Марина Новицкая
Солонго. Том 3
– Да, звезды сказали правду,– задумчиво произнесла Айзере.
– Нужно приготовить и собрать еду в дорогу отцу .
– Я займусь этим, Солонго, все сделаю и для него и для его отряда.
– Если хочешь, позови Мохлико…
– Нет, Солонго мне не нужна ее помощь…
Айзере встала и, тихо двигаясь по юрте чтобы не потревожить ребенка, занялась приготовлением таких лепешек, какие умела делать только она, а я легла спать.
На рассвете я проснулась от запаха лепешек и чая. Айзере не спала всю ночь и сильно преуспела в приготовлении лепешек, целая гора возвышалась на скатерти. Она очень старалась. Завернув все и связав узлом в той же скатерти, она понесла достаточно тяжелую ношу в гостевую юрту. В проеме показался отец. Его подтянутая фигура и свежее лицо не имела следов сна, он был уже готов к выезду. Увидев хрупкую фигуру девушки, он поспешно вышел и взял из ее рук тяжелый узел, оставив ей только небольшой мешок с сушеным мясом и соленым сыром, они вошли в юрту и я вернулась к малышу, было время кормления.
После отъезда Куандыка и моего отца в горы, Маха, Айзере и дети вернулись в мою юрту и в ней стало многолюдно и шумно. Иногда мне хотелось побыть одной, посидеть в тишине и я уединялась в свою малую юрту с рукописями. Здесь я могла подумать обо всем, мне никто не мешал и эти драгоценные часы я очень ценила, все время мысленно благодаря Тархана за такое удобное изобретение. Ведь малая юрта было моим и только моим сакральным местом. Никто не мог зайти в нее без разрешения. Здесь я позволяла себе мечтать о Куандыке, о том, какой бы была наша с ним совместная жизнь, ведь теперь он мой муж, отец нашего ребенка, единственного его наследника и я так счастлива от этого. В ребенке я угадывала черты любимого, даже такой маленький мальчик уже проявлял свой характер, он был требовательным, довольно упрямым и очень крепким. Два моих первенца тоже имели сильный характер, мальчишки часто дрались и их всегда разнимала Хоргонзул на правах старшей, она не стеснялась награждать тумаками одного и второго. Но мальчишки любили ее, она смогла внушить им каким-то непостижимым образом, что она красавица и они гордились сестрой. Наблюдая как растут мои дети, я угадывала в них все больше черт Тархана и его семьи и стала понимать почему дети продолжают род отца. Именно поэтому. Да, конечно, их родила я, я их мать, но большую часть они все же унаследовали от отца. А Алп, будет ли он также сильно похож на Куандыка?
На исходе третьего дня в кочевье вернулись отец, Бакыт и двое всадников, остальные пятеро, прибывших с отцом, остались на горе и еще пять всадников, воинов нашего кочевья тоже остались нести дозор у установленного знамени. Отец был доволен, они что-то долго обсуждали с Бакытом, потом отец попросил принести лист рисовой бумаги и нарисовал карту, где отметил наши дозоры, пещеры и расположение рудников. Велел собрать всех мужчин чтобы набрать работников, которые будут добывать руду. Он не хотел откладывать добычу, ведь сезон короткий, отец не любил попусту тратить время и долго собираться, поэтому решено было уже этой весной начать разработки в указанных местах.
За день до отъезда мы с ним сидели и разговаривали в моей юрте, он просматривал записи, которые вела Маха. Отложив их, он задумался, рассеянно глядя на тханку Зеленой Тары, висевшей над алтарем.
– Знаешь, дочь, что я подумал…
Я вопросительно посмотрела на него:
– Что, отец?
А не забрать ли у тебя мальчишек?… А то без отца женщина не сможет их вырастить… они должны быть смелыми, не бояться боли и уметь постоять за себя и в будущем стать защитниками. А ты? Что ты можешь им дать? Носы вытирать, да кормить… Я вон видел, что Тумэн до сих пор грудь просит… А ты даешь… невозможно мужчине, отцу, видеть такое… А ведь задатки у мальчишек хорошие, правильные, вон, я видел, как мутузят друг друга… молодцы же!– с теплотой и удовлетворением сказал отец,– а ты толком и наказать не можешь! Им нужна строгость и дисциплина.
