Александра Маринина
Призрак музыки

Он выключил воду и потянулся за полотенцем. Ольга некоторое время молча смотрела, как муж вытирается, обматывает бедра полотенцем, вылезает из ванны, чистит зубы.

– Ты сегодня не работаешь? – спросил он, расчесывая мокрые волосы.

– Нет.

– Тогда, может, к Валерке съездим? Отвезем ему вкусненького, воды несколько бутылок. По такой жаре он, наверное, пить все время хочет. Ты как?

– Я думала, ты устал и хочешь отдохнуть, – нерешительно ответила Ольга.

Ей не хотелось ехать к сыну в оздоровительный лагерь, не поговорив о главном. А Михаил, судя по всему, не придал никакого значения разговору и уже думает о чем-то своем.

– Сколько можно отдыхать? Посплю часа три-четыре – и хватит. Как раз часам к шести и приедем к нему, между тихим часом и ужином. Кстати, ты за квартиру заплатила?

– Вчера же воскресенье было…

– Ах да, я и забыл с этим дежурством. Сходи сегодня, а то пени начнут капать. И за электричество не забудь заплатить. Извини. – Он слегка отстранил Ольгу и снял висящее на двери короткое шелковое кимоно, в котором любил ходить дома, особенно когда жарко.

Михаил вышел из ванной и направился на кухню. Ольга поплелась следом за ним, не зная, как продолжить прерванный разговор.

– Так, – протянул он, заглядывая в холодильник, – чего бы мне поесть?

– Хочешь, я жаркое разогрею? – предложила Ольга.

– Ни за что, в такую жару горячее есть? Я бы чего-нибудь холодненького употребил. Салатик какой-нибудь, например.

– Я сейчас сделаю, – заторопилась она. – Посиди пять минут, я быстро.

Она вытащила из холодильника помидоры, огурцы, зеленый салат, лук и стала быстро резать овощи. Михаил уселся рядом за стол, вытянул ноги, блаженно вздохнул и закурил.

– Господи, как же хорошо дома, – медленно, со вкусом произнес он. – Мне всегда было жалко мужиков, которые не знают, какое это наслаждение – после работы идти домой. Особенно когда жена не работает, а ждет тебя. Оля, я, наверное, очень счастливый. Как ты думаешь?

Ей стало почти физически больно. Он так ее любит, а ведь она собирается ему сказать… Все те месяцы, что была любовницей Дударева, Ольга с ужасом думала о том, что будет, если муж узнает. Он этого не переживет. Михаил так любит ее, так верит ей… Она не боялась развода как такового, мысль остаться одной с десятилетним ребенком Ольгу Ермилову не пугала, она была женщиной активной и самостоятельной, неплохо зарабатывала и не держалась за штамп в паспорте. Но она боялась нанести Михаилу удар, которого он не заслуживал. Если бы можно было и сейчас ничего ему не говорить… Но, видно, придется.

– Миша, я опять о Дудареве, – сказала она, не оборачиваясь и делая вид, что поглощена нарезкой овощей для салата. – Может, тот следователь, который его арестовал, не во всем разобрался?

– Может, – согласился он. – И что дальше?

– Ну… может, он разберется и выпустит его, как ты думаешь?

– Маловероятно. Слишком много улик против твоего знакомого. Он был заинтересован в смерти жены. И кроме того, во время службы в армии он имел дело со взрывчаткой и приобрел хорошие навыки в работе со взрывными устройствами. Так что ничего твоему приятелю не светит. Но ты мне так и не сказала, откуда знаешь его.

– Да так, познакомились на книжной ярмарке в «Олимпийском». Я Валерке книжки искала, а Георгий тоже что-то выбирал. Разговорились. Он мне посоветовал, в какой части зала поискать то, что мне нужно. Вот и все.

– И на основе этого случайного знакомства ты делаешь такие серьезные выводы, что он хороший человек и не может никого убить? Милая, по-моему, ты пытаешься заняться благотворительностью. Слушай, есть хочется просто катастрофически. Ты скоро?

– Уже готово.

Ольга заправила салат майонезом и поставила тарелку на стол перед мужем. Михаил взял кусок хлеба и принялся с аппетитом поедать свежие овощи.

