать до тех пор, пока я не утону.
– Ну вот, начинается.
Корк швырнул в Сонни свою шляпу.
– В чем дело? – возмутился он. – Сам знаешь, не на всех нас дамочки вешаются сами. Кое-кому приходится полагаться на силу воображения.
Сонни вернул шляпу Корку.
– На меня дамочки сами не вешаются.
– Черта с два! – сказал Корк. – Скольких ты трахнул на этой неделе? Ну же, Сонни. Можешь открыть правду своему другу Корку! – Сонни молчал, и Корк сказал: – А что насчет той девки за соседним столиком? Боже, задница у нее была размером с автобус!
Не выдержав, Сонни рассмеялся. Ему не хотелось, чтобы Корк начал распространяться о женщинах.
– Куда ты меня везешь? – спросил Корк.
– Домой. Куда ты и просил.
– Не-ет. – Корк подбросил шляпу вверх и попытался поймать ее на голову. Промахнувшись, поднял ее и повторил снова. – Я не хочу возвращаться к себе. Я уже неделю не мыл долбанную посуду. Отвези меня к Эйлин.
– Корк, времени уже час ночи. Ты разбудишь Кейтлин.
– Кейтлин спит как убитая. Так что разбужу я одну Эйлин, а она ничего не будет иметь против. Эйлин любит своего младшего братишку.
– Конечно, – сказал Сонни, – потому что, кроме тебя, у нее никого не осталось.
– Что ты говоришь? У нее есть Кейтлин и еще около пятисот Коркоранов, разбросанных по всему городу, которые приходятся ей близкой или дальней родней.
– Как скажешь. – Остановившись на светофоре, Сонни подался вперед на рулевое колесо, чтобы хорошенько рассмотреть перекресток, и тронулся вперед, не дожидаясь зеленого света.
– Молодец! – одобрительно заметил Корк. – Пусть все нас уважают!
– Эйлин всегда повторяет, что, кроме тебя, у нее никого не осталось, – сказал Сонни.
– Как у любой ирландки, у нее тяга к мелодраме, – сказал Корк. Подумав над своими словами, он добавил: – Сонни, а ты никогда не задумывался над тем, что кого-нибудь из нас могут убить? Ну, на деле?
– Нет, – сказал Сонни. – Мы все пуленепробиваемые.
– Конечно. Но ты все-таки задумывался?
Сонни не беспокоился о том, что кого-нибудь из них убьют, его или одного из ребят. Он планировал каждое дело так, что если каждый выполнял свою задачу – а это неизменно бывало так, – никаких неприятностей не должно было возникнуть. Посмотрев на Корка, Сонни сказал:
– Гораздо больше меня тревожит мой папа. До меня доходят кое-какие слухи, и, я так понимаю, у него большие нелады с Марипозой.
– Нет, – не раздумывая, ответил Корк. – Твой отец слишком хитер, и его защищает целая армия, черт побери. Насколько я слышал, шайка Марипозы – это лишь сброд недоумков, пытающихся посношать дверную ручку.
– Кто тебе сказал такую чушь?
– У меня есть воображение! – крикнул Корк. – Помнишь пятый класс? Миссис Хэнли? Лицо как гнилой кочан? Она любила хватать меня за ухо и приговаривать: «Какое же у тебя воображение, Бобби Коркоран!».
Сонни остановился у булочной Эйлин Коркоран. Подняв взгляд на расположенную над магазином квартиру, он увидел, что все окна, как он и ожидал, темные. Машина стояла на пересечении Сорок третьей улицы и Одиннадцатой авеню, прямо под фонарем. Рядом с булочной кованая чугунная решетка охраняла двухэтажное жилое здание из красного кирпича. Ограда заросла сорняком, а маленький дворик перед крыльцом был завален мусором. Окна и фронтон здания были отделаны гранитом, что, вероятно, когда-то придавало ему нарядный, праздничный вид, однако гранит давно потускнел, потрескался и покрылся слоем грязи. Похоже, Корк не торопился выходить из машины, и Сонни не имел ничего против того, чтобы посидеть в тишине.
Наконец Корк нарушил молчание.
– Ты слышал, что отец Нико вылетел с работы? Если бы не Нико, всей семье пришлось бы стоять в очереди за бесплатной похлебкой.
– Как Нико объясняет, откуда у него деньги?
– Никто у него не спрашивает, – сказал Корк. – Послушай, я все хотел тебе сказать: Хукс не хочет, чтобы мы и дальше грабили Марипозу, а если мы будем продолжать, то больше не сможем использовать Луку в качестве посредника.
– Это еще почему?
– Слишком опасно. Мы сидим у Марипозы занозой в заднице. – Посмотрев на улицу, Корк снова повернулся к Сонни. – Нам нужно заняться чем-то другим: разбоем, похищением или еще чем-нибудь.
– О похищениях забудь, – сказал Сонни. – Ты что, спятил? – Не дождавшись ответа Корка, он добавил: – Дай мне пораскинуть мозгами. Я обязательно придумаю, что делать дальше.
– Хорошо, – сказал Корк. – Но не тяни слишком долго. Со мной-то все в порядке, но у Ромеро вся семья окажется на улице, если близнецы перестанут приносить домой бабки.
– Господи, – пробормотал Сонни, – у нас что, Администрация общественных работ[22]?
– Можно сказать, мы выполняем Закон о восстановлении национальной промышленности[23], – усмехнулся Корк.
Сонни посмотрел на него, и оба прыснули.
– Мы – это и есть «Новый курс», – давясь от смеха, сказал Сонни.
Корк надвинул шляпу на глаза.
– Господи, как же я пьян, – сказал он.
Вздохнув, Сонни сказал:
– Мне нужно будет поговорить с отцом. Эта необходимость каждое утро таскаться на работу меня убивает.
– И ты ему признаешься, – произнес Корк сквозь шляпу, сползшую на лицо, – что хочешь стать гангстером?
– Я гангстер, – сказал Сонни, – как и он. Единственная разница в том, что отец пытается делать вид, будто он законопослушный бизнесмен.
– Он законопослушный бизнесмен, – сказал Корк. – Он руководит компанией «Дженко пура», торгующей оливковым маслом.
– Совершенно верно, – согласился Сонни, – и все бакалейные лавки в городе предпочитают закупать «Дженко пура», если не желают страховать свое имущество от пожара.
– Ну хорошо, твой отец ведет свой бизнес жестко, – сказал Корк. Выпрямившись, он поправил шляпу на голове. – Но, приятель, разве без этого можно добиться успеха в бизнесе?
– Да, конечно, – сказал Сонни, – но законопослушные бизнесмены не занимаются игорными притонами, тотализатором, ростовщичеством, профсоюзами и всем прочим из папиного арсенала. Зачем ему притворяться, будто он не тот, кто есть на самом деле? – Откинувшись назад, он посмотрел на Корка так, словно действительно надеялся услышать от него ответ. – Все те, кто становится у отца на пути, умирают. Понимаешь, на мой взгляд, это делает его гангстером.