– Отец, да ты что?! – опешила я,– они еще слишком малы! Тумэну только три года! А Мэргэну и пяти еще нет!
– Дочь, даже некому их на коня посадить! Бакыту некогда, все заняты своими делами и семьями. А тебе лишь бы перечить отцу! Где твое почтение и послушание?!– начал сердиться он.
– Отец, прошу тебя, пусть подрастут! Да и вам там сейчас не до них! Кто будет ими заниматься? Ты? Или Маланья? У нее своих детей хватает!
– Почему Маланья? Ты права, у меня нет времени, но есть Тодтолгой. Он и Займется племянниками.
– Хорошо, отец,– изменила я тон, зная, что так ничего не добьешься и решила сделать так, как делали окружающие его женщины, применить хитрость,– я согласна. Твое слово- закон. Но давай вернемся к этому весной. Маланье сейчас тяжело, а Тодтолгой занят. Ты сказал, что ему нужно догнать сверстников, и я, заглядывая кротко ему в глаза, потерлась щекой о его руку.
– Да, тут ты права, дочь… Наверное и правда, дождемся весны. Не будем торопиться… и ты будешь спокойнее. А у нас мальчишкам будет лучше, там и семья Тархана присмотрит, все же это дети из их рода… Да! Пусть будет по-твоему.
– Спасибо, отец,– кинулась я горячо благодарить его.
Отец отмахнулся, но я видела, что моя покорность и сговорчивость приятна ему.
Закончив дела, он встал и потянулся:
– Солонго, накрывайте на стол, я голоден.
Я позвола Айзере, озадачила Хоргонзул, Маха привычно занималась детьми, последнее время она была задумчива будто что-то зрело в ее уме, Айзере, как всегда скромная и тихая, старалась остаться незаметной, но ее яркая красота и природная грация сияли, будто освещая юрту. Когда мы все расселись вокруг скатерти, она осталась стоять чтобы вовремя пополнить пиалы, или подать топленое масло к лепешкам. Отец, заметив это, посмотрел на нее и сказал:
– Айзере, почему не садишься с нами? Мои дочери и я не нуждаемся в прислуге. Мы и сами себе нальем и положим все, что хотим. И дочери мои должны быть просты и приветливы,– строго посмотрел при этом на Маху.
Айзере поклонилась и присела с краю. Отец взял блюдо, положил на него самые вкусные и большие куски и протянул Айзере. Девушка смутилась, легкий румянец залил ее щеки, отец налил чаю в пиалу и опять протянул ей. Это было непривычно и говорило о наивысшем уважении к ней, ведь обычно ухаживать и подкладывать еду за столом было дело женщин.
– Айзере, я помню, как ты была почтительна со старым Сию. Ты, как никто здесь, заслуживаешь внимания и уважения.
– Я просто делала, что могу, мне было не сложно это. А уважения заслуживают те, которые делают то, что для них очень трудно,– ответила отцу Айзере.
– А знаешь ли ты, почему одно и то же дело может быть для одних легким, а для других тяжелой ношей? Знаешь отчего это зависит?
– От чего?
– Все зависит от состояния ума. Если оно напряжено и ум создает такие мысли, что все очень трудно, то это и будет именно так, как думает человек, а если ум радостный и расслабленный, то все будет легко и просто.
Айзере подняла на отца блестящие черные глаза, он смотрел на нее, улыбаясь. Взгляд длился всего миг, но я заметила, как еще больше смутилась Айзере, а в глазах отца промелькнуло какое-то настойчивое выражение, которого я никогда не замечала у него. Обычно Айзере не была особенно робкой, мы привыкли к ней, она уже давно расслабилась и оказалась веселой и интересной, она была мечтательна и спокойна. Один раз я услышала, как она поет красивую песню на своем родном языке, песня была мелодична и красива. Я спросила о чем она, Айзере улыбнулась и сказала, что сама сочинила ее. Она обладала способностью складывать слова на особый ритмический лад. Я знала, что есть такие мудрецы, которые владеют тайной написания таких текстов, слушая их на базаре и не понимая о чем они, меня завораживал их ритм и мне казались они магическими заклинаниями. Этим секретом владела Айзере нигда специально не обучаясь. Сейчас девушка выглядела непривычно робко и мне захотелось как-то разрядить обстановку. Я сказала:
– Айзере, спой нам, отец никогда не слышал как ты поешь. Принеси свой инструмент.
