Марина Новицкая
Солонго. Том 2
Вскоре вернулись Жайнагул и Гулкыз, довольные и нагруженные мешками с одеждой и украшениями. Гулкыз оживленно что-то говорила дочери, Жайнагул кивала, соглашаясь с ней. Желтоватое лицо ее порозовело и глаза возбужденно блестели. Войдя в юрту, чтобы отдать мне оставшиеся деньги, они шепотом переговаривались, увидев, что Тумэн заснул. Я была рада за женщин, настроение их явно улучшилось. Я встала, положив ребенка на топчан и накрыв его шалью, взяла монеты и вышла на воздух, решив пойти на базар и купить все необходимое. Я хотела отвлечься от грустных мыслей. Я медленно шла вдоль рядов, вдыхая неповторимый запах специй, сушеных фруктов и тканей. Базар гудел, как растревоженный улей диких пчел. Постаравшись сосредоточиться на тканях и халатах, я стала мерить все подряд, выбирая себе новые наряды, дополняя их шалями, поясами и украшениями, но мысли мои все же вились вокруг слов Тархана, что он продаст оружие. Что это будет не Гая, я была уверена, узнав, что я все знаю и что я дочь Оуюн Хагана, умный купец никогда не пойдет против. Скорее всего он попытается наладить отношения с отцом и купить оружие, заручившись его поддержкой.Но были и другие, я помнила, как заговорили все вместе. А Базарган? Что он хотел предложить Тархану? Как же мне это узнать? Он конечно не хазар, но персы тоже очень хитры. Перс! Он же перс, как и Хасан! Вот у кого я спрошу! Может быть он что-то знает, или сможет помочь мне! Я развернулась и пошла к шатру Хасана.
–Эй, женщина! Мешок оставила! Или халаты не нужны тебе?!– закричал мне купец.
– Я взяла мешок и, пробираясь сквозь толпу, направилась к Хасану. У шатра ждали люди. Я потопталась и села на один из нескольких больших камней, принесенных специально чтобы можно было присесть в ожидании приема. Люди терпеливо стояли, ожидая своей очереди. На камне рядом со мной сидела беременная молодая женщина, жена одного из мастеров, кожевенников. Солнце начинало припекать, оно приближалось к зениту. Женщина периодически ерзала и тяжело вздыхала. Лицо ее покрылось испариной и я спросила:
– Мэдэгма, как ты?
– Ох, что-то тяжело мне…
У нее был уже большой круглый живот и я обратилась к людям чтобы пропустили ее. Никто не возражал и она, как только вышла женщина, смахнувшая слезу, вошла к Хасану. Почти сразу полог откинул Хасан и, увидев меня, быстро сказал:
– Срочно нужна повитуха, начинаются роды.
– Но Баэрты нет, а остальные только ее помощницы…
– Тогда заходи, будешь помогать мне… Времени терять нельзя. Боюсь, что ребенок запутался в пуповине. Приходите все завтра, сегодня я занят,– обратился он к людям,– Солонго мне нужна вода, много воды, пусть принесут. Ее трогать уже нельзя, она вот-вот родит. Я побежала по базару и натолкнулась на Тархана, он вел за руку Хоргонзул, она была наряжена в новый халат, на шее было массивное взрослое ожерелье и в ушах были длинные, нелепо смотрящиеся на ней серьги. Она важно вышагивала с гордостью поглядывая на отца.
– Тархан, пусть кто-нибудь принесет воду в шатер Хасана, у Мэдэгмы начались роды, медлить нельзя. Шатер возле больших камней за лавкой башмачника. Тархан отреагировал мгновенно, схватив за рукав первого встречного мужчину и приказав принести воду, я тут же пошла и взяла много полотняной чистой ткани в лавке одного из купцов и вернулась к Хасану. Прямо на ковре лежала женщина. Готовя разные снадобья, Хасан наказал ей дышать, вдыхая и шумно выдыхая воздух. Принесли воду, Хасан попросил полить ему на руки и поднять длинные рукава халата. Также он наказал отрезать ткани и обвязать его, закрепив ее на шее и поясе, вторую часть нужно было подсунуть под Мэдэгму, которая обезумела от боли и металась по ковру. Периодически затихая, смотрела в одну точку. В шатре Хасана становилось душно, я набрала в ладонь воды и попив, остаток плеснула себе в лицо. Время пролетело незаметно, Хасан спокойно давал распоряжения и я, забыв обо всем, помогала ему. Наконец родился ребенок, Хасан держал его за ноги и шлепнул, ребенок закричал.
