Марина Серова
Чище воды, острее ножа
– Но есть же нормы…
– Нормы-то есть. Вот только преступники не в курсе, что у нас нормы. Короче, у меня к тебе такое предложение: я тебе даю всю необходимую информацию, помогаю в случае чего людьми, но сам прекращаю заниматься этим убийством. А ты расследуешь его и делишься со мной результатами. Все равно у тебя получится и быстрее, и лучше, чем у меня, благо у тебя-то это дело будет единственным. А профессионал ты отличный, как я слышал. Согласна на такие условия?
Я задумалась. Предложение было выгодное – не люблю работать параллельно с милицией. В таких случаях постоянно возникают ситуации, когда мы или на пятки друг другу наступаем, или нос к носу у двери важного свидетеля сталкиваемся. А тут мне не только мешать не будут, но даже помощь обещают. Но есть одно «против». А что, если я выясню, что виноват все-таки Сергей? Тогда придется выдавать его Данилову, что будет нечестно по отношению к моему клиенту. Хотя, с другой стороны, Константин Петрович сам сказал, что если у меня будет полная уверенность в виновности Сергея, то он не возражает, если я передам собранный материал милиции. Правда, он потребовал, чтобы сначала я предъявила доказательства вины сына ему, но тут не будет слишком большой проблемы – если у меня эти доказательства появятся, то ничто не помешает мне их ему предъявить, я ведь не официальное лицо, тайну следствия хранить не обязана. Вот и прекрасно, значит, можно со спокойной совестью соглашаться.
– Согласна, – сказала я, решительно кивнув. – Только вот что, Веня, сначала у меня к тебе такой вопрос: как сам думаешь, Сергей Беляков виноват или нет?
– Ну ты и вопросы задаешь! Откуда же я знаю?! Хотя улики против него есть.
– Погоди, – нетерпеливо перебила я Веньку, – я не про улики говорю. Ты ведь с ним уже разговаривал?
– Конечно. Когда ты вошла, я как раз с ним и общался.
– Что тебе профессиональное чутье говорит? Он или не он?
Данилов задумался.
– Знаешь, – спустя примерно полминуты сказал он, – скорее всего, нет. В смысле не Беляков. Понимаешь, он, конечно, здорово напуган, из-за этого много врет, пытается себя выгородить, но, по-моему, он не играет. Я в этом за время работы в нашей конторе разбираться научился. Конечно, головой бы я за него не поручился.
Я удовлетворенно кивнула. Теперь к субъективному мнению отца, который все-таки должен хоть как-то знать своего сына, прибавляется субъективное мнение опера, который неплохо разбирается в психологии преступников. А поскольку эти два мнения совпадают, то, пожалуй, можно относиться к ним серьезно и принять за рабочую гипотезу то, что Сергей Беляков и в самом деле невиновен.
– А какие против него улики?
– Во-первых, они с убитым были в довольно плохих отношениях, – начал Данилов, но я его перебила:
– Извини, Веня, а как убитого-то звали?
– Александр Лисовский. Так вот, они с ним были в неважных отношениях, а вчера вечером после того, как оба уже приняли на грудь, чуть не подрались. Их растаскивали даже. Об этом говорят все, кто на вечеринке был. Да и сам Беляков данный факт не отрицает.
– Из-за чего они поссорились-то?
– Ох, Татьяна, я, честно говоря, до конца еще и сам не понял. У них какие-то запутанные взаимоотношения, без поллитры и не разберешься, а я ведь сюда только часов в восемь приехал. У них музыкальная студия есть, так вот из-за нее какие-то склоки: кто-то кого-то оттуда выгнал, кто-то на кого-то из-за этого смертельно обиделся… В общем, тут тебе самой лучше разбираться.
– А что еще?
– Еще орудие преступления. Лисовского убили ножом – в области сердца колотая рана. Умер он, по заключению экспертов, практически мгновенно. Нож принадлежит Белякову, он этого, кстати, тоже не отрицает.
– Ну, нож-то его мог и кто-то другой использовать.
– А я разве спорю? Мог. Но ты ведь, кажется, в прокуратуре немного поработала, так что знаешь, что в подобных случаях это улика.