Айзере заколебалась, но Маха вскочила и, захлопав в ладоши, подхватила:
– Да, конечно, Айзере, хочешь, я подпою тебе? Мы выучили одну красивую песню,– обратилась она к отцу,– Айзере научила меня петь! Я теперь тоже знаю ее песни! Есть даже такие, которые она сочинила сама. Но, отец, они на персидском языке.
– Я уже сгораю от нетерпения,– улыбнулся отец.
Айзере встала и сняла со стены свой ситар. Она присела на топчан, тронула струны, прислушиваясь к их звукам, прикрыла глаза, ресницы ее дрогнули и она запела своим удивительным высоким и сильным вибрирующим голосом. В определенный момент ей стала вторить Маха. Дуэт был прекрасен. Голос Махи был теплый, бархатный и глуховатый, он как бы служил обрамлением сильному и чистому голосу Айзере. Я много раз слышала ее пение и каждый раз она затрагивала самые потаенные струны моей души, иногда слезы непроизвольно лились из глаз. Отец, сначала слушавший девушек, в какой-то момент закрыл глаза, откинулся на подушки и погрузился в только ему ведомые переживания. А Айзере все вела нас в какие-то неизведанные дали, вместе с ее голосом мы то взмывали ввысь, словно птицы, то опускались в туманную прохладную лощину у горной реки, все это было таким явным, таким прекрасным, что когда песня закончилась, мы все еще какое-то время так и сидели молча, даже дети затихли, слушая девушек.
– Ну что же, девушки,– немного погодя сказал отец,– я благодарен вам за прекрасный вечер, за вкусную еду и несравненную песню. Благодарю тебя, Айзере,– обратившись уже только к ней, сказал он.
Айзере низко поклонилась, потупив взгляд.
– Уже поздно, завтра последний день я буду гостить у вас. У меня еще много дел,– поднимаясь сказал он.
Мы все поднялись и склонились в поклоне.
Наутро Айзере решила пойти на реку мыть свои белоснежные рубашки. Она уже долго жила у нас, но привычкам своим не изменяла, на ее родине белоснежная рубашка означала внутреннюю чистоту. Айзере следовала своему Учению, рассуждая иногда вслух о схожести Учения Бадмажуная и Заратустры. Слушая ее, многое мне становилось понятным, она могла просто и красиво излагать свои мысли. Я взяла Алпа, остальные дети с утра ушли с Махой, Хоргонзул и другими детьми на небольшой водопад, находившийся неподалеку, оттуда доносились визги и крики. Стояли знойные дни, весна была на исходе и земля уже раскалилась. Мы прошли к небольшому песчаному пляжу, обрамленному зарослями камышей, там были и смастеренные мостки чтобы удобнее было набирать воду. Я села на песок, держа на руках малыша, Айзере прошла и устроилась на мостках, развязав узел, в котором она принесла свои рубашки. С собой у нее был шершавый камень, соль и какая-то трава, измельченная в порошок вместе с пылью от синих камней. Разговаривая о всяких каждодневных пустяках, она намочила рубашки и стала натирать их порошком, положила их полежать на солнце. Беря их по очереди и натирая камнем ворот и рукава, она была очень увлечена. Легкий ветерок шевелил волосы на головке ребенка, я приложила его к груди, мне было очень хорошо и спокойно, сквозь ресницы я наблюдала за старательной Айзере, солнце, попадая на них, превращалось в длинные нити света разных цветов, ощущение от кормления усиливало состояние покоя. Немного поодаль показалась фигура отца, рядом с ним был Бакыт, за ним Елбарс, красивый и возмужавший юноша, и еще кузнец, они что-то увлеченно обсуждали, отец рисовал какой-то палочкой на песке, показывая кузнецу. Вдруг я услышала всплеск воды и вскрик Айзере, она, полоская рубашку, не удержалась и упала в воду. Я знала, что девушка боится воды и не умеет плавать. В этом месте вода была глубока, в этом году река еще не обмелела, течение подхватило ее, она беспомощно взмахнула руками и ее вдруг накрыло с головой, дыхание мое остановилось. В это время вдруг отец поднял голову и первый понял, что произошло. В два прыжка оказался в воде и быстро и ловко настиг Айзере схватив за косы и приподняв ее голову над водой, сопротивляясь течению, поплыл к берегу. Скоро он уже выносил девушку из воды. Положив ее на песок, перевернул на живот и положив на свое колено так, чтобы голова свисала, несколько раз хлопнул по спине, изо рта и носа вытекла струйка воды, она закашлялась, отец перевернул ее на спину, поддерживая голову, Айзере открыла глаза. Она была бледна и сильно испугана, намокшая одежда облепила ее тело, от воды жилет распахнулся, нижняя белоснежная рубашка намокла и стала прозрачной, сквозь тонкую ткань просвечивала округлая грудь с сжавшимися от холодной воды выпуклыми сосками. Отец окинул взглядом девушку и бережно прикрыл ее грудь.
