Марина Серова
Алые губки – мягкий дурман

В глаза мне тут же бросилась царапина, полученная при выезде с места парковки возле «Нинель» от соприкосновения с «Москвичом». Я полезла в багажник, чтобы достать баллончик с аэрозольной краской, и… Увиденное меня, мягко говоря, поразило. В багажном отсеке за задним сиденьем стояла неизвестно откуда взявшаяся клетка, а в ней лежала моя фотография.

Я достала баллончик и захлопнула заднюю дверцу. Я старалась не показывать вида, что удивлена. Кто-то явно хотел вывести меня из равновесия, только действовал весьма непоследовательно: сначала угрожал моей жизни – правда, как-то по-детски, – а теперь свободе. Сначала был череп, потом мишень и только после этого клетка. Хотя постой, клетка ведь могла появиться в моей машине и до первого рисунка на лобовом стекле… И если бы мне сегодня не понадобился баллончик с краской, я могла бы не увидеть клетку еще очень долго.

Я равномерно распылила краску по царапине и села в машину.

Глава 3

Обстоятельство с клеткой внесло свои коррективы в мои планы. Я решила поехать в рекламное агентство, в котором работала Ольга Яковлевна Терентьева. В конце концов, ее муж был у меня первым подозреваемым в художествах на стеклах моей «девятки», да к тому же у меня накопились к Ольге новые вопросы.

Мне снова пришлось поглядывать, нет ли за мной «хвоста». Нет, преследователя я не заметила или он был суперпрофессионалом. Сейчас я не делала тайны из того, куда я еду. Просто хотела без заинтересованных глаз достать из багажного отсека дурацкую клетку, вынуть из нее мою фотографию и разглядеть, где и когда меня «щелкнули».

Я остановилась в чужом уютном дворике, вышла из машины, открыла багажник и попыталась открыть клетку. Дверца не поддавалась. Это мне-то! Мне, которая всегда без проблем справлялась с замками даже самой сложной конструкции на металлических дверях квартир и несгораемых сейфов. Но сейчас я не могла справиться с прутьями обыкновенной клетки для птиц. И это был настоящий нонсенс! Я нашла только одно объяснение – нервы. Да, тот, кто устраивал все эти шалости, одного явно добился – вывел меня из душевного равновесия. Я видела дверцу клетки, но открыть ее не могла ни с одной, ни с другой стороны, ни внутрь, ни наружу, ни вверх, ни вниз. Наконец я поняла, что это была лишь имитация дверцы. И тогда я напрягла все свои силы, стараясь погнуть прутья. Наверняка клетка была изготовлена на заказ, специально для меня. Не прошло и пяти минут, как я разобрала ее на отдельные прутья. Только после этого фотография оказалась в моих руках. Это было равносильно моему собственному освобождению из темницы.

Теперь я поняла: мой неизвестный противник поступал вполне логично, шел от простого к сложному. Первый рисунок – черепа – я приняла за шалость местной детворы, которую совершенно не интересовало, кто владелец машины. Второй рисунок – мишени – дал мне понять, что именно я нахожусь у кого-то на мушке. А клетка в моей машине должна была мне сказать о том, что для кого-то не представляет никаких проблем достать меня, а вот мне выбраться из захлопнувшейся ловушки будет не так-то просто.

А мой противник, оказалось, философ! Он навязывал мне какую-то интеллектуальную игру, и я должна была предугадать следующий ход. Я поняла, что напрасно старалась обнаружить за собой «хвост». Этот философ-интеллектуал имел другой почерк. И он был очень похож на женский.

Я внимательно рассмотрела фотографию и сразу догадалась, что она была сделана вчера на нашем центральном проспекте, именуемом в народе тарасовским Арбатом. Довольная покупкой, я вышла из магазина «Кокетка», и кто-то зафиксировал этот момент своим фотоаппаратом. Причем снимок был сделан не дешевой «мыльницей», а фотоаппаратом с хорошим объективом, способным издалека заснять крупным планом.