– Кофе сделать? – спросила она.

– Да, будь добра.

Ольга насыпала зерна в кофемолку и нажала кнопку. Нервы были напряжены так сильно, что громкое жужжание прямо под ухом казалось ей просто непереносимым. Она с трудом удержалась, чтобы не швырнуть вибрирующую и подвывающую машинку прямо на пол и не закричать.

– Значит, ты говоришь, он бывает на книжной ярмарке? – вдруг спросил муж.

– Да.

– Это хорошо, что ты сказала. Надо будет поискать там его связи.

– Миша, какие связи? Он не преступник! – в отчаянии заговорила Ольга. – Он никого не убивал.

– Да тебе-то откуда это известно? Что ты его защищаешь, будто он тебе брат родной? Спасибо, – он отодвинул пустую тарелку, – было очень вкусно.

– На здоровье. – Ольга набрала в грудь побольше воздуха, как перед прыжком в воду. – Я хорошо знаю Георгия. Мне страшно и стыдно говорить тебе об этом, но я его знаю очень хорошо. И я точно знаю, что он не убийца.

– Так, – Михаил выпрямился и с тревогой посмотрел на жену. – Что значит «страшно и стыдно»? Что у вас за отношения?

– Близкие отношения, Миша. Очень близкие. Ну вот, теперь ты все знаешь.

Ольга обессиленно опустилась на стул и заплакала.

– Я прошу тебя, я умоляю… Сделай что-нибудь, поговори со следователем, у тебя же есть связи… Объясни ему, что Георгий не мог совершить ничего плохого. Я понимаю, теперь ты не захочешь больше жить со мной, ты имеешь полное право выгнать меня. Хорошо, пусть так, выгони, только спаси его!

Она уже не думала о том, какую боль причиняет мужу, в голове стучала только одна мысль: спасти Георгия, который ни в чем не виноват, он не может быть виноват, он не мог убить свою жену! Михаил сидел бледный, руки его дрожали.

– Вот, значит, как… Оля, но почему… Дрянь! – вдруг закричал он. – Лживая дрянь! Сколько времени это длится?

– Полгода, – сквозь слезы сказала она.

– Полгода ты мне врала! Полгода ты бегала на свидания с ним, а мне плела какое-то вранье про поликлинику и магазины, да? Полгода ты ложилась с ним в постель, а потом приходила домой и обнимала меня, да? Да? Так это было?

Она кивнула.

– Мишенька, дорогой, ты прав, ты во всем прав, я бессовестная лживая дрянь, ты можешь обзывать меня как хочешь, только спаси его!

Ольга зарыдала громко и отчаянно.

– И как я должен, по-твоему, спасать твоего любовника? – с внезапной холодностью спросил муж.

– Поговори со следователем, попроси его… Раз ты в курсе событий, значит, знаешь, кто ведет это дело. Скажи ему, что Георгий не виноват, тебе поверят. Миша, пожалуйста! Я тебя умоляю! Хочешь, я на колени встану перед тобой?

– Не надо, – его губы исказила брезгливая усмешка, – обойдемся без патетики. Ну хорошо, допустим, я добьюсь, чтобы твоего хахаля выпустили. И что потом? Ты выйдешь замуж за богатенького вдовца и бросишь меня с моей милицейской мизерной зарплатой, так? И сына заберешь, чтобы он рос в холе, неге и достатке? Или как ты себе представляешь дальнейшие события?

– Миша, я не знаю… Как ты скажешь, так и будет, только спаси его. Скажешь – уйду, скажешь – останусь.

– Останешься? И будешь мне верной женой? Или будешь по-прежнему мне врать и бегать к своему Дудареву на свидания?

– Я даю тебе слово, я клянусь тебе, я никогда больше не увижусь с ним, если ты скажешь мне остаться. Я не буду тебе врать. Только сделай что-нибудь…

Михаил молча вышел из кухни. Через несколько минут Ольга увидела его в прихожей полностью одетым, в светлых брюках и легкой рубашке с короткими рукавами.

– Куда ты? – спросила она с надеждой.