Ну все, все, красавица, опасность миновала. Давай я донесу тебя до юрты,– не дожидаясь ответа, легко поднял ее и понес. Я была настолько ошарашена происходящим, что не сразу поняла, как все это произошло. Отец на ходу бросил остальным:
– Оставайтесь здесь, не стоит привлекать внимание, все хорошо, я сейчас вернусь.
Какое-то время я оставалась на берегу, приходя в себя, потом взяла ребенка и пошла домой. Уже почти подойдя к юрте, я вдруг вспомнила, что на берегу остались все рубашки Айзере. А что, если их смоет водой? Как же она останется без своих белоснежных рубашек? И я решила вернуться, ведь сейчас Айзере в безопасности, а доставить еще одно огорчение подруге я не хотела. Я вернулась и стала собирать мокрые рубашки и раскладывать их на берегу, потом мы придем вместе и она помоет их.
Из юрты не доносилось ни звука. Я приоткрыла полог и увидела, что боком ко мне стоял отец, к нему прильнула Айзере, глаза их были закрыты, он пальцем провел по ее щеке, тронул приоткрытые пылающие губы, вдруг подхватил ее на руки и понес в мою малую юрту! Как?! Что он делает?! Вопросы вихрем пронеслись в моем уме, я хотела ворваться, потом меня захлестнуло негодование, что он пошел в мою юрту! Никто не смел входить туда без моего разрешения! Потом вдруг волной прокатилась и сжала горло ревность. К кому?! То ли я ревновала к отцу Айзере, то ли отца… Но ведь когда я видела его с Маланьей, я была потрясена, но рада… А сейчас?! Мой ум отказывался видеть отца в этой роли, мне казалось, что он делает что-то постыдное, совершает почти преступление на моих глазах! Да еще и в моей юрте! Так он оказывается бывает и таким! У него же есть Маланья! Какой ужас! Я вошла в юрту и приземлилась на топчан, положила рядом сына и закрыла лицо руками не в силах совладать с собой. Так я сидела очень долго, мне казалось, что прошла целая вечность, когда из моей юрты вошел отец, он, не глянув на меня, молча прошел мимо. Айзере не показывалась. Пойти ли мне туда и отхлестать по щекам?! Или ждать здесь? А что она мне скажет? Или может промолчит? Вскоре шумной толпой вернулись дети, они прослышали о том, что случилось с Айзере и хотели знать все подробности. Я сидела, тупо уставившись в одну точку и молчала, потом они разозлили меня и я, прикрикнув на них, отвернулась к стене и накрывшись шалью забылась тяжелым сном.
К вечеру небо затянуло тучами. Я проспала до самого заката и меня разбудили раскаты грома и плач Алпа. Все дети, вероятно устав от плесканий в водопаде, уже спали. Вокруг было темно, я поднялась и с помощью специальной палки с железным крюком задернула верхний проем закрепив его веревками. Зажгла светильник. У алтаря сидела Айзере. Глаза ее таинственно поблескивали в свете мерцающего огня. Она подняла на меня полные страсти глаза:
– Ты все знаешь, правда, Солонго?– шепотом сказала она.
