Это был тот октябрь, в котором морозы ломали каменную кладку домов, а птицы замерзали на лету. По крайней мере, именно так писали газетенки различных мастей, предлагая новые улучшенные тепловаторы для обогрева, варежки с жар-нитью и куртки на особой подкладке, призванной защитить обладателя от холодов.
Для меня это был октябрь, в котором я умерла.
Порой самое значительное и судьбоносное событие жизни случается в самый обычный и даже хороший день. И с утра ничто не предвещало моей скорой кончины. Я, как обычно, проснулась на заре, быстро умылась в тесном закутке, где стояло ведро, железная бочка для омовения и узкое сидение для естественных нужд. Потом прошла на кухню и поставила на огонь пузатый чайник, сыпанула в щербатую кружку ложку дешевого чая и сунула в рот кусочек творожной ватрушки.
Настроение было отличным. Мне всего девятнадцать, я молода и полна сил, дядя уже почти неделю не проваливался в очередной приступ, а тетушка Маргарит обещала выделить мне к празднику Костров целых три свободных дня и даже подкинуть монет, чтобы я могла съездить в переулок мастеровых за покупками. Чем не поводы для счастья? Я уже предвкушала покупку новых ботинок – обязательно с небольшим каблуком, платья с модным круглым воротничком и, если хватит синов, лакомств вроде шоколада и конфет с ореховой начинкой. Возможно, настоящий кофе тоже окажется в числе моих приобретений, хотя это, конечно, вряд ли. Да и без него вполне можно обойтись, а монеты лучше потратить на новый иллюзион, который поставят на площади прямо за переулком, где жители Котловины делают важные и приятные покупки.
А после прогулки по лавочкам и магазинчикам можно пройтись вдоль реки и завернуть на зачарованный каток, не тающий даже летом. Поглазеть на лихих ребят, любящих красоваться перед девушками, выделывая на льду невероятные трюки и прыжки. Или мы пойдем туда с Йеном!
Вот на этом этапе мечтаний сердце привычно дало сбой, а потом зачастило, как сумасшедшее. И на миг я застыла с одним ботинком в руке, мечтая о темноглазом парне, который на прошлой неделе подарил мне фиалку и позвал гулять. Приглашение я приняла и теперь с волнением ожидала вечера, чтобы встретиться с дарителем.
Но пока предстоит рабочий день, и я постаралась взять себя в руки и унять расшалившееся воображение.
Однако настроение уже подскочило до невообразимых высот, а после улетело куда-то к звездам. Напевая и подпрыгивая, я влезла в шерстяные чулки и платье, натянула старую обувь, с досадой осмотрела сбитые носы и вздохнула. Вот бы тетушка выделила денег уже сегодня! И тогда я смогла бы купить обновку до встречи с Йеном и пойти в парк, уже щеголяя каблучками. Но тетя и так старается, а у нее больной муж на руках!
Увы, с ботинками придется повременить. Зато пальто у меня новое, в красную и серую клетку! Модное! Агнесса – дочь соседки Матильды – заявила, что пальто почти такое, как носят богачи столицы, те, что проживают за оградой из белого камня и ажурных плетений зачарованной решетки. А уж она – Агнесса – знает наверняка, ведь принадлежит к числу тех счастливец, которым удалось попасть на работу в Королевство Бездуш.
Своим пальто я чрезвычайно гордилась, тем более что сшила его собственноручно. И мне оно невероятно шло, не зря же Йен из всех девчонок обратил внимание именно на меня? Так что выше нос, буду смотреть на пальто, а не на ботинки!
Наряд дополнила шапочка и вязаные варежки, тоже не очень модные, зато теплые. Все-таки на дворе не лето!
Улыбаясь и предвкушая чудесный вечер, я чмокнула в лысеющую макушку дядю, пожелала ему хорошего дня и покинула нашу маленькую квартирку на втором этаже старого дома в Третьем Тупиковом переулке.
Конечно, птицы на лету не замерзали, несмотря на вопли газетенок, хотя было довольно прохладно. Но меня грели предвкушение и азарт, и до мастерской я долетела, не заметив кусающего щеки ветра.
