Марина Серова
Алые губки – мягкий дурман
Глава 1
Я вернулась домой, нагруженная множеством пакетов и коробок.
Вчера я наконец-то закончила расследование, за которое получила рекордное вознаграждение, потому сегодня до встречи с новой клиенткой прошлась по тарасовскому Арбату, то есть по улице Немецкой, и практически полностью обновила свой летний гардероб. Нет, мои прежние платья, юбки, топики, блузки еще не вышли из моды, но в них я уже так засветилась во время своих последних разборок, что обновки стали просто необходимы. То, что другие женщины надевают на вечеринки или на загородные прогулки, для меня является рабочей спецодеждой. Поэтому даже вечернее платье я выбирала сегодня, исходя из того, чтобы в случае необходимости можно было бы и в нем применить приемы карате или перемахнуть через забор. Уж что поделаешь, ведь я – частный детектив и различные экстремальные ситуации подстерегают меня на каждом шагу!
Я посмотрела на часы – времени на то, чтобы примерить все накупленное барахлишко, уже не оставалось, потому что с минуты на минуту должна была пожаловать Лидия Петровна Вахрушева. Так представилась вчера по телефону женщина, обратившаяся ко мне за помощью. Но я не могла отказать себе в том, чтобы не примерить огненно-рыжий парик, который купила просто так, на всякий случай. Продавщица меня отговаривала от этой покупки, так как, по ее мнению, рыжий цвет мне не к лицу и было бы лучше остановить свой выбор на жгуче-черных или пепельно-фиолетовых оттенках. Я в душе была с ней согласна, но все же купила рыжий парик. Теперь я смотрела в зеркало и не узнавала сама себя, а это означало, что покупка оказалась удачной. Для частного детектива смена имиджа до неузнаваемости – это порой половина успеха в расследовании.
Раздался звонок в дверь, и я ее открыла, не снимая парика. Русоволосая миловидная женщина лет тридцати пяти с удивлением посмотрела на мою рыжую шевелюру и спросила:
– Вы Татьяна Иванова, частный детектив?
– Да, проходите, – ответила я, приглашая Лидию Петровну войти.
– Я представляла вас несколько иначе, – все еще с недоверием проговорила Вахрушева. – Мне посоветовала обратиться к вам моя знакомая Ольга Терентьева. Она описывала вас по-другому…
Я сняла парик, придавший мне безграничную легкомысленность, и положила на тумбочку около зеркала.
– Да, я помню, что вы по рекомендации Терентьевой. Усаживайтесь, куда вам будет удобно, – показала я рукой на кресло или диван. – Я вся внимание…
Лидия Петровна молча расположилась на краешке дивана, не выпуская из рук сумочку. Я уж было подумала, что она так и не начнет свой рассказ без моих наводящих вопросов, но ошиблась. Вахрушева собралась с мыслями и стала довольно стройно и обстоятельно излагать суть своего дела.
– Семь лет назад я разошлась с мужем. Мы жили не в Тарасове, а в поселке Текстильщик, в сорока километрах отсюда. Он сразу же переехал в Тарасов к своему деду, а я с двумя дочками так и живу в Текстильщике. Муж регулярно присылает мне алименты по исполнительному листу, а вот общаться с девочками – не общается…
После этих слов Лидия Петровна замолчала. Вероятно, на нее нахлынули не слишком приятные воспоминания. А я впервые подумала о том, что эта женщина вряд ли располагает средствами, чтобы оплатить мои услуги. Вообще-то я никогда не занималась благотворительностью и даже подняла в последнее время расценки, но сразу сказать об этом Вахрушевой я почему-то не решилась.
– В этом году у нас была встреча выпускников. Мы с Ольгой учились в одном классе, правда, тогда она была не Терентьевой, а Шликовой… Вот Ольга-то и сказала мне, что мой бывший муж, Николай Константинович Вахрушев, с тех пор как переехал в Тарасов, очень многого достиг. В Текстильщике он работал водителем на текстильной фабрике, а сейчас будто бы является генеральным директором мебельной фирмы «Нинель». Вообще-то, алименты с мебельной фабрики и приходят, но если учесть, что это одна треть его зарплаты, то получается, что зарплата генерального директора весьма небольшая…
– А что же вы хотите? Кругом сплошной «черный нал», – пояснила я. – Наверняка официально, по документам, зарплата у директора не больше трех тысяч, но фактически его доходы во много раз больше…
– Да, вы отгадали, именно тысячу рублей мне ежемесячно и присылают. Я бы и не жаловалась на жизнь. У меня подсобное хозяйство – сад, огород, куры, но вот Катеньке, младшей дочери, операцию на сердце надо делать, а на это денег не хватает…
Я еле сдержала себя, чтобы тут же не заявить, что и мои услуги весьма недешевы. Обычно не составляло труда «отшивать» тех клиентов, которые жадничали, хотя я знала, что они очень и очень состоятельные люди и могут дать больше, чем первоначально предлагают. Однако сейчас был другой случай.
