Но шли годы, жизнь стремительно менялась. Старики- родители и его, и его жены все умерли, вскоре ушла за ними на покой, уставшая от суровой жизни, жена. Сыновья погодки выросли и по одному потянулись в города, цивилизация была очень притягательной. Когда уезжал самый младший, Хорхе ещё был крепок и, хоть и с грустью, но без страха отпускал последнего. Не так уж далеко они все отправлялись, да и нет-нет, да навестят старика. Тогда он ещё надеялся, что сыновья обзаведутся семьями, а значит и детьми. Это само собой разумелось в сознании крестьянина. И тогда, считал он, потянуться они опять к земле. Далек он был от представления современной, да ещё и городской жизни.
А жизнь шла и шла по своим законам и правилам, а он привык уважать все это. Вот и жил, как велела ему сама жизнь. Сыновья же жили быстрой и суетной жизнью, семьями то обзаводились, то вдруг меняли все. Он уже и не пытался разобраться в их сложной городской жизни. С детьми все тоже не спешили. А младший даже и ни разу ещё не женился. Так было в городе, а здесь в деревне старел их отец. Теперь он чаще присаживался во время работы, собирая в горсть остатки сил. Теперь у него появилась новая для него черта, он во время таких пауз задирал голову и устремлял чуть мутный и усталый взгляд вверх. Старик только теперь стал замечать, что все горы, что плотным кольцом сцепились вокруг его селения, устремлялись туда, ввысь, к небу. «Там, наверное, совсем иначе дышится. И небо, может быть, можно потрогать…»-думал старик.
Землю он трогает всю жизнь, с закрытыми глазами может все рассказать о любой горсти земли. А ведь каждая горсть имеет свои особенности. Но эта земля очень зависит от неба, и горы, видно, тоже зависят. Иначе от чего они так к нему тянутся. А дней отведённых ему остаётся все меньше, Хорхе это теперь хорошо ощущал.
Очередной урожайный сезон шёл к концу, впереди зимний относительный покой и у земли, а значит, и у него. Теперь он жил в ожидании сыновних визитов, так было у них заведено. Последним из всех навещал старика-отца младший, Даниэль. Всем сыновьям раздавались дары осеннего урожая. Если сыновья были в этот период с семьями, то забирали подарки охотнее. Младший по молодости вообще не любил уезжать с грузом.
Перед самыми непогодами наконец приехал Даниэль. Хорхе был рад, что сын успел до дождей и холодов. В голове у него давно уже созрел один план, и осуществить его, как представлялось отцу-старику, легче всего было с Даниэлем. Связь у него с младшим сыном была мягче. То ли отец с возрастом становился помягче, то ли последний отличался по характеру от остальных сыновей.
Первые два дня старик сына не трогал, дал ему насладиться деревенским покоем и сочной деревенской едой. Оба дня старик и сам собирался с духом, но время уже поджимало, он это теперь точно чувствовал. И вот на второй день, после ужина, почувствовав, что сын скоро начнёт собираться в обратный путь, старик решился
попросить сына сопроводить его наверх, на одну из самых высоких гор, что окружали эту местность.
Хорхе поведал сыну об открытии, которое сделал совсем недавно, но которое захватило его теперешние думы. Он рассказал ему, что вдруг совсем по-иному увидел небо и увидел, как эти величественные горы устремляются к нему. Поведал сыну о своей мечте, пока ещё не поздно, попасть туда, поближе к вершине. В слово поздно он, конечно, вкладывал свой смысл. Сын понял по-своему, мол, пока позволяет погода. Но и это понимание для старика было подходящим. Даниэль удивился, что такую простую просьбу отец так торжественно и таинственно преподнёс. Это было очень легко осуществить современному молодому человеку. Он знал, что по дороге на одну из самых высоких здешних гор располагается сразу несколько маленьких отелей, так что для Даниэля эта поездка не представлялась трудной. Они сговорились выехать на следующий день как можно раньше. И Хорхе с легким сердцем ушёл спать.