Я кивнула:
– Знаю. Кстати, а что со временем убийства?
– От трех до пяти часов утра. Более точно будет известно после вскрытия. Когда мне результаты принесут, я тебе их сообщу.
– Хорошо, – задумчиво сказала я. В моей голове вертелась какая-то мысль, которую я никак не могла поймать. Что-то еще мне нужно от Данилова, но никак не соображу что.
– Ну что, Татьяна, возвращаемся? – предложил Венька. – А то мы с тобой что-то тут застоялись.
– Ага, – кивнула я, и в этот момент схватила свою неоформившуюся мысль за хвост. – Веня, у меня к тебе просьба, – тут же решительно сказала я. – Мне нужно, чтобы ты представил меня как работника прокуратуры.
– Это еще зачем?
– Затем, что если я честно назовусь частным детективом, то половина из тех, кто был на вечеринке, откажется со мной разговаривать. Они ведь мне помогать не обязаны. А если будут думать, что я из прокуратуры, тогда совсем другое дело.
– А как ты это себе представляешь? Меня ведь за такое по головке не погладят, если начальство узнает.
– Начальство не узнает. Откуда бы ему узнать? Ведь мы с тобой трепаться ни о чем не будем, правда? А своим ребятам ты все как есть объяснишь, я думаю, они тебя поймут. Сделаем так: мы вдвоем входим в комнату, где весь народ у тебя сидит, и ты мимоходом обращаешься ко мне «товарищ майор», а я отвечаю что-нибудь насчет того, что я этим делом займусь. Что, кстати, будет чистой правдой. Всего-то и делов! И тебе ничего не грозит, кстати. Ты же не к ним обращался, а ко мне. Может быть, мы с тобой старые друзья, и это у нас традиция такая: ты меня называешь товарищем майором, а я тебя адмиралом Нельсоном.
– Ох, Татьяна, ничуть ты не изменилась со времен первого курса, – с улыбкой сказал Данилов.
– Это комплимент? – кокетливо поинтересовалась я.
– Никакой не комплимент, чистая правда. Ладно, я согласен. Пошли в квартиру, там уже все небось заждались.
Глава 2
Наша уловка с «товарищем майором» сработала на пять с плюсом. Мы с Даниловым прошли по коридору, повернули налево и оказались в большой комнате, где среди такого же бардака, как и тот, что царил в прихожей и на кухне, возились два оперативника, осматривающие валявшиеся вещи, а по разным углам молча с мрачными лицами сидели три парня и четыре девушки. Впрочем, молчание, судя по всему, было вынужденным – общество милиционеров явно не располагало к непринужденному общению.
– Где тело? – деловито осведомилась я у Данилова, не обращая внимания на присутствующих.
– Дальше, товарищ майор, в следующей комнате, там осмотр уже закончен, – ответил он.
Мы прошли в следующую комнату. Она была поменьше предыдущей, и в ней не было столько мусора. По крайней мере, битого стекла нигде видно не было. Я быстро окинула комнату взглядом – книжный шкаф, небольшой диван, зеркало, тумбочка, уставленная всяческими безделушками, стол, на котором стояли бутылки и два бокала, кровать. Бегло осмотрев комнату, я присела на корточки рядом с кроватью, где лежало тело светловолосого парня, одетого в черные джинсы и темно-синюю в рубчик рубашку. «Да, рубашка испорчена безнадежно», – мелькнула у меня в голове сюрреалистическая мысль при взгляде на темное пятно, находившееся в левой верхней части груди.
– Удар пришелся точно в сердце, – сказал Данилов, показывая на рану, как будто сама я могла ее не заметить. – Умер мгновенно, наверняка не успел ни проснуться, ни что-то осознать. Причина смерти сомнений не вызывает.
– Если, конечно, его сначала не отравили, а потом не ткнули ножом, чтобы замаскировать отравление.
– С чего ты взяла?
– Да ни с чего особенного. Просто я к тому, что нужно все-таки дождаться результатов вскрытия, не делая до тех пор окончательных выводов. Кстати, что за бокалы на столе? Что из них пили? И кто?