Я подошла к ней и села рядом:
– Да, знаю…
Я не понимаю, как все это произошло, но меня так тянуло к нему, я не смогла сопротивляться. Понимаешь? Это какая-то непреодолимая сила. Как только он спас меня и нес на руках, я прижалась к нему и поняла, что меня больше нет… Я растворилась в нем… без остатка. Его ум- это мой ум, его душа- это моя душа. Он моя жизнь… Он сегодня мне это показал.
– Но ты же знаешь, что он не может взять тебя женой. Вернее, может, но Маланья никогда не позволит… да и для тебя жить с ней в одной юрте нельзя…
– А знаешь, для меня это все неважно… мне все равно. Для меня ничего, кроме него, не важно…
– Как же ты собираешься жить, Айзере? У нас не принято иметь наложниц. Не дозволено. Только к вдовам можно входить, а ты ведь девушка. Отец нарушил устои предков, а что может быть важнее? Если он нарушил, то и другим можно.
Айзере вздохнула.
– Да, нарушил. Он это понимает. И я это знаю.
– Я должна наказать тебя. Если ты девушка и имела близость, то я должна или отдать тебя какому-нибудь вдовцу, или второй женой какому-то нашему соплеменнику, ты же знаешь, что эти вопросы решаю я… или… выгнать тебя из племени… Но я не хочу… что ты наделала, Айзере?!
Айзере молчала. Потом подняла на меня взгляд и сказала:
– Солонго, на то твоя воля. Я приму любое наказание. Но ничьей женой я не буду.
– Я подумаю до завтра, Айзере.
Крупные капли барабанили по юрте, ветер рвал полог, завязанный веревкой. Я испытывала разные чувства. Мне казалось, что отец и Айзере предали устои предков, что они попрали все наши законы, что отец поддался минутной слабости, я осуждала его, то вдруг колючая ненависть к Айзере терзала мое сердце, под утро я наконец заснула.
Утром в юрту пришел отец. Вскоре он должен был уехать, но перед этим хотел поговорить со мной. Я сухо встретила его, холодно взглянув и жестом пригласила в малую юрту. Со вчерашнего дня я не заходила туда, пространство казалось мне нарушенным и оскверненным. Войдя, я потянула носом, там пахло ароматным маслом Айзере и чем-то волнующим. Пространство перестало быть только моим. Отец присел на топчан, я постояла некоторое время и взяв подушку, села напротив.
– Дочь, вчера случилось то, о чем ты уже знаешь,– твердо и уверенно начал отец,– я познал Айзере. Не скрою, эта девушка влекла меня уже давно, я гнал от себя эти мысли и сдерживал желание, но вчера этому суждено было случиться. Я не прошу тебя понять меня, это сделать непросто, но ты должна знать, что все, что произошло между нами- это не сиюминутная, захватившая нас страсть из-за которой я потерял голову. Это то чувство, которое живет из жизни в жизнь, встреча, которой невозможно избежать. Я знал о ней, но все обстоятельства моей жизни таковы, что я не хотел усложнять их, надеялся, что бешено мчавшаяся на меня колесница кармических событий промчится мимо, но нет… так не бывает.
– Отец, как ты смог? Ведь Айзере девушка, какой будет теперь ее жизнь? А Маланья?
– Все сложится наилучшим образом, дочь. Я никогда не оставлю Айзере.
– Ты хочешь взять ее второй женой?
– Да, хочу, хотя статус жены- это не самое главное в этом случае.
– Позволит ли Маланья? Ты хочешь увезти ее с собой? Сможет ли она жить с ней в одной юрте и делить один топчан?
– Конечно не позволит. Да я и не хочу. Зачем подвергать этим страданиям их обеих?
– Тогда зачем брать Айзере женой?
– Потому что у нас нельзя иметь наложниц. Она станет моей женой при первой возможности. Подготовь свадебное покрывало, я скоро приеду и ты набросишь его на нас. Это важно и для Айзере, так она будет спокойнее и под моей защитой. Она моя женщина, Солонго. Никто не посмеет причинить ей вред. А кто попробует, будет иметь дело со мной.
– Скажешь ли ты об этом Маланье?