Похоже, что это остановленное кем-то мгновение стало точкой отсчета нашего противостояния. Кто же мой противник? Фигурант последнего, законченного, дела или настоящего? Этот вопрос настолько четко сформулировался в моей голове, что я поняла – настало время бросать «кости».

Я вынула из сумки мои заветные двенадцатигранники и метнула их на соседнее сиденье машины. Сочетание 20+25+5 говорило: «Не слушайте его, он блефует». Нечто в таком роде я и ожидала. Я только что сама пришла к умозаключению, что мне навязывают лишь игру в войну, а не саму войну.

Настроение улучшилось, я захлопнула дверцу машины, повернула ключ в замке зажигания, нажала на газ и поехала к Терентьевой в офис.

Она встретила меня с удивлением, но довольно приветливо.

– Не ожидала вас так скоро увидеть, – сказала Ольга Яковлевна с располагающей улыбкой. – Ах, я прежде всего хочу вас поблагодарить: ваша пена от ожогов мне очень помогла.

– Я рада. Но как вас угораздило так обгореть? – с сочувствием спросила я.

– У меня очень восприимчивая кожа. Я всегда пользуюсь кремом для загара, а в тот раз поездка на острова была такой внезапной, что я не успела подготовиться. Ну и, как говорится, дорвалась до солнца… У вас ко мне, Татьяна Александровна, возникли новые вопросы? – внезапно перешла на другую тему Терентьева.

– Да, я хотела бы поподробней узнать, что из себя представляет Нинель.

– Нинель? Вы имеете в виду Нинку Червякову?

– Да, вы ведь из одного поселка, а там, как водится, все друг у друга на виду…

– Это не совсем так. Мы с Лидусей жили в Нижнем Текстильщике, а Нинка – в Верхнем. Она даже в нашу школу не ходила, родители ее в Тарасов на машине возили.

– Даже так! – удивилась я. – А кем же были ее родители? Вы в прошлый раз как-то интересно охарактеризовали их. Никак не припомню слово…

– Куркули! – мгновенно вспомнила Ольга. – Так мои родители Червяковых называли. И отец, и мать Нинкины на нашем местном хлебозаводе работали. Если не ошибаюсь, мамаша главбухом была. Против нее даже уголовное дело возбуждали! Точно не знаю, правда, в чем там суть дела была, посадили ее или нет… Я тогда уже здесь в политехническом институте училась, с Володей стала встречаться, и Червяковы меня мало интересовали. Когда мне Лидуся первый раз рассказала, что ее Колька с Нинкой роман крутит, я даже не сразу поняла, о ком она говорит. Только по рыжим волосам и припомнила.

Я заметила, что сегодня Ольга Яковлевна была более разговорчивой. Оно и понятно: самочувствие ее улучшилось, и мужа, который мне явно не симпатизировал, поблизости не было.

– Скажите, а почему вы не хотели, чтобы ваш муж узнал, что я частный детектив? – спросила я, наблюдая за реакцией Терентьевой.

Ее лицо оставалось спокойным, и я решила, что она намерена мне ответить со всей искренностью.

– Вы, Татьяна Александровна, не просто частный детектив, а тот самый детектив, который расследовал убийство его двоюродной сестры. Володя никак не может поверить, что Маша погибла от руки собственного мужа, его больше устраивает милицейская версия. Впрочем, это дело прошлое… Я ему вчера все-таки рассказала, кто вы такая. Ну не могу я ничего от него утаить, и все тут!

Последняя фраза получилась у Терентьевой какой-то театральной, но я приняла ее на веру.

– Хорошо, тогда расскажите мне о Вахрушеве: каким он был в те годы, когда вы все жили в Текстильщике? – спросила я и поняла, что каждое мое упоминание о малой родине Ольги Яковлевны задевает ее самолюбие. – Кстати, а ваш муж, Владимир Геннадьевич, не оттуда же родом?

– Нет, он коренной тарасовец. А что касается Кольки Вахрушева, то у нас с ним с детства была какая-то неприязнь друг к другу. Мы постоянно устраивали какие-то пакости, он – мне, а я – ему…

– Пакости? – переспросила я. – Вот об этом поподробнее. Какие именно пакости?