– Пили вино, судя по всему. Видишь, бутылка на столе стоит с красным? На дне бокалов очень похожие капельки. Ну это мы еще выясним точно, бокалы я заберу на экспертизу. И отпечатки на них посмотрим, тогда точно и узнаем, кто из них пил. Хотя, наверное, сам Лисовский и его девушка… как ее… Соня, что ли.
– Ясно, – кивнула я. – Ну, как результаты экспертизы будут готовы, поделишься. А нож где? Ты говорил, его нашли и даже выяснили, что принадлежал он Белякову?
– Нож мы вынули из раны. Всажен был глубоко, вынуть удалось с трудом. Я тебе его покажу, как отсюда выйдем.
– Если бы убийцей и в самом деле был Беляков, то с его стороны довольно глупо было оставлять нож. Похоже на то, что кому-то очень хочется, чтобы мы сочли, что убийца именно он, – заметила я.
– Согласен, но это не единственное объяснение. Если он не планировал преступление заранее, то мог свой нож и оставить в ране. Возможна, например, такая ситуация – убийца в состоянии аффекта бьет жертву ножом, потом приходит в себя, видит, что натворил, а зрелище тяжелое даже для нас с тобой, хотя мы ни при чем и повидали всякого. Ему становится дурно и страшно, он в панике выскакивает из комнаты, забыв выдернуть из раны нож. Такое сплошь и рядом бывает, когда убивают не профессионалы, сама знаешь. А потом он просто не решается вернуться. Или, может быть, кто-то ему мешает.
– Все эти рассуждения легко можно отнести как к Белякову, так и к кому угодно, – ответила я.
– Согласен. Я говорю в порядке размышления. Кстати, еще раз обращаю твое внимание: рана глубокая, мы нож еле вынули, так что женщины, похоже, исключаются.
– Не факт, – сказала я, вставая. – Женщина, если сильно захочет, может ударить не слабее мужчины. Хотя это менее вероятно, – уже себе под нос закончила я.
Делать какие-то выводы было еще рано, но кое-что мне уже становилось понятно. Рана одна, следов борьбы не видно, а убитый, судя по всему, был довольно крепким парнем. Значит, скорее всего, его убили, когда он спал. Так, так… А почему же он тогда одет, а кровать не разобрана? А очень просто – ребята много пили, и ни сил, ни желания стелить кровать у парня не было – как свалился, так и заснул. Логично? Вроде бы да. Я еще раз обвела комнату взглядом и решила, что сейчас затевать более детальный осмотр не стоит – это дело долгое, а мне нужно хотя бы бегло поговорить с теми, с кем еще не разговаривал Данилов, пока их не распустили по домам. Не можем же мы их здесь весь день держать. Так, значит, решено, план действий такой: сначала смотрю документы, которые уже успел составить Данилов, беседую с народом, распускаю по домам, пока они не начали скандалить, а потом еще раз внимательно осматриваю место преступления. А дальше видно будет.
– Веня, когда тело забирать будут? – спросила я.
– Как судмедэксперт приедет. А когда он приедет – никому не известно, он у нас чуть ли не один на весь город. Ну да это не наша с тобой головная боль. Будешь еще что-нибудь смотреть? – Вопрос прозвучал так, словно Данилов меня экзаменовал. Видимо, ему показалось, что осмотр я провела слишком уж бегло и непрофессионально. Что ж, он меня в деле еще не видел, так что ему простительно.
– Пока нет, – спокойно ответила я. – Вот почитаю твои бумажки, поговорю с людьми, тогда возьмусь за дело по-настоящему. Ладно, пойдем отсюда. Кстати, весь этот народ куда? – Я махнула рукой в сторону комнаты, где сидели молодые люди, присутствовавшие на злополучной вечеринке.
– По домам распустим, задерживать их нет оснований. Разве что Белякова… Но, наверное, и его не стоит, как ты думаешь?
– Не стоит, – сказала я. – А где у тебя список – имена, фамилии, адреса? Ты же все это уже выяснил, я полагаю?
– Разумеется. Список на кухне. И прочие бумаги тоже там. Пойдем, я тебе все отдам.
Данилов отвел меня на кухню и выдал несколько исписанных листков бумаги.