– Конечно, я скрывать не стану. Об этом ей все равно станет известно. Но хочу дать ей родить, хотя и понимаю, что при том, что здесь находится Маха и они с Айзере дружат, это вряд ли станет возможным. Посмотрим по обстоятельствам. Я сейчас уеду, береги ее, я поручаю ее тебе.
– Отец! Но ты нарушил устои!– не выдержала я,– что скажут люди?! Ты сам всегда говорил, что наши законы, устои предков- это то, на чем все и держится, а сейчас сам попрал!
– Дочь, да, это так. Но не все можно измерить в жизни только одними устоями. Есть разные обстоятельства, иногда они сильно отличаются от нашего представления, от наших идей, желаний и планов. Так бывает… И надо действовать исходя из этого. Вот, смотри, например, я хотел тебя выдать за Очира и казалось бы все складывалось, как нельзя более удачно. Я знал, что парень нравился тебе, но он не проявился, когда ты была девушкой. Жизнь и ее события возникают и развиваются по спирали. Сейчас вы опять могли бы быть вместе, но вмешался Куандык, все планы разрушились. Но ты счастлива. А это главное, даже если все люди мира тебя захотели бы остеречь от этого и рассказали бы о нем что-то плохое. Даже если бы это была правда, свой выбор ты уже сделала и я уважаю его. Я просто хотел чтобы жизнь и твоя, и твоего сына была под защитой Рода, поэтому немедленно набросил на вас свадебное покрывало. Вспомни, я и Маланью сделал женой потому что так она имеет все права и статус моей жены.
– Но я помню, что ты обещал ей не брать вторую жену. Что будет, если она об этом узнает.
– А что может быть? Ничего нового… Она устроит мне скандал и будет требовать, угрожать и плакать, потом скажется больной, потом будет проситься на родину и скажет, что уедет и заберет детей… Да, я обещал, это правда. Но повторю еще раз, не все можно запланировать и предусмотреть. Сейчас же наилучшим решением будет взять Айзере женой. И я это сделаю. Моя с ней любовь должна быть защищена Законом Великой Степи.
– Ты хочешь оставить Айзере здесь? Ведь страшно подумать, как она будет жить в твоем кочевье!
– Да, она останется здесь. Сейчас пока в твоей юрте, а потом, после того, как ритуал будет совершен, я раскину другую. Приезжать я теперь буду чаще. У меня много дел с добычей руды и присоединению земли. Новую землю нужно будет всегда контролировать и пустить весть по Степи о том, что эта территория теперь относится к твоему Племени. А теперь я хочу проститься с Айзере. А ты подумай о том, что я сказал тебе,– отец первый поднялся и направился к выходу. Попрощавшись с Махой и по очереди взяв на руки внуков, последним прижал к сердцу маленького Алпа и вышел, за ним выскользнула Айзере. Я выглянула из юрты. Отец направился к берегу, за ним шла Айзере, он остановился и что-то сказал ей, обернувшись. Она догнала его и он подал ей руку, когда они спускались на берег.
Не успела я вернуться в юрту и заняться своими делами, как полог отворился и запыхавшись вбежала Мохлико. Я удивленно подняла брови, что ей нужно?
Она торопливо поклонилась и взволнованно сказала:
– Солонго, приветствую тебя! Я всю ночь готовила еду для Оюун Хагана. Пусть возьмет горячие лепешки в дорогу! Я везде искала его, в гостевой юрте его нет, его спутники сказали, что он пошел к тебе! Пусть примет от меня,– говорила она, глотая слова и одновременно оглядывая юрту. Не увидев отца, а только меня и Маху с детьми, она вопросительно посмотрела на меня. Где мне найти его?
– Привет тебе, Мохлико! Пусть утро твое будет добрым!– начала я, стараясь собраться с мыслями чтобы ответить ей, мне не хотелось, чтобы она нашла отца на берегу в обществе Айзере,– ты можешь оставить все здесь, я передам,– немного высокомерно и холодно сказала я.
– Нет, я сама отнесу ему,– вдруг заартачилась Мохлико.
– Мохлико, Оюун Хаган занят и не велел его беспокоить!
Ничего не подозревающая Маха удивленно подняла брови и посмотрела на меня. Краем глаза я видела это, но сделала вид, что не заметила. Я встала и подошла к Мохлико, протянув руку за узелком. Она спрятала его за спину.