– Сначала это были обыкновенные детские забавы: он мне в портфель лягушку подбросил, а я его одежду в кустах спрятала, когда он купался. Ну, в общем, это были вполне невинные вещи, пока он меня чуть было не утопил! Если бы не Лида, я точно бы утонула… Я сейчас вам все расскажу! Просто не знаю, с чего лучше начать…

Я видела, что воспоминания для Ольги были не слишком приятными – лицо ее стало пасмурным, хотя еще минуту назад она выглядела довольной и счастливой.

– Многие говорили, что именно из такой вражды и ненависти рождается любовь, – начала свой рассказ моя собеседница. – Только я знала, что этого никогда не произойдет. Я отвечала на зловредные Колькины выходки только затем, чтобы не оставаться в долгу. Мне нравился совсем другой мальчик, который, увы, не обращал на меня никакого внимания. Он был влюблен в Лиду…

– А не тот ли это Юра Кузнецов, в измене с которым обвинял Лидию Петровну Вахрушев?

– Да, тот. Но Лидуся всегда к нему была равнодушна, да и к Кольке у нее никаких пылких чувств не было… После школы я поступила в политехнический, а Лида провалилась в мединститут. Мы стали встречаться с ней реже – я жила в Тарасове у тетки, чтобы не ездить каждый день из Текстильщика. Я всегда любила подольше поспать. За тот год мы с Лидой отдалились друг от друга, а летом я узнала, что она встречается с Колькой. Я этому не придала никакого значения…

Рассказ Терентьевой оказался слишком длинным, начала она очень издалека и никак не могла подойти к кульминации истории. Я заскучала, но изо всех сил старалась не показывать этого.

– Однажды мы вчетвером поехали кататься на лодке: я, Лидуся, Колька и еще один парнишка, его имени я даже не помню. В самом глубоком месте реки Колька взял и столкнул меня с лодки. Я этого никак не ожидала и стала тонуть – вода была еще холодной, ноги свело судорогой, потом я захлебнулась от волны и… Больше я ничего не помнила. То, что произошло потом, я узнала только из рассказов. Все знали, что я умею плавать, но я исчезла под водой надолго. Лида стала просить Кольку, чтобы он нырнул за мной. Тот отказывался, говорил, что я просто придуриваюсь. Парнишка, который был с нами, плавать совсем не умел, а Лида плавала неважно, я даже никогда не видела, чтобы она ныряла… Я долго не показывалась из-под воды, и Лида поняла, что дело серьезное. Она решила нырнуть за мной, Колька стал ее удерживать, они оба свалились с лодки. То ли Лида тоже стала тонуть и мобилизовала все свои возможности, то ли она так удачно нырнула, но нашла меня под водой и вытащила… Я пришла в себя только на берегу, однако еще в лодке Лида стала делать мне искусственное дыхание. Она ведь готовилась в медицинский и знала, как это делается…

– Да, история! – отозвалась я. – А почему же он вас столкнул? Неужели просто так?

– Да, именно просто так, – подтвердила Ольга Яковлевна, и я ей поверила. – Шуточки у него такие. Со временем это все, конечно, забылось. С Лидусей мы общались меньше и меньше, но в нынешнем году была встреча выпускников, мы с ней разговорились, и я узнала, что подружка моя едва концы с концами сводит. А уж про операцию Катьке и говорить нечего…

– Да, вот насчет дочери я уточнить хотела… Разве в Тарасове не делают такие операции на сердце? У нас ведь сильная кардиохирургия, насколько мне известно.

– Лидуся говорила, что у девочки какой-то редкий порок сердца и к тому же аллергия на многие лекарства, из-за чего могут быть проблемы с наркозом, – пояснила ситуацию Терентьева. – А в Москве используют новые технологии…

– Теперь понятно, – кивнула я. – Ольга Яковлевна, еще один очень важный вопрос…

– Пожалуйста, – проговорила Терентьева и украдкой посмотрела на часы.

– Вы говорили, что встретили Вахрушева на какой-то презентации. Может быть, вы заметили, с кем из деловых людей нашего города он там общался?