– Девочка! У тебя родилась дочь,– сказал он измотанной родами женщине,– хорошая такая, красавица,– продолжал он, показывая матери синеватого сморщенного младенца. Она устало улыбалась, протягивая к младенцу руки. Хасан обтер его тканью и дал матери.
– Сейчас надо сходить и привести мужа. Она пока что не сможет встать. До завтра она останется здесь.
– А ты? Где будешь спать ты?
– Я пойду на берег к купцам. С персами буду спать. Возьму у них ковер и покрывало, сейчас ночи уже теплые.
– Мне нужно кое о чем попросить тебя, Хасан… Я в общем-то за этим и шла…
– Что-то случилось?
– Ты помнишь, когда вы приехали и были в гостевой юрте, Базарган начал что-то говорить, но Тархан прервал его. Ты не знаешь, чего он хотел от мужа?
– Я могу догадаться. Но это не точно…
– Говори, Хасан.
– Я слышал на одной из стоянок как он разговаривал с одним, примкнувшим к нам персом. Он не был купцом и сказался путешественником. Мол ищет древние рукописи в разных местах… мы спали под небом и я еще не успел уснуть, слышал, как этот путник уговаривал Базаргана сделать так, чтобы через ваше кочевье проходили караваны с рабами. И обещал за это много денег. Базарган славен своей жадностью. Он согласился. Но я знаю, что Оуюн Хаган не позволит, а значит, что Тархан не посмеет ослушаться.
– Ошибаешься, Хасан! – сказала я, показывая ему след от косы на шее, – видишь? Он рассвирепел сегодня и чуть не задушил меня. Сказал, что будет делать так, как считает нужным… Боюсь, что он ослушается отца. Он обещал убить меня, как только подрастут дети.
– Ну это уж вряд ли, – улыбнулся Хасан.
– Да, я так и сказала, что ему придет конец, если посмеет. Я не боюсь его. Но то, что он может продать оружие без спроса, или позволить караванам с рабами проходить через наши земли, я опасаюсь. Я хочу написать отцу, но если Тархан увидит, что я снаряжаю гонца, заберет письмо.
– Не переживай, Солонго, ты можешь передать письмо через меня. Это будет немного дольше, но за то уж точно дойдет до Оуюн Хагана.
– Благодарю тебя, Хасан!
Я не медля пошла писать отцу, зная, что Тархана сейчас нет в юрте и никто мне помешать не может. В который раз я порадовалась, что Тархан не умеет ни писать, ни читать. А также мне хотелось написать и отправить письмо Алтенцецег, ведь уже было понятно, что отвечать Батнасану муж не собирался. Это тоже было плохим знаком, ведь игнорирование писем с предупреждениями не сулило ничего хорошего. Но я знала о недальновидности мужа и собиралась упомянуть об этом в письме сестре.
У юрты в новом халате и украшениях играла с братьями Хоргонзул, она прыгала через палку, поднимая облако пыли, лицо мальчишек и ее было в пыли. Жайнагул и Гулкыз рядом не было. Это удивило меня, обычно женщины не оставляли детей одних. Я окликнула их, наказав умыться и идти в юрту.
– Хоргонзул, где Жайнагул и Гулкыз,– спросила я дочку.
– Мы с отцом вернулись с базара и он ушел с Жайнагул куда-то, а Гулкыз пошла за водой.
Я села на топчан и дала грудь Тумэну, Мэргэн и Хоргонзул крутились рядом.
– Мама,– обратилась ко мне дочь,– отец сказал, что я очень красивая, да?
– Да, Хоргонзул, конечно красивая. И халат тебе он красивый купил, и серьги с ожерельем.