– А почему бы вам, Лидия Петровна, не поговорить с бывшим мужем? Может быть, если бы вы рассказали ему о болезни вашей общей дочери, он бы раскошелился?
– Я пыталась, – сразу же отозвалась Вахрушева, – но он сказал, что если я буду тянуть из него деньги, то даже этой тысячи могу лишиться.
– Прямо так и сказал? – возмутилась я, чисто по-человечески понимая проблемы женщины, сидящей передо мной.
– Да, так и сказал. Ольга тоже пыталась с ним поговорить, но он буквально вытолкнул ее из офиса.
– Ольгу Терентьеву? – переспросила я, вспомнив эту женщину – далеко не робкого десятка, очень коммуникабельную и весьма привлекательную внешне, которая была свидетельницей в одном непростом расследовании. – В это трудно поверить! По-моему, Ольга может за себя постоять…
– Да, вы правы, Ольга с детства была сорвиголовой. Но надо знать моего бывшего мужа, чтобы поверить в такое…
– Лидия Петровна, а почему вы разошлись? – спросила я, хотя еще не была уверена, что возьмусь за это дело. Сейчас во мне скорее говорило женское любопытство.
– Он закрутил роман с Нинкой Червяковой. Кстати, у нее огненно-рыжие волосы, точь-в-точь как ваш парик, поэтому я и остолбенела, когда вы, Татьяна, открыли мне дверь. Мне вдруг привиделось, что это она… Короче, об их связи судачил весь поселок, а я узнала в самую последнюю очередь, от родителей. Мой отец настаивал, чтобы я подала на развод. Николай все отрицал, хотя я потом даже застала его с Нинкой. После этого он стал обвинять в неверности меня и говорил, будто бы Катька вообще не его дочь. Поэтому-то он и слушать не стал, когда я позвонила и сказала, что ей надо делать операцию.
– Лидия Петровна, вы должны быть со мной откровенны. Может быть, он прав? – спросила я, наблюдая за реакцией Вахрушевой.
– Ой, Танечка, что вы! – абсолютно искренне возразила Лидия Петровна. – Все его слова – чистейший вымысел, чтобы оправдать свое распутство. Он такой по характеру: ему слово скажешь, а он в ответ двадцать, да все вранье! Когда мы разошлись и он с Нинкой в Тарасов уехал, я себя человеком почувствовала. Он хоть перестал меня унижать. Вот у моих родителей были совсем другие отношения. Я схоронила их обоих в прошлом году, и после этого мое материальное положение, естественно, ухудшилось. Танечка, поймите, я обращаюсь к вам только из-за своей дочери. Лично мне от него ничего не надо…
Я поняла, что настал тот момент, когда я должна сказать Вахрушевой свое окончательное решение: берусь я за ее дело или нет. Мне было очень сложно на что-то решиться, потому что не было уверенности в том, что, взявшись за эту работу, я смогу помочь женщине и ее больной дочери. И сейчас напряженно думала, проигрывая в уме несколько вариантов. Я больше склонялась к тому, чтобы деликатно объяснить Вахрушевой, что дело ее почти безнадежное, поскольку заставить бессердечного человека раскошелиться законным образом невозможно. А пренебрегать законом, рисковать своей свободой, здоровьем и репутацией на голом энтузиазме я не намерена. Я – частный детектив, а не представитель благотворительного фонда!
Я закурила вторую сигарету, продолжая анализировать создавшуюся ситуацию. Лидия Петровна не торопила меня, молчала, ничем не привлекая к своей скромной персоне внимания. Я точно знала, если бы она расплакалась или начала всячески давить на мою жалость, то моя реакция была бы обратной – я бы поскорее выпроводила ее, потому что не люблю человеческую слабость. Однако Вахрушева держалась с достоинством, и я прониклась к ней уважением. А вот ее бывший муженек, отказывающийся от своей собственной дочери, которая к тому же нуждается в материальной поддержке, которую он вполне способен оказать, начинал вызывать у меня бурю негативных эмоций. Но этого было мало для того, чтобы взяться за дело.