– Поговорить я успел вот с этими, – сказал он, делая пометки на одном из листков. – Вот их галочками пометил. Кстати, обрати внимание, в списке, кроме имени, фамилии и прочих паспортных данных, написано кратенько, кто кому кем приходится и кто с кем пришел. Пригодится. Теперь дальше. Протоколы вот, – Данилов пододвинул ко мне несколько листков. – Прежде чем с прочими разговаривать, ознакомься, чтобы по десять раз одни и те же вопросы не задавать. Протокол осмотра места происшествия еще не готов. Как закончим, я тебе его тоже отдам. Соседей сама опрашивать будешь, мы за это дело еще не брались. Ну что еще… Ага, нож. Секунду…
Данилов вышел из кухни и через несколько секунд вернулся с полиэтиленовым пакетом, в котором лежал нож.
Я взяла пакет в руки и стала сквозь полиэтилен внимательно рассматривать орудие убийства. Это был обычный складной ножик, правда, с довольно длинным лезвием и кнопкой для фиксации лезвия в раскрытом состоянии. Холодным оружием он по закону определенно не являлся, такие в магазинах совершенно свободно продают. Да, ничего интересного.
– Данные экспертизы еще не готовы, это я тебе уже говорил. Так что работай. Будут еще какие-нибудь вопросы – позовешь. Мы, как закончим осмотр, сразу и отчалим.
Я кивнула, и Данилов вышел из кухни. Но не успела я начать читать, как он вернулся:
– Товарищ майор, там народ возмущается, требует сказать, когда мы их отпустим. Говорят, что права не имеем их тут задерживать.
Я, не раздумывая, встала, вышла в большую комнату и обратилась к присутствующим с короткой речью:
– Уважаемые граждане! Мы действительно не имеем права насильно вас здесь задерживать, поэтому каждый из вас может в любой момент встать и уйти. Но имейте в виду: долг каждого законопослушного гражданина – по мере возможности добровольно помогать следствию. А с теми, кто себя законопослушными гражданами не считает, я и разговаривать буду соответственно.
Я сделала небольшую паузу, чтобы до всех дошел смысл моих слов, и спросила:
– Ну что, хочет кто-нибудь уйти?
Ответом мне было напряженное молчание. Да, вот за такое меня, как правило, стервой и обзывают. Несколько смягчив голос, я сказала:
– Вот и отлично. Когда со мной по-хорошему, то и я в долгу не останусь. Задержу я вас здесь еще максимум на час. С некоторыми из вас мне нужно будет немного поговорить. В основном с теми, с кем капитан Данилов еще не успел. Когда закончу, все пойдете по домам или куда вам еще нужно.
– Можно хоть позвонить домой? – напряженным голосом спросила невысокая худощавая девушка с ярко-черными вьющимися волосами, сидевшая на краешке дивана в какой-то неестественной позе. – Я родителям обещала, что к девяти буду дома, а сейчас уже почти десять.
– Позвонить можно, вы же не под арестом. Кто вам может запретить родителей успокоить? Звони, пожалуйста. Еще вопросы есть? – Я обвела комнату взглядом, но больше вопросов не последовало, и я с чувством выполненного долга удалилась на кухню.
Так, на чем я остановилась? На списке тех, кто был на вечеринке, и на протоколах допросов. Ну-ка, ну-ка… Я углубилась в чтение, и картина постепенно начала проясняться.
Хозяином квартиры был некий Дима Лягунов, и у него же вчера был день рождения. Исполнялось Диме двадцать два года, и он, чтобы отметить это радостное событие, созвал к себе домой друзей, предварительно попросив родителей в этот вечер, ночь и утро не обременять его своим присутствием. Родители у Димы оказались покладистыми и оставили квартиру в полное Димино распоряжение на целые сутки. Народу на праздновании собралось восемь человек. Я быстро перелистнула протоколы допросов и выяснила, что из этих восьми Данилов успел поговорить с четырьмя. Хотя нет, не из восьми – из семи. С одним поговорить уже никак не удастся, разве что при помощи спиритического сеанса, в каковые я совершенно не верю. Ну и отлично, считай, половину самой муторной работы до меня сделали. Ладно, почитаем. Значит, вечером и ночью собравшиеся дружно веселились. Вернее, нет, не очень-то дружно. Вот оно, упоминание о ссоре Белякова с Лисовским. А из-за чего же они поцапались? Я повнимательнее вчиталась в Венькины каракули, благо причине ссоры капитан Данилов уделил достаточное внимание. Вырисовывалась следующая картина – несколько ребят играли в молодежной музыкальной группе под дурацким названием «ПиромаN». «Интересно, – мимоходом подумала я, – это что, признак какой-то особенной крутости – писать название смесью кириллицы и латиницы? Нет, не понять мне этого…» Однако я отвлеклась, читаем дальше.
Лидером группы был Лисовский. И этот лидер, как водится, устраивал далеко не всех членов коллектива. Какое-то время назад у Белякова, который играл на гитаре, произошел с лидером конфликт, и Лисовский его выгнал. Причину этого конфликта я из протокола не поняла – то ли Венька про это не спрашивал, то ли поленился в официальной бумажке фиксировать. А на вчерашней вечеринке, когда все уже выпили, та давняя ссора и обида Белякова на то, что его выгнали из группы, всплыли на поверхность, и, слово за слово, Беляков с Лисовским чуть не подрались. Народу пришлось их силой растаскивать. Оба сцепившихся музыканта обещали друг друга поубивать – ну разумеется, как у нас, на Руси, без этого? – но потом вроде успокоились. Ну-ка, а чьи это у нас показания? Я посмотрела на начало протокола и выяснила, что рассказал все это некий Олег Зотов, который и сменил Белякова в группе на роли гитариста. Что ж, в общих чертах все ясно. Положение у Белякова и правда получается незавидное. Конечно, пьяные драки и крики дело не слишком серьезное, но официально они называются очень внушительно: «угроза, произнесенная при свидетелях». К тому же и нож его, и мотив есть. М-да… Даже если он не убийца, доказывать это я замучаюсь.
А вечеринка шла своим чередом. После примирения драчунов все еще какое-то время веселились, а потом начали расходиться по комнатам. Комнат в квартире три – зал, спальня родителей и Димина комната. Родительскую спальню занял Дима со своей девушкой, а в зале расположились все прочие, кроме Лисовского и Сони, которая вместе с ним ушла в комнату Димы. Так, позвольте. Это что же получается, Соня с ним всю ночь провела? Но тогда она никак не могла не услышать, как его убивают! И получается, что она или покрывает убийцу, или сама убила! Но Данилов ни о чем таком не упоминал.
Я внимательнее вчиталась в протоколы и выяснила, что ночевала Соня все-таки в зале, вместе со всеми, а Лисовский спал один. Время, когда она от него вышла, не указывалось. Ладно, сама выясню. Что-то я начинаю во всем народе запутываться. Ну-ка, еще раз пробежимся по списку. Кто там был, на этом злополучном празднестве? Так… Дима Лягунов – хозяин квартиры. С ним, кстати, еще не разговаривали, галочка тут не стоит. Что ж, поговорю. Дальше. Соня Ларина – в скобках рядом с этой фамилией было написано: «Подр. Лисовского?» Ага. «Подр.» – это, надо полагать, подруга, и с ней еще тоже не разговаривали. Интересно, а что должен символизировать знак вопроса? Надо будет у Данилова спросить. Олег Зотов – в скобках написано: «гитара». Это тот самый, чьи показания я только что читала. Оля Заедаева – в скобках: «бэк-вокал». Александр Лисовский – ну, с этим ясно. Сергей Беляков – с ним тоже. Жанна Кочнева – в скобках: «Подр. Зотова?» Опять подруга со знаком вопроса. Что же он значит-то? Ладно, а кто у нас дальше, последний в списке? Эльвира Сотникова – в скобочках: «поэтесса, обнаружила тело». Хм. Ну ладно, поэтесса так поэтесса, хорошо хоть без вопросительного знака.