Может быть, Михаил внял ее мольбам и сейчас пойдет к тому следователю договариваться.

– На работу.

– Ты сделаешь так, как я прошу?

– Не знаю. Это я задержал Дударева. Но теперь, когда выяснилось, что он твой любовник, я не имею права вести дело. Я должен поставить в известность руководство и передать дело другому следователю.

– Но ты поговоришь с ним? – настаивала Ольга.

– Вряд ли. Не в моих правилах выгораживать преступников, тем более убийц. Кстати, твой любовничек знает, где я работаю?

– Конечно.

– Значит, он понимал, кто его допрашивает, но ни слова не сказал. Молодец, джентльмен. Только все равно дурак. Сказал бы сразу, его бы в тот же момент к другому следователю отправили, может, с другим-то ему больше повезло бы. Пламенный привет, Ольга Васильевна!

Он с силой захлопнул дверь. Ольга неподвижно стояла в прихожей, тупо глядя на то место, где только что стоял ее муж, словно продолжала разговаривать с ним. «Сделай что-нибудь, – мысленно твердила она, – сделай все, что нужно, чтобы его спасти, и я буду тебе верной женой до самой смерти».

Глава 2

Уголовное дело по факту убийства гражданки Дударевой Елены Петровны принял у следователя Ермилова Борис Витальевич Гмыря. Улики против мужа погибшей показались Гмыре более чем весомыми, и выпускать задержанного он не спешил. Правда, обыск на квартире Дударевых ценных результатов не принес, не было обнаружено никаких следов того, что здесь изготавливалось взрывное устройство и именно отсюда был послан смертоносный сигнал. Но Гмыря был полностью согласен со своим предшественником Ермиловым: нажать кнопку мог кто угодно, самому Дудареву делать это вовсе не обязательно. И теперь встал вопрос о том, чтобы опрашивать поголовно всех жителей дома номер восемь и соседних домов, не видел ли кто-нибудь поблизости от машины подозрительных людей, которые слонялись без дела и выжидали неизвестно чего. А может, кто-нибудь видел в момент взрыва, как сам супруг Елены Петровны выходил на балкон? В конце концов, тот факт, что пульт в квартире не обнаружен, еще ничего не означал, до приезда милиции времени прошло немало, и виновник скоропостижной смерти любимой жены вполне мог успеть задевать улику куда угодно, вплоть до мусоропровода, который, кстати, тоже нужно проверить. Параллельно отрабатывался весь круг знакомых Георгия Николаевича Дударева с целью выявления лиц, которым подозреваемый мог бы поручить участие в столь щекотливом деле, как устранение собственной супруги.

Оперативник Сергей Зарубин, шустрый смекалистый паренек крошечного росточка, выполнял задание по опросу жителей микрорайона, где произошла трагедия. Планомерно обходя квартиры, он чаще всего встречался с людьми, которых в то жаркое воскресное утро не было в городе. Просто удивительно, думал он, поднимаясь на очередной этаж и нажимая очередную кнопку звонка, все кричат о своей нищете, а куда ни кинься – у всех дачи. На худой конец – машины, на которых выезжают за город, подальше от душного каменного мешка.

Ему было жарко, рубашка прилипала к спине, а брюки к ногам, и Сергей, выйдя из отработанного подъезда, направился к расположенному неподалеку киоску, чтобы купить банку пепси из холодильника. Попутно ему пришла в голову мысль о том, что если посторонний человек здесь был и ждал долго, то не исключено, что он тоже подходил к киоску за чем-нибудь прохладительным. Конечно, если это был матерый и опытный преступник, то он не стал бы так глупо светиться, но ведь не все преступники опытные и умные, среди них всякие попадаются, в том числе и не очень предусмотрительные.

– Что у вас в холодильнике есть? – спросил он у сонного вида девицы, торгующей в палатке.

– У нас есть все, – вяло протянула она. – На витрине все выставлено, выбирайте.

– И что, прямо все-все-все, что на витрине, есть в холодном виде? – недоверчиво переспросил Сергей.

– Все, – твердо ответила продавщица.

– И минералка без газа?

– «Вера» и «Святой источник». Вам какую?