– Ни с кем, – мгновенно отреагировала Ольга Яковлевна. – Среди всех производителей мебели Вахрушевы держались особняком. Хотя погодите, их сектор оформляло рекламное агентство «Экватор-плюс»… Насколько мне известно, директором этого агентства является Станислав Власович Цыпкин… Правда, его на презентации не было…

– Ольга Яковлевна, а вы сами видели мягкую мебель «Нинель»?

– Разумеется, – ответила Терентьева, протягивая мне пачку своих сигарет.

Вчера мне понравились эти сигареты, поэтому я и сейчас угостилась одной. У Ольги Яковлевны во всем был очень хороший вкус, и ее мнение относительно диванов, выпускаемых на фабрике Вахрушевых, для меня было важно.

– Вам понравилась эта мягкая мебель? – спросила я, щелкнув зажигалкой.

– Скажем так: для себя я бы такую не приобрела, – со значением ответила Терентьева.

– Знаете, я сегодня была в одном магазине и видела диван с креслами «Нинель» – очень простенькие, темно-синяя обивка в рубчик. Неужели на презентации было то же самое?

– Нет, – ответила Ольга, стряхивая пепел в чугунную пепельницу в форме ракушки. – Там были кожаные офисные диваны и комплекты для спальни, диваны с креслами в широкие бело-золотистые полосы. Такая безвкусица! Да еще масса пуфиков в форме различных зверюшек… Кстати, Татьяна Александровна, я вспомнила, с кем Вахрушевы еще общались – с директором торгового дома «Столица Поволжья» Бабошкиным. Но его имя и отчество я, к сожалению, не знаю.

– Это не проблема, – ответила я, – такие мелочи я выясню сама. Сегодня, Ольга Яковлевна, вы мне очень помогли. Но я не исключаю возможности, что мне снова придется к вам обратиться.

– Всегда пожалуйста, – пропела Терентьева.

Мы попрощались, и я вышла на улицу. При беглом осмотре своей «девятки» я не заметила ничего особенного и с удовлетворением отметила, что могу полностью сосредоточиться на деле Вахрушева. У меня появилась новая информация к размышлению, и я не исключала того, что при следующей встрече Ольга Терентьева сможет рассказать еще что-нибудь интересненькое о своих земляках. Я давно открыла такую закономерность, что люди, с которыми я беседую как частный детектив, не спешат сразу раскрывать все свои карты. Наверное, они чувствуют свое превосходство, если знают больше, чем я. Правда, иногда такое умолчание дорого обходится даже для них самих. Я это им объясняю, но мои свидетели все равно упорствуют.

Если бы Ольга Яковлевна была со мной так же откровенна вчера, то сегодняшний день мог бы быть более продуктивным. Возможно, я бы уже поговорила с людьми, знающими Вахрушева, и у меня оформилась бы версия, в каком направлении под него «копать». Надежда, что я достану Бабошкина и Цыпкина в конце рабочего дня, была очень маленькой. Тем не менее я поехала в торговый дом «Столица Поволжья», который находился в нескольких кварталах от того места, где сейчас находилась.

Теперь мне было вполне понятно, почему Ольга Терентьева оплатила мои услуги. У нее на Вахрушева был свой «зуб» – Николай Константинович едва не лишил ее жизни, поэтому она и решила лишить его некоей суммы денег, к тому же в благих целях.

Одно мне казалось странным – неужели Лидия Петровна не видела, что собой представляет ее муж. Мне казалось, что тот случай в лодке должен был зародить чувство ненависти, презрения, но никак не любви. Впрочем, я мерила своими собственными мерками, а все люди разные. Наверняка теперь она осознала, какую глупость совершила, выйдя замуж за такого безжалостного, эгоистичного типа, как Николай Константинович Вахрушев.

Мне очень захотелось найти на него компромат, и я готова была ради этого свернуть горы. Интуиция подсказывала мне, что союз Вахрушева и Нинели Червяковой замешен на криминале. Случай с утоплением характеризовал Николая Константиновича как человека, способного переступить черту законности и добропорядочности. Родители Нины Федоровны были под следствием, а яблоко от яблони, как говорят, недалеко падает. Мне было очень интересно узнать, на что способны эти два человека вместе.