«Платье на заказ, переделка и штопка» – гласила кривоватая надпись над входом. Мастерская находилась недалеко, всего в двух кварталах от дома, и добежала я быстро. А там уже окунулась в привычную атмосферу ниток, иголок, кусочков ткани, вредных и не очень клиенток – всего того, что составляло мою работу. Я была на подхвате, как говорила тетя – девочка на все. Где подать, где убрать, где улыбнуться противной старухе с Вербной Аллеи, которая уже в третий раз требует перешить платье, потому что в нем ее грудь кажется плоской! И не скажешь ведь, что груди у нее нет уже с десяток лет!
Я улыбалась, поила женщину какао и разливалась птичьей трелью, потому что старуха хоть и пакостная, но постоянная клиентка, и возможно, именно на оставленные ею монеты я куплю себе новые ботинки!
А потом, выпроводив успокоившуюся клиентку, я бросилась в мастерскую, и там уже кроила и сшивала до обеда. Ну а после понеслась в чайную старого Пантерса, где меня ожидали ряды грязных чашек, запятнанных скатертей и новая порция жалоб от хозяина заведения. Его я слушала в пол уха, зная наизусть каждый рассказ о жадных посетителях, жалеющих лишний син за чашечку такого восхитительного чая! А ведь господин Пантерс выписывал коробочки из самих предгорий, а заваривал по старинным рецептам своей бабушки! Да разве есть во всей Тритории напиток вкуснее! Да в самом Бездуш не подают такой чай!
Я сочувственно кивала, не забывая драить полы. Иногда мне казалось, что господин Пантерс оплачивает мои уши, безропотно выслушивающие его стенания, а не умение мыть чашки!
Вечером я возвращалась домой выжатая, как несчастный персик, из которого богачи делают сок с мякотью. Зачем делать такой сок и почему просто не съесть сладкий плод – я никогда не понимала, но ощущала себя именно так.
Мысли о предстоящем свидании придали сил, и вдоль темнеющей улицы я понеслась стрелой, надеясь успеть к назначенному времени.
Йен сказал, что будет ждать на месте встречи всех влюбленных – у памятника святому Фердиону.
Вот только до площади мне надо пройти несколько кварталов, а на небе уже загорелись звезды. Я занервничала. Вдруг Йен не дождется? Мы ведь не оговорили точное время! Он сказал – буду ждать вечером, а я кивнула, не веря своему счастью. Но когда наступает этот самый вечер? С первой звездой или десятой?
А может, для Йена и вовсе уже ночь, и он ушел, не дождавшись глупую девчонку в клетчатом пальто, которая не подумала уточнить время!
Ругнувшись про себя, я завертела головой. Можно срезать путь через заброшенный мост. Но я поколебалась на развилке – об этом месте ходили нехорошие слухи, говорили, что каменные опоры подточило время и поэтому мост закрыли для транспорта. Да и ходить по нему не стоило. Не потому, что мост не выдержит мою тонкую фигурку, конечно. Выдержит и стадо буйволов, на мой взгляд. Просто жители города опасались старинного, выгнутого дугой сооружения с жутковатыми фигурами мифических существ по углам. Слева от моста, за рекой, темнел парк, больше похожий на лес, а за ним тянулась витая ограда, отделяющая мир простых смертных от избранных. И не стоит обольщаться ажурностью этой почти невидимой границы. Там, за кружевом из металла, все было по-другому.
Но сейчас я совсем не думала о тех, кто проживал в Бездуш. Все мои мысли были сосредоточенны на Йене и переживаниях о том, дождется ли меня черноглазый красавчик.
Торопясь, я подлетела к мосту. Скалящиеся горгульи, застывшие с двух сторон, меня нисколько не пугали, ходить мимо них приходилось частенько.
Я даже дала им имена. Левая – с отколотым ухом – Пыж, потому что каждый раз пыжится, пытаясь протянуть ко мне когтистые лапы. Правая – Кыш, потому что смотрит презрительно и пренебрежительно, как смотрят любые создания Королевства Бездуш на таких, как я, обыкновенных людей, без капли чар.
Впрочем, мне было наплевать на мнение и Кыша, и Пыжа, потому что, несмотря на холод, я уже предвкушала свидание. Почему-то возникла уверенность, что Йен дождется, а как же иначе? Да и памятник святому Фердиону совсем рядом, вот пробегу мост и окажусь на другой стороне реки, а там дворами да закоулками выберусь на площадь. Конечно, лучше бы по проспекту – и безопаснее, и чище, но время! Время стремительно улетало!