– Давайте «Источник». Сколько с меня?

Девица назвала цену. Сергей долго рылся в кошельке, отсчитывая деньги, при этом приговаривал что-то забавное, хитро поглядывая на разморенную духотой девушку, и в конце концов втянул ее в разговор. Начали, естественно, с обсуждения вопроса о том, как идет торговля в такую жарищу, потом плавно перешли к постоянным покупателям – работникам близлежащих учреждений. А потом Сергей, увидев, что настороженность его собеседницы пропала, признался в своих истинных интересах.

– Ой, из милиции! – Девица отчего-то всплеснула руками и рассмеялась. – Неужели таких маленьких в милицию берут?

– Конечно, еще как берут. Специально, чтобы никто не догадался, что я из милиции, – доверительно сообщил Зарубин. – Так как, Лялечка, вспомним что-нибудь про вчерашний день?

– Да чего там вспоминать-то, – она удрученно вздохнула, – мертвый был день, конторы не работают, а жильцы все на дачах отсиживались. Город-то пустой, вот и у меня торговля не идет.

– Тем более, – оживился оперативник. – Значит, покупателей было мало, вот их всех и вспомните. Особенно утренних, тех, которые к вам подходили до того, как машину рвануло.

– Пацан был, точно помню, и как раз перед тем, как грохнуло, – уверенно сказала Лялечка.

– Что за пацан? Маленький?

– Да нет, не то чтобы очень. Лет восемнадцать, а может, и больше. Он вообще-то худенький такой, субтильный. Но когда наклонился к окошку, я заметила, что чисто выбрит. То есть не детское личико, а бритое, понимаешь? И лицо очень напряженное, у детей такого не бывает.

– Замечательно! – обрадовался Сергей. – Еще что можешь про него сказать? Как одет был?

– Одет обыкновенно, шорты светлые и майка с какой-то надписью, я не разобрала. Да, в руке шарик крутил. Я еще подумала, зачем ему шарик?

– Какой шарик?

– Красненький.

– Большой?

– Да нет, вот такой, – Лялечка сложила большой и указательный пальцы, обозначая диаметр шарика. – Вроде пластмассовый.

– И ловко крутил?

– Еще как! – Лялечка завистливо вздохнула. – Если б я так умела, я бы не сидела тут, а в цирке выступала. Прямо Акопян.

«Акопян, значит, – с удовлетворением подумал Зарубин. – Чтобы так работать с шариком, нужно постоянно тренироваться, все двадцать четыре часа в сутки. Стало быть, можно говорить о привычке. Уже что-то».

Выпив залпом прямо возле киоска маленькую бутылку холодной воды, Сергей прикупил с собой еще одну и отправился на поиски. Приметы, конечно, аховые, но уж какие есть. Парень с шариком мог быть тем самым убийцей, а мог быть просто прохожим, но его все равно надо найти, тем более что он, вполне вероятно, видел убийцу.

И опять все сначала. Подъезд, лестница, этаж, дверь, звонок, вопрос: «Не знаете ли вы худощавого юношу, который имеет привычку крутить в руках шарик», слова благодарности, снова дверь, звонок, вопрос, лестница, дверь… Ноги гудели, рубашка и брюки превратились во вторую кожу, которая прилипла к телу так плотно, что, казалось, не отлипнет уже никогда.

К десяти вечера обход пришлось прекратить, люди не очень-то любят открывать на ночь глядя дверь незнакомцам, даже показывающим солидное удостоверение. Они нервничают и стараются ответить как угодно, ни во что не вникая и не задумываясь, только чтобы незваный гость побыстрее ушел.

Вернувшись на следующий день утром, Зарубин продолжил прерванное накануне занятие и к обеду, поскольку основная масса народу была на работе и дверь ему никто не открывал, переместился в соседний квартал. Зашел во двор дома и глазам своим не поверил. Прямо перед ним на скамейке сидели два паренька. Один, высокий и плечистый, читал что-то вслух, а другой, худощавый и пониже ростом, одетый в светлые шорты и майку, внимательно его слушал, вертя в руке красный шарик. «И кто после этого будет говорить, что нет в жизни удачи?» – подумал Сергей.