* * *

Мимо торгового дома «Столица Поволжья» мне доводилось проезжать довольно часто, но я никогда раньше туда не заходила. Чтобы не терять времени даром, я решила сразу заглянуть в дирекцию. Но мне не повезло – Бабошкин оказался в командировке. Но все равно – я не могла уйти, ни с кем не поговорив о мебельной фирме «Нинель».

Из всего руководства на месте оказалась только главный бухгалтер Нина Ивановна Учаева. Я издалека показала ей свое просроченное удостоверение и представилась сотрудницей милиции. По выражению лица Учаевой было заметно, что она не испытала восторга, узнав, кто я такая, но согласилась ответить на мои вопросы.

– Скажите, ваш торговый дом сотрудничает с мебельной фабрикой «Нинель»?

– Да, – коротко ответила Нина Ивановна.

– Расскажите мне все, что знаете об этой фирме, – приказным тоном сказала я.

– Что именно? – удивилась бухгалтер.

– Все! Когда началось ваше сотрудничество и насколько оно успешно, пользуется ли спросом мебель «Нинель» и каким, а главное – кто был инициатором сотрудничества: торговый дом или фабрика. Может, сами вспомните что-нибудь интересное…

Учаева откинулась на спинку кресла, серьезно задумалась, а потом сказала:

– Вам бы лучше поговорить об этом с Виктором Алексеевичем Бабошкиным, они с директором «Нинели», кажется, приятели.

– Но он же в командировке, – уточнила я.

– Да, и будет только в конце недели, – подтвердила Учаева. – А я могу сказать только вот что: мы стали брать на реализацию мягкую мебель «Нинель» примерно год назад. Идет она неплохо, но лично мне больше нравится то, что производит «Рябинка». По бухгалтерской части у нас никогда никаких проблем с фирмой «Нинель» не было. Пожалуй, это все, что я знаю.

– Неужели? – с недоверием спросила я, но Нина Ивановна все равно больше ничего не добавила.

Я вышла из кабинета главного бухгалтера и отправилась посмотреть воочию на представленный здесь ассортимент мягкой мебели «Нинель».

В торговом доме были выставлены именно те образцы, о которых говорила Ольга Терентьева. А тех невзрачных темно-синих диванов и кресел, которые я сегодня лицезрела, здесь не было. Я только потрогала руками полосатую бело-золотистую обивку дивана, но у меня, естественно, не было ни малейшего желания его покупать, что очень разочаровало менеджера торгового зала.

Надо отметить – единственное, что мне понравилось в торговом доме «Столица Поволжья», так это хорошо работающие кондиционеры. В помещении было так прохладно, что не хотелось отсюда уходить. Я даже на время забыла о том, что я частный детектив, и стала с любопытством обыкновенного покупателя бродить по торговым залам. Мне захотелось заменить в двух своих квартирах буквально все: сантехнику, плитку, обои, линолеум и, конечно же, мебель. Только с одной оговоркой – чтобы последняя была не от фирмы «Нинель». Я даже дала себе слово, что, как только в моей работе случится передышка, я всерьез займусь изменением домашнего интерьера.

Мне все же пришлось вернуться на улицу – мою работу за меня никто не сделает. Жара не спадала. Вполне можно было еще сегодня успеть съездить в рекламное агентство «Экватор-плюс», которое находилось в Заводском районе недалеко от фабрики «Нинель». Именно туда я и направилась.

Станислав Власович Цыпкин, еще не зная, зачем я к нему пожаловала, встретил меня так, будто только меня и ждал весь день. Это был высокий худощавый мужчина. Когда я входила в его кабинет, он как раз собирался из него выйти. Мгновенно изменив свои намерения, Цыпкин пригласил меня войти, а затем, приобняв за плечи, проводил к креслу.

– Я из милиции, – сухо сказала я, остудив пыл Станислава Власовича. – У меня есть к вам несколько вопросов.

– Слушаю, – усаживаясь напротив меня прямо на стол и ни на секунду не сводя с меня глаз, сказал Цыпкин. – Я люблю женщин любых профессий, особенно ближе к вечеру. Скажите, неужели милиция тоже стала нуждаться в рекламе?