В данном случае я не могла дать клиентке никаких гарантий. Позволить себе рисковать репутацией, когда весь Тарасов знал, что Татьяна Иванова еще не провалила ни одного дела? Та же Ольга Терентьева разнесет по всему городу, что я стала терять квалификацию, ведь она держит рекламное агентство и общается со многими известными людьми. Я понимала, что выиграть это дело можно только шантажом, накопав на Вахрушева какой-нибудь компромат. Однако у меня не было уверенности в том, что таковой имеется. Вполне может быть, что Вахрушев законопослушный гражданин. И тут я вспомнила о своих двенадцатигранных магических помощниках – гадательных костях, которые столько раз подсказывали мне ответы на неразрешимые, казалось бы, вопросы. Это было моей спасительной соломинкой, я потушила третью сигарету, едва ее закурив, решительно встала, подошла к тумбочке в прихожей, на которой лежал рыжий парик, достала из ящика три двенадцатигранника и метнула их прямо в выдвинутом ящике. Вопрос, ответ на который я хотела получить, уже давно и прочно сидел в моей голове, поэтому никакой дополнительной настройки на восприятие информации не требовалось. Я просто хотела узнать, стоит ли мне браться за дело Вахрушевой.
Кости показали сочетание: 18+12+34, что означало: «Вы будете приятно удивлены тем, как стремительно события приобретут благоприятный для вас оборот». Толкование было однозначным, поэтому я вернулась в комнату и сказала Лидии Петровне, что берусь за ее дело.
– Спасибо, – сдержанно поблагодарила Вахрушева и, опередив мое следующее заявление, добавила: – Ольга говорила, что ваши услуги недешевы, она дала мне денег, чтобы я могла расплатиться. Вот посмотрите, этого достаточно?
Я взглянула на несколько купюр евро. Это было гораздо меньше, чем я получила за последнее дело, но значительно больше, чем хотела запросить сейчас. Я поняла, что именно на такую сумму Ольга Яковлевна Терентьева оценила хамство Вахрушева по отношению к своей персоне, и утвердительно кивнула головой.
– Так, теперь давайте обсудим детали, – убирая новенькие купюры евро в шкаф, сказала я. – Для начала мне нужны фотографии вашего бывшего мужа, если, конечно, у вас они сохранились, квитанции переводов алиментов и, желательно, медицинские справки, подтверждающие болезнь дочери.
– У меня они есть, – с готовностью сообщила Вахрушева. – Но само направление на операцию я вам отдать не могу, только ксерокопию. Ольга мне сказала, что все это может понадобиться.
– Давайте, – согласилась я и удивилась прозорливости Терентьевой. – Да, Лидия Петровна, напомните мне телефончик вашей подруги, мне не помешает поговорить и с ней.
Вахрушева достала из сумочки записную книжку и небрежно отбросила опустевший теперь ридикюль в сторону. Я невольно улыбнулась тому, как бережно Лидия Петровна прижимала к себе сумку, пока в ней лежали деньги, и как швырнула ее сейчас. То, что я зарабатывала за несколько дней, было для Вахрушевой целым состоянием. Теперь мне предстояло выяснить, что значат деньги в жизни ее бывшего мужа, и в зависимости от степени его жадности предъявить ему соответствующий счет в пользу бывшей жены.
* * *
Я проводила Лидию Петровну и тотчас стала выстраивать в голове план оперативных действий. Была уже вторая половина дня, поэтому свое знакомство с Николаем Константиновичем Вахрушевым я решила перенести на завтра. Однако сидеть без дела я не могла, такой уж у меня характер: едва новая работенка находила меня, я тут же, как одержимая, бросаюсь ее выполнять, невзирая на дни недели, погоду, лунные и солнечные затмения, а также мировые катаклизмы. Я решила, что могла бы сегодня поговорить с Ольгой Терентьевой, послушать ее версию противостояния бывших супругов Вахрушевых.
Интуиция подсказывала мне, что необходимо явиться к моей старой знакомой без предварительного звонка, не дав ей подготовиться к нашей встрече. Я сравнила номер телефона, который мне дала Лидия Петровна, с тем, который у меня был, удостоверилась, что Ольга Яковлевна проживает там же, где мне доводилось с ней встречаться, и без промедления вышла из дома.
