Марина Серова
Гори все синим пламенем

Затем он глянул на меня и с ужасом произнес:

– Что с твоей ногой? Что здесь произошло?

Я вкратце рассказала Беккеру о случившемся, и он протянул мне принесенную им мою здоровенную «рабочую» сумку.

– Молодец! – сказала я, расстегнув сумку и убедившись, что Виталька принес все необходимое.

– Молоде-ец, – иронично передразнил меня Беккер. – Знаешь, что мне пришлось пережить? Твоя тетушка – просто монстр! Она меня не узнала и устроила целое расследование.

– Разве любой другой действовал бы по – другому? – задала я риторический вопрос, внутренне радуясь поведению не сдающей позиций бывшего юриста тетки.

– А волкодавы-то молодцы! – восхищенно заявил Виталька, присаживаясь напротив меня. – Жень, ты извини, конечно…

– Ничего, – успокоила я его, – нормальная сторожевая собака так и должна себя вести.

– Надо было мне самому спустить собак, да второпях растерялся и, честно говоря, вообще о них забыл.

Снова на улице послышался лай, и через некоторое время в комнату вошла Юлия Николаевна. Она повела себя так же, как и несколько минут назад ее сын: стала расспрашивать сначала о самочувствии мужа, потом о моей ноге и так далее.

Григорий Семенович все еще находился здесь. Он сделал Беккеру пару каких-то инъекций и вообще неусыпно следил за его состоянием. Судя по всему, домой он до утра не собирался.

Тем не менее время было позднее, и все мы, сидя кружком, поочередно зевали.

– Идите спать, – предложила я Беккерам.

– Разве уснешь сегодня? – сказали мать и сын почти в один голос.

– Сидеть здесь все равно нет смысла, – сказала я.

– А вы? – спросила Юлия Николаевна. – Вы… с Виталиком…

– Нет, я с Валерием Павловичем, – поняв мысль женщины, отрезала я.

У той глаза округлились от удивления, но, очевидно, вспомнив, какую функцию я здесь выполняю, она сказала:

– Я вам на кресле-кровати постелю.

– А я прямо здесь подремлю, – сказал доктор, не дожидаясь приглашения.

Я согласилась, но сначала попросила разрешения принять душ, после чего облачилась в принесенный Виталькой спортивный костюм, а в специальную петлю на поясе брюк вставила свой маленький, почти игрушечный пистолет «ПСМ». Теперь я при необходимости могла им воспользоваться, а он в то же время не доставлял неудобства. Кресло-кровать я подтащила поближе к дивану, на котором спал Беккер, и после этого опустилась в него, приняв полулежачее положение.

Юлия Николаевна и Виталька еще долго сидели в гостиной, но потом все же отправились по своим комнатам, не в силах побороть усталость. Но несколько раз за остаток ночи они поочередно спускались посмотреть, как чувствует себя глава семьи. Видимо, им не спалось как следует. Я же дремала, если можно так сказать, одним глазом, прислушиваясь к каждому шороху.

Глава 4

– Пчхи! Ну вот, кажется, простудился! – Эти слова заставили меня очнуться от полузабытья.

Я резко вскинула голову: Беккер-старший как ни в чем не бывало сидел на диване и нащупывал ногами тапочки, приготовленные, наверное, ему Юлией Николаевной.

– Э, э-э! – предупреждающе воскликнула я и вскочила с постели. – Валерий Павлович! Ау!

Беккер спокойно посмотрел на меня, а потом спросил:

– Как спали?

– Я? – ошарашенным тоном произнесла я.

– Вы, – спокойно ответил тот.

– Я нормально. А вот вы не думаете ли, что все еще спите? – Я попыталась намекнуть клиенту на то положение, в котором он сейчас невольно оказался.

– Не думаю, увы. Та-ак, – Беккер попал, наконец, обеими ногами в тапки и попытался встать. – Сейчас же этого щенка ко мне! – вдруг разъяренным тоном заявил он.

– Кого, простите? – переспросила я.

В этот момент в дверях гостиной появился Григорий Семенович, держащий в руках зубную щетку. Вокруг его рта все было в белой пене «Колгейта». Он, по-видимому, осуществлял утренние водные процедуры и, услышав голос пациента, был шокирован.

– Валерий Павлович! – дико закричал он, брызгая пеной. – Сейчас же лягте! Я вам категорически запрещаю вставать! Вы хоть понимаете…

– Да все я понимаю! – Беккер махнул рукой. – Понимаю и поэтому намерен действовать, а не ожидать повторения произошедшего.

Валерий Павлович попытался встать, но потом пошатнулся и упал назад на диван. Мы с доктором одновременно подскочили к нему, встревоженно стали заглядывать ему в глаза.

Беккер зажмурился и, сцепив зубы, зло произнес: «Черт!»

– Лежите, умоляю, – уже более мягко попросил Григорий Семенович. – Вам нельзя так сразу.

– Сра-азу! – передразнил Валерий Павлович. – Давай коли, что там у тебя есть! Коли, чтоб я скорей встал на ноги!

Доктор послушно подошел к чемоданчику и, задумчиво посмотрев в него в течение нескольких секунд, вытащил коробочку, в каких обыкновенно бывают ампулы с растворами для различных инъекций. Вслед за этим Григорий Семенович достал из упаковки одноразовый шприц. Потом он осторожно извлек одну из ампул и стал специальной пилочкой царапать по ее кончику. Беккер вдруг неожиданно привстал и схватил врача за руку.

– Стой! – воскликнул он. – Что ты мне приготовил?

Валерий Павлович ловким движением вырвал из рук доктора ампулу и, ухмыльнувшись, прочитал:

– Ди-а-зе-пам… Господин лечащий врач! Я выспался достаточно хорошо. А вы меня опять к покою призвать хотите? Ну уж нет! Поищите-ка что-нибудь бодрящее!

Григорий Семенович, конечно, хотел как лучше. Он пытался вколоть Беккеру снотворное, которое позволило бы ему еще некоторое время находиться в столь необходимом для него самого состоянии покоя. Однако эти попытки оказались тщетными, и, поворчав, доктор все-таки вынужден был ввести Валерию Павловичу какое-то другое лекарство.

– А вы почему здесь? – потирая ягодицу, обратился ко мне Беккер-старший, будто только сейчас заметил мое присутствие.

Я только открыла рот, чтобы все объяснить, как позади раздался голос Витальки:

– Евгения с этого дня твой телохранитель, отец.

– Что? – произнес Валерий Павлович и, похрипывая, захохотал, однако почти в тот же момент успокоился, так как резкая боль в месте ранения дала о себе знать.

– Вот видите! – поспешил заметить Григорий Семенович. – Прилягте.

На этот раз Беккер-старший послушался и осторожно опустился на подушку. Виталька, не дожидаясь следующих вопросов отца, стал расписывать ему мое героическое прошлое, о котором тот сначала слушал равнодушно, но постепенно стал все более явно выражать свое удивление и даже восторг.

– Пожалуй, вы мне и на самом деле пригодитесь, Евгения. Беру вас на работу. Перейдем на «ты»?

– Насчет себя я не против, – ответила я, – а вот вы мне вроде как в папы…

– Неужели я совсем уж больше никуда не годен? – игриво произнес Беккер и даже подморгнул мне.

На его лице четко были видны следы одолевающей его боли и слабости, однако он всеми силами пытался скрыть их и казаться бодрым.

– Годен? На что годен? Куда годен? – послышалось сверху.

Завязывая тонкий поясок на длинном шелковом халате, наверху стояла Юлия Николаевна. Закончив эти незамысловатые действия, она бегом, как девочка, стала спускаться по лестнице и, преодолев последнюю ступеньку, кинулась к мужу.

– Как ты? Болит? – залепетала она.

– Все нормально, – тихо сказал Беккер, погладив ее по голове, а потом вдруг, резко перейдя на другой тон, воскликнул: – Сейчас же щенка этого ко мне!

Реплика насчет «щенка» повторялась им во второй раз, поэтому мне она показалась странной и имеющей непосредственное отношение к произошедшему.

– Так, – строго произнесла Юлия Николаевна, – сегодня ни о каких делах и речи быть не может!

Однако я решила перебить ее и влезла в разговор, сказав:

– Нет-нет, о щенке или как его там мы, пожалуй, с Валерием Павловичем поговорим. Кого вы сейчас так горячо призывали? – и я посмотрела Беккеру прямо в глаза.

– Вот молодец, девчонка! – довольный мной, воскликнул Беккер. – Знает дело! Виталька, принеси мой сотовый, хочу с этим подонком перечирикать.

– Объясните, наконец, о ком речь, – раздраженно заметила я, – мне же нужно быть в курсе дела. Вы кого-то подозреваете?

Честно говоря, я понимала, что смерть Беккера, столь крупной в городе фигуры, многим могла быть выгодна. Кому-то дорогу перешел, у кого-то просто зависть вызывает, кому-то подчиниться не хочет. И так далее. Однако, судя по всему, на уме у Валерия Павловича был какой-то определенный человек, личность которого ему особенно не давала покоя.

– Подозреваю, – буркнул Беккер и обратился к жене, не желая, очевидно, видеть ее свидетельницей предстоящего разговора: – Юлия, сообрази что-нибудь позавтракать.

– У вас появился аппетит? – довольным тоном спросил доктор.

– Да нет, – ответил Беккер, – не для меня, для…

– Евгении, – подсказал отцу Виталька, протягивая ему принесенный сотовый.

– Евгении, – подхватил Валерий Павлович, – мне-то ничего не хочется. Пить разве только.

– Рекомендую минералку, – тоном, не терпящим возражений, вставил Григорий Семенович.

– Есть такая буква, – осчастливленная «оживлением» мужа, Юлия Николаевна засеменила на кухню.

Доктор посмотрел на часы и сказал:

– Поскольку вы чувствуете себя удовлетворительно, я, пожалуй, удалюсь. А через пару часиков нагряну опять.

– Езжай, езжай, – Беккер махнул рукой.

Григорий Семенович глянул исподлобья на Витальку и сказал:

– Все рекомендации по уходу я еще вчера написал. Попрошу их придерживаться.

– Хорошо, хорошо, – ответил Виталька доктору и вслед за ним направился к выходу, откуда чуть позже донеслось: – Как же мы вам благодарны, Григорий Семенович! Если бы не вы… Спасибо! Большое спасибо!

– Чек или наличка? – сухо прервал восторженную речь Витальки доктор.

– Ч-чек, – заикнувшись, ответил Беккер-младший после некоторого молчания.

– Лучше наличка, – так же безэмоционально ответил Григорий Семенович. – И лучше сегодня же.

– Вот жук! – тихо пробормотал Валерий Павлович. – Но он, собака, свое дело знает! На «отлично» знает. Ему можно довериться. Ну что ж, Женя, к делу?

– Угу, – вздохнув, ответила я.

Валерий Павлович повертел в руках сотовый и стал набирать чей-то номер. Виталька отправился провожать доктора до калитки, потому что волкодавы все еще выполняли во дворе оборонительную функцию. Пока Беккер-старший ждал ответа, я сочла необходимым спросить:

– Насколько он опасен?

– Кто? – не понял Беккер-старший.

– Щенок, – пожав плечами, ответила я, так как другого имени первого беккеровского подозреваемого не знала.

– Кто-кто-о? – Валерий Павлович вновь хрипло захохотал, но вскоре ответил: – Такие люди вообще опасны. Опасны своей непредсказуемой подлостью. Они – шакалы по жизни. Шакалы, волочащиеся за своими тиграми-Шерханами, а потом на них же нападающие сзади. Щенок… – зло процедил Беккер.

В этот момент, судя по всему, кто-то ответил на звонок – лицо Валерия Павловича стало еще более серьезным.

– Беккер, – строго назвал он себя и через пару секунд добавил: – Сейчас же чтоб был у меня! Да, с деньгами, ты не ошибся. Только, милый мой, про проценты не забудь. Да, это последнее слово. А твоих ублюдков, которые вчера здесь порядок пытались навести, я из-под земли достану!

Собеседник Беккера, по-видимому, пытался оправдаться, так как Валерий Павлович несколько раз безапелляционно заявил:

– Слышать ничего не хочу!

Затем, вытерев со лба выступивший пот, он несколько минут молчаливо смотрел на сына.

– Езжай на завод, – вскоре сказал он Виталию. – Поотираешься там, поприслушиваешься, кто чего там говорит… Может, услышишь что-нибудь интересное. Только ни о чем не заговаривай сам. Будь спокоен, как будто ничего не произошло. Насчет меня станут спрашивать – соври что-нибудь. Уехал, мол, по делам.

Беккер-младший мгновенно отреагировал на отцовское замечание и, ничего не сказав, быстрым шагом отправился к себе в комнату, очевидно, для того, чтобы сменить одежду на более официальную, более подходящую для его статуса.

– А как же завтрак, сынок? – увидев промелькнувшего сына, крикнула с кухни Юлия Николаевна.

– Я на заводе в кафе позавтракаю, – отозвался Виталька.

– Правильное решение, – как бы самому себе сказал Валерий Павлович. – За едой у многих языки развязываются, поэтому такой завтрак может иметь двойную пользу для нас. Держи ушки на макушке, сынок.

Послышался странный звук, и мы оба обернулись. Из кухни в нашем направлении двигалась Юлия Николаевна. Она толкала впереди себя небольшой столик на колесиках, на котором были расставлены несколько со вкусом украшенных блюд. Посреди них величаво стоял стакан с минералкой и ютилась маленькая чашечка с дымящимся кофе.

– Позвони садовнику, – сказал жене Беккер, – пусть эти дни носа сюда не сует. Незачем ему все это видеть и слышать.

– А как же сад? – беспомощно протянула Юлия Николаевна.

– Господи, не об этом сейчас думать надо! – раздраженно заметил Беккер, но сразу же, наверное, проникнувшись жалостью к супруге, добавил: – Вчера все полито, а там видно будет. Но сегодня садовника здесь быть не должно.

Юлия Николаевна не стала перечить, понимая, что так на самом деле нужно, и тут же позвонила садовнику.

Дождавшись окончания ее разговора, Валерий Павлович распорядился:

– А ты по магазинам ступай. Купи себе чего-нибудь, платье там, косметику.

– Но ты же сам сказал: не об этом сейчас… – удивилась Юлия Николаевна.

– По-ез-жай, – строго продиктовал Беккер, – подруг навести. В общем, раньше вечера не показывайся.

Я поняла, почему Валерий Павлович дает такие указания. Судя по всему, самые жаркие события должны будут развернуться в пределах особняка, и он просто-напросто пытался оградить от них свое семейство.

Юлия Николаевна хмыкнула и поплелась в свою комнату. Она даже завтракать не стала. Беккер взял стакан с минералкой, а я, проголодавшись, без стеснения стала хватать вилкой то из одной, то из другой тарелки.

Вскоре в гостиной появился Виталька. Он надел строгие черные брюки, белую рубашку с коротким рукавом и галстук, который удивительно шел к его глазам.

– Мальчик с обложки журнала, – вздохнула я и восхищенно покачала головой.

– Э-э-э, Евгения, – жестом остановил меня Беккер-старший, строго-шутливо сказав: – Ты же ведь мой телохранитель. На другие тела не смей заглядываться!

Мы с Виталькой переглянулись и хихикнули. Я вдруг вспомнила, что газовый пистолет остался у Юлии Николаевны, а Виталька вообще ничего при себе не имел.

– Подожди, – сказала я ему и стала рыться в своей сумке, которая все еще находилась здесь, в гостиной, возле кресла, на котором я провела ночь. – Вот, – я протянула Витальке такой же маленький пистолет, который в этот момент находился при мне, – на всякий случай.

От Беккера-младшего пахнуло дорогим одеколоном, и я вновь почувствовала волну, которая пробежала по телу, как вчера, когда я сидела рядом с Виталькой на качелях. Он, кажется, уловил внезапно возникший у меня в глазах блеск и, взяв мою руку в свою, едва заметно пожал ее и тихо сказал:

– Все хорошо будет.

Сверху послышались шаги – спускалась Юлия Николаевна. Она лишь слегка подкрасилась, волосы собрала в пучок, заколов их на затылке, и облачилась в длинный лиловый сарафан из удивительно легкой ткани. На лице женщины еще был виден отпечаток ночных событий, но тем не менее любой бы мог с уверенностью сказать, что она настоящая красавица. Однако Валерий Павлович посмотрел как-то мимо жены, совсем не замечая той прелести, которой на мгновенье очаровалась я. Что удивляться? Большое видится только на расстоянии…

– Хорошо выглядишь, – попытался Виталька подбодрить мать.

– Спасибо, – ответила она и едва заметно улыбнулась.

– Волкодавов на цепь посади, – попросила я Витальку, – иначе я калитку никому открыть не смогу.

– Хорошо.

Спустя несколько минут мы с Валерием Павловичем остались в доме одни. Воцарилось молчание. Беккер то и дело поглядывал на часы. Я же прислушивалась к посторонним звукам, стараясь не пропустить те из них, которые могли служить сигналом об опасности.

Глава 5

– Он? – спросила я Беккера, сидящего на диване, описав ему человека, которого в этот момент видела сквозь полупрозрачную занавеску.

– Он, – уверенно ответил Валерий Павлович.

Молодцеватый мужчина лет около тридцати закрывал дверцу новенького автомобиля «Пежо». Мужчина был очень сухопарым, худым настолько, что его лопатки, оттопыривая футболку, смешно торчали, подобно начинающим расти крыльям. Зато когда он обернулся и я увидела его глаза, мне как-то расхотелось считать его не умеющим летать птенцом. Он зыркнул на калитку таким взглядом, что в памяти сразу же промелькнуло определение, данное Валерием Павловичем: «Шакал!» Так я и решила про себя называть человека, явившегося по приказу Беккера.

Шакал не спеша пошел к калитке. Он держал свои длинные худые руки так далеко от туловища, что они напоминали коромысло. Или же можно было предположить, что он нес в них два арбуза, выронил и так и пошел дальше, не сменив позы.

Нажав на кнопку звонка, Шакал широко расставил ноги, смешно обтянутые слегка потертыми джинсами, уперся одной рукой в стену и деловито стал постукивать пальцами по домофону. Во второй руке он держал кожаную папку, чем-то набитую.

– Голова на палочке, попа на мочалочке, – тихо пропела я, успокоившись тем, что этот тип вряд ли может служить серьезной угрозой для жизни моего клиента.

Беккер ухмыльнулся и сказал:

– Ты его недооцениваешь. Иди открой, а то паренек притомился.

Я не стала прибегать к услугам домофона и намеревалась неожиданно появиться перед гостем. Однако это мне не удалось, так как привязанные Виталькой волкодавы при моем появлении на крыльце дома подняли неистовый лай. Они бешено кидались из стороны в сторону, пытаясь сорваться с цепи. Но ошейники только впивались в их шеи, и псы временами начинали хрипеть. В них, наверное, горела жажда отомстить за мой вчерашний побег, а один уж точно желал взять реванш за удар скалкой.

Я неторопливо открыла дверь, на всякий случай в уме прокручивая возможные варианты нападения Шакала и моего отражения их. Когда дело дошло до последнего замка, за дверью послышались тихие матерные проклятия. Я насторожилась. Затем рванула дверь на себя. Шакал неожиданно махнул рукой прямо перед моим носом. Реакция у меня мгновенная – резко выбросив вперед и вверх правую ногу, я ударила Шакала прямо под дых.

– Кха! – только и мог произнести он, сразу же согнувшись.

Я нанесла второй, более сильный удар, по его спине локтем, и Шакал, от боли выкатив глаза, рухнул на землю. Я наклонилась, схватила посетителя обеими руками под мышки и втащила на территорию двора. Затем перевернула на спину и наступила одной ногой на горло.

– Чего руками машешь? – тихо, но с угрозой произнесла я.

– Ты чего? Ты кто? – хрипел Шакал.

– А ну-ка, что там у тебя в авоське? – я наклонилась и попыталась взять из рук беспомощно распластанного на земле парня его папку. Но тот так вцепился в нее, что пришлось вновь применять силовые методы.

Я крепко обхватила одной рукой запястье Шакала и большим пальцем с силой нажала на одну из болевых точек. Пальцы его руки беспомощно и послушно разжались.

– Вот так бы сразу, – издевательски заметила я.

– Ногу убери…. – прохрипел Шакал, стуча одной ладонью по земле.

В борьбе это служит сигналом боли у противника, который заставляет его капитулировать.

– Не будешь дергаться? – спросила я, тряхнув головой.

– Нет.

– Ладно. Только лежи. Не заставляй меня волноваться, мой мальчик, – предупредила я и стала расстегивать «молнию» на папке Шакала.

– Ты кто? Ты чего на меня накинулась? – залепетал он, потирая шею.

– А чего ты руками машешь перед дамой, а?

– Перед дамой? Ничего себе дама… Да я пчелу отгонял! Привязалась, сволочь, я отмахнуть хотел. Вон она и сейчас жужжит!

Я прислушалась. Где-то над моей головой на самом деле раздавалось назойливое пчелиное жужжание.

– Ну что ж, извини, – сказала я.

Шакал попытался встать.

– Лежи, лежи-и! – с угрозой чуть повысила голос я, вновь резко наступив ему на горло.

– Убери… – захрипел тот. – Я буду лежать.

Я убрала ногу.

– Ты кто? – не унимался Шакал.

– Домохозяйка, – пожав плечами, сказала я.

– Домо…? Где тебя такую взяли-то? И чего ты по сумкам шаришь тогда?

– А мне Валерий Павлович сказал, что ты продукты доставить должен.

– Я принес, все принес, – залепетал Шакал. – С процентами.

– Та-ак, – протянула я, заглядывая в папку.

Она была набита деньгами. «Вот о чем Беккер говорил с ним по телефону!» – пронеслось в моей голове. Я стала прощупывать папку со всех сторон. Между деньгами определенно лежал еще какой-то предмет.

– Что это? – хитро протянула я, запустив руку внутрь папки.

Через минуту моя рука извлекла «ПМ», совсем новенький, необстрелянный.

– А пушечка что же, – язвительно процедила я, – на закуску?

– Да деньжищи-то какие везу… Я ж о защите подумать был должен, – испуганно стал оправдываться Шакал.

– Это мы конфискуем, – заявила я. – Ладно, идем. В доме разберемся. И не вздумай меня провоцировать резкими движениями.

Стреляя из стороны в сторону маленькими, глубоко посаженными глазками, Шакал осторожно поднялся.

– Иди вперед, – сказала я ему. – Шагай! Дернешься – будешь завтраком вон тех милых животных! – я кивнула на волкодавов, по-прежнему рвущихся с цепи. – Предупреждаю: они не слишком любезны, – и я жестом указала Шакалу на свою рану.

Миновав тропинку, ведущую к дому, мы друг за другом вошли в особняк. Беккер по-прежнему сидел на диване, только глаза его были наполнены тревогой и нетерпением. Увидев нас, он поднялся и неожиданно двинулся навстречу.

– Щенок! – воскликнул Валерий Павлович, схватив Шакала одной рукой за грудки. – Как ты смел! Да я тебя… Да я… – он стал трясти и без того перепуганного парня изо всех сил, кстати, неизвестно откуда у него в этот момент взявшихся.

– Да я все пр-привез, Палыч! – заикаясь, бормотал Шакал. – Все до копейки! Ну, ты! – одновременно вызывающе и умоляюще обратился он ко мне. – Скажи ему, ты же видела!

– Деньги здесь, Валерий Павлович. – Я постучала по папке.

– Ты че, Палыч? Я ни на час не опоздал, даже раньше приехал! Ты че?

– Та-ак, – решила я остановить Шакала на полуслове, – Валерий Павлович, мы далеко не уйдем. А ну-ка, выкладывай, – я кивнула пареньку, – с чего все началось?

Шакал недоумевающе посмотрел на нас обоих, но Беккер, неторопливо вернувшись к дивану, сказал:

– Рассказывай.

– Чудные вы, ей-богу, – пролепетал Шакал, вытирая ладонью пот со лба.

В следующие несколько минут мне пришлось выслушать историю, к сожалению, в наше время ставшую банальной. Год назад Шакал взял у Беккера солидную сумму в долг под проценты. Клялся возвратить ее не более чем через три месяца, а вот с выполнением обещанного решил почему-то повременить. Вероятнее всего, он надеялся на доброту и без того богатенького Валерия Павловича, который вряд ли бы, по его мнению, стал «нюни разводить» из-за столь мелких для него бабок. Надеялся Шакал еще и на давность своих взаимоотношений с Беккером. Однако Валерий Павлович «простить» Шакалу долг не захотел, так как тот в одном деле подставил его по-крупному. Предал, если говорить языком более литературным.

Последняя неделя стала своего рода кульминацией выяснения отношений между должником и взаимодавцем. Беккер требовал свое, не забывая о набежавших процентах. Шакал упрямился, так как отдавать, собственно говоря, к тому моменту ему было нечего – прогорел. В конце концов, дело дошло до того, что неизвестные Валерию Павловичу «сопляки», бритоголовые, а точнее сказать – безголовые ребятки лет семнадцати-восемнадцати стали встречать его повсюду с угрозами. Не угомонишься, мол, не только долга не увидишь, но и самого себя тоже.

Беккер, конечно, являлся фигурой более солидной и методы воздействия тоже имел более действенные и внушительные. Одним только серьезным разговором нанятых им людей с должником он смог добиться не только прекращения наездов, но и обещания вернуть все в строго назначенный день.

– Вот я и привез, как договорились, – закончил Шакал свой рассказ. – У меня еще вчера вечером все готовенькое лежало. Я боялся, что ребята твои приедут проверить, готов ли я к отдаче. А тут ты своим звонком… А че у тебя случилось-то?

Удивление Шакала было вполне правдоподобным. Поэтому к концу его рассказа я практически не сомневалась в правдивости его показаний и непричастности к событиям вчерашнего вечера.

– Ты подумай, Палыч, – продолжал он, – если б я хотел… наехать, я б деньги эти не собирал. – Шакал кивнул на папку. – А то всю родню ведь обобрал и хату свою продал. Хочешь – проверь. У мамы теперь числюсь.

– Проверю, за мной не завянет, – сказал как бы по инерции Беккер, но по его глазам я увидела: он догадался уже, что пошел по ложному следу.

– Короче, – вмешалась я, – отваливай восвояси, и чтоб не только ты сам, но и имя твое на слух Валерию Павловичу не попадалось!

– Убирайся из города! – категорически заявил вдруг Беккер.

– Но куда? Как? У меня же ни гроша.

– Наезжать на меня нашел силы и средства? А теперь, чтобы отъехать отсюда, поищи. Мамину квартиру продай… Делай что хочешь, но чтоб я о тебе не слышал больше!

– Чего стоишь? – прикрикнула я. – Выход свободен.

Шакал зыркнул на нас своими маленькими глазками, но уже не зло, а боязливо и беспомощно и неторопливо побрел к двери. Я пошла за ним, чтобы запереть калитку. Выходя, за спиной я слышала тяжелое дыхание Валерия Павловича. Он все еще никак не мог успокоиться.

– Ну что, – спросила я, вернувшись, – вычеркиваем этого из списка подозреваемых?

– Вычеркиваем, – тихо ответил Беккер и махнул рукой.

Пошатываясь, дойдя до дивана, Валерий Павлович тяжело опустился на него. Я же сочла нужным заметить:

– Вставать вам еще не рекомендуется. Поберегите себя. Зачем вскочили? Я бы и сама с ним разобралась.

– Ненависть меня подняла, Женя, ненависть! А насчет того, что поберечься надо, так мне это делать сейчас просто некогда. Развязывать этот узел поскорее надо, и я должен во всем сам разобраться.

– У вас есть какие-то планы? – спросила я.

– Дальнейшие шаги я себе смутно представляю, хотя… На завод не мешало бы съездить, бумажки пошевелить. Бухгалтер у меня недавно уволилась, в другой город переехала, якобы за мамой престарелой ухаживать. Но я подозреваю, что там не все так гладко.

– А может, все-таки хотя бы до вечера отлежитесь? Доктору ваша идея вряд ли понравится. Кстати, он в скором времени обещал подъехать. Подведете человека…

– Ты уколы делать умеешь? – Беккер резко прервал мои разглагольствования.

– Умею. И не только уколы. Моя профессия предполагает более глубокое знание если не всей медицины в целом, то хотя бы сестринского дела, – отозвалась я. – Естественно, я могу действовать только по предписанию врача, по поставленному им диагнозу или оказывать первую помощь.

– Позвони сейчас Григорию Семеновичу, поинтересуйся, какие процедуры он намеревался осуществить в этот приезд. Если можешь с ними справиться, поблагодари его за участие и сделай все сама, если нет – скажи, чтоб ехал скорее. Не могу я сейчас терять время.

«Похоже, мне еще и секретарем придется у него быть», – заметила я про себя, однако не стала перечить и набрала номер доктора. Мое сообщение Григорий Семенович, мягко говоря, воспринял без восторга. Вероятно, он решил, что ему вообще нашли замену в моем лице. Стал говорить о важности правильно проведенной перевязки, о губительных последствиях неверно выполненной инъекции и так далее. Выслушав его кипящую ядом речь, я поспешила уверить доктора в том, что моя врачевательная роль исключительно временная и будет она продолжаться до тех пор, пока Валерий Павлович не почувствует себя в безопасности и не откажется от услуг телохранителя.

Похоже, мне так и не удалось убедить Григория Семеновича, и он в оскорбленном состоянии духа повесил трубку. Беккеру же, по всей видимости, на это было глубоко наплевать. Во всяком случае, в данный момент. Конечно, будь рядом Виталька или Юлия Николаевна, они бы не дали в обиду глубоко ими уважаемого Григория Семеновича, заботясь, наверное, о будущих с ним взаимоотношениях. Я сама, честно говоря, беседуя с доктором, чувствовала себя неловко, но сейчас передо мной стояли цели несколько более высокие и важные, нежели удовлетворение амбиций отдельного человека.

– Я, пожалуй, душ приму, – проворчал Беккер.

– Да вы что! – воскликнула я. – Рану же нельзя мочить!

– Но я не могу предстать перед сотрудниками в таком виде! – Беккер попытался отодрать от волос запекшуюся кровь. – Никто не должен ничего подозревать. Я явлюсь перед всеми как ни в чем не бывало. Пусть знают, что Беккер не лыком шит! – Валерий Павлович на некоторое время замолчал, а потом добавил: – Я бинт снимать не буду, а ты потом его сменишь на свежий. Да, и приготовь мне свежий костюм. Комната на втором этаже, третья дверь справа. Найдешь там что-нибудь в гардеробе на свой вкус.

– Не-ет… – протянула я, покачивая головой, – так дело не пойдет. Пока вы будете в душе, я вынуждена буду неусыпно торчать под вашей дверью, дабы чего-нибудь непредвиденного не произошло. Ведь у вас и голова в вашем состоянии закружиться может… Советую – пользуйтесь прохладной водой. А наряд себе подберете потом сами…

Валерий Павлович хотел было что-то возразить, но потом просто махнул рукой, сказав:

– Черт с тобой, идем.

Он встал и покачнулся. Я тут же подскочила и взяла его под руку.

– Я вам по ступенькам подняться помогу. Незачем сейчас силы понапрасну терять, они сегодня еще пригодятся для дел более важных.

Такая мотивировка Беккеру пришлась по вкусу, и он, пользуясь моей поддержкой, не спеша стал подниматься на второй этаж.

Когда мы оказались перед дверью ванной комнаты, я сочла нужным проверить, все ли там в порядке. Валерий Павлович стал, конечно, убеждать, что в его дом практически невозможно проникнуть. Однако мой богатый опыт говорил об обратном, поэтому я настояла на своем.

Ванная оказалась довольно просторной и отделанной, как, наверное, и все в этом доме, с большим вкусом. Стены и пол, выложенные черным кафелем, сверкали. Они были отполированы до такой степени, что в них я видела свое отражение почти так же хорошо, как и в зеркальном потолке. Белая импортная сантехника также сияла. На общем черном фоне она смотрелась очень выгодно.

Я осмотрела каждый угол, открыла дверцу высокого пенала для белья, на всякий случай даже краны проверила и только тогда сказала Беккеру:

– Путь свободен.

Он улыбнулся и шагнул через порог. Я же осталась в коридоре. Однако, судя по тому кряхтенью, которое через минуту стало раздаваться за дверью ванной, Валерию Павловичу определенно требовалась помощь: он не мог справиться с одеждой с помощью одной только руки, ведь вторая из-за ранения вынуждена была бездействовать. Еще через минуту стали доноситься отрывистые ругательства, которые, как мне показалось, Беккер произносил, сцепив зубы.

– Валерий Павлович, – произнесла я с несколько вопросительной интонацией.