– В чем дело?! Мохлико, ты можешь оставить все здесь,– повторила я, начиная злиться.
– Ну… я… я хочу сама отдать ему…– дрожащим голосом расстроенно сказала она,– я подожду…
– Тебе придется долго ждать. Я не знаю, когда он будет свободен.
В разговор неожиданно вмешалась Маха:
– Солонго, я могу пойти с Мохлико и поискать отца. А заодно прощусь с ним еще раз.
– Маха,– повелительно сказала я,– это ни к чему, оставайся с детьми. Когда отец освободится, он появится на площади, там будет его оседланный конь.
Маха обиженно закусила губу и, резко повернувшись, села на топчан. Мохлико вышла, унеся узел с едой. Наступила тишина. Вдруг Хоргонзул сказала:
– Ниса мне сказала, что ее мама часто плачет и повторяет имя деда. Стонет во сне и зовет: “ Оюун Хаган, Оюун Хаган!” Ниса сказала, что мать хочет просить взять ее с собой.
– С собой? Куда?– не поняла я
– Уехать с ним, в кочевье.
– Зачем? Разве им плохо здесь?
– В кочевье дедушки лучше. Мне там тоже больше нравится.
– Почему это?
– Там есть мои дедушка с бабушкой и новые братья и сестры, которых родила Маланья. Они такие хорошенькие!
– Они не братья и сестры тебе, они твои дяди и тети. Братья у тебя Мэргэн, Тумэн и Алп.
– Там есть Тодтолгой еще,– всплеснув руками и смешно закатив глаза, сказала дочь, бабушка мне сказала, что я стану его женой.
– Чтооо?!– так и подскочила я,– что за глупости!
– А бабушка сказала, что лучшего мужа и не придумать мне. Что я как раз подрасту и сразу стану его невестой.
Маха, услышав это, заливисто рассмеялась:
– Мала ты еще, Хоргонзул о женихах думать, встретишь парня, влюбишься, еще столько лет пройдет! Мне вон, уже шестнадцать, а отец все медлит, мужа не ищет. Хорошо, что мама подыскивает, а то и до старости досидеть можно!
– И кого же имеет на примете твоя мать?– спросила я. Все эти дела, которые за спиной отца делала Маланья, знала Маха. Хоть Маланья и не умела писать, но умудрялась с купцами, или гонцами передавать вести дочери.
– А отец-то знает, что твоя мать ищет для тебя мужа?
– Да ему и дела нет. Вон, сейчас приезжал, парой слов со мной только и перебросился. Все только и хочет чтобы я училась. А я хочу замуж! Некоторые девочки уже и в пятнадцать женами становятся. Если осенью женой не стать, то еще год ждать придется.
– Да почему тебе не терпится, Маха?!– воскликнула я.
– Потому что тогда мной командовать никто не будет.
– Муж, муж будет командовать. А не будешь слушаться, может даже и наказывать,– сказала я.
– Мне мама хорошего мужа подберет. Он будет сам меня слушать, а не командовать. Мама сказала, что замуж надо вовремя выходить и не прозевать момент, а то красота пройдет и потом будет сложнее.
– Вот. Бабушка сказала, что я красавица, значит мне тоже уже скоро замуж пора, да, Маха?
– Тебе рано еще. Ты еще и не девушка.
Хоргонзул побежала и вернулась, наспех надев тяжелую налобную повязку, подарок бабки. Повязка была громоздкой, такие носили девушки перед свадьбой. Она была расшита сверкающими бусинами, свисающими на самые глаза.
– А так? Бабушка подарила и сказала, что повязка для взрослых.
– Отдай сейчас же повязку!– рассердилась на дочь я. Лучше вон, читать и писать учись! И лепешки готовить!
– А бабушка сказала, что нельзя девушкам ум засорять грамотой. Нужно думать о женихах и свою красоту увеличивать,– приглаживая и без того жидкие волосы,– сказала дочь.
– Да что вы все, потеряли свой ум?! А ну быстро наводите порядок в юрте! Чтобы когда я вернулась, весь войлок был вытрясен, чтобы ни пылинки и чтобы тесто было! Ясно?!– подхватив Алпа, буквально выбежала я из юрты.