На лобовом стекле моей бежевой «девятки» появилась нарисованная черным маркером черепушка. Это обстоятельство заставило меня внимательно оглядеть машину снаружи и осмотреться по сторонам. Во дворе было безлюдно, что вполне объяснимо: в такую жару даже старушки не вылезали из своих квартирок, потому лавочки и пустовали. Кто-то, не опасаясь свидетелей, мог легко не только нарисовать угрожающий знак, но и проколоть шины или даже подложить бомбу.
Вопреки моим предположениям резина оказалась целой, замки на дверях целыми, а днище свободным от посторонних предметов. Я открыла дверцу, достала губку, включила дворники и стерла чье-то художество. Скорее всего, это просто хулиганили местные пацаны, но смутное предчувствие того, что некто обиженный объявил мне войну, закралось в душу. Нет, меня это нисколько не испугало, а только вызвало насмешку, поскольку серьезный для меня противник не может и не должен так глупо себя вести.
Я свернула на улицу Зарубина, а затем въехала во двор девятиэтажки. Несколько месяцев назад Терентьева постоянно твердила о том, что к лету обязательно переедет в район набережной, причем выберет такую квартиру, чтобы окна непременно выходили на Волгу. Я вполне понимала ее желание, поскольку окна ее теперешней квартиры, находящейся на первом этаже, смотрели на мусорные контейнеры. Естественно, для такой творческой натуры, как Ольга Яковлевна, подобный пейзаж был просто невыносим. Я помнила, что Терентьева закончила архитектурное отделение Тарасовского политехнического института, занималась дизайном офисных помещений, а потом организовала свое рекламное агентство. Теперь мне не давала покоя мысль о том, что уж больно гладко для выпускницы сельской школы сложилась у нее карьера! Вот и земляк ее, Вахрушев, тоже в Тарасове хорошо развернулся…
Я нажала на малиновую кнопку дверного звонка. Переливчатая мелодия долго оставалась без ответа, но мне не верилось, что в квартире никого нет. Когда я входила в подъезд, мне показалось, что из открытой настежь кухонной форточки тянуло сигаретным дымом. Я решила дать понять, что отступать от своих намерений не собираюсь, и снова нажала на кнопку звонка.
Дверь открыл обнаженный по пояс мужчина высокого роста и спортивного телосложения. Мой взгляд уперся в его волосатую загорелую грудь.
– Вы к кому? – спросил мужчина красивым баритоном.
Я подняла глаза от груди к его лицу, отметила про себя, что и на лицо он довольно симпатичен, хотя и не в моем вкусе, и ответила:
– Я к Ольге Яковлевне.
– Проходите, но она плохо себя чувствует. Мы были на островах, и Ольга обгорела на солнце, – пояснил обладатель красивого голоса и тела.
– Да, я понимаю, что не совсем вовремя, но у меня важное дело…
– Проходите прямо сюда, – послышался женский голос из спальни.
Мужчина жестом руки подтвердил приглашение хозяйки зайти в ее покои, но от меня не скрылось промелькнувшее на его лице недовольство. Было ясно, что меня здесь не ждали, а значит, я правильно сделала, что не предупредила о своем визите. Эффект неожиданности в моей детективной практике всегда давал хорошие результаты.
Ольга Яковлевна Терентьева лежала на животе в одних трусиках на круглой белой кровати и смотрела телевизор. Спина Ольги своим цветом напоминала панцирь вареного рака и была намазана каким-то жирным средством, и я не удержалась от совета:
– Насколько я знаю, не кремом, а спиртом или водкой надо ожоги обрабатывать, а лучше в аптеке специальную пену купить…
– Володя! – крикнула обгоревшая на волжском солнышке Ольга Яковлевна. – Сходи, пожалуйста, в аптеку, купи пену от ожогов.
– Такая бывает? – недоверчиво спросил Владимир. – Может, без лекарств обойдется?
– Нет, я думаю, что спина может покрыться волдырями, – сказала я, не щадя Терентьеву.
Ее муж пожал плечами, вышел из спальни, и скоро мы услышали стук закрывшейся двери.
– Не думала я, что вы, Татьяна Александровна, ко мне пожалуете, да еще так скоро, – выключив телевизор, но продолжая лежать на животе, сказала Ольга. – Лидуся, наверное, уже ввела вас в курс дела. Однако я-то здесь при чем?
