Марина Серова
Загадка в ее глазах
Глава 1
Я всегда работаю одна. Такое у меня правило. В моей профессии – а я телохранитель – правил, вообще-то, немного. Не кидай клиента. Не подставляйся под пули понапрасну. Всегда требуй предоплату… Но уж те правила, что есть, я стараюсь соблюдать.
Сидевший напротив меня за низким столиком толстячок с холодными серыми глазами как раз пытался заставить меня нарушить одно из правил. Причем одно из самых важных. Проблема заключалась в том, что толстячок был мэром города под названием Тарасов, где я живу и работаю вот уже несколько лет, после завершения моей карьеры в других, весьма специфических сферах. И жизнь в провинциальном Тарасове мне нравилась. Она – то есть моя жизнь, – текла, как сейчас говорят, «весело и интересно». Помимо работы, в ней присутствовали забота о пожилой тетушке Миле – единственной моей родственнице, тренажерный зал, позволяющий мне держаться в хорошей форме, легкие, ни к чему не обязывающие романы с симпатичными мне мужчинами, путешествия (я предпочитаю Юго-Восточную Азию, Европа уже не та), а также мое обожаемое хобби – мировое кино. Ах, какая коллекция видеокассет пылится у меня в шкафу – рука не поднимается их выбросить! Круг клиентов у меня небольшой, с каждым годом он медленно, но верно расширяется. За сверхдоходами я не гонюсь, но на жизнь вполне хватает. Так вот, жизнь в провинции меня вполне устраивала, а человек, сидевший напротив меня, был мэром города. Поэтому мне следовало бы немедленно прекратить игру в гляделки и согласиться на все, что бы мне ни предложили. Но… работа в тандеме! Нет, только не это!
– Не понимаю, чем вы недовольны, госпожа Охотникова! – злобно уставившись на меня, заявил мэр. – Даже президент с премьером не возражают! А вы капризничаете…
Ох, что-то мне не нравится, как выглядит мой собеседник. Господин Толмачев тяжело дышал, будто пробежал стометровку, шея его побагровела, на лбу вздулись вены. Только апоплексического удара, как в старину говорили, нам тут не хватало! Похоже, противостояние со мной дается мэру непросто. Так, давайте-ка снизим градусы накала страстей…
– Виталий Михайлович, уважаемый! Пожалуйста, не будем ссориться! – примиряющим тоном произнесла я. Похлопать его по руке успокаивающим жестом? Телесный контакт мгновенно убирает дистанцию между собеседниками, так нас учили в спецшколе. Нет, пожалуй, это уже будет перебор. Все-таки мэр! – Давайте успокоимся и закончим, наконец, разговор.
Толстячок резко выдохнул и потер ладонью висок. Похоже, у него начинает болеть голова. А кто сказал, что с Евгенией Охотниковой легко?
– Как я могу успокоиться, – жалобно проговорил мэр, – если сегодня, буквально час назад, я получил такое известие?
– Пренеприятнейшее? – ехидно переспросила я, но мэр намека на «к нам едет ревизор» не понял, а послушно кивнул:
– Да, очень неприятное. К нам едет…
Мэр пошлепал губами – так бывает, когда человек произносит про себя то, что никогда не сказал бы вслух, и закончил:
– …Ольга Христофоровна Качалина.
Мэр подозрительно уставился на меня. Ну конечно, эту даму я помнила! Столичный политик невысокого ранга, Ольга Христофоровна в последний раз была в Тарасове два года тому назад. Она приехала сюда по каким-то личным делам, вдвоем с мужем, – отставным военным, увешанным орденами, словно елка игрушками. Впрочем, кажется, Виктор Качалин был боевым генералом, так что моя ирония неуместна. Правда, я никогда не встречала кадрового военного, пусть даже и в отставке, который постоянно носил бы мундир со знаками отличия и наградами, да вдобавок содержал бы личную службу безопасности. Ну, с другой стороны, на свете много такого, чего я не знаю, да и знать не хочу. Я тогда охраняла довольно-таки необычного клиента… Проблема в том, что его интересы где-то пересеклись с интересами генерала, он попал в поле зрения службы безопасности Качалиных. Такие «техничные» мальчики в костюмах и темных очках, на вид – сущие агенты ФБР! Мне пришлось защищать клиента, а эти типы – безопасники – взялись за оружие. Тарасов – не Чикаго времен «сухого закона», стрельба у нас случается не так чтобы каждый день… В общем, та история наделала много шума – и в прямом, и в переносном смысле слова. Мой клиент, очень довольный, отбыл на ПМЖ в город Лондон, супруги Качалины вернулись в столицу нашей родины, а у мэра города Тарасова прибавилось седых волос… В общем, мы с мэром относились к столичному политику Ольге Христофоровне примерно с одинаковой «симпатией».
Я положила ногу на ногу, переплела пальцы на колене и слегка склонила голову к левому плечу. Вся моя поза говорила о том, что я предельно внимательна и готова выслушать собеседника. Нет, голубчик, я не стану делать за тебя твою работу! Если ты, Виталий Михайлович Толмачев, хочешь попросить меня о какой-то услуге, то давай, проси. Хотя я уже примерно представляю себе, о чем пойдет речь. Сценарий называется: «столичная заноза в заднице». Похоже, мне предстоит обычная работа, только с крайне неприятным клиентом. Все это мы уже проходили, и не единожды. Но ты, Виталий Михайлович, выдернул меня из дома в первом часу ночи, и шедевр иранского режиссера Мохсена Мохмальбафа так и остался недосмотренным. Вдобавок, шофер присланной тобой машины громко посигналил под нашими окнами и разбудил тетушку Милу, и теперь ее будет мучить бессонница. Так что давай, начинай!
Проблема в том, что у Толмачева нет рычагов воздействия на Женю Охотникову. В Тарасове я живу давно, и влиятельных знакомых в городе у меня предостаточно. Я никому ничего не должна, законы соблюдаю. Лицензия на владение оружием – в порядке. Ни в чем противоправном не замешана. Пятен на репутации не имею. Прямо хоть на плакат меня помещай! Лучший бодигард месяца…
Этот затянувший полночный разговор начал мне надоедать. Ну, Виталий Михайлович, не томи! Заставить меня ты не можешь, запугать – тем более не получится. Остается подкуп – в хорошем смысле слова! Ты же мэр – значит, у тебя есть что предложить мне.
Но человек, сидевший напротив меня, был не так прост. Ползать передо мной на пузе ему не хотелось. Конечно, в отличие от меня, спецшкол Толмачев не заканчивал, но манипулировать собеседником, само собой, умел – иначе он не был бы мэром. Так что Толмачев резко встал, отошел к окну и пару минут постоял возле него, глядя на ночной Тарасов с цепочками золотых фонарей. Ну-ну! Такой прием называется – «сломать сценарий». Вот я уже подвела собеседника к неизбежному моменту, «узлу», в разговоре, а он – раз, и вывернулся. Что это он придумал?
Толмачев нажал на кнопку селектора:
– Сан Саныч, кофейку нам сделай, будь добр!
В ожидании кофе мэр побарабанил пальцами по подоконнику, потом взял пульт. Синим светом вспыхнул экран телевизора.
«…Выпуск ночных новостей. Сегодня Президент вернулся с экономического форума в Давосе. Он назвал перспективы развития нашей страны «многообещающими». Турция согласилась войти в Таможенный союз. Депутат Государственной Думы Асриев выступил с инициативой запретить импорт картофеля на территорию Российской Федерации. В Москве открыта новая станция метрополитена. Продолжается расследование убийства генерала Качалина, застреленного три недели назад в торговом комплексе «Патриот-Плаза». Мировые валютные биржи…»
Мэр с отвращением скривился и выключил телевизор.
– И вот так – все время! Утренние новости, дневной выпуск, потом вечерний. А теперь еще и по ночам! Федеральные каналы, и даже наши, местные… три недели в каждом выпуске! Витьку, конечно, жалко… Но зачем же так-то? Пусть себе следственные органы работают, дело свое делают. Но зачем на всю страну трубить? Боевого генерала застрелили на глазах у тысяч прохожих, а они…
Мэр, кажется, хотел развить тему, но тут дверь открылась, и в кабинет въехал столик на колесиках. На нем стояли кофейник и две фарфоровые чашечки, изящные, словно голубки, – Виталий Михайлович питал слабость к хорошей посуде. Была там еще тарелочка с бутербродами, накрытая белоснежной салфеткой, и шоколадные конфеты – горкой, в хрустальной вазочке. Ну и ну! Так сервируют стол старые холостяки, когда к ним в дом в кои-то веки попадает женщина и они тщетно пытаются ее обольстить! Не хватало еще сладкой музыки и приглушенного света! Давненько я не бывала в такой атмосфере…
Все объяснялось очень просто – вместо секретарши мэра, миловидной Олечки с косой до попы, столик катил Сан Саныч, состоявший на должности помощника мэра последние лет пять, если не ошибаюсь. Сан Саныч выглядел так, что при виде его собеседник испытывал острый приступ жалости, смешанной с отвращением, и стремился поскорее закончить разговор, вдобавок ко всему, терзаясь чувством вины, потому что нас всех долго-долго учили быть толерантными. Сан Саныч беззастенчиво пользовался своей «особенностью», и мэр выпускал своего помощника, так сказать, на арену, когда нужно было избавиться от неприятного посетителя или ответить кому-либо решительным отказом в какой-нибудь просьбе.
Вот и сейчас, когда Сан Саныч поставил передо мною чашку кофе и сдернул с тарелки салфетку, я невольно откинулась на спинку кресла. Помощник мэра был высок, но согнут крючком, худобою напоминал анатомическое пособие, руки его с длинными пальцами постоянно двигались и словно бы жили своей жизнью, все время что-то трогая и разглаживая. В довершение картины могу отметить его вытянутую по-гусиному шею и невероятные уши – большие, хрящеватые и ярко-красные.
Между тем сам помощник, казалось, даже не подозревал, что он чем-то заметно отличается от окружающих. Он был вполне успешен, отнюдь не беден и, самое потрясающее, нравился девушкам!
На первый – невнимательный – взгляд могло показаться, что мэр безжалостно эксплуатирует своего помощника, поручая ему дела, не соответствующие его статусу. Вот, например, кофе велит подать… Но я знала, что Виталия Михайловича и его странноватого помощника связывают долгие деловые отношения, и оба вполне довольны тем, как складывается их сотрудничество. Так, господин Толмачев иногда поручал Сан Санычу выполнение весьма щекотливых дел и деликатных миссий. А тот за это имел право на автономию несколько большую, чем позволяло его положение. Я относилась к страшноватому помощнику мэра с некоторой опаской – несмотря на его трагикомическую внешность, Сан Саныч был человек серьезный. Я лично знаю о четырех случаях, когда кое-кто жестоко поплатился за то, что не принял Сан Саныча всерьез или перешел ему дорогу на почве деловых интересов. А его манера поведения – всего лишь маска. Но наблюдать за этим представлением иногда бывает забавно.
Сан Саныч поставил чашечку перед мэром и принялся переставлять предметы на столике – поменял местами сахарницу и вазочку с конфетами. Подумал – и переставил обратно.
– Спасибо, Александр Александрович! – с легким раздражением проговорил мэр, и помощник, совершив некое лакейское движение спиной – то ли это был поклон, то ли гимнастическое упражнение, – убрался из кабинета. Виталий Михайлович подождал, пока за ним закроется дверь, и только потом продолжил, прямо с того места, где его прервали:
– …а они цирк какой-то устраивают, а не расследование! – Мэр тяжело вздохнул и заговорил почти жалобно: – А теперь его супруга едет сюда, в Тарасов. Кстати, вы в курсе, что Качалины отсюда родом?
Я молча кивнула. Кто же этого не знает! До того, как Ольга Христофоровна переместилась в столицу, ее лицо было у нас в городе самым растиражированным медийным объектом – после «Кока-колы», разумеется. Качалина в телевизоре, Качалина на плакатах… Вот она открывает спортивный комплекс, а вот осматривает новенький, с иголочки, роддом.
– И эта женщина тащит сюда все свои проблемы! – Мэр, не сдержавшись, ударил кулаком по подоконнику – несильно, в самый раз, чтобы обозначить, насколько он взволнован. Ну, артист!
Я молча ждала окончания спектакля.
– А проблем у нее, между нами говоря, целая куча, – мрачно произнес Толмачев. – Ведь Качалин обе войны прошел, и не все им были довольны. Виктор, конечно, героем был, но, правду сказать, человек он резкий, прямой – одно слово, солдат…
Я тихо, но явственно вздохнула. Самый неделикатный собеседник должен был понять, что это означает. Какое мне дело до покойного генерала с его проблемами?!
Мэр все понял правильно и заторопился:
– Так что придется вам, уважаемая Евгения Максимовна, поработать, так сказать, в тандеме…
Так! Опять Толмачев произнес эту фразу, с которой началось наше сегодняшнее противостояние.
– Послушайте, Виталий Михайлович! – как можно более мирным тоном проговорила я. – Ведь уже второй час ночи. Неужели вам не хочется спать? Завтра будет такой тяжелый день!
Я намеренно говорила монотонно, убаюкивая собеседника. Простой прием, а как помогает! Я всегда использую его, если разговор мне неприятен и я желаю поскорее его завершить. Вот и теперь: мэр глубоко вздохнул, плечи его слегка поникли, напряжение истекшего дня постепенно отпускало его, и в конце фразы мэр уже деликатно зевнул – правда, с закрытым ртом, как воспитанный человек. А я торопилась закрепить успех:
– Приезжает столичная гостья, вам придется ее встречать, да и остальных дел никто не отменял. Найдите кого-нибудь другого. Я ведь уже объяснила вам, что всегда работаю одна.
И тут мэр меня удивил. Он стряхнул сонное оцепенение, резко встал и перегнулся через низкий столик, на котором еще дымились кофейные чашки. Кончиками пальцев Толмачев оперся о столешницу и угрожающе навис надо мной, мирно сидевшей в кресле, отчего вся эта сцена стала отдавать неким малобюджетным фильмом о проделках мафии.
– Вот что, госпожа Охотникова! Вам нравится жить в городе Тарасове?
Сейчас Толмачев уже не казался смешным толстячком. Он выглядел как серьезный человек, который четко знает, чего хочет, мало того – знает он и как этого добиться. Прямой вопрос – это плохо. Это значит, что сейчас мне начнут угрожать. Ну что же!
– Да, господин мэр. Мне нравится этот город и вполне устраивают жизнь и работа в нем.
Я скрестила руки на груди и прямо взглянула в лицо собеседнику. Пусть видит, что я его не боюсь, и обращается со мной уважительно. Если противник вынужден унизить тебя в разговоре или применить какие-либо приемы из разряда «ниже пояса», с таким человеком потом будет крайне сложно общаться – тебе будет сложно его простить, а он всегда будет помнить, как он тебя согнул, и всякий раз будет ждать от тебя какой-нибудь гадости, так что совместная работа ваша станет невозможной и вы в конце концов, незаметно для себя, сделаетесь врагами. А я не хотела делать своим личным врагом мэра города, где я живу и работаю. Что ж, невозможно всегда выигрывать – иногда приходится и отступить…
– Тогда, уважаемая госпожа Охотникова, вы перестанете трепать мои старые нервы и примете мое предложение. То есть если вам нравится жить и работать в Тарасове. И вы хотите это делать и дальше.
Шутки в сторону.
Я поднялась и оправила юбку. Теперь мы с Толмачевым стояли по обе стороны кофейного столика, только я возвышалась над собеседником на добрых полголовы. Сверху мне было отлично видно, как седой пух обрамляет загорелую лысину мэра. В солярий он ходит, что ли? Выдержав необходимую паузу, я произнесла:
– Да, господин мэр, мне нравится работать в Тарасове. Я принимаю ваше предложение.
И я села, чинно сложив руки на коленях. Толмачев подождал, не добавлю ли я еще чего-нибудь, не стану ли торговаться, выпрашивая подачки? Но я знала, как надо проигрывать красиво, и смотрела на мэра молча, с вежливым интересом. Виталий Михайлович одобрительно кивнул и заторопился:
– Ну, что же, я рад, рад… Час поздний, пора… Уверяю вас, госпожа Охотникова, вы не пожалеете! Все, что смогу…
Мы перекинулись парой общих фраз, уточнив завтрашний регламент, и я отправилась домой – в том же автомобиле, который доставил меня сюда всего час назад. Машина плавно входила в повороты, за окном пролетали фонари, а я думала о том, что нельзя все время выигрывать. Ни у игорного стола, ни на войне, ни в жизни. Иногда… Иногда нужно просто отвести войска на заранее подготовленные позиции. Перегруппировать их. А потом нанести удар туда, где противник этого не ждет! И все-таки – победить…
Глава 2
Раннее утро я встретила на вокзале. Экспресс из Москвы прибывал без четверти восемь, и заиндевелый перрон был полон встречающими. Люди дули на руки, подпрыгивали на месте и поминали недобрым словом архитектора, выстроившего тарасовский вокзал так, что перроны, кроме первого пути, оказались открыты всем ветрам. Кутаясь в теплую куртку, я злорадно наблюдала за Сан Санычем, который отчаянно стекленел на ветру. Господин Толмачев и его охрана – двое представительных мужчин, похожих на мэров больше, чем сам Виталий Михайлович, – ожидали высокую гостью в вип-зале. Сан Саныч – помощник, кто вчера подавал нам кофе, очевидно, был послан сюда с целью следить за прибытием поезда и сигнализировать об этом радостном событии мэру. Сегодня, при свете дня, он еще больше походил на мумию или сбежавший экспонат музея восковых фигур. В замерзших руках Сан Саныч сжимал букет белых лилий, очевидно, предназначенных для высокой гостьи.
Экспресс прибывал точно по расписанию, зато мэр приехал за десять минут до прибытия и теперь явно жалел об этом. Тарасов в декабре – это вам не Ницца, десяти минут вполне достаточно, чтобы схватить простуду или что похуже.
Выглядело все это странно – с чего бы мэру лично тащиться на вокзал? Но прошлую ночь я провела с пользой – посидела в Интернете (сном пришлось пожертвовать) и выяснила, что с семейством Качалиных мэра связывают давние личные отношения. А ведь вчера Толмачев и словом не обмолвился о том, что он учился в одном классе с ныне покойным генералом и был свидетелем на их свадьбе! Кроме того, лет пять тому назад на репутацию Толмачева легла легчайшая тень скандала – он провел какие-то денежки не по тому ведомству, оплатив командировку Ольги Христофоровны, кажется, в Лондон. Один ушлый местный журналист провел расследование, которое стоило ему карьеры. Хотя, это с какой стороны посмотреть – когда бедняжка понял, что в родном Тарасове ему больше не работать, он с горя подался в столицу и сделался международным корреспондентом. Обожаю смотреть его репортажи с кинофестивалей!
Кстати, я приехала на вокзал ранним утром не только по служебным делам. Недели две тому назад моя тетушка Мила получила бесплатную (как она думает) путевку от совета – как она полагает – ветеранов. Моя тетя – удивительный человек! Долгие годы она проработала в юридической академии, и многие люди, занимающие в Тарасове значительные посты, – тетины бывшие ученики. Только Мила способна назвать просто Костей всесильного и грозного прокурора, а министр здравоохранения области для нее – Любочка. Вероятно, в Тарасове нет ни единого человека, на которого у тети не было бы «выхода». Да и не только в Тарасове. Говорят, все люди на Земле знакомы друг с другом через пять человек. Как-то вечерком мы с тетушкой за чаем с плюшками провели небольшое расследование и выяснили, что это – чистая правда. Так, через Милу и ее бывших учеников я оказалась знакома с папой римским, султаном Брунея, президентом Соединенных Штатов и королевой Великобритании. Кроме того, в этот список входили живой на тот момент Усама Бен Ладен (через итальянскую журналистку, бравшую у него интервью, а она была замужем за международником – родом из Тарасова), первая женщина-космонавт Валентина Терешкова, Коко Шанель, Кейт Мосс, один знаменитый шпион, чье имя которого я не хочу называть, а также, увы, покойные Марлен Дитрих и Любовь Орлова.
Но тетя – человек бескорыстный. Она обожает решать чужие проблемы и устраивать чужие дела (страшно представить, сколько пар ей удалось поженить!), но совершенно не способна позаботиться о себе самой. Возможно, совет ветеранов и правда распределяет путевки, но тете они почему-то никогда не достаются. Так что я решила позаботиться о Миле – в последнее время она неважно переносит влажные зимы, и возмечтала отправить тетушку на юг, к морю.
Мила – моя единственная родственница. Ну, честно говоря, во Владивостоке, откуда я родом, проживает мой отец, бывший кадровый военный. Но я не поддерживаю с ним отношений после того, как в день похорон моей матери он заявил, что намерен построить новую счастливую семью с нашей соседкой по лестничной клетке. Я закрыла за собой дверь родительского дома и больше там не бывала. Нет, я не стала устраивать скандалов с битьем посуды и разделом имущества. Я аккуратно поздравляю отца с днем рождения и с двадцать третьим февраля – его профессиональным праздником, но только в письменной форме.
Когда мне пришлось покинуть специальное подразделение «Сигма», где я служила, мысль – затеряться в провинции – показалась мне вполне здравой. В Тарасове проживала сестра моего отца – Людмила Охотникова. Я отправила ей письмо, не зная, как пожилая одинокая женщина отнесется к нежданной гостье, и получила в ответ телеграмму: «Начинаю печь пироги. Срочно выезжай!» С тех пор я живу и работаю в Тарасове. Сначала я преподавала иностранные языки – как-никак, за плечами у меня элитное учебное заведение, «ворошиловка», а именно – институт благородных девиц, созданный специально для дочерей высокопоставленных военных и дипломатов. Но параллельно с учебой в «ворошиловке» я прошла спецподготовку в отряде «Сигма», так что профессия телохранителя оказалась мне ближе. И хотя за первое дело я взялась, не рассчитывая на продолжение карьеры в этой области, жизнь сложилась так, что я, без ложной скромности, ныне – один из лучших телохранителей, так и хочется сказать, города и области. Хотя, вообще-то, силой я ни с кем не мерилась, так что, возможно, это просто профессиональная гордость и свойственная лично мне, Евгении Охотниковой, легкая заносчивость.
Тетушку я люблю и стараюсь по мере сил заботиться о ее здоровье, поэтому я обратилась в туристическое агентство и купила для Милы путевку в один из лучших санаториев юга. Путевка обошлась мне в небольшое состояние, но для тети мне ничего не жалко. Тем более что я могла себе это позволить. Вообще, несмотря на довольно высокие заработки, мои денежные дела, если представить их в виде графика, более всего напоминают кардиограмму. Вверх-вниз, вверх-вниз… Это потому, что я теперь уже не хватаюсь за любую работу, как было в самом начале моей карьеры, а стараюсь браться за что-то интересное, представляющее собою новую ступеньку профессионального роста… ну, в крайнем случае – не особенно противное. Вот охранять Ольгу Христофоровну Качалину я не взялась бы ни за что, если бы господин Толмачев не вынудил меня к этому самым беззастенчивым шантажом.
Совсем недавно я закончила одну сложную работу, оказавшуюся более трудной, нежели я ожидала. Я порядком вымоталась, зато неплохо заработала, и как раз собиралась устроить себе небольшие каникулы. Тем более что в Тарасов собирался приехать один человек, с которым меня связывали личные отношения. Мы познакомились год тому назад, за границей, когда я сопровождала мальчика-аутиста к его отцу. Беспокойный живой «груз» превратил эту поездку в незабываемое приключение. Вот так я и познакомилась с Йосефом, подполковником ВВС Израиля. Некоторое время мы провели вместе, обнаружили, что идеально подходим друг другу, а потом – в один прекрасный день – я уехала. Йосеф страшно обиделся, он никак не мог понять, почему я не желаю выходить за него замуж, перебираться в Израиль и родить ему восьмерых кудрявых мальчишек и одну девочку. Боюсь, я не смогла это ему внятно объяснить.
И вот теперь, спустя год, Ёся решил сделать второй заход. Гвардия не сдается… Я представила себе реакцию тетушки Милы – как она немедленно начнет делать все возможное, чтобы я приняла предложение красавца-военного, и ужаснулась. Нужно было срочно убрать тетушку с поля боя – а в том, что мне предстоит непростая позиционная война на личном фронте, я нисколько не сомневалась. Ёся – человек упорный, он привык добиваться своего. Но и Женя Охотникова – далеко не кукла Барби…
Так что тетушка получила путевку, как она думала, от совета ветеранов – такая конспирация была совершенно необходима. Тетушка обожает детективные романы, проглатывает их по штуке за вечер и давно уже могла бы сама работать частным детективом. Если бы я принесла ей путевку лично, тетя в ту же секунду заинтересовалась бы: а чем же собирается заниматься дорогая племянница в ее отсутствие? И хотя я давным-давно уже совершеннолетняя, и тетя со свойственной ей деликатностью почти не сует нос в мои личные дела, но замужество… замужество – это ее конек! Тетя обожает устраивать чужое счастье. Современная статистика свидетельствует – из пяти пар, заключивших брак, четыре распадаются. Так что, на мой взгляд, тетя поставляет работу ЗАГСам.
Недавно Мила заявила, что не может спокойно умереть, пока не выдаст меня замуж за «хорошего человека». Поскольку я желаю тетушке долгих лет, останусь-ка я, пожалуй, в своем нынешнем незамужнем состоянии…
Так что рано утром я посадила Милу в поезд «Тарасов – Адлер» и помогла ей загрузить на багажную полку сумку с детективами. Ох, боюсь, этого тете хватит ненадолго! Счастье еще, что обратно она их не повезет – оставит в подарок библиотеке санатория.
– Береги себя! – высунувшись из окна вагона, давала мне последние наставления тетя.
– Хорошо, – послушно отвечала я.
– Не берись за опасную работу, а то я буду волноваться!
– Ладно, – я покорно кивала.
– И вообще, ни за какую работу не берись пока, устрой себе каникулы!
– Поняла, так и сделаю.
Мила задумалась…
– Ну, все. Пока-пока! Закрой окно, тебя продует! – Я помахала ей рукой.
– А, вот еще! Не вздумай питаться одними пельменями! Кушай по часам, вари себе суп и делай котлеты! И не переусердствуй с тренажерным залом – помни, что ты недавно восстановилась после травмы! И всегда носи бронежилет, Женечка!..
На мое счастье, поезд в этот момент тронулся.
– Я тебе позвоню! – помахала я рукой.
– И не смотри кино до четырех утра!!! – донесся до меня голос тетушки, уносимой поездом. Я перевела дыхание. Так, пора приступить к работе!
Вдали показался московский экспресс. Несчастному Сан Санычу пришлось еще добрых четверть часа ждать, пока рассосется толпа прибывших и встречающих. Ну и нечего было проявлять такое рвение – ждал бы в теплом брюхе лимузина… Из вип-зала вышел мэр и остановился на перроне. Странно это: почему он потащился на вокзал? Так ли уж необходимо лично встречать дорогую гостью? Вполне мог бы подождать ее в резиденции… Мэр отчаянно мерз в своем кашемировом пальто, а рядом мужественно замерзала его охрана.
Вот я подготовилась к сегодняшнему мероприятию не в пример лучше их – зная, что придется ожидать на улице, оделась по сезону, а еще и успела позавтракать. Обычно я ограничиваюсь чашкой адски крепкого кофе и бутербродом, но сегодня подкрепилась как положено – когда в организме достаточно калорий, мороз ему не страшен.
Наконец, перрон опустел, и только тогда из дверей первого вагона «выпустили» сначала мальчиков из службы безопасности, а потом уже и саму высокую гостью. Госпожа Качалина ничем не напоминала вдову, три недели тому назад потерявшую мужа. Единственным намеком на траур могла служить ее черная шляпка-таблетка. Одетая а-ля Жаклин Кеннеди, с идеально уложенными волосами и фирменным взглядом «эх-вы-жалкие-людишки», Ольга Христофоровна сразу же вызвала у меня приступ раздражения. Скажу честно, на свете есть немного людей, способных вывести меня из равновесия. К сожалению, женщина, которую мне предстояло охранять, явно была одной из них.
Качалина осторожно ступила на перрон, словно он был стеклянным, и мальчик в черном костюме сделал такое движение, будто хотел поддержать свою работодательницу под локоть. Однако прикоснуться не посмел, да Качалина и не нуждалась в помощи – цокая каблучками по бетону, она приблизилась к группе встречающих. Толмачев протянул руки, а его угодливо изогнувшийся помощник поспешно всунул в них остекленевший на морозе букет. На мгновение лицо Ольги Христофоровны исказила гримаса отвращения – уж не знаю, относилось ли оно к лилиям или к мэру – и тут же сменилась приличествующей случаю сдержанной печалью.
Пока пара старых знакомых обменивалась приветствиями, я внимательно изучала свиту политика. Сама Качалина меня пока что интересовала мало – я и так знала, чего от нее ожидать. Гораздо больше меня заинтересовала женщина из ее окружения. Небольшого роста, похожая на мальчика-подростка, с темным от загара лицом и очень светлыми волосами, стянутыми в «хвост», в камуфляжном комбинезоне и берцах тридцать пятого размера, она окидывала пустой перрон профессионально незаинтересованным взглядом. Именно с этой женщиной мне предстояло работать в тандеме. Это была личный телохранитель госпожи Качалиной, и эта женщина представляла для меня загадку.
Во-первых, я не нашла никаких сведений о ней – телохранителе – в Интернете. Вот я, Евгения Охотникова, там присутствую, хотя я персона далеко не публичная. Во-вторых, я не могла понять, что заставляет профессионала (а это было видно сразу, с первого взгляда) работать на даму-политика, славящуюся своей феноменальной скупостью и отвратительным отношением к «персоналу», как Ольга Христофоровна называла всех, кто имел несчастье на нее работать. К сожалению, теперь в число этого «персонала» входила и я. Со всем этим мне еще предстояло разобраться, а пока пора было начинать знакомиться – мэр уже двигал бровями, призывая меня подойти поближе.
Я подошла и остановилась в трех шагах, отметив краем глаза, как мгновенно напряглась охрана. Ага, вы тоже меня узнали! Тем временем Толмачев ласково, но настойчиво внушал столичной штучке:
– Ольга Христофоровна, голубушка! Ну как вы не понимаете, мне так важно обеспечить вам комфортное и безопасное… подчеркиваю, безопасное пребывание на родной земле!
– Что вы еще придумали? – недовольно отвечала Качалина. – Не понимаю, зачем все это нужно. У меня есть Галочка, и этого вполне достаточно. Она профессионал, понятно?
Мэр всплеснул руками:
– Ну конечно, конечно! Ваша Галочка – профессионал… А наша Евгения – суперпрофессионал! И когда они обе будут рядом с вами, я буду за вас абсолютно спокоен!
Качалина бросила на меня острый оценивающий взгляд. Судя по тому, что я о ней знаю, Ольга Христофоровна – холодная, прагматичная дама, которая превыше всего ценит свою выгоду. Когда, наконец, ей надоест строить из себя примадонну? Ведь уже понятно, что Толмачев не отвяжется! В Тарасове Ольга Христофоровна – не то чтобы уж совсем никто, но тем не менее просто гость, частное лицо, так что ей поневоле придется играть по правилам нашего мэра.