Поэтому, вежливо поздоровавшись с ощерившимися горгульями, я ступила на мост. Напевая под нос любимую песенку, миновала добрую половину пути. В голове вертелись мысли о красивом парне да о новых ботинках, которые – эх, куплю нескоро.
Щеки горели от предвкушения, и я решила пожертвовать минутой, чтобы замереть на краю моста и остыть. Как бы ни нравился мне улыбчивый черноглазый Йен, но незачем ему видеть мое волнение. А то прибегу запыхавшаяся и красная, сразу станет ясно – неслась со всех ног!
Вот еще!
Поэтому я замерла на середине моста, глубоко втягивая воздух и остужая щеки. Огромная круглая луна зависла над лесом белым шаром, заливая реку и мост призрачным сиянием. Полнолуние. Да еще какое! Такая луна – низкая, объемная – редкость, как говорит тетушка.
Казалось – протяни руку и тронешь, так близко белый налитый шар. А дальше – шлейф рассыпавшихся звезд, ярких, синих.
Красиво-то как!
Что произошло дальше, моя память сложила из обрывков цветных и черно-белых картинок.
Первое – звук. Мощный, рычащий, утробный. Так ревут только низкие и хищные мобили, пролетающие вдоль проспекта.
Следом свет – ослепляющий, сбивающий с толка непониманием.
Чувства застыли, ощущения притупились. Время замерло. И в страшный, невозможно растянутый в бесконечности миг пришло понимание – конец. По мосту летел мобиль. По узкому мосту, давно закрытому для проезда транспорта!
Оглохшая и ослепшая, в каком-то жутком стопоре я из последних сил дернулась в сторону, пытаясь избежать неминуемого столкновения с железной махиной. И полетела вниз.
С моста, в стянутую тонким ледком реку.
Тело ударилось, пробивая еще неокрепшую корку, и камнем пошло ко дну. Я закричала – только сейчас, совершенно не понимая, что уже на глубине. В горло хлынул острый поток воды. Тяжелая одежда промокла в миг. От ужаса вскипела кровь, я заколотила руками и ногами, пытаясь сделать хоть один глоток воздуха. Тщетно! Совершенно бесполезно. Вокруг меня была тьма – ледяная и безжалостная. Она обнимала уже почти нежно, утаскивая в свои недра, шептала на ухо: тише, милая, все будет хорошо… просто прекрати бестолково колотить замерзающими конечностями, просто позволь случиться неизбежному… ведь все уже произошло. Тебя уже нет. А через миг река зарастет новой коркой льда, затянет рану, пробитую глупой девчонкой, рухнувшей с неба… И все снова будет по-прежнему. Тихо. Холодно. Спокойно…
Это даже удивительно, как мало времени надо, чтобы живое и сильное тело перестало дышать, а юное сердце – стучать. Лишь миг. Всего лишь краткий миг – неожиданный и даже почти неосознанный, и меня нет.
– Нет!!! – я закричала.
Наверное. Мне хотелось бы думать, что я кричала. Хотя, конечно, это было не так. Но мой крик – настоящий или мнимый – рвал мне слух и оставался единственным живым звуком в царстве воды и льда.
Нет! Я не хочу! Я не желаю умирать в девятнадцать лет! Я не хочу умирать! Я так много еще не сделала, не почувствовала, не попробовала!
Я хочу жить!
– Interitum! – крик прозвучал на грани моего восприятия, и меня подбросило. И ледяная глыба льда встала ребром, выплевывая меня на поверхность.
Я зависла на краю, судорожно кашляя. Воздух! Я дышу! Неужели я дышу?
Снова вопль, и река вспучивается на миг. А потом грузно опадает обратно, ломая ледяной наст.
– Руку!
Что?
– Руку дай, тупица! – голос злой и хриплый.
Я ничего не понимаю. Какую руку? Зачем?
Сознание уплывает, ныряет обратно в ледяные воды Тайвин, норовя спрятаться и от раздирающей боли и от обладателя злого голоса.
– Идиотка проклятая!
Кто это кричит?
Меня хватают за шкирку, словно напакостившего щенка, и куда-то тянут. Тяжело, с усилием, по ломающейся ледяной зыби. Тащат прочь от объятий реки, прочь от острого холода. Смутно осознаю этот факт, но ничего не чувствую.
Темнота…
Тишина…
Шепот…
Vita spirant…
И взрыв обжигающей грудь боли.
Меня трясут и снова кричат. С трудом разлепляю веки. Первое, что изумляет – губы. Чужие губы на моих. Меня целуют? Вряд ли…
Потом – глаза. Зеленые. Как солнечный луг летом, надо же. Красивые глаза, совершенно не сочетающиеся с искаженным от злости мужским лицом. Перекошенные бледные губы, прилипшие ко лбу мокрые пряди светлых волос. Нос. Обычный такой нос – ровный. Детали чужого облика я выхватывала бездумно, и они совершенно не складывались в общую картину.
– Слышишь меня, придурошная?
Жесткие руки встряхнули, больно сжав плечи. Я глотнула воздух, моргнула. Нос, глаза и пряди встали на свои места, а я, наконец, увидела того, кто на меня орал. Незнакомец. Молодой. Жаждущий меня убить.
– Самоубийца проклятая! – продолжал парень, встряхивая меня в подтверждение своих слов. – Ты зачем под колеса лезла, идиотка?
– Пошел… – губы размыкаться не желали катастрофически. Кажется, они навечно склеились ледяной стылостью. Кажется, я вся пропиталась ею до самого донышка.
– Что? Что ты там мяукаешь?
– Пошел… в задницу!
Вот, все-таки разлепились губы. Я не безнадежна.
Зеленые глаза сверкнули губительной тьмой, ладони, сжимающие мои плечи, разжались. И я снова рухнула на землю, с каким-то удивлением понимая, что ноги меня не держат. Осела и нелепо раскинула нижние конечности. Булькнула горлом. Закашлялась. Подняла дрожащую руку.
– А где мое… пальто? – прохрипела я.
Пальто! Где пальто! Оно же совсем новое, лишь месяц назад сшитое! Оно же модное! Я на него полгода деньги собирала! И где оно? Где пальто?
Осталось там, в недрах реки. Видимо, я стянула тяжелую ткань, пытаясь выбраться, хотя совершенно этого не помню.
– Вот дура, – в сердцах сплюнул зеленоглазый.
Он возвышался надо мной, как гора, и почему-то казался нереальным. Фигуру незнакомца я не могла рассмотреть – мешали слезы в глазах.
– Что за невезение! Дернуло меня срезать дорогу… Гадство!
– Пальто, – всхлипнула я. – В клетку…
Жестокие руки снова вздернули, заставляя подняться, перед лицом оказались яркие радужки, которые заливала чернота зрачка.
– Слушай ты, недоделанная, – с угрозой произнес обладатель зрачков. – Мне катастрофически некогда с тобой возиться. Скажи спасибо, что вытащил. – Парень скривился и, кажется, хотел снова сплюнуть. – Теряю время! Надо же так влипнуть… Слушай сюда, пустышка. – Зелени в глазах незнакомца почти не осталось, и это почему-то завораживало. – Я дико опаздываю! Это очень важно! Проклятие! – меня тряхнули и отпустили. – Я оставлю тебе свою куртку и вот это, держи, – в руку опустилось что-то плоское. – И… тебе лучше меня забыть. Ну-ка, посмотри в глаза.
Да я и так смотрела. Пялилась изо всех сил. В лице моего убийцы на миг мелькнула растерянность.
– Смотри, – повторил он. И сразу: – Забудь меня… oblivis
И я своим замороженным и растерянным разумом наконец поняла, кто передо мной. Ну, конечно. У кого еще может быть рычащий хромированный мобиль? Только у богача из Бездуш. У одного из тех, кому повезло родиться в нужной семье. У одного из тех, кому принадлежит этот мир.
Перед глазами поплыло и потемнело. Воздух исчез. Знающие люди, сталкивающиеся с заклинателями, говорили, так бывает от чужих чар. Но такая пустышка, как я, никогда и подумать не могла, что прошлое перекуется ради меня. А вот надо же! Для меня создали иную картинку прошлого. В котором не было никакого незнакомца с зелеными глазами.