Сморозив глупость, Цыпкин разразился самодовольным смехом, и мне пришлось подождать, пока он успокоится. Нельзя сказать, что такое поведение директора рекламного агентства меня очень удивило, нет, мне часто приходилось общаться с чудаками.

– Станислав Власович, мне говорили, что вы занимались рекламной кампанией мебельной фирмы «Нинель». Это так?

– Можно сказать, что так, – ответил Цыпкин и спрыгнул со стола. – Вы будете меня за это судить?

– Вы можете быть серьезным? – одернула его я.

– Никогда! – почти выкрикнул Цыпкин. – Девушка, милая, я хочу прожить как минимум до ста лет. Причем в добром здравии и в хорошей физической форме. А если смотреть на жизнь серьезными глазами, то не доживешь и до полтинника!

Цыпкин снова засмеялся, на этот раз я не стала дожидаться, когда он замолчит, и сказала:

– Если вы сегодня не в настроении отвечать на мои вопросы, я выпишу повестку. Думаю, что в отделении милиции у вас, Станислав Власович, будет другое настроение.

– Хорошо, хорошо, я все понял, майор, нет, полковник… Вы мне не представились.

– Иванова Татьяна Александровна, – назвалась я, прекрасно зная, что женщин с таким сочетанием фамилии, имени и отчества и примерно моего возраста не меньше десятка в городе Тарасове. – Значит, так… Кто обращается в вашу фирму с заказом – Николай Константинович или Нина Федоровна?

– Нинель, – ответил Цыпкин. – Это удивительная женщина, настоящая бизнес-леди…

– Да? И в чем это выражается? – поинтересовалась я. – Как вы поняли, что она настоящая бизнес-леди, а не подделка? И чем она вас так удивила?

– О женщины! – патетически воскликнул мой собеседник, примостившись на подоконнике и бросив беглый взгляд за окно. – Подойдите ко мне, Татьяна Ивановна, и вы все поймете.

– Татьяна Александровна, – поправила его я, сделав акцент на своем отчестве. – Да, кстати, а почему вы, Станислав Власович, сидите где угодно, только не на своем кресле?

– Идите, идите сюда, – снова позвал меня Цыпкин, не обращая на мой вопрос никакого внимания и давая понять, что за окном происходит что-то интересное.

Я встала и подошла к окну. Офис «Экватора-плюс» находился на втором этаже, поэтому, взглянув сквозь стекло, я не увидела ничего, кроме кирпичной стены – торца другого здания.

Цыпкин, недолго думая, привлек меня к себе. В первый момент я решила, что попалась на его удочку, но быстро поняла, что он хотел мне показать происходящее внизу, почти под окном. А там стояла рыжеволосая Нинель и, активно жестикулируя, отчитывала двух мужчин. Ее голоса я не слышала, потому что окно было закрыто и к тому же работал кондиционер.

– Это что же – территория фабрики «Нинель»? – спросила я, отстраняясь от Цыпкина.

Он продолжал держать свою руку на моей спине и не спешил отвечать. Впрочем, я и сама догадалась, что так оно и есть. Я сразу смекнула, что на окне кабинета Цыпкина нет решетки и что при большой надобности отсюда без особых затруднений можно проникнуть на «особо засекреченную территорию» – во двор мебельной фабрики.

Я перевела взгляд на Цыпкина, он мгновенно убрал свою руку.

Я сразу вспомнила слова Витьки Буренкова о том, что мой взгляд испепеляет, и усмехнулась. Станислав Власович понял мою ухмылку по-своему.

– Вы пришли у меня спросить, не замечал ли я чего-нибудь странного? – абсолютно серьезно сказал он. – Да, замечал. Надеюсь, мне не придется подписывать никакие протоколы?

– Разумеется, нет, – развеяла я сомнения Цыпкина. – Все останется между нами…

– А вы, Татьяна Александровна, можете показать мне свое удостоверение? – поинтересовался директор рекламного агентства «Экватор-плюс».