Раннее утро выдалось серым, ветреным, но без дождя. Старик радовался ветру, возлагая на него свои надежды на ясное небо там наверху. Даниэль вёл машину осторожно, понимая, что отец уже немолод, и впервые поднимается так высоко. По просьбе отца, Даниэль ехал к отелю, расположенному ближе к вершине. Добрались они довольно быстро, так же быстро разместились в очень уютном номере маленького опустевшего, как всегда в такое время года, отеля. Отдыхать долго старик не согласился, и после короткого перекуса в отельном ресторанчике они отправились на прогулку. Ветер оправдал надежды Хорхе, он и сам куда-то исчез и всю хмарь с неба с собой унёс.
Отель располагался на небольшом плато, немного нависающем над остальной частью горы. По краю была сделана крепкая невысокая изгородь, так что можно было, стоя вплотную, любоваться открывающейся перспективой. Хорхе, как заворожённый, стоял и смотрел на свою землю. Земля ему вдруг показалась такой маленькой со всеми ее пашнями, садами, рощами, деревнями, и, наверное, даже городами. Все это было мелочью по сравнению с необъятным простором, открывшимся старику отсюда. Дышалось здесь труднее, чем внизу. Хорхе подумал, что этому причиной было количество воздуха вокруг. Они с сыном стояли здесь вдвоём, и все вокруг, казалось, было для них. Старика от этих мыслей даже в жар бросило. Даниэль сначала радовался за отца, видя его повеселевшие и оживившиеся глаза. У старика даже походка здесь изменилась, он шагал легче, не так приземлённо. Но потом сына стал настораживать непривычный блеск глаз и редкие подергивания всего тела, как при ознобе. Даниэль поинтересовался самочувствием отца. Но в ответ он только услышал, что тот ничего знать не хочет о своём самочувствии, он теперь хочет скорее добраться туда, выше, где вообще нет помех. Он хотел увидеть свободное пространство со всех сторон. А тут одну сторону закрывал остаток горы, да ещё и с отелем. Даниэль понял, что перечить старику было бесполезно. Надо было идти, пока позволяло время и погода. Даниэль достал из машины на всякий случай плед дорожный, который всегда валялся у него в багажнике для того, чтобы было чем прикрыть старика от прохлады и ветра там на вершине. И вот они смело отправились в путь. Тропа была узкая, но безопасная и исхоженная туристами. По дороге растительность убывала, и постепенно лучше открывался обзор. Старик тяжело дышал, шагал тяжелее, но упорно шёл следом. Даниэль уже теперь и не знал, что ему следовало делать, то ли радоваться за отца, то ли беспокоиться. Эти два чувства в сыне плотно смешались.
Восхождение заняло около часа с двумя короткими передышками. И вот они на вершине. Солнце светило, но через тонкую пелену, будто там, наверху задернули полупрозрачную занавеску, чтобы легче было смотреть. Ветер был здесь сильнее, но, к счастью, пока тёплый. Даниэль бросил плед на каменистый выступ, предлагая отцу присесть. Хорхе и не подумал, он топтался на месте, поворачиваясь во все стороны, и радовался простору как ребёнок. Сын даже залюбовался отцом, незнакомым, величественным и одновременно по -детски трогательным казался он в этой позе. Старик долго так стоял, потом прикрыл глаза, громко сглотнул, может быть все, что не мог высказать, и поднял руки вверх, расставив их очень широко. Так он простоял ещё немного, чуть покачиваясь. Потом, вдруг сбросив с себя торжественность, тихо присел на постеленный сыном плед и сразу весь обмяк, сморщился и затих. Он сидел и, глядя куда-то в бесконечность, думал о чем-то своём. Даниэль не трогал отца, но беспокойство за него нарастало. Ожидание чего-то стояло рядом и напоминало о своём присутствии.