Отец уже был на площади и разговаривал с Бакытом, отдавая последние распоряжения. Одна нога уже была в стремени, он был готов вскочить на коня и умчаться. Недалеко показалась фигура Мохлико. Женщина была взволнована, она подбежала к отцу и суетливо стала пытаться вручить ему узел с едой.
– О, Великий Оюун Хаган! Я Мохлико, ты помнишь меня?
– Мохлико?– растеряно переспросил отец,– что ты хотела, женщина? Я тороплюсь.
– Прими от меня лепешки, я их испекла для тебя…
Отец уже вскочил на коня, она схватилась за уздцы, отец наклонился и взял из ее рук узел, обернулся и передал одному из всадников и не оборачиваясь поскакал во главе отряда.
Мохлико стояла и смотрела ему вслед, руки ее бессильно повисли, ее постоянно печальный вид раздражал меня. Конечно, я понимала, что в ее жизни случилось большое горе, что она познала и одиночество, была и в рабстве, но сейчас уже давно все это осталось в прошлом. Пора было начинать новую жизнь, но она, казалось, не хотела, упиваясь своим горем и погружаясь все больше на дно воспоминаний и ужасов прошлого. В юрту идти не хотелось и я решила пройтись по кочевью, посмотреть все ли в порядке. Проходя мимо спуска к реке, увидела одинокую фигуру Айзере, она что-то тихо напевая, занималась оставленными накануне рубашками, решив все же помыть их, но уже не заходя на мостки. Я подошла и села туда, где еще вчера кормила сына и наблюдала за ней сквозь ресницы. Девушка услышала мои шаги. После разговора с отцом мой гнев рассеялся, как утренний туман, мое отношение к ней стало прежним, к нему лишь примешивалось какое-то сложное чувство, которое мне трудно было осознать, я не могла представить ее женщиной моего отца… его женой, теперь она была не просто Айзере, но и любимая Оюун Хагана.
– Отец уехал…– сказала ей я.
– Да… уехал…
– Ты знаешь, что он возьмет тебя женой?– спросила я,– он сказал мне сегодня, что так он решил…Ты будешь его второй женой…
– Да, он сказал мне об этом сегодня,– покраснев сказала Айзере.
– Обычно так не бывает… У нас в Великой Степи не бывает. Согласие должна дать его первая жена… Маланья.
– Я знаю.
– Но отец сказал, что он так решил. И так будет. Поэтому мне нужно подготовить для вас свадебное покрывало. Он скоро приедет. Думаю, что еще до ухода на летнее кочевье он будет здесь. Теперь он будет бывать здесь часто.
Айзере молчала, натирая порошком рубашку, на которой я увидела небольшое пятно крови, заметив мой взгляд, она смутилась и старательно встряхнула намокшую ткань.
– Айзере, я переживаю. За отца и за тебя. Я знаю Маланью. Разразится гроза!
– Я не просила Оюуна быть моим мужем, Солонго, мне все равно жена я для него, или нет.
Я засмеялась:
– Айзере, у нас ты или девушка, или жена, или вдова. Больше никак не бывает. Иначе будет наказание и я должна тебя выгнать из племени. Отец предотвратил это. Сразу сказал, что возьмет тебя женой. Тогда никто ничего сделать не сможет. Даже Маланья. Кроме Маланьи я старшая женщина в семье, я набрасывала на них покрывало… И сейчас я даю свое согласие…– твердо сказала я,– я хочу чтобы и мой отец, и ты, были счастливы. Я говорила утром с отцом и поняла, что для него очень важно это. Он ради вашей любви попрал Устои и идет против Маланьи. Но я его дочь, он главный для меня. А значит и его жизнь для меня очень важна.
– Благодарю тебя, Солонго!– склонив голову сказала девушка. Ты была великодушна со мной и тогда, когда Тархан привез меня сюда, и сейчас.
– Отец хочет чтобы ты была под защитой наших законов. Я поддерживаю его как Глава Племени и как дочь. Только я хочу попросить тебя пока что не говорить Махе. Все же Маланья ее мать… Пока что я займусь вашим покрывалом, пока Алп совсем мал, на него уходит мало времени, я смогу за короткий срок сделать его.