Я закинула руки за голову и потянулась. Итак, вчера вечером здесь было восемь человек, утром одного нашли убитым. Следовательно, мы имеем семерых подозреваемых. Ну, или как минимум троих, если отбросить девушек. А поскольку я не уверена, что их можно отбросить, то все-таки семерых. Ой, что-то у меня мысли по кругу пошли. Так, мыслим четче – с кем еще не разговаривали? С Димой Лягуновым и с двумя девушками, этими самыми подругами со знаком вопроса – Соней и Жанной. С кого начать? Я задумалась. Особой разницы нет, но, пожалуй, все-таки с Димы – он, кроме всего прочего, еще и хозяин квартиры. Только нужно постараться побыстрей, не увлекаться пока частностями, а окончательно завершить общую картину, тогда можно будет уже делать какие-то предварительные выводы.
Я вошла в комнату и спросила:
– Кто здесь Лягунов?
Светловолосый парень с длинным лицом привстал со стула:
– Я. А что?
– Я хочу с вами поговорить, пройдемте на кухню.
Парень с тяжелым вздохом поднялся и пошел за мной. Я села за стол, парень устроился напротив и выжидательно посмотрел на меня.
– Вы только имейте в виду, я все равно ничего не знаю. Как вчера отрубился, так и спал, проснулся уже, когда его нашли. – На последних словах его слегка передернуло.
– А во сколько примерно вы вчера заснули? – поинтересовалась я, придвигая к себе чистый бланк для протокола. Не сказать, чтобы меня сильно интересовал ответ на этот вопрос, но нужно же с чего-то начинать разговор, да и к собеседнику нужно присмотреться.
– Не помню точно. Примерно от половины первого до часу, в отдельной комнате. – Увидев непонимание на моем лице, парень пояснил: – Ну, у нас тут три комнаты, две смежные – зал и та, где Сашку нашли, а третья отдельная, рядом с кухней. Когда вчера начали из-за стола расходиться, мы с Олей сразу ушли в отдельную и больше оттуда не высовывались.
– Оля – это Ольга Заедаева? – спросила я, заглянув в список.
– Ага. Моя девушка.
– Значит, она может подтвердить, что вы из комнаты не выходили?
– Ну да.
– А ушли вы с ней в отдельную комнату когда примерно?
– Часов в двенадцать. Ну, может, чуть позже.
Я сделала в протоколе соответствующую запись и задала следующий вопрос:
– А ничего подозрительного ночью не слышали? Шум какой-нибудь, крики?
– Нет, ничего. Мы как заснули, так только утром и проснулись, когда Эльвира начала в дверь стучать.
– Это во сколько было?
– Примерно в полвосьмого. Элька раньше всех встала, заглянула в ту комнату, увидела Сашку и кинулась всех будить. Ну а мы, как пришли в себя, милицию вызвали.
– Ясно. А вечером, до того, как вы в отдельную комнату ушли, что делали? И вообще, чем народ занимался?
– Да я не помню толком ничего, мы выпили много, у меня память почти отшибло. Помню, пели что-то, Олег портрет чей-то пытался нарисовать, потом дротики в мишень кидали, из воздушки по бокалам стреляли… Какой-то дедок приходил, грозился милицию вызвать, если мы не перестанем шуметь… В общем, весело было.
– А потом? Когда все расходиться начали? Кто с кем и куда пошел?
– Да не знаю я! Мы с Олей первые же и ушли, а что там у них дальше было, не у меня спрашивать надо.
Я замолчала, обдумывая свои дальнейшие вопросы. Похоже, ничего толкового о ночных событиях я от Лягунова сейчас не добьюсь. Ладно, у меня и другие вопросы есть. Взаимоотношения внутри компании, кажется, весьма сложные и запутанные, попробуем немного в них разобраться.
– Дима, а как ты сам думаешь, кто Лисовского убил? – Я резко подняла голову и посмотрела собеседнику в глаза.
Парень растерялся, несколько секунд недоуменно хлопал ресницами, а потом удивленно спросил:
– А я-то откуда знаю?
– Я и не говорю, что ты знаешь. Но ведь какие-то предположения у тебя есть? Ты же не пенек березовый без чувств, мыслей и собственного мнения, правильно? И компанию вашу ты получше меня знаешь, вот и поделись соображениями. Может быть, кому-то из вас смерть Лисовского была выгодна, или у кого-то на него смертельная обида была, или еще что-то в таком роде. Понимаешь, о чем я?