Очнулась я все на том же берегу. Сколько прошло времени – не имела понятия. Сознание все еще тормозило, мысли ворочались вяло. Я закашляла и от этого очнулась. Кое-как поднялась, покачиваясь. Растерянно осмотрелась. Мост дугой, Кыш и Пыж – косящиеся сверху. Река, стянутая льдом. Ночь. Холод.
И я – дрожащая и кашляющая на берегу.
Побрела вперед, подчиняясь скорее инстинкту, чем разуму. Но с каждым шагом мысли прояснялись. Я упала в реку. Что-то случилось, и я упала. Надо идти. Надо добраться до дома.
И я пошла. Кашляя, спотыкаясь, кажется, даже падая. Но потом упрямо поднимаясь и снова топая вперед. Людей в это время ночи на улицах не было. Хотя если и были бы, вряд ли я обратила внимание. Сознание порой уплывало, меня трясло. Мокрые волосы повисли сосульками.
Я плохо помню, как оказалась возле своей обшарпанной двери. Сунула руку в карман, растерянно вытащила что-то плоское. Кошелек. Мужской. Открыла и уставилась на пачку денег. Откуда? Что это? В глазах снова темнеет…
***
Когда я очнулась, где-то поблизости тарахтел голос, и я узнала соседку, мать той самой Агнессы.
– …а я иду, думала – опять забулдыга какой залез! Ведь валяется внаглую, даже не стесняясь. И лампа ведь не горит, снова кто-то стащил! Я и струхнула… А потом… потом смотрю – волосенки торчат. И вроде как рука. Присмотрелась да как ахнула! Тинка там лежит, представляешь? Валяется, словно баклажку вина в одиночку выдула! А ведь с виду и не скажешь… Да еще и в куртке с мужского плеча, да дорогой, кожаной! Вот я к ней… а она…
Разлепила глаза. Лежу в своей комнате. На своем продавленном диване. Рядом тетя и соседка – блестят встревоженными глазами и причитают. Ну, все как обычно, в общем.
– Очнулась! – завопила тетушка так, что захотелось снова отключиться. Соседка бросилась ко мне, принялась бестолково поправлять старый плед, дергать подушку – то ли выдернуть хотела, то ли оставить.
– Тина! Вот так учудила, ненормальная ты девчонка! Я же думала, ты умерла! Совсем без дыхания валялась! Мокрая и холодная, как ледышка! Что случилось?
Я облизала пересохшие губы, и тетя понятливо сунула под нос кружку с водой. И уставилась ожидающе.
– Я упала в реку, – выдавила чуть слышно. – Я упала… с моста.
– С моста? На лед? И жива?
Соседка заохала, замахала руками, глядя на меня, как на спятившую.
– Да.
Я устало прикрыла веки. Свет неяркой лампы почему-то жутко раздражал глаза. И горло сохло.
– Дайте еще воды.
– Да у тебя жар, Тина! – тетя прижала ладонь к моему лбу и нахмурилась. Несмотря на любовь к сплетням, которые она с радостью разносила по всем знакомым, злой она не была. И сейчас всерьез встревожилась. – Надо вызвать врачевателя.
– Нет, я просто… устала. Надо… поспать.
– Устала? – вскричала соседка. – Да если ты не врешь и действительно свалилась с моста, то тебе точно нужен лекарь! Тинка, да это вообще чудо, что ты выбралась! Это же… да это же чудо!
Выбралась… я нахмурилась. А как я выбралась? Зажмурила веки, восстанавливая хронологию вечера. Вот я вышла из мастерской. Вот решила срезать путь. Вот – мост. И я иду… а потом?
В висках заломило, да так, что я вскрикнула и прижала дрожащие ладони к голове. Под закрытыми веками заплясали разноцветные круги, горло обожгло так, словно мне в рот насыпали раскаленных углей. Я выгнулась и закричала.
…снова провал.
– Странно. Никогда такого не видел. Любопытно, очень необычный случай… Говорите, она упала в реку? – голос мужской, знакомый.