Я была очень удивлена сменой настроения Цыпкина. Его экстравагантная бесшабашность сменилась озабоченной недоверчивостью. Я несколько секунд соображала, оставаться ли мне в его глазах по-прежнему сотрудником милиции или представиться частным детективом. Обычно для меня не составляло проблемы определить, с кем мой собеседник будет наиболее откровенным, но Станислав Власович показался полной загадкой. Я решила все-таки не менять своей первоначальной позиции и достала из сумки свое просроченное удостоверение.

Взгляд издалека Цыпкина не удовлетворил, он спрыгнул с подоконника и проворно выхватил из моей руки документ. Сравнив фотографию с оригиналом, он не успокоился и с дотошностью стал изучать подлинность красных корочек.

– Неувязочка, однако, выходит, – после долгого рассматривания изрек Станислав Власович, при этом не торопясь отдавать мне мою ксиву. – Сейчас у нас какой год на дворе?

Я поняла, что глупо и бездарно прокололась, и не нашла другого выхода из создавшейся пикантной ситуации, кроме как рассмеяться. Цыпкин на секунду растерялся. Наверное, он ожидал другой реакции на разоблачение, а я, воспользовавшись этим, выхватила у него из руки свое удостоверение. Оно мне еще пригодится, не все же, с кем я общаюсь, столь внимательны.

– Ну хорошо, один–ноль в вашу пользу, – призналась я. – На самом деле я – частный детектив, и меня интересует все, что связано с мебельной фирмой «Нинель», а также ее руководство в лице обоих Вахрушевых. Как вы уже признались мне, Станислав Власович, вы подглядели в окно нечто необычное. Ну, так я вас слушаю…

Цыпкин зацокал языком и покачал головой. Это могло означать только то, что он не спешит выдавать свои секреты.

– А почему я должен теперь верить, что вы – частная сыщица? Уж больно непрофессионально работаете, – не щадя моего самолюбия, проговорил Цыпкин.

– Ну тогда кто я, по-вашему, такая? – спросила я, лихорадочно соображая, что же мне делать. – Попробуйте угадать!

– Нет проблем, – заявил Станислав Власович, снова усаживаясь на стол.

Я вернулась в кресло, и мое сердце сжало предчувствие, что мне придется задержаться здесь надолго.

– Вы пришли сюда специально, чтобы познакомиться со мной, и нашли такой неординарный предлог, – выдал неожиданную для меня версию Цыпкин. – Надо сказать, Танюша, сегодняшний вечер у меня свободен, и я могу целиком посвятить его вам. Ну что, я отгадал?

Я расхохоталась от нелепости этого заявления, но приняла игру Цыпкина. Мне никак нельзя было уйти отсюда, не получив никакой информации о Вахрушевых, ну а если для ее получения надо дать возможность этому самодовольному нахалу потешить себя, что ж…

– Нет, не отгадал, – я перешла даже на «ты» в надежде, что наш разговор станет более доверительным. – Возьми вторую попытку.

– Неужели моя скромная персона вас совершенно не интересует? – наигранно проговорил директор «Экватора-плюс». – Нет? Значит, вас интересует мое рекламное агентство. Это тоже неплохо. Вы – журналистка и мечтаете написать статью о рекламном бизнесе?

– Увы, – ответила я и развела руками. – У тебя осталась последняя, третья попытка.

– Моя задача усложняется. А у меня еще столько версий! Какая же из них правильная? – спросил сам себя Цыпкин и сделал задумчивое лицо. – Американская шпионка – это слишком банально. Сотрудница конкурирующей рекламной фирмы? Нет! «Экватор-плюс» на голову выше своих коллег, а потому вне конкуренции. Остается только одно – ты, Танюша, на самом деле частная сыщица. Тем более у тебя такое громкое имя – Иванова Татьяна Александровна! Мне стоило раньше догадаться…

– Давай ближе к делу, – прервала я театральные разглагольствования Цыпкина. – Ты и так отнял у меня слишком много времени. Я действительно частный детектив, но если ты хочешь говорить с настоящими сотрудниками правоохранительных органов, то я могу пригласить их сюда. Но тогда уж тебе точно придется подписывать протокол. Ну что, я звоню?