– Вот именно, вы тут явно при чем-то, – многозначительно проговорила я, но не стала Терентьеву долго томить догадками. Нам надо было обсудить все серьезные вопросы, пока не вернулся из аптеки ее муж. – Именно вы, Ольга Яковлевна, подкинули своей подруге идею выкачать из бывшего супруга побольше денег, и вы оплатили мои услуги, – напрямую начала я. – Лично мне все это видится так, будто заказчицей являетесь вы, а не Лидия Петровна Вахрушева.
После моих слов Терентьева выпучила глаза, от чего еще больше стала похожа на вареного рака, но не нашла слов, чтобы мне возразить. Я продолжала на ходу строить версию.
– Я так понимаю, что у вас в этом деле есть свой интерес, и я должна о нем все знать, иначе могу случайно сделать что-то не то. Например, начну решать вопросы Лидии Петровны, но перейду дорогу вам, или наоборот. А может быть, вы этого и хотите?
– Вы прямо бред какой-то несете! Простите меня, конечно… – сказала Терентьева. Потом она резко встала и накинула на себя кружевной пеньюар, лежавший на белом пуфике. – Я хочу помочь своей школьной подруге, ведь ей больше не на кого рассчитывать. На операцию для Катюшки я денег дать не могу. Точнее, у меня нет сейчас такой суммы свободной. А Вахрушев, сволочь, все-таки обязан помочь дочери!
– А почему он считает, что Катя не его дочь? – Я стала задавать те вопросы, которые и хотела задать с самого начала.
– Это все пустые отговорки. Не его дочь, значит, ничего и не должен. На мой взгляд, Катя на отца похожа даже больше, чем Татьяна, старшая дочка. Именно он в Текстильщике с Нинкой путался, а когда Лидусик об этом узнала, Вахрушев взял да и приплел к ней школьного воздыхателя Юрку Кузнецова, хотя, я точно знаю, между ними никогда и ничего не было. Лидусик, она просто святая, только не повезло ей с мужиком…
– Похоже на то, – согласилась я. – Скажите, а вы общались с Вахрушевым в Тарасове? Знаете, как он из водителя превратился в генерального директора?
Ольга Яковлевна взяла с телевизора пачку сигарет, предложила мне, я не отказалась, и мы с ней закурили, так что ответы на свои последние вопросы я услышала не сразу. По лицу Терентьевой было заметно, что она напряженно думает. Действительно, охарактеризовать одним словом такую головокружительную карьеру сельского парня было сложно.
– Думаю, он, что называется, попал в струю, – наконец выдала Ольга и потушила сигарету. – Наверное, ему по наследству от деда, который занимал раньше какой-то пост на мебельной фабрике, перешли какие-то акции. И Нинка, рыжая стерва, имела деньжонки, ведь ее родители первыми куркулями в поселке были. Вот одно на другое и наложилось…
– Так, значит, он Нинку не бросил? – уточнила я. – Они что же, до сих пор вместе?
– Да, они поженились, – ответила Терентьева, полубоком разваливаясь на своем белоснежном «сексодроме».
Будь на ее месте кто-то другой, это казалось бы вульгарным, но Ольга обладала классической красотой и в свои тридцать пять лет была в хорошей форме. Как ей удалось сделать карьеру в Тарасове, я вполне понимала – она удачно вышла замуж. Когда мне довелось общаться с ней как со свидетельницей в прошлый раз, я много слышала о ее муже, двоюродном брате убиенной. Но тогда он был в загранкомандировке, а теперь оказался дома. Точнее, в данный момент он как раз вернулся из аптеки.
– Я не хотела бы представлять вас Володе как частного детектива, – шепотом сказала Ольга, услышав звук открывающейся входной двери. – У меня вообще-то нет от него тайн, но… Все же будет лучше, если вы станете для него нашей общей знакомой – моей и Лидочки.
Сразу после этих слов Ольга сбросила пеньюар и шлепнулась плашмя на кровать. Едва она успела улечься, как вошел ее муж.
– Это средство вы имели в виду? – спросил он, поднося флакон к моему лицу.
– Да, оно, – подтвердила я.
– Володя, давай нанесем пену попозже, нам надо еще поговорить…
– Разве вы еще не все без меня обсудили? – спросил Владимир без особых эмоций и вышел из спальни.