Память рисует образ – сухой сутулый старик с чемоданчиком. Врачеватель из соседнего дома. Обращалась к нему как-то, берет недешево, но дело свое знает. Что он забыл в моей комнате? Я больна? А если так, то чем платить, ведь услуги специалиста дороги…
А у меня нет синов…. Я оставлю тебе свою куртку. И еще вот это…
В руку ложится что-то плоское. Кошелек из мягкой дорогой кожи. И куртка тоже кожаная, теплая и легкая. Укрывает меня до бедер, прячет от зеленых глаз. Все потому что пальто утонуло. И в нем – девушка. Как же ее звали? Тинка – Тина. Вот так, да.
– Очень, очень странно! Ну, надо же, как необычно… кто бы мог подумать, что такое бывает!
Да вот бывает. Живешь себе, мечтаешь о ботинках и парне с катка, который подарил цветок, а тут вам – бах, и прощай Тина. Нет тебя. И правда, очень необычный случай!
Я открыла глаза.
И ойкнула от яркого света.
Закрылась ладонью.
– Уберите лампу, ну же, госпожа Приния! Посмотрите на меня. Вот так. Осторожно. Вы знаете, кто я?
– Врачеватель, – выдохнула я. – Господин Арьен.
– Прекрасно! – мужчина радостно всплеснул ладонями. – А свое имя вы помните?
– Конечно. Тина.
– Замечательно!
Я перевела взгляд с лекаря на свою тетку, скорбно застывшую на заднем плане, и не выдержала.
– Что происходит? Я заболела?
– Заболела! Да еще как! Несколько дней на грани, мы уж думали, не выкарабкаешься! Ты упала в реку, милая!
В реку? Ну да…
– Вы помните, как это случилось, Тина? – блеснул стеклами очков лекарь.
– Я… поскользнулась, – медленно произнесла я. – А там… нет ограды. Я не удержалась.
– Святые праведники! Сто раз тебе говорила, чтобы не бегала через мост! И вот!
Тетушка потрясла кулаком. Показывая, что именно – вот. Допрыгалась вот, непутевая.
Но я лишь прикрыла веки.
– А куртка? – на тебе была куртка, милая! И деньги! Откуда?
– Что? Я… не знаю. Не помню.
В комнате повисло напряженное молчание.
– Вероятно, кто-то помог девочке дойти до дома. Вряд ли девушка смогла бы осуществить это самостоятельно, вы ведь понимаете? – ровно произнес лекарь. – Но по неизвестной причине этот человек решил остаться безымянным. Что ж. Вы должны его благодарить. Теперь даже я не сомневаюсь в вашем выздоровлении, Тина.
Я промолчала.
Отвернулась к стене, чтобы скрыть усмешку.
Потому что соврала и тетушке, и почтенному лекарю. Я помню того, кто одолжил мне дорогую куртку на меху. И кто небрежно сунул в ладонь пачку купюр. И из-за кого я свалилась в обледеневшую реку.
Я все это прекрасно помню, хотя и не должна.
Ведь незнакомец постарался стереть мне память. Вот только что-то у него не вышло, и мои воспоминания остались при мне.
А еще – зарождающаяся злость. Из-за богатенького придурка я чуть не погибла! Мост закрыли, он не имел права по нему ехать!
И мне очень хочется снова увидеть этого урода, чтобы плюнуть ему в лицо!
Хотя даже сейчас, в своем полубессознательном состояние я понимаю, что это почти невозможно.
И, пожалуй, к лучшему.
***
После нескольких дней темноты я пошла на поправку. Причем так быстро, что врачеватель лишь поднимал куцые брови и многозначительно хмыкал. Навещать меня он перестал через неделю, правда, велел наведываться в лекарскую. Я, как здравомыслящая и ответственная девушка, эти указания честно выполняла. Но вот чего не понимала – это почему каждый раз врачеватель помимо стандартного осмотра ушей, носа и горла, простукивания легких и тому подобных манипуляций, прикладывал ко мне всем известный предмет – блестящий кругляш с несколькими стрелками, измеритель потенциала, или чаронометр, как называли его обыватели.
Не выдержав, я спросила.
– Что вы делаете? Мои данные снимали при рождении, а потом в десять лет, как у каждого ребенка. У меня нет и никогда не было чар, зачем вы снова проверяете показатели?
Лекарь задумчиво поднес к глазам блестящий кругляш, пожевал губы. И снова хмыкнул.
– Видите ли, Тина… Это покажется вам странным… и вполне возможно, напугает… но ваши показатели изменились.