Я достала свой сотовый телефон и… обнаружила, что у него разрядилась батарейка. Теперь мне стало понятно, почему он так долго молчал. А ведь я на самом деле хотела позвонить Кире и попросить, чтобы тот подъехал с оперативной группой. Цыпкина, этого жалкого паяца, стоило проучить!

– Танюша, а я могу узнать, в чем вы обвиняете моих соседей? – после некоторой паузы спросил Станислав Власович.

Я бы рада была ответить на его вопрос, но еще сама не знала, в чем можно обвинить Вахрушевых.

– Интересненькое дельце! Теперь ты задаешь мне вопросы! Сорок минут назад хотел рассказать мне что-то про «Нинель» и вдруг передумал. Выходит, ты сам в чем-то нехорошем замешан, а потому я считаю наш разговор законченным. Я узнала то, что хотела узнать!

Я резко встала и направилась к выходу. Я ждала, что он меня остановит, и… так оно и случилось. Я не могла видеть, как Цыпкин соскочил со стола и рванул вдогонку за мной. Вероятно, это было похоже на прыжок дикого зверя. Во всяком случае он оказался у двери своего кабинета раньше, чем я.

– О, прошу вас! Не спешите покидать меня с камнем за пазухой и с жуткими подозрениями в мой адрес, – с театральным пафосом в голосе заявил Станислав Власович, преградив мне дорогу.

– Тебе следовало бы пойти в актеры. В комики! – заявила я. – Знаешь, вообще-то я могу еще ненадолго задержаться и выслушать тебя, но, если ты снова будешь морочить мне голову, я приду к выводу, что ты с ними, – я махнула рукой в сторону окна, – заодно.

Цыпкин вышел в приемную, сказал свой секретарше, что она может идти домой, и снова вернулся в кабинет. Я смотрела в окно и думала, что неплохо бы было проникнуть через него на фабрику «Нинель». Прыжок со второго этажа меня нисколько не смущал, стоило лишь дождаться темного времени суток.

– Да, все дело в окне, – сказал Цыпкин, угадывая мои мысли. – Через него без проблем можно проникнуть на территорию мебельной фабрики или, наоборот, оттуда попасть в город, минуя проходную. Здание старое, и на стене есть удобные кирпичные выступы. Но я пока так и не понял, что больше беспокоит Вахрушевых – возможность попасть к ним или выбраться оттуда, прихватив что-нибудь с собой. Когда я взял в аренду это помещение, на окне была решетка. Из-за нее у меня постоянно создавалось ощущение, что я в своем кабинете – как в тюрьме. И я избавился от железных прутьев. Тогда ко мне – сразу! – пришел директор фабрики Николай Константинович Вахрушев и поинтересовался, почему исчезли решетки. Я ему объяснил, что я – творческий человек и не могу творить, когда перед моими глазами «небо в клеточку». Он попытался на меня накричать, но я быстро поставил его на место. На следующий день ко мне пожаловала его супруга Нина Федоровна. И все с тем же вопросом. Это общение было гораздо более приятным и продуктивным – мы пришли к компромиссу. Нинель сказала, что ее перестанет беспокоить отсутствие решетки на моем окне, если она будет уверена, что замки на дверях в приемную и в мой кабинет надежные. Она также просила усилить пропускной режим, но от этого я категорически отказался. Если я отпугну хоть одного своего клиента, то он раскритикует меня еще как минимум десятерым. Как вы считаете, я прав?

– Несомненно, – ответила я. – И Нинель это поняла?

– Думаю, что да. Она очень неглупая женщина. У меня создалось впечатление, что именно она всем на фабрике и заправляет. Она все держит в своих руках, даже грузчиков и охрану.

– Что же получается, Вахрушев, хоть и директор, но абсолютный ноль? Так?

– Я бы так не сказал. Возможно, он полностью курирует какой-нибудь один вопрос, – задумчиво произнес Цыпкин, переставший, к моему удивлению, паясничать. – Но, по-моему, он бездарный руководитель, и Нина Федоровна взяла его ношу на свои хрупкие плечи.