– Ольга Яковлевна, вы мне не ответили, пересекались ли ваши пути с Вахрушевым в Тарасове, и если это происходило, то как часто?
– Всего дважды. Первый раз – примерно год назад. Я увидела его на одной презентации и там узнала, кем Колька стал. Между прочим, мы тогда все трое: я, Колька и Нинка сделали вид, что не знаем друг друга, – сказала Терентьева и нежно погладила рукой белоснежное покрывало, на котором возлежала. – А второй раз я сама пришла к нему в офис, чтобы рассказать об операции, которую надо делать Катюше. Решила воззвать, так сказать, к его родительскому долгу, к совести… Только он меня наглым образом выставил. Вызвал охрану и выставил!
– А вот об этом, пожалуйста, поподробнее, – попросила я. – Вспомните слово в слово весь ваш разговор, а главное то, что именно ему не понравилось.
– И вспоминать нечего! – ответила Ольга, рассматривая свой маникюр. – Мне с трудом удалось проникнуть в его офис: у него там такая охрана, что без предварительной договоренности с самим Вахрушевым никого постороннего не пускают. Правда, я договорилась по телефону с начальником службы маркетинга, потому что Кольки на фабрике в тот момент не было. Естественно, как директору рекламной фирмы мне не смогли отказать в аудиенции. Когда Вахрушев приехал, я вошла в его кабинет, напомнила ему, кто я такая, и изложила суть дела. Он мне даже ничего не ответил, вызвал охранника и велел проводить меня. А вслед крикнул, чтобы и я, и Лида забыли к нему дорогу, иначе будет хуже.
– То есть он вам угрожал?
– Нет, он просто сказал: иначе будет хуже. Я не расценила его слова как угрозу лично мне. Скорее подумала, что он может урезать алименты.
– Понятно. Ольга Яковлевна, вы сами мне больше ничего не хотите сказать об этом деле?
Терентьева отрицательно покачала головой.
– Что ж, тогда я ухожу, но должна предупредить: если по ходу расследования у меня будут возникать вопросы, то я стану беспокоить вас и здесь, и на работе, и по телефону.
– Да, я знаю, что от вас, Татьяна Александровна, никуда не скроешься. Поэтому я и посоветовала Лидочке обратиться именно к вам. Да, кстати, если тех денег мало, я готова добавить, лишь бы заставить этого мерзавца помочь собственной дочери. То есть дочерям…
– Если у меня возникнет необходимость в дополнительных расходах, то я сообщу вам без церемоний, – ответила я, поднялась из белоснежного кресла, попрощалась сначала с Ольгой, потом с ее мужем, встретившимся мне в гостиной и проводившим меня до двери, и покинула квартиру.
В раздумьях от услышанного я подошла к своей машине и, только открывая дверцу, увидела, что на ее стекле снова появился рисунок, сделанный таким же черным маркером, что и черепушка раньше. Теперь передо мной красовалась… круглая мишень. Это уже была целенаправленная угроза. Выходило, что за мной кто-то следил, а я этого даже не заметила. Предположить, что у детишек разных районов Тарасова появилась новая игра – рисовать на стеклах машин устрашающие рисунки, было бы глупо, а значит… Некто давал мне знак, что я нахожусь под его прицелом, но кто?
Я снова достала губку, потом разыскала в бардачке бутылку с остатками минералки, намочила губку и вытерла черные круги на стекле. Я допускала мысль, что за мной и сейчас следят, и едва я тронусь в путь, как за мной увяжется «хвост». Но сейчас я даже хотела, чтобы так случилось. «Чем раньше я узнаю, кто мне пакостит, тем быстрее с ним разберусь», – решила я.
Мне пока казалось, что рисунки на стеклах моей «девятки» никак не связаны с моим новым делом, вероятнее было предположить, что они – «шлейф» из прошлого. Хотя – стоп. А почему, собственно, и не с настоящим делом? Терентьев же выходил из дома и вполне мог нарисовать мишень. «Может быть, они с Ольгой ведут со мной двойную игру? – спросила я себя. – Странненькое дельце: музыку заказывает один, а платит за это другой. Такого в моей практике еще не было. Как не было и того, чтобы я не довела свое расследование до конца!»
Я выехала на улицу Зарубина, давая шанс своим возможным преследователям сесть мне на хвост.
К вечеру улицы Тарасова стали оживать, горожане возвращались со своих дач и баз отдыха в душный и пыльный город, ведь у большинства из них завтра начиналась новая трудовая неделя.