– Что?
Честно говоря, я не сразу осознала сказанное. Чары – это некий внутренний потенциал. Получить его извне невозможно. Счастливчики, родившиеся с ним, относятся к привилегированному обществу, к Королевству Бездуш. Но я всегда была самой обычной, пустышкой – как презрительно именуют остальных людей заклинатели.
– Простите, но ваш прибор просто сломался, – нашла я разумную причину.
– Это вряд ли, – в десятый раздражающий раз хмыкнул лекарь.
– Но я пустая! Всегда была!
– И все же. Посмотрите сами, Тина.
Мужчина протянул мне кругляш. Тонкая стрелка на серебристом циферблате отклонилась на одно деление. Всего таких штрихов девяносто девять, и говорят, у самых сильных заклинателей стрелочка совершает полный оборот. Но такое бывает лишь у чистокровных, и то далеко не у всех.
А у меня – одно деление. Ничтожно мало для обитателей Бездуш. И невероятно много для пустышки с окраины.
– Но это невозможно! – закричала я.
Лекарь убрал чаронометр.
– Вы что-нибудь слышали о случайниках, Тина?
– Случайники? – растерялась я. Кажется, что-то такое нам рассказывали в школе. Признаться, Бездуш с его чудесами тогда был настолько далек от меня, что слушала я невнимательно. – Кажется, это те, чей потенциал возрос в результате несчастного случая? Удара молнией, например.
– Все верно, – довольно улыбнулся врачеватель, словно я продемонстрировала недюжинный ум. – Конечно, большинство заклинателей получают потенциал от рождения. Он передается по линии обоих родителей, как знаете. Поэтому заклинатели так рьяно оберегают чистоту крови. Чем сильнее чары у отца и матери, тем большая вероятность высокого потенциала у ребенка. Но иногда, очень редко, чары пробуждаются в пустом человеке. В результате случайности, рокового события на грани жизни и смерти. Это большая редкость, Тина. Но кажется, вам невероятно, немыслимо повезло. И ваш пустой сосуд наполнился!
Ледяной водой он наполнился, хотела сказать я, но промолчала.
У меня появились чары? Святые праведники, да неужели это возможно?
– Я что же… – ахнула, начиная осознавать. – Я что же теперь… потеряю душу?
Лекарь досадливо поморщился. Конечно, как любой образованный человек, он не признавал неофициальное название столицы нашего королевства.
– Не говорите глупостей, Тина, вы ведь не сельская девчонка! Обладатели чар не бездушны.
– Но все знают, что чары располагаются как раз на месте души, – я растерянно ткнула пальцем себе в грудь. – И ее они отдают взамен способности колдовать!
– Заклинание – сложный процесс и результат работы разума! – недовольно протянул мужчина. Похоже, его мнение обо мне резко скатилось до уровня бездновой впадины. – Разума, а не эфемерной души, существования которой пока никто не доказал!
Он поднялся, недовольно косясь на меня. Похоже, экзамен на тот самый разум я все-таки провалила. Ну и ладно.
– Постойте… я что же теперь… заклинательница?
– Пока вы лишь девушка со слегка подросшим потенциалом чар. Ничтожным, но все же. Без знаний и тренировок он совершенно бесполезен. И вообще может оказаться лишь временным явлением. Ну, а что вам делать… Вам следует сообщить в Магистерию Чар о вашем удивительном случае. В обязательном порядке.
На окончательное осознание новой реальности и моего нового положения ушло еще две недели. Честно говоря, я до последнего думала, что почтенный лекарь ошибается. Или что его чаронометр неисправен. Я не ощущала в себе изменений, лишь порой тянущую боль в груди, словно отголосок той, что пронзила меня во льду. Но это лишь фантомная память – непонятно и заумно объяснил врачеватель. Мои легкие и внутренности были совершенно здоровы. Купание в реке не оставило после себя неприятных сюрпризов.
Только вот чары…
Сколько я ни всматривалась в зеркало, не замечала там новой Тины. Все та же девчонка – глаза светло-карие, с лукавыми золотистыми искорками, волосы светлые, кудрявые и растрепанные, фигура с необходимым набором впадин и выпуклостей. Нос вздернутый, улыбка во все зубы и вечно не к месту. Симпатичная, как мне всегда казалось. Но понятно, невероятно далека от красавиц из-за ажурной ограды. Девушек из Бездуш я видела не так уж и много, ведь они не приходили в мастерскую тетушки за новыми платьями и не покупали булочки в пекарне Хромого Роба. Изредка они проносились по улице на блестящих мобилях, да и то случайно. И в затемненных окнах виднелись горделивые и безупречные красавицы, бросающие на окраину удивленно-снисходительные взгляды. Словно обитательниц шикарных транспортных средств удивляло само существование подобного места, а тем более – людей, бесполезно топчущих брусчатку.
И разве есть у меня с ними что-то общее?
Конечно, нет.
Однако в Магистерию я все-таки пошла. Больше для того, чтобы окончательно удостовериться – нет у меня никаких чар. И продолжить жить, как прежде – спокойной и понятной жизнью.
Со мной собралась тетушка. Моя родственница никак не могла прийти в себя от бед, свалившихся на дитятко – то есть меня. И поглядывала жалостливо, и все норовила подсунуть какую-нибудь вкусность, хотя я давно выздоровела и вообще ощущала себя прекрасно. Отделаться от тети я не смогла, так что с утра в понедельник надела свое лучшее платье – синее, длиной ниже колен, с белым бантом у горла, плотные шерстяные чулки, ботинки со сбитыми носами, и старую куртку. Осмотрела себя в зеркало. Скривилась. Подол висел тряпкой, и мои торчащие из колодок обуви ноги смотрелись тонкими веточками, а потрепанная куртка портила и без того неприглядную картину.
К платью нужно пальто, но оно осталось в недрах ледяной реки…
На миг взгляд остановился на черной коже, качающейся на крючке моей комнаты. Мужская куртка. Чужая. Едва уловимо пахнущая чем-то свежим и горьким. Парфюм из какого-нибудь салона ароматов, где бумажки с ценами пугают рядом цифр. Бархатная подкладка. Скромная бирка известной и дорогой фирмы на изнанке.
За прошедшие дни я изучила куртку вдоль и поперек. Никаких бумаг или опознавательных документов. Незнакомец, столкнувший меня в реку, не оставил следов. Лишь куртка, деньги за причиненные неудобства, и приказ все забыть. Приказ, подкрепленный магическим внушением. Вот только я почему-то помнила.
О том, что на самом деле случилось на мосту, я не рассказала ни лекарю, ни родственникам. Потому что понимала – не стоит. Незнакомый парень принадлежал другому миру, миру Королевства Бездуш, а я с детства усвоила – соваться к таким не стоит. Они сильнее и злее. Не зря кварталы за ажурной оградой прозвали так, ох, не зря. Сильные мира сего не знают жалости, а заклинатели – и подавно.
Но иногда, поглаживая бархат внутри куртки и вдыхая дразнящий аромат, я сжимала кулаки, размышляя о владельце этой дорогой вещицы. Как легко он сбросил ее с плеч! Подачка, призванная заткнуть мой рот!
– Сволочь, – шептала я, надевая куртку и поднимая воротник. – Что б тебя… Попался бы ты мне!
И снова встали перед внутренним взором злые зеленые глаза и искривленный от досады рот.
– Тина, ты готова? – тетя выдернула меня из мрачных мыслей, появляясь на пороге комнаты. – Ты еще даже не одета! Ну что за девчонка непутевая!
Меня мигом закутали в шарф, натянули на лоб вязаную шапку с пушистым помпоном, и решительно потащили на улицу. С утра небо заволокло низкими тучами, осень лениво присыпала город мелким снежком. Я глубоко вдохнула острый воздух и вслед за тетей двинулась к станции. Магистерия находилась на другом конце города, за ажурной решеткой. Ехать пришлось на звенящем от напряжения и магии составе, место в нем дешевле, чем в наемном мобиле. За окном потянулись привычные и родные улочки – кривоватые, не очень чистые, с невысокими домами и завешенными сохнувшим бельем балкончиками. Узкие проулки, ставни, выкрашенные в кирпичный и зеленый цвет, выбитая брусчатка. Скамейка возле чайной, где меня впервые поцеловал мальчик, водонапорная колонка за углом, где я истово терла губы, отмываясь от позора! Мой мир. Привычный и понятный.