* * *

Они не были братьями, но они были больше чем просто друзьями. Они были друг для друга всем.

Вследствие родовой травмы у Артема Кипиани началась частичная атрофия обоих зрительных нервов. Сначала ребенок плохо видел вдаль, потом вблизи, потом стали сужаться поля зрения. Ему было трудно читать и писать, глаза быстро уставали, и приходилось делать большие перерывы, чтобы отдохнуть. В начальных классах школы он еще как-то успевал с уроками, к пятому классу проблема встала во всей своей остроте. Его впервые оставили на второй год. Мальчик был более чем просто способным, он был безусловно талантливым и дома занимался уроками без устали, даже в ущерб сну. Но контрольные… На них время ограничено, и он, вынужденный все время прерываться, чтобы дать глазам отдых, катастрофически не успевал записать решение задачи, которую уже решил в уме. То же самое происходило на контрольных по русскому и английскому.

Родителям Артема пришлось в тот момент принимать ответственное решение. Отдавать ли мальчика в специальную школу для слабовидящих или оставить в обычной школе? Собственно, спора как такового между родителями не было, оба были согласны с тем, что нужно, как говорится, упираться до последнего, чтобы попытаться дать сыну полноценное образование. В школе для слабовидящих, как известно, программа обучения весьма щадящая и далеко не все общеобразовательные предметы «отоварены» учебниками по Брайлю, которые могут читать слепые. Но справится ли Артем с нарастающими нагрузками обычной школьной программы? И как быть все с теми же контрольными?

С контрольными вопрос был решен раз и навсегда. Мальчик должен получить образование, а не отметки, поэтому пусть ставят тройки и даже двойки, ничего страшного в этом нет. А чтобы из школы не исключили за неуспеваемость, нужно стараться получать за устные ответы и домашние задания только пятерки. На алтарь выполнения этого решения Екатерина и Тенгиз Кипиани бросили все свое свободное время, они читали Артему учебники вслух и диктовали условия задач и примеры. Так проучились еще два класса, и снова мальчик оказался второгодником по результатам годовых контрольных. Предметов по программе становилось все больше, и родители уже не успевали после работы заниматься с сыном. Нужно было искать человека, который мог бы посвящать Артему все время с трех часов дня. Тенгиз пошел к завучу школы для серьезного разговора.

– Мальчику будет лучше в спецшколе, – говорила завуч, – он не справляется с нашей нагрузкой.

– Он справляется, – возражал отец, – ему легко учиться, он все схватывает с полуслова и запоминает с первого раза. Он решает в уме сложнейшие задачи по математике и физике. Единственное, что ему трудно, это читать и писать, ему нужно на это в десять раз больше времени, чем всем другим. Неужели из-за этого вы готовы лишить парня полноценного образования?

– Я могу пойти вам навстречу, – вздохнула завуч, – если вы мне скажете, что я могу сделать для Артема. Поверьте, мне и самой жаль было бы расставаться с ним, он чудесный мальчик и действительно очень способный. Я же беспокоюсь только о нем, поймите. Ребенку трудно, а в спецшколе ему будет легко.

– Я не хочу, чтобы ему было легко. Пусть ему будет трудно, но он не будет чувствовать себя инвалидом. Он будет таким же, как все.

– Вы хотите, чтобы ему было трудно, – повторила с улыбкой завуч. – А чего хочет сам Артем? Вы уверены, что он хочет этих трудностей?

– Уверен, – твердо ответил Тенгиз. – Артем – ребенок с необыкновенной силой воли и силой духа, он не хочет, чтобы к нему предъявлялись пониженные требования как к существу слабому и неполноценному. Он хочет быть равным среди зрячих, а не первым среди слепых.

– И какой выход вы видите?

– Ему нужен помощник. Человек, который был бы с ним все время после школы. Но я не хочу, чтобы это был взрослый человек. Артему не нужен гувернер или репетитор, ему нужен именно помощник. Это должен быть мальчик, который хочет немного подработать на карманные расходы. Или девочка, – добавил он, немного подумав.