Я никак не могла взять в толк, почему именно в воскресенье мне объявили войну. Чем больше километров я колесила по Тарасову, не замечая за собой ничего подозрительного, тем больше склонялась к мысли, что стоит проверить Ольгиного мужа. Только ему не надо было за мной следить, чтобы разрисовать машину. Ведь не мог же он не понимать, что мое подозрение прежде всего упадет на него. Правда, пока я не видела никаких мотивов такого поступка. Единственным предположением было то, что он хочет, допустим, отвлечь меня от расследования, оплаченного его женой.
Вот так и случилось: вместо того чтобы думать о том, как мне зацепить Вахрушева, я размышляла сейчас о том, кто являлся автором идиотских рисунков на моем автомобиле. Я вдруг поняла, что вела себя очень предсказуемо. Вероятно, от июльского пекла и городской духоты мои мозги стали плавиться, и я начала делать глупости. Я повела себя как обыкновенная, напуганная девчонка, а не как лучший в городе частный детектив.
И тогда я решила устроить для горе-художника небольшую проверку – не стала возвращаться на ту квартиру, где встречалась с Лидией Петровной и адрес которой знала Ольга Терентьева. Я подумала, что мне лучше сегодня переночевать на своей второй – конспиративной, как я ее называю, – квартире. А вот если наутро я снова обнаружу на «девятке» устрашающие знаки, то уж тогда серьезно займусь этой проблемой. А пока надо было переключаться на Вахрушева.
Правда, на всякий случай я позвонила со своего сотового в квартиру Терентьевых. Услышала голос Владимира и таким образом убедилась, что он не колесит по городу вслед за мной. Я не стала с ним разговаривать и сразу же отключилась.
Не переставая поглядывать в зеркало заднего вида, я в конце концов подъехала к дому, в котором находилась моя конспиративная квартира, припарковала «девятку» так, чтобы ее было видно из окна, хотя прекрасно понимала, что не буду караулить машину всю ночь.
Однако рисунки черепа и мишени не давали мне покоя. Я огромным усилием воли заставила себя отрешиться от мыслей об угрозах и стала строить планы на завтрашний день. Я сразу отказалась от затеи явиться под любым предлогом в офис и поговорить с Вахрушевым, пусть даже на отвлеченную, не касающуюся его прежней семьи тему. Предупрежденная Ольгой, я поняла, что не стоит лезть напролом, а необходимо использовать другую тактику. Я решила, что для начала надо последить за Николаем Константиновичем, выяснить круг его интересов и знакомств.
Я задавала себе вопрос, почему на мебельной фабрике столь строгая пропускная система. Мне доводилось бывать на многих предприятиях Тарасова, где обычно пройти в офис и поговорить с руководством не составляло никакого труда. Почему же фирма «Нинель» так не любила посетителей? Я вполне бы поняла, если бы серьезная охрана была, например, на кондитерской или табачной фабрике, но ведь диваны и кресла – это вам не конфеты или сигареты, их в карман не положишь и просто так не вынесешь. «Значит, Вахрушев боится именно того, что к нему заявится какой-то нежданный и неприятный для него гость», – сделала вывод я.
Звонок на сотовый прервал мои размышления. Номер звонившего не определялся, поэтому я не спешила отвечать, предположив, что кто-то ждал меня около другой квартиры, а не дождавшись, стал разыскивать по сотовому.
– Алло, – ответила я, чуть понизив голос.
Звонивший мужчина чертыхнулся и отключился. Его голос мне был незнаком, хотя, может быть, я просто не успела его узнать. Я ждала, что звонок повторится, но этого не случилось. Возможно, я переиграла злоумышленника. Ну вот, я снова стала думать о нем, а не о деле Вахрушева. Будь у меня под рукой мои магические двенадцатигранные кости, я бы метнула их и прояснила ситуацию, но они остались в той квартире. Обычно я не расстаюсь с ними, но недавно, меняя сумку, выложила и в результате сейчас не могла воспользоваться мудрым советом высших сил и оставалась в полном неведении того, кто мне угрожает.
Но потом я вспомнила, как несколько часов назад двенадцатигранники предрекли, что расследование нового дела пойдет как по маслу, и успокоилась. Однако перед завтрашним тяжелым днем следует хорошо выспаться, и я улеглась в постель раньше обычного.