– Он сказал, что я красивая, потому что похожа на бабушку и что мы к ней когда-нибудь поедем.
Я посмотрела в маленькие глаза дочери и сказала:
– Да, дочка, ты очень на нее похожа.
Я подумала, что дочь является вечным напоминанием о свекрови, о том несчастливом периоде, когда я была вынуждена общаться с ней, а теперь моя дочь, моя родная девочка так похожа на нее. Это так подшутила надо мной жизнь… А ведь я очень хотела дочку и представляла себе ее совсем иначе.
В юрту вошла Гулкыз с ведрами, полными воды.
– Гулкыз, присмотри за детьми, мне нужно написать письма,– сказала я женщине,– а где Жайнагул?
Она опустила глаза и не сразу нашлась, что ответить. Пожевав губами, она сказала что-то неопределенное, я не стала выяснять и пошла в свою маленькую юрту писать письма отцу и Алтенцецег. Я рассказала сестре все новости, порадовалась за рождение ее первенца и за то, что узнала от Хасана о рождении ребенка у Мягмара и Саргэлэн. Когда я писала письмо, в памяти всплывали те счастливые моменты, когда мы жили все вместе в одной юрте, какая дружная была у нас семья, вспомнилось и то, что с Мягмаром мы были очень близки, мы лучше всех понимали друг друга. Я вздохнула… Прошлого ведь не вернешь… Неужели мы никогда не соберемся вместе? Неужели я никогда не узнаю своих племянников?… на миг мне стало грустно, но я отбросила эти мысли и быстро закончив письмо, начала писать отцу. Оно давалось мне с большим трудом. Мне было сложно описать все так, чтобы гнев отца не обрушился на Тархана немедленно. Я утаила от него, то, что Тархан душил меня и обещал убить, я просто изложила все, как есть, упустив те детали, которые касались наших с ним отношений. Но все же чувство вины перед мужем и ощущение, что где-то я предаю его, не отпускало меня. Я отложила письмо и задумалась. Вспомнила слова Хасана, что мне нужно выбрать, да, в жизни каждый момент нам приходится выбирать, порой, казалось бы незначительный эпизод может сыграть большую роль. Хасан сказал, что у меня не должно быть сомнений в своей правоте. Это так… но все же… Я тряхнула головой и решительно закончила письмо. Свернув письма и завязав их красным шнурком, я запечатала их и поставила свой знак, печать, которая уже какое-то время была у меня. Мне прислал ее отец, я всегда носила ее при себе. Она была отлита в виде монеты с небольшим хвостиком, расплющенным, чтобы удобно было держать пальцами. На ней было написано мое имя на фоне птицы, раскинувшей крылья, в монете была небольшая дырочка и я продела в нее шнурок. Так я могла повесить эту печать на шею. Теперь нужно найти гонца для письма к Алтенцецег, а письмо для отца я отдам на следующий день Хасану. Я пошла искать гонцов, которые были в стане воинов на окраине кочевья. День клонился к закату и дивные степные запахи разных трав наполнили воздух. Я шла, вся в своих мыслях и не сразу заметила Тархана, прогуливающегося с кем-то вдоль реки. Против заходящего солнца я не поняла кто идет с ним рядом. Только подойдя ближе я разглядела Жайнагул. Я удивилась, что бы ей делать у реки с Тарханом. Они были спиной ко мне и я не стала подходить, но увиденное неприятно укололо меня. Я быстро пошла и, разыскав гонца, наказала ему на рассвете отправиться и доставить письмо моей сестре, а сама сразу вернулась в юрту и легла спать с детьми, обняв их. Тархан пришел поздно, мне не спалось, я сделала вид, что сплю и он, тихо нырнул под наше свадебное покрывало, что мне было очень неприятно. Что он делал с Жайнагул? Тут мне пришла мысль, что он, поругавшись со мной, захотел разозлить меня, как уже было с Жайнагул, когда он оказывал ей знаки внимания. Но мне казалось это глупым и я решила утром поговорить с ним и добиться чтобы он не давал никаких надежд бедной женщине.
Утром я проснулась еще до рассвета, ожидая когда проснется Тархан и как только он открыл глаза и потянулся, я заговорила:
– Тархан, я видела тебя вчера у реки с Жайнагул. Что ты с ней там делал?
– Жена, я хотел поговорить с тобой об этом. Я решил взять Жайнагул второй женой , ее мать согласна, к концу лета, после нашего военного похода, в который мы скоро отправимся, я хочу чтобы свадебное покрывало было готово. Гулькыз поможет тебе.
Я не поверила своим ушам. Как?! Я сжала край топчана, зажмурилась. Это все снится мне? Медленно приходило понимание, что это не шутка и не сон.
– Я не дам согласия, Тархан. Можешь не стараться, этого не будет!
– Дашь. Я заставлю тебя дать согласие,– он рывком подскочил ко мне и схватил за косу, я увидела перед собой его бешеный взгляд,– Я возьму Жайнагул второй женой. Я так решил,– и выбежал из юрты.
Сердце бешено колотилось. Неужели так может быть? Ком подступил к горлу и я, поднявшись, быстро пошла в свою юрту, где дала волю слезам. Я плакала от чудовищной неблагодарности этих женщин, от низости, от ненависти Тархана, от лжи, которая оказывается меня окружала. Как?! Я только вчера дала им монет, чтобы они купили все, что хотят, а вечером, Жайнагул, нарядившись в новый халат и надев украшения, гуляла по реке с моим мужем?! Как давно это началось? Неужели я была так наивна, что ничего не замечала и верила? Немного успокоившись и придя в себя, мне захотелось посмотреть как же будут вести себя мать и дочь, которых я освободила от рабства и приблизила к своей семье. Вскоре появилась Гулкыз и не поднимая на меня глаз, занялась разжиганием очага, немного погодя пришла и Жайнагул. Они вели себя, как всегда, разве что сияющий торжествующий взгляд Жайнагул выдавал ее. Не дождавшись, когда они что-нибудь скажут, я первая начала разговор:
– Жайнагул, вчера я видела тебя у реки с Тарханом. Что за прогулки ты себе позволяешь с моим мужем?– строго сказала я
– Чем ты недовольна, Солонго? Он и так уже давно ест мои лепешки и я делаю всю домашнюю работу и забочусь о нем и о детях, – с вызовом глядя на меня, сказала Жайнагул
– Ты что о себе возомнила. Жайнагул?! Тебе мало было, что я освободила тебя, я сделала для тебя и Гулкыз все, но тебе, оказывается, все мало!
– Солонго, почему ты сердишься,– вступила в разговор Гулкыз,– Тархан сам предложил Жайнагул стать его второй женой, потому что он доволен ей. Разве по законам Степи мужчина не может взять вторую жену? Она еще молодая, сможет родить Тархану детей, ведь чем больше у Вождя детей, тем сильнее род. Я, как мать, уже дала согласие Тархану. Он сказал, чтобы мы с тобой начали делать свадебное покрывало. Вот радость-то будет, когда мы набросим его на мою Жайнагул!– не сдерживая радость всплеснув руками, сказала Гулкыз.
От возмущения я даже не нашлась, что сказать. Меня, как большое облако, накрыл гнев, я уже не могла контролировать его и подскочив к Жайнагул наотмашь ударила ее по лицу, вложив в удар всю силу. Жайнагул не удержалась на ногах и, отлетев, упала на топчан. Дети, наблюдая эту сцену, тихо сидели, забившись за алтарь, заплакал маленький Тумэн. Гулкыз подбежала к дочери и заголосив, стала поднимать ее, на щеке Жайнагул алел след от моей ладони, рука у меня болела, от удара свело пальцы. Я потрясла ей и опять пошла на Жайнагул, я хотела выкинуть ее из юрты вместе с матерью.
– Что ты делаешь, Солонго?!– заголосила Гулкыз, схватив меня за руку и пытаясь остановить меня.
– А я расскажу все Тархану, он накажет ее,– тихо сказала Жайнагул.
– Ах ты подлая, низкая тварь!– трясясь от гнева воскликнула я, опять намереваясь наброситься на Жайнагул,– пошла вон! Я не хочу видеть тебя в нашей юрте!
– Это еще кто пойдет вон!– зло ухмыльнулась Жайнагул.
– Солонго, успокойся, прошу тебя! Почему ты не рада, что Жайнагул будет женой Тархана? Ведь и дети давно к ней привыкли, и женой она будет хорошей, будет радовать Тархана.
Я, не в силах слушать ее, выбежала из юрты. Я бежала прочь из кочевья, мне хотелось скрыться ото всех, ничего не видя перед собой, я выскочила на берег реки и побежала вверх по течению. Пробегая мимо места, где раскинулся ночлег купцов, я наткнулась на Хасана:
– А вот и ты, как раз хотел послать за тобой,– обрадовался Хасан, увидев меня.
– Хасан, я не могу сейчас,– пытаясь обойти его, сказала я.
– Что с тобой Солонго?
– Я не могу сейчас говорить, Хасан!
Но перс, поняв, что со мной что-то произошло, крепко взял меня за рукав и потащил в сторону от посторонних глаз.
– Давай отойдем отсюда и ты мне все расскажешь,– твердо и спокойно сказал он.
– Хасан, произошло ужасное, я не знаю, как я буду жить дальше,– и я, уткнувшись ему в грудь, громко расплакалась, рассказывая, проглатывая слова о предательстве и несправедливости. Хасан гладил меня по голове и слушал, не перебивая. Наконец, когда поток слез иссяк и я успокоилась, он заговорил:
– Ну что ж… я понимаю тебя… Ты жила спокойно ничего не подозревая, а они нанесли тебе удар. Это обидно, да… Но то, что Тархан женится на Жайнагул может и не случится… В жизни бывают разные обстоятельства… я так понимаю, что ты не прочь, что женщины ухаживают за детьми и юртой, но не хочешь, чтобы он с Жайнагул были накрыты свадебным покрывалом. Почему?
– Как, почему?!– подпрыгнула я, ты тоже не понимаешь?! Может я еще и радоваться должна?!
– А если бы это была не Жайнагул? Ведь ты не любишь Тархана,– заглянув мне в глаза, сказал Хасан.
– Какая разница?! Я не дам согласия, чтобы в моей юрте жила еще какая-то женщина!
– Но почему, если закон Степи позволяет несколько жен. И чем больше у Вождя жен, тем его род сильнее.
– Вот и Гулкыз мне то же самое сказала… Но я не хочу!
– Ты успокойся сейчас, Солонго. Потом придут правильные мысли.
И даже Хасан не понимает меня, подумала я и решила написать еще одно письмо Алтенцецег, ведь рассказать и посоветоваться мне было не с кем, моя дорогая подруга Баэрта ведь еще не вернулась…
Хасан, увидев, что поток моих мыслей вернулся в свое русло и я успокоилась, подошла к реке и плеснула в лицо холодной водой, он заговорил:
– У меня серьезные новости, Солонго…
Я мигом пришла в себя, я совсем забыла о том, о чем просила Хасана. Я вся превратилась в слух.
– Я узнал, что Тархан тайно продал оружие. Но это не хазары, это человек, который неизвестно от кого приехал, Тархан не спросил кто послал его. Он продал много сабель и луков, а стрел продал целые двадцать арбы! Ты представляешь, какое это количество! И о том, что будут проходить через ваше кочевье караваны с рабами, он еще не принял решение. Он думает. Мне кажется, что он все же боится испортить отношения с Оуюн Хаганом. Ведь это значит лишиться его поддержки.
– Если он продал оружие без ведома отца, это очень и очень плохо, он может убить Тархана. Я знаю своего отца, он не простит ему предательства,– я посмотрела в глаза Хасану,– что делать? Ты скажешь отцу?
– Скажу,– наклонив голову сказал Хасан,– я не буду скрывать этого. Оуюн Хаган сделал очень много для Тархана и не требовал от него ничего, кроме верности, а Тархан не сдержал слова и решил обмануть его! Почему я должен помогать ему? