Марина Серова
Не люби красивого
Глава 3
На следующий день я на своей «девятке» заехала за Ленкой, и мы отправились в аэропорт встречать Алекса. Чтобы ничем не омрачать праздничное настроение подруги, я не стала ей рассказывать о предсказании, но, безоговорочно веря гаданию, решила быть предельно внимательной и хорошенько присмотреться к гостю, ведь по твердому моему убеждению причиной вероятных огорчений мог быть только он.
Самолет из Москвы опаздывал, и с каждой минутой ожидания Ленка паниковала все больше. «Таня, может, ну его, этого Алекса. Поедем домой», – канючила она. Я, как могла, успокаивала подругу, но ее состояние соединяла с тревогой, вызванной предсказанием, и я тоже начинала нервничать. Наконец голос диктора объявил о прибытии нужного рейса, и мы поспешили в зону прилета.
Алекса я узнала сразу. И не только потому, что такие красивые мужчины – товар штучный и встретить двух аполлонов в одном самолете просто невозможно. Алекс показался на трапе с большущим букетом алых роз, которые притягивали к себе взгляды встречающих. Когда все формальности были соблюдены, багаж получен, Алекс предстал перед нами во всей своей неземной красоте. Лицо его сияло улыбкой, по всему видно, что он был счастлив и не стеснялся выражать свою радость. Ленка же, напротив, еще больше смутилась и практически лишилась дара речи. Я с помощью мизерного запаса французских слов и одного предложения: «Je ne mange pas six jours»[3], пользы от которого ноль, пыталась спасти ситуацию, но безуспешно. Ленка буквально превратилась в соляной столп, подобно жене Лота, но не оставлять же ее было в выжженной пустыне! Я, не переставая улыбаться, незаметно подталкивала подругу к выходу и жестами показывала Алексу, что нас ждет машина. В этой суматохе я не сразу услышала звонок мобильного телефона. «Боже мой!» – воскликнула я, когда увидела на экране номер.
Два месяца назад я получила гонорар за одно очень хлопотное дело. Ревнивый муж, уверенный в том, что жена ему изменяет, и не сумевший самостоятельно уличить супругу в неверности, обратился ко мне с просьбой найти доказательства измены. Клиент мне сразу же не понравился. Я никак не могла представить себе рядом с ним хоть какую-нибудь женщину. Гарри Андреевич, так звали клиента, был толст и пузат, при этом манерен и до неприличия самовлюблен. «Тебе бы жениться на самом себе», – подумала я. В другое время я нашла бы способ под благовидным предлогом отказать неприятному клиенту. Но мне срочно нужны были деньги. Диван, который достался мне от бабушки на новоселье, приказал долго жить, и ему срочно требовалась замена. В душе я перфекционистка и малейший дефект рассматриваю как непоправимый урон, не говоря уже о треснувшей обивке пусть почти антикварного и дорогого мне дивана. Дело я распутала быстро. Жена, не имевшая возможности уйти от мужа-зануды, действительно изменяла ему. Раз в месяц она ходила на прием к гинекологу, который и был ее любовником. Прием, по сути, и был их свиданием. Женщина врача не любила, но факт измены поднимал ее самооценку и был актом мести за все унижения, которым она претерпевала от мужа-тирана. Врач же оказался экстремалом, и благодаря сексу в кабинете, двери которого не закрывались на ключ, он получал необходимую дозу еженедельного адреналина. Получив деньги, я тотчас же отправилась в магазин и выбрала дорогущий диван, обитый белой кожей. «И будешь ты у меня зваться гиневаном, – нарекла я диван, перед тем как пройти к кассе, – в честь гинеколога-экстремала и его находчивой подружки».
Диван должны были привезти через месяц, но доставка затягивалась. Я каждый день звонила в магазин, вежливые продавцы извинялись, но ни точной даты, ни времени доставки назвать не могли. Наконец спустя три недели после обещанного срока голос в трубке сообщил, что завтра диван будет доставлен. Но как раз завтра я должна была ехать в Тищево к местному главе администрации. Глава был человеком очень занятым, а дело к нему было очень срочное, поэтому ехать надо было обязательно. Я оставила ключи соседке Анастасии Федоровне, которая работала в больнице медсестрой и как раз вернулась с дежурства. Завтра у нее был выходной.
– Танюша, не беспокойся. Я все сделаю, – напутствовала меня Анастасия Федоровна.
Первое, что я увидела, вернувшись домой, был темно-коричневый диван с витыми ножками и похожей на ракушку спинкой. Я сразу же бросилась к соседке, и та рассказала мне, что машина прибыла в точно назначенное время, она проследила за тем, чтобы диван внесли аккуратно, не поцарапав ни его, ни другую мебель. Рабочие быстро собрали диван, и она подписала документы, которые оставила в прихожей на тумбочке.
– Что-нибудь не так? – встревожилась соседка.
– Анастасия Федоровна, они привезли не тот диван. Вот смотрите – в документах написано: обивка – белая кожа, а тот, что они привезли, обит коричневой тканью.
– Танюша, прости меня. Я все смотрела, чтобы они ничего не испортили, а в бумагу толком и не заглянула.
После долгих переговоров с менеджерами мебельного салона, которые обвинили меня в том, что я присвоила себе чужую вещь, я включила стерву, и статус-кво был восстановлен. Передо мной извинились и обещали исправить ошибку в самое ближайшее время. Но время у них и у меня, видимо, текло по-разному. Прошла уже неделя после злосчастной путаницы, и вот только сегодня мне позвонили из магазина и сказали, что завтра у меня заберут чужой диван и доставят мой. На этот раз, чтобы избежать недоразумения, я четко и ясно повторила за менеджером дату и время доставки, уточнила характеристики дивана, его стоимость и адрес доставки: Ленинградская, 15, квартира 50.
За то время, пока я разговаривала по телефону, Ленка пришла в себя и начала издавать членораздельные звуки. В машине она окончательно оправилась, и я с облегчением выдохнула.
– Приехали, – остановив «девятку» у дома подруги, сказала я. – Дальше, ребята, сами.
– Non, non, non[4], – залопотал Алекс и стал что-то быстро говорить Ленке, когда та перевела ему мои слова.
– Таня, Алекс не хочет, чтобы ты уезжала. Он знает, что ты для нас сделала, поэтому очень просит тебя остаться, чтобы ближе с тобой познакомиться. Ведь ты же мне как сестра. А знакомство с семьей – это первое, что делает мужчина, намеревающийся попросить руки женщины.
– Ленка, без меня вы быстрее договоритесь. Тем более что во французском я ни бум-бум. Буду сидеть, как китайский болванчик: улыбаться и кивать. Нет, нет и нет.
Алекс, видимо, по интонации понял, что я оказываю сопротивление, взял мою руку, поднес к губам и поцеловал.
– Таньюша, пожальюста, – проговорил он на ломаном русском языке.
Ну не умела я отказывать красивым мужчинам, тем более что вспомнила про обещание присмотреться к заморскому гостю, которое накануне дала Ленке.
– Черт с вами! Пошли. – Я вышла из машины и первой вошла в подъезд.
В квартире началась обычная предзастольная суета. Мы хлопотали на кухне. Алекс старался помогать, но только мешался под ногами. Наконец все уселись за стол. Алекс открыл шампанское, от которого я вежливо отказалась.
– Я за рулем, – напомнила я ему и сделала жест руками, будто сжимаю руль автомобиля.
После первого глотка шампанского Ленка осмелела и начала щебетать с Алексом. Я мало что понимала из их воркования, но, в общем, ситуация меня устраивала – она не мешала мне наблюдать за французом. Алекс вел себя непринужденно. Как и подобает влюбленному, говорил Ленке комплименты (это я поняла по тому, что подруга время от времени опускала глаза и щеки ее при этом слегка розовели), целовал ей ручки и оказывал всевозможные знаки внимания.
– Алекс, а почему вы решили жениться на русской? – задала я вопрос, закончив внешний осмотр.
Ленка возмущенно взглянула меня.
– Лена, переведи, – не обращая внимания на суровый взгляд, сказала я.
Поняв, что я буду стоять насмерть, подруга перевела.
– Французские женщины в своем стремлении получить равные права с мужчинами, – начал Алекс, – зашли так далеко, что они уже не хотят заводить нормальные семьи, рожать детей, готовить, вести хозяйство. Они предпочитают гостевой брак, при котором супруги живут отдельно и только время от времени навещают друг друга. Я же в силу своих привычек, воспитания и отчасти выбранной профессии предпочитаю традиционный брак, когда муж и жена живут под одной крышей, рожают детей, совместными усилиями вьют свое родовое гнездо. Я с детства любил русскую литературу, поэтому мое твердое убеждение, что только в России остались еще женщины добрые и преданные, которые на первое место ставят семейные ценности, которые способны стать опорой своему мужу, и не кричат о равных правах каждый раз, когда им приходится мыть посуду.
– Да вы домостроевец какой-то! – воскликнула я. – Значит, удел женщины, по-вашему, – сидеть дома, делать то, что скажет муж, стирать, убирать, готовить, мыть посуду и не иметь права голоса в своем доме?
– Таня, ну как я ему объясню, кто такой домостроевец, – сделала большие глаза Ленка.
– Скажи ему, что он тиран или деспот. Эти слова, я думаю, он поймет.
Эти слова Алекс действительно понял и без перевода.
– Таня, вы преувеличиваете, – засмеялся он. – Я не тиран и не деспот, я и сам могу помыть посуду или постирать, тем более что все это делают машины. Но я хочу нормальную семью, в которой много детей, все друг о друге заботятся, а не кричат по малейшему поводу о нарушении своих прав.
«Деспот, – подумала я, – но цивилизованный и, главное, красивый. Ленке к ведению хозяйства не привыкать, давно одна управляется. В детях она души не чает, еще парочку ему родит. В общем, делать мне здесь больше нечего, пора и честь знать».
Но откланяться мне опять не удалось. Алекс стал буквально засыпать меня вопросами: кто я по профессии (чтобы не напугать француза, я сказала, что работаю адвокатом), почему не замужем (беру пример с ваших соотечественниц), где живу, далеко ли это от Ленкиной квартиры. Неизвестно, чем бы все это закончилось, потому что Ленка, выпав из центра внимания Алекса, начала заметно нервничать, но у меня зазвонил телефон, и в трубке раздался взволнованный голос Андрея, с которым мы вместе учились в Академии права. «Таня, срочно приезжай! Случилось страшное». Я не успела даже рта раскрыть, как Андрей повесил трубку. Что бы там ни было, Андрей был моим другом, и надо было ехать. Наспех попрощавшись с Ленкой и Алексом, я вылетела на лестничную клетку. «Вот, оказывается, откуда следовало ждать предсказанных огорчений», – пронеслось у меня в голове.
Глава 4
Дверь мне открыл Андрей. «Сюрприз!» – весело прокричал он и, не дав мне опомниться, потащил на кухню. Там за столом, на котором в беспорядке стояли бутылки, банки консервов и множество свертков разного калибра, сидел еще один наш однокурсник – Олег. Сразу после окончания Академии права он уехал в Москву, где благодаря стараниям влиятельных родственников устроился в юридический отдел российско-британской фирмы, которая занималась разработкой цифровых технологий. Работа отнимала много времени, но Олег всегда находил время приехать на день-другой в Тарасов. Появлялся он всегда внезапно и друзей собирал по тревоге. «Чтобы было время отдохнуть», – любил цитировать он известного киногероя.
– Андрей, я тебя убью, – в шутку замахнувшись, сказала я.
– При чем тут я, это все наш московский гость, – оправдывался Андрей. – Ты же знаешь, с этой стихией справиться невозможно.
– Ребята, водка стынет, – перебил его Олег. – Танюша, нашему столу не хватает женской руки.
Спорить с Олегом было бесполезно. «Только время терять», – в оправдание самой себе сказала я и принялась разворачивать свертки. Когда стол был накрыт, Олег начал разливать виски.
– Олег, я за рулем, и потом ты же знаешь, я не пью.
– Танюша, ты меня обижаешь, – с улыбкой произнес он, доставая из закромов еще одну бутылку. – Rochester Dark Ginger – ни капли алкоголя, только отборный ямайский имбирь и чистейший тростниковый сахар. Вез из самого Лондона.
Когда напитки были разлиты, Олег поднял бокал и произнес первый традиционный тост: «Здравствуйте!». Я с удовольствием попробовала остро-сладкий напиток, который мне очень понравился. «Умеет Олежка угодить женщине», – подумала я. После третьего традиционного тоста «За любовь!» нахлынули воспоминания. Мы перебивали друг друга словами: «А помнишь…», смеялись и чувствовали себя вновь юными и беззаботными.
Около двенадцати я засобиралась домой.
– Мы тебя проводим, – чуть ли не хором сказали Олег и Андрей.
– Ага, чтобы я вас потом опять домой везла. Вы ж на ногах еле держитесь. Отдыхайте уж дальше. Только не забудьте, у Олега завтра самолет.
– Я никогда не пьянею, – вспомнил Олег слова еще одного известного киногероя.
– Вот завтра и проверим, – улыбнулась я.
Чмокнув ребят на прощание, я закрыла за собой дверь.
По дороге домой, перебирая события минувшего дня, я вдруг вспомнила о предсказании. Видимо, это тот уникальный случай, когда кости ошиблись.
Нет, не ошиблись. Выйдя из машины около своего дома и по привычке посмотрев на окна своей квартиры, я увидела в них свет. «Я же точно помню, что свет сегодня не зажигала. Утром, когда я проснулась, было уже светло. Ключи от квартиры я никому не давала. Значит, в квартире либо был, либо и сейчас находится кто-то посторонний». До сих пор я имела дело только с чужими неприятностями. По роду своей деятельности я вынуждена была заниматься распутыванием мелких и крупных преступлений, жертвы которых переживали и страдали, несли потери и взывали о помощи. А теперь, похоже, неприятность случилась со мной самой. В том, что это была неприятность, а не приятный сюрприз, я нисколько не сомневалась. Кости не врут! И глупо было сомневаться в их правдивости.
Подхлестываемая этими мыслями, я влетела в подъезд и, не дожидаясь лифта, стала подниматься на свой седьмой этаж.
Дверь в квартиру оказалась запертой на ключ, видимых повреждений не было. Я вставила ключ в скважину и медленно его повернула. Дверь привычно открылась, и я вошла в квартиру. Свет горел только в большой комнате. Там за столом, на котором стояли открытая бутылка вина и два бокала, сидел Алекс. И, судя по всему, он был мертв.
«И у кого же поднялась рука на такую красоту? – совсем не к месту пронеслось у меня в голове. И как он оказался в моей квартире?» – задала я себе вполне уместный в этой ситуации вопрос. Но ни на первый, ни на второй вопрос очевидного ответа не было. Следов чужого присутствия в квартире не наблюдалось. И если не считать бутылки и бокалов на столе, никаких изменений в привычном порядке вещей не было. Я приблизилась к Алексу и приложила пальцы к сонной артерии – пульсация отсутствовала. Ни ножевых, ни пулевых ранений на теле не было. Алекс выглядел словно человек, который устал от долгого ожидания и заснул за столом.
Ситуация казалась настолько нереальной, что я почувствовала себя актрисой, снимающейся в фильме о буднях доблестной полиции. Вот сейчас режиссер скажет: «Снято!», – и весь этот кошмар развеется: Алекс оживет, из кухни выскочит Ленка, и все встанет на свои места. Но режиссер молчал, Ленка не выскакивала, а Алекс по-прежнему сидел в позе статуи. Чтобы как-то прояснить происходящее, я взяла мобильный и позвонила Ленке. «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети», – проинформировал меня голос цифровой барышни. Стационарный телефон отозвался длинными гудками, но результат был тот же – подруга не отвечала. Когда я попадаю в трудную ситуацию или мне нужна помощь, я всегда обращаюсь к Владимиру Сергеевичу Кирьянову, или, как я ласково называю его, Кире, подполковнику полиции, моему верному другу, с которым мы раскрыли не одно преступление. Вот и сейчас я подумала о нем, но Киря был далеко, в Египте, где нежился на теплом песочке Хургады с женой и дочками.
Звонок в полицию я отмела сразу: все улики против меня, поэтому, пока будет идти следствие, ходить мне в главных подозреваемых, а еще хуже – сидеть. Такой вариант тоже выглядел вполне реальным. Алекс иностранец, а это значит, что органы подойдут к расследованию с полной ответственностью, да еще ребят из ФСБ подключат. Нет, действовать надо самостоятельно и как можно быстрее.
«Успокойся и представь, что это совершенно посторонний тебе человек, – приказала я себе. – И делай, как учили». А учили в академии начинать с осмотра места преступления. Я тщательно осмотрела входную дверь и дверь, ведущую на лоджию (хоть я и жила на седьмом этаже, но чем черт не шутит!) – никаких следов вскрытия на них не было. Следы на полу и отпечатки пальцев на дверных ручках и на ручках кухонного шкафа, из которого брали бокалы, тоже отсутствовали. Все вещи лежали ровно на тех местах, куда я их положила или поставила. Осмотр трупа тоже ничего интересного не дал. Никаких ссадин, синяков или других следов борьбы. Все выглядело так, будто Алекс открыл дверь ключом, сел на стул и умер. И только одна деталь говорила в пользу насильственной смерти – в карманах Алекса абсолютно ничего не было, если не считать носового платка. Ни паспорта, ни водительских прав, ни билета на самолет. Ничего.
«Итак, что мы имеем? – сев в кресло, спросила себя я. – Да ничего мы не имеем, кроме трупа, который неизвестно как оказался у меня дома. И от которого надо как можно быстрее избавиться. Иначе мне вряд ли дадут найти того весельчака, который сыграл со мной такую злую шутку».
Чтобы как-то выиграть время, я решила отвезти труп Алекса в старый заброшенный парк на окраине Трубного района. Перспектива спустить бездыханное тело с седьмого этажа и погрузить его в машину меня не пугала. Это с виду я была хрупкой девушкой. Но на самом деле у меня черный пояс по карате и сотни часов изнуряющих тренировок, после которых мое тело превратилось в послушную машину, способную выполнять любую физическую работу.
Однако, перед тем как приступить к операции «Транспортировка», я внимательно осмотрела одежду Алекса, и результат этого осмотра мне не понравился. Рубашка-поло «Lacoste», джинсы «Levi’s», туфли-лоферы «Zilli» – настоящий каталог модной брендовой одежды. Такой красавец в фирменной одежде для Трубного района слишком хорош. А надо, чтобы его внешний вид вызывал как можно меньше вопросов и не выбивался за рамки привычного и обыденного. «Рубашка и брюки еще сойдут – каких только лейблов сейчас не встретишь на товарах, которые продаются на базаре и в дешевых магазинах. А вот обувь хороша, видно, что не на коленке сделана. Прости, дорогой, но придется тебя разуть. Тебе уже все равно, а мне надо этот клубок распутать», – сказала я про себя и сняла с Алекса туфли. Потом взяла в шкафу старый плед и завернула в него тело.
Теперь оставалось самое сложное – вынести труп из квартиры. Я вышла на лоджию и посмотрела во двор – он был пуст. Неудивительно – час ночи. А вот свет в нескольких окнах еще горит. Придется подождать.
Ждать пришлось долго. Только около трех часов жильцы наконец угомонились, и дом погрузился в темноту. Я взяла пакет с туфлями и вышла на лестничную клетку, спустилась пешком на первый этаж и выключила свет. Затем подогнала «девятку» к подъезду и поставила ее под самый козырек багажником к двери так, чтобы с верхних этажей не было видно, что я гружу в машину. Поднявшись в квартиру, я взвалила труп Алекса на спину. И сразу почувствовала, насколько восемьдесят килограммов неживого веса отличаются от того же количества живого. Но отступать было некуда, а главное – некогда. Я стала осторожно спускаться по лестнице, вспоминая, как таскала на закорках Андрея во время тренировок. Анатолий Павлович, наш тренер, никаких поблажек мне не делал. Он был твердо убежден, что «боец» – слово мужского рода, и гонял меня наравне с другими – до седьмого пота. Как выяснилось, прав был тренер – ох как пригодилась мне сегодня его наука!
Мысленно благодаря Анатолия Павловича, я погрузила тело в багажник и, не включая фар, выехала из двора. Через полчаса я была на окраине Трубного завода, где, выгрузив труп из машины, усадила его на парковую скамейку. На обратном пути я подъехала к пустынному месту на берегу Волги, завернула в плед пакет с туфлями и увесистый камень, завязала плед в узел и бросила его в воду.
Глава 5
Когда я вернулась домой, часы показывали четверть пятого. В тусклом свете зарождавшегося утра все произошедшее казалось наваждением или плохим сном, который развеется с первыми лучами восходящего солнца. Но стоявшие на столе бутылка с вином и бокалы упрямо возвращали к реальности и побуждали к действию. Я села на диван, сняла кроссовки и вдруг почувствовала, как устала. На ум пришла старая еврейская поговорка, которую к месту и не к месту любил повторять Андрей: «В любой непонятной ситуации ложись спать». Моя ситуация была не просто непонятной, а непостижимо непонятной. «Поэтому я с полным правом могу лечь спать. Хотя бы на пару часов», – сказала я вслух и, не раздеваясь, в чем была, легла на диван. Уснула я, кажется, еще до того, как моя голова коснулась подушки.
Ровно через два часа я проснулась. Голова была свежей, тело отдохнувшим. «Теперь душ, кофе и к Ленке», – наметила я себе план на ближайшие два часа. Но сначала аккуратно закупорила бутылку с вином и положила ее в полиэтиленовый мешок, в отдельный пакет отправились и бокалы со стола. В то, что на них могли остаться чьи-то отпечатки пальцев, кроме отпечатков Алекса, я не верила – уж очень безукоризненным выглядело это преступление. Но, привыкшая ничего не упускать из виду и отрабатывать любую самую ничтожную улику, я тщательно упаковала вещдоки в надежде в самое ближайшее время отвезти их к знакомому эксперту.
Приняв душ и наспех выпив кофе, я позвонила Ленке. Оба телефона, и стационарный, и мобильный, по-прежнему не отвечали. Знак был тревожный. Подруга при всей своей взбалмошности никогда не отключала телефон и всегда брала трубку. Особенно сейчас, когда ее дети были у бабушки. Она панически боялась, что с детьми может что-нибудь случиться, поэтому в любое время дня и ночи оставалась на связи.
В голове у меня вдруг возникла картина, на которой среди смятых простыней на кровати лежала мертвая Ленка. «Стоп! – сказала я себе. – Без паники! Это только грипп передается воздушно-капельным путем. Если Алекс мертв, то это еще не значит, что и Ленки нет в живых. Просто у нее очередная бытовая катастрофа. Мобильный телефон упал в унитаз, а кабель стационарного перегрызли мыши». Все это я продолжала говорить себе, уже спускаясь по лестнице.
Был час пик, на улицах было полно машин, но, к счастью, в это время все они двигались из Трубного в центр. Через 20 минут я уже стояла перед Ленкиной дверью и жала на звонок. Никто не открывал. Картина со смятыми простынями и бездыханным телом вновь нарисовалась в моей голове, и я что есть силы начала барабанить в дверь кулаками. «Ленка, открой! Имей совесть! – кричала я. – Я сейчас выломаю дверь! Ты меня знаешь». Насчет того, чтобы выломать дверь, я, конечно, погорячилась. Дверь у Ленки стояла железная, крутой тарасовской фирмы, с двумя замками и задвижкой. Эту дверь ей поставили родители учеников, когда три года назад в ее квартиру залезли воры и вынесли все, вплоть до новых зимних сапог, на которые она полгода копила деньги.
Я повернулась спиной к двери и стала бить в нее ногами, не переставая взывать к Ленкиной совести. То, что подруги могло не быть дома, мне даже не приходило в голову. И, видимо, правильно. После десятиминутного концерта для двери ключ в замке повернулся и на пороге появилась зареванная хозяйка квартиры.
– Чего пришла? – зло спросила она.
– Ленка, с тобой все в порядке? – не обращая внимания на тон подруги, задала встречный вопрос я.
– Ты еще спрашиваешь!
– Да что случилось?!
– Это я у тебя должна спросить, что случилось.
Понимая, что так я от нее ничего не добьюсь, я затолкала подругу в квартиру и следом вошла сама. Там я усадила ее в кресло, пошла на кухню, вскипятила чайник и заварила крепкий чай. «Пей!» – сказала я Ленке, протягивая ей чашку. Ленка сделала первый глоток и разревелась. Ревела она долго и упоительно. Когда же слезы иссякли и подруга вновь обрела способность к членораздельной речи, я заставила ее рассказать, что же все-таки произошло вчера.
А произошло следующее. После того как я ушла, Алекс и Ленка какое-то время посидели за столом. Потом Алекс помог Ленке убрать посуду, и они по русскому обычаю устроились на кухне за чашкой чая. Мило беседовали, вспоминая подробности их знакомства. Алекс расспрашивал Ленку о ее детях, попросил показать их фотографии, и еще какое-то время они рассматривали семейный альбом. Постепенно разговор перешел на Ленкиных подруг, и Ленка с упоением стала рассказывать Алексу обо мне, потому что ближе подруги у нее не было. Ленкино упоение, видимо, передалось и Алексу, потому что он с неменьшим энтузиазмом стал задавать вопросы: давно ли мы дружим? Кто мои родители? Где я живу? Далеко ли это от Ленкиного дома? Замужем ли я? Есть ли у меня бойфренд? И т. д. и т. п. Ленка сначала охотно отвечала на вопросы Алекса, а потом ей показалось подозрительным, что он так подробно расспрашивает ее обо мне. Она в душе всегда считала, что я лучше ее во всех отношениях. Но никогда не завидовала, принимая превосходство подруги как данность. Всегда радовалась моим успехам и откровенно огорчалась, когда у меня что-то не получалось. Но интерес, который проявлял Алекс ко мне, почему-то задел Ленку, и она обиделась. Причем обиделась так непосредственно и по-детски, что Алекс рассмеялся, обнял ее и поцеловал. Обида растаяла, и вместе с ней растаяли последние здравые мысли в Ленкиной голове.
Целоваться в кухне, сидя на маленьких табуретках, было неудобно, поэтому Алекс и Ленка перебрались сначала на диван в гостиной, а потом как-то незаметно оказались в спальне. Готовясь к встрече с Алексом, подруга допускала мысль о том, что постельной сцены не избежать. И она тщательно режиссировала ее, чтобы выглядеть в ней обольстительной и целомудренной одновременно. Почему-то именно такое сочетание казалось ей наиболее выигрышным. И то, что мать двоих детей вряд ли может сохранить свою целомудренность, ничуть ее не смущало. В тот вечер Ленкина режиссура с треском провалилась. Каждая ее клеточка отвечала на ласки Алекса, и во всем ее теле не нашлось и капли целомудрия, которое по изначальному замыслу режиссера должно было запустить в партнере инстинкт охотника. В качестве партнера Алекс был гениален. Поверженный режиссер в Ленкином лице мысленно аплодировал ему и кричал «Браво!». Но недолго, потому что утомленная и обессилевшая подруга вскоре заснула.
Проснулась она от звука захлопнувшейся двери. Алекса рядом не было. Ленка вскочила с кровати и обошла всю квартиру. Пусто. Тогда она быстро оделась и выбежала на улицу. Алекс стоял у обочины и ловил машину. Не успела Ленка подбежать к нему, как перед Алексом остановился синий «Рено Логан» и увез его по направлению к центру города. Ленка выскочила на проезжую часть и чуть не попала под колеса старенькой «семерки». «Умоляю! Вопрос жизни и смерти! – крикнула она опешившему водителю. – Вон за той синей машиной!» Видимо, водитель решил, что имеет дело с сумасшедшей, которой лучше не перечить, молча открыл дверь и, когда Ленка оказалась в салоне, ринулся в погоню.
Когда синяя машина свернула на Ленинградскую улицу, подруга догадалась, куда направлялся Алекс. И эта догадка болью отозвалась в ее сердце. Подъехав к дому под номером 50, машина остановилась, из нее вышел Алекс и направился в подъезд, где находилась моя квартира. Ленке хотелось догнать его, остановить, пока не случилось непоправимое. Но вместо этого она села на скамейку у подъезда и заплакала. Сколько она просидела на этой скамейке, Ленка не помнила. Очнувшись, она посмотрела на окна моей квартиры, в них горел свет. Вскоре свет погас. «Ну, вот и все!» – с отчаянием подумала она и пошла к дороге ловить машину, чтобы вернуться домой. Потрясенная вероломством подруги и Алекса, Ленка отключила телефон и проревела всю ночь.
– Ленка, ты дура! – подытожила я горестный рассказ подруги.
– Конечно, была бы умная, поднялась бы к тебе в квартиру и устроила бы вам последний день Помпеи.
Я с ужасом подумала о том, что было бы, если бы Ленка действительно вломилась ко мне домой этой злополучной ночью.
– Лена, успокойся. Все гораздо хуже, чем ты думаешь.
– Алекс сделал тебе предложение и завтра вы летите в Париж?
– Алекс мертв.
– Боливар не выдержал двоих? – на автопилоте продолжала ехидничать подруга.
– Лена, когда вчера я вернулась домой, там был Алекс. И он был мертв.
Смысл моих слов наконец стал доходить до нее, и ее глаза опять начали наполняться слезами.
– Не реви! – прикрикнула я на подругу и, не вдаваясь в подробности, рассказала ей о событиях минувшей ночи.
– Таня, нас посадят, – обреченно произнесла Ленка. – А как же дети?
– Никто нас не посадит. И с детьми твоими все будет в порядке. Ты сейчас же собери вещи и езжай к ним в Рябиновку. Мне без тебя спокойнее будет. Поняла?
– Поняла. Таня, прости меня.
– Уже.
Через час я отвезла Ленку на автовокзал и посадила в автобус.