– Нет, ну как я могу вот так на кого-то наклепать, – не слишком искусно попытавшись изобразить возмущение, заявил парень. – Мало ли, что я думаю? Может, он и не виноват.
– Не волнуйся. Только из-за того, что ты скажешь, никого сажать не поволокут, все будет тщательно проверено, – сказала я, отметив про себя, что Дима произнес «он». Значит, на кого-то из парней думает. Он все еще колебался, и я еще немного надавила: – Слушай, Дима, если ты не будешь добровольно помогать следствию, то у тебя могут неприятности начаться. Например, я имею полное право задержать тебя на трое суток безо всякого ордера. И говорить мы тогда будем уже не здесь, а в другом, куда менее приятном месте. Как тебе такая перспектива?
В глазах парня мелькнул страх, и я поняла, что первый раунд выигран.
– Хорошо, – стараясь сохранять спокойствие, сказал Дима. – Но имейте в виду, это просто мое личное мнение, его к делу не подошьешь.
– Что подошьешь, а что нет, – решать мне. Выкладывай.
– По-моему, это Серега.
– Беляков?
– Ну да. У нас другого Сереги нет. Он давно на Сашку был обижен, а вчера они так сцепились, что мы все вместе их еле растащили. И ножик я видел. Серегин это ножик.
– С ножиком мы еще разберемся, а вот про то, из-за чего они вчера сцепились, поподробнее. Насколько я поняла, из-за той истории, когда Белякова из вашей группы выгнали, правильно?
Дима посмотрел на меня с таким искренним изумлением, что я чуть не рассмеялась.
– Да не ясновидящая я, не ясновидящая. С тобой же не с первым разговаривают, кое-какая информация у нас уже есть, сейчас я просто проверяю и подробности новые выясняю.
– Но ведь с остальными не вы разговаривали…
– Есть такая полезная вещь, называется протокол, – я продемонстрировала парню исписанную бумажку, – а читать меня еще в первом классе научили, так что никакой мистики. Ну, давай рассказывай, время идет. В первую очередь меня интересует, из-за чего Белякова тогда выгнали.
– Ясно. Понимаете, Серега, Сашка, я и Артем еще в школе вместе учились, в одном классе. Тогда и играть начали, первую группу создали. Ну, это было еще так, несерьезно. А три года назад мы основали «ПиромаNа». – Название группы Дима произнес с ясно слышимой гордостью, хотя я не вполне понимала, в чем принципиальная разница между тем, чем они занимались в школе, и этой их новой группой. Все равно и то, и другое не более чем самодеятельность.
– А что это еще за Артем? – перебила я своего собеседника.
– Артем – наш ударник, его вчера здесь не было, у него работа в ночь.
– Понятно.
– Где-то два года все было нормально, – продолжал рассказывать Дима, – но примерно год назад Сашка круто пошел вверх. Нашел какого-то спонсора, договорился с администрацией ДК Маяковского, и нам там дали базу для репетиций. На несколько выступлений в приличных клубах договорился. В общем, все бы хорошо, но Сашка решил, что теперь он – наш лидер, хотя до тех пор мы как-то без лидера обходились. Мне-то в принципе все равно, я человек не амбициозный, а вот Сереге с Артемом Сашины претензии с самого начала поперек горла встали. Несколько месяцев они терпели, но потом Сашка совсем хаметь начал, и они стали чуть ли не каждый день ругаться.
– Ясно. А в каком смысле он хаметь-то начал?
– Да во всех. Стиль группы решил изменить, нас не спросив. Олега вот привел откуда-то, хотя третий гитарист нам совершенно не нужен был. Понимаете, до тех пор у нас было две гитары – Серега и Сашка. Но Сашка решил, что гитара ему петь мешает. Внимание у него, видите ли, рассеивается, и двигаться она ему по сцене не дает. И привел Олега, хотя тому только на балалайке играть. Три аккорда выучил, а туда же – гитарист…
Я увидела, что парень начинает заводиться, и, чтобы не оказаться жертвой получасового монолога о том, как плохо играет на гитаре внедренный в группу Олег, задала следующий вопрос:
– А из-за чего они окончательно поссорились?
– Да сейчас я уже толком и не вспомню. Знаете, как это бывает, когда люди уже рассорились и только повода им не хватает, чтобы окончательно расстаться. Вот у нас так и было. Провод, что ли, Серега какой-то не туда воткнул, Сашка ему что-то грубое сказал, Сергей завелся… И понеслось! В общем, они тогда друг другу все высказали, и Сашка в конце заявил, что он останется в этом ДК, а Серега может отваливать, и все, кому Сашкины порядки не нравятся, тоже. А поскольку с администрацией и спонсорами он «рулил», то деваться Сереге было некуда.
– А остальные?
– Ну, Олег, конечно, тут же сказал, что он поддерживает Сашку. Мы с Артемом подумали-подумали и тоже остались. Все-таки без базы нормально работать невозможно, а найти новую – большая проблема. Серега на нас тогда, кажется, обиделся, но вслух ничего не сказал, отношения у нас с ним остались нормальные. Ну, кроме Сашки, ясное дело. Они друг о друге слышать спокойно не могли.
– Как же они тогда оказались в одной компании вчера, если у них такая вражда была? – спросила я, чувствуя, что дело плохо. Оказывается, дело не просто в пьяной ссоре. У Белякова был самый настоящий мотив, и знали о нем, наверное, очень многие. Ох, а если и правда он, ножичком-то, а? Знаю я творческую молодежь, для меня-то их разборки, кто лидер, а кто нет, мотив совершенно смешной, а двадцатилетние к таким вещам очень серьезно относятся.
– Да это я сглупил, – покаянно заявил Дима. – Не нужно было их обоих приглашать. Но я же не знал, что так получится! Понимаете, и Серега мой друг со школы, и Сашка тоже. Я-то ни с тем, ни с другим не ссорился. Как я мог кого-то из них не пригласить? Обиделись бы. Да и вообще – была у меня мысль, что, может, за полгода они успокоились и на моем дне рождения помирятся. А тут вон что вышло…
– А теперь, после смерти Лисовского, кто в группе главным будет?
Дима задумался и, помолчав с полминуты, произнес:
– Я даже и не знаю. Во-первых, нас могут из ДК выпереть, во-вторых, Серегу наверняка посадят. Какое уж тут лидерство? Скорее всего, просто развалится группа, и все.
– А если из ДК не выгонят?
– Не знаю. Точно не я, мое дело маленькое – на гитаре играть. Я ни музыки не пишу, ни тексты. Может, Артем.
Я задумчиво покивала. Что ж, история вполне обыкновенная и понятная. Нужно будет еще уточнить некоторые подробности у администрации ДК. Так, что еще меня интересовало? Ага…
– А другие враги у Лисовского были, кроме Сергея? – спросила я, умышленно сформулировав вопрос именно так.
Дима немедленно среагировал:
– Э, постойте! Я не говорил, что Серега с Сашкой были враги. Просто не уступали они друг другу.
– Ладно, не враги, а недоброжелатели.
Некоторое время мой собеседник думал, а потом неуверенно сказал:
– Если и были, то мне про них ничего толком не известно. Единственное, что знаю, вот месяца два назад Сашка мне по пьянке признался, что кому-то крупную сумму задолжал и не представляет, как расплачиваться будет. Но потом, по трезвой, он об этом больше ни слова не говорил.
– То есть отдал ли он долг и кому, ты не знаешь?
– Нет. Совершенно без понятия.
– А откуда у него мог такой долг взяться, как ты думаешь?
– В каком смысле откуда? Откуда долги берутся? Занял у кого-то…
– Ну, не бывает же так, чтобы человек ни с того ни с сего влез в долги на крупную сумму. Он покупал что-нибудь дорогое? Или бизнесом пытался заняться? Или еще что в таком роде?
– Точно не знаю. А может, это из-за казино, а?
– Он что, в казино играл?
– Ага. Сашка был большой любитель этого дела. Правда, обычно ему везло, но мало ли…
– А в какое он казино ходил? Или в разные?