– Я знаю, кто вам нужен, – сказала завуч. – В нашей школе есть замечательный мальчик, он на три года младше Артема по возрасту, а если считать по классам, то на один класс. Хотите с ним познакомиться?

Так в жизнь семьи Кипиани вошел Денис Баженов. По утрам он заходил за Артемом, и они вместе шли в школу. После уроков вместе возвращались. Разогревали приготовленный Екатериной обед и начинали заниматься. Денис делал все, что нужно, чтобы Артем мог приготовить домашние задания, и еще успевал сделать свои уроки. Задачки, правда, зачастую решал для него Артем, делая это в уме и диктуя Денису. Впрочем, начиная со второго года их совместного бытия проблема уроков Дениса стала совсем несложной, ведь все это он в прошлом году учил вместе со старшим товарищем. Артем научил своего помощника читать ноты, и тот помогал ему даже заниматься музыкой. В периоды тридцатидневных курсов общеукрепляющей терапии, которые должен был регулярно проходить Артем, Денис исправно возил его на уколы.

Они стали неразлучны, они тосковали друг без друга, как тоскуют расставшиеся даже ненадолго близнецы. Родители Артема не могли нарадоваться на ответственного не по годам, доброго и умного Дениса, ежедневно благодаря судьбу за то, что она подарила им этого паренька. Они считали его своим вторым сыном, брали с собой на отдых, делали ему подарки и покупали одежду, не видя разницы между ним и Артемом. А сами мальчики словно забыли о том, что они далеко не ровесники. Этим летом Денис заканчивал десятый класс, Артем – одиннадцатый, но Артему было уже девятнадцать, тогда как его товарищу – только шестнадцать. Впрочем, о разнице в возрасте забыли не только они, ибо Денис был рослым и широкоплечим и рядом с худеньким невысоким Артемом выглядел чуть ли не старшим по возрасту.

Выпускные экзамены Артем не сдавал, Екатерине удалось получить справку об освобождении по состоянию здоровья, и мальчики были целыми днями предоставлены сами себе, дожидаясь августа, когда все вместе поедут к морю.

В тот день они сидели во дворе в тени раскидистого дерева, и Денис читал вслух очередной том Роберта Желязны, а Артем внимательно слушал, привычно крутя в руке шарик, чтобы разрабатывались пальцы, когда к ним подошел незнакомый человек.

– Здравствуйте, – вежливо сказал он.

– Здравствуйте, – хором ответили мальчики и тут же рассмеялись своей синхронности.

* * *

Сергей Зарубин тоже рассмеялся, очень уж забавными выглядели взрослые парни, говорящие хором. Братья, что ли?

– Вы живете в этом доме? – осведомился он.

– Да, – и дружный кивок головами.

– И всегда отвечаете хором?

– Как придется, – сказал худенький. – А что?

– Ничего, просто спросил. Про взрыв слышали?

– Конечно, – тут же ответил второй, покрупнее. – Это же совсем рядом было.

– А сами не видели?

Возникла пауза, парни как-то странно переглянулись, и это Зарубину не очень-то понравилось.

– Я не видел, – сказал рослый парень. – И он тоже. А почему вы спрашиваете?

– Я ищу кого-нибудь, кто был в том месте незадолго до взрыва. Или во время взрыва, – пояснил Сергей, обращаясь к худенькому. Ему показалось, что тот находится в зависимости от своего более крупного товарища, и ему хотелось разделить их в разговоре. – Я из милиции. Взрывное устройство, которое подложили в машину, было радиоуправляемым, значит, должен быть человек, который нажал на кнопку, понимаете? А раз человек был, значит, кто-нибудь его видел. Не бывает такого, чтобы никто не видел. Ведь ты был там перед самым взрывом, верно?

– Был, – согласно кивнул худенький.

– И что ты там делал?

– Стоял. Его ждал. – Он кивнул на товарища.

– И что ты там видел?

Снова пауза. Сергей пытался поймать взгляд худенького парнишки, но ему это не удавалось, его глаза все время убегали куда-то.

– Там был мужчина, – наконец сказал он.

– Какой? Что он делал?

– Сидел на скамейке. Слушал Шотландскую симфонию Мендельсона. У него нога сильно болела, он совсем ходить не мог и попросил меня купить ему воды в палатке. Я купил. Вот и все.

Очень любопытно. Мужчина, у которого так сильно болит нога, что он не может ходить. И никто из опрошенных, подскочивших к машине сразу после взрыва, такого мужчину не вспомнил, хотя он должен был сидеть на скамейке и всем попадаться на глаза. Стало быть, он довольно быстро слинял с места происшествия. Нога как-то моментально болеть перестала. Неужели попал?

– Опиши, как он выглядел, как был одет, – попросил Зарубин.

И снова возникла пауза. На этот раз Сергей не стал мучиться в догадках.

– Ребята, что происходит? Почему вы так боитесь отвечать?

– Понимаете, Артем почти ничего не видит, – произнес рослый парнишка. – Он не любит, когда об этом догадываются.

– Как не видит? – оторопел Зарубин. – Совсем?

– Почти совсем. У него такая болезнь, при которой он видит только размытый силуэт и в очень узком поле.

– А очки почему не носишь? Стесняешься? – спросил Сергей Артема.

– Нет, – тот застенчиво улыбнулся, – при этой болезни очки не помогают.

– Значит, ты совсем ничего не можешь сказать про того мужчину?

– Голос я запомнил, у меня слух хороший. А как выглядел – не знаю. Даже не могу сказать, сколько ему лет.

– У него был магнитофон?

– Плейер.

– Откуда же ты знаешь, какую музыку он слушал? Он же был в наушниках, – удивился Зарубин.

– У меня слух хороший. Если близко стоять, то слышно даже через наушники. Он, наверное, солидный дядька, – задумчиво произнес Артем.

– Почему ты так решил? – насторожился Сергей.

– Молодежь Мендельсона не слушает, это не модно. Классику вообще только старшее поколение любит. А это была хорошая запись.

– Что значит «хорошая»? – уточнил оперативник. – Ты имеешь в виду качество записи?

– Нет, оркестр. Я такой записи и не слышал никогда. У меня Шотландская есть в исполнении Берлинского оркестра, Венского и нашего Большого симфонического. Ну и еще другие записи я слышал, только у меня их нет. Но то, что этот дядька слушал, это что-то особенное. Наверное, дирижер какой-то выдающийся.

– Да как же ты различаешь такие вещи? – изумился Зарубин. – По мне так, оркестр – он и есть оркестр, и музыка одна и та же.

– Просто вы музыкой не занимались, поэтому не умеете слышать. – Артем снова застенчиво улыбнулся.

– Послушай, а что насчет голоса этого мужчины? – спросил Сергей. – Если ты так хорошо слышишь, то, может быть, различил какие-нибудь особенности?

– Особенности… – Артем задумался. – Он медленно говорил. Но мне показалось это нормальным, потому что жарко было очень, в такую погоду все становятся медленными. Да, правильно, медленно и как будто с трудом, вот, знаете, словно у него язык распух и плохо во рту поворачивается. Я, наверное, поэтому и решил, что он старый уже. А он что, молодой?

– Не знаю, – признался Зарубин. – Если бы знал, не спрашивал бы у тебя. Артем, ты мне очень помог, но тебе придется еще раз побеседовать или со мной, или с моими коллегами. То, что ты рассказал, это важная информация, и ее нужно как следует обсудить и обдумать. Как мне с тобой связаться?

Сергей записал адрес и телефон Артема и протянул ему листок со своим номером телефона.

– Если что-нибудь еще вспомнишь, сразу же звони, хорошо? Меня зовут Сергей Кузьмич, можно просто Сергей.

– Мы позвоним, – подал голос второй парень. – Артем, нам пора в поликлинику.

В его голосе Сергею почудилось неудовольствие. Странно. Что такого он сказал или сделал, чтобы вызвать неприязнь этого рослого мальчишки? Надо исправлять положение, свидетель должен тебя любить, это непреложное правило сыщицкой работы.

– А тебя как зовут? – обратился он к парню.

– Денис.

– Ты брат Артема?

– Я его друг. Извините, Сергей Кузьмич, нам пора. Артему нужно делать уколы, а медсестра сердится, если мы опаздываем.

* * *

Многодневная жара изматывала людей, мешала думать и принимать решения и заставляла стремиться только к одному – к прохладе, пусть даже в ущерб работе и прочим важным вещам. Основной темой для разговоров стали передаваемые по радио и телевидению прогнозы и обсуждение степени их достоверности.

Настя Каменская сидела в кабинете Короткова и составляла вместе с ним план первоочередных мероприятий по раскрытию двойного убийства, совершенного минувшей ночью. Дышать было нечем, несмотря на распахнутое настежь окно, и они периодически открывали дверь в коридор, чтобы немного остыть на сквозняке.

– Гады, обещали же вчера, что сегодня будет на пять градусов дешевле. Опять обманули, сволочи, – ворчал Юрий, расстегивая еще одну пуговицу на рубашке и дуя себе на грудь, влажную от пота. – А оно все дорожает и дорожает. С утра на градуснике было уже двадцать девять, а сколько сейчас – даже подумать страшно.

– У погоды тоже инфляция, – улыбнулась Настя.

Она жару переносила на удивление легко, единственным неудобством были отекающие ноги, из-за чего она не могла надевать босоножки, и приходилось париться в теннисных туфлях.

– И еще обещали, что вчера будет гроза, – упрямо продолжал жаловаться Коротков. – Ну и где она? Уже сегодня наступило, а грозы все не видать. Дурят нашего брата, ой дурят!

– Не видать Красной Армии… – пробормотала Настя. – Слушай, Мальчиш-Плохиш, кончай ныть, а? Ты меня с мысли сбиваешь.

– Все-все, извини, – Коротков поднял руки. – Ася, мне идет, когда я молчу?

– Невероятно.

– Ладно, тогда побуду красивым.

И в этот момент зазвонил телефон.

Поговорив, Юра положил трубку и горестно вздохнул.

– Что случилось?

– Не удалось нам Коляна спасти, – сказал он. – Поступило указание подключаться к делу гражданина Дударева в порядке оказания практической помощи.

– Жалко. Ну, ничего не поделаешь. Кто у нас там следователем выступает?

– Борька Гмыря.

– Как Гмыря? – удивилась Настя. – Ты же мне другую фамилию вчера называл. Ермаков, что ли…

– Ермилов. Он возбудил дело как дежурный следователь, а потом Борьке передал. Ох, наплачется Колян от Гмыри, Борис Витальевич терпеть не может вести дела, которые не сам возбуждал. Ходит злой как я не знаю что и на всех свое настроение выплескивает. Между прочим, подруга любимая, тебя тоже чаша не минует. Одного Селуянова нам явно не хватит, так что тебе тоже придется поработать.

– Да я что, – рассмеялась она, – я завсегда с нашим удовольствием. Только чтобы никуда не ездить и нигде ноги не оттаптывать. Ну что, солнце мое незаходящее, сладостно командовать, а? По такой-то погодке поди-ка побегай по городу. А ты сидишь себе в кабинете и указания раздаешь.

– Сладостно, – согласился Коротков. – И еще я предвкушаю особое удовольствие, когда меня по начальству тягать начнут за вашу, господа подчиненные, плохую работу. Вам что, вы от меня выволочку получите, но даже не расстроитесь, потому как я один из вас, вы все меня сто лет знаете и, стало быть, не боитесь. В случае чего и послать меня можете по старой дружбе. А для вышестоящих товарищей я молодой, неопытный руководитель, которого нужно воспитывать и натаскивать, тем более когда он в самом начале пути остался без надзора, то бишь без Колобка. Ладно, будем жениха нашего искать.

* * *

Сергей Зарубин Селуянову понравился. Парень был энергичным, активным и любознательным, и Николай подумал, что, если Зарубин проработает в милиции хотя бы года четыре, он станет хорошим сыщиком. Вообще-то считается, что хорошим сыщиком можно стать не меньше чем лет за десять, но людей, проработавших в уголовном розыске столько времени, сегодня днем с огнем не найдешь. Это надо быть Колобком-Гордеевым, чтобы собрать команду и удерживать ее около себя много лет. Но таких начальников, как он, еще меньше, чем опытных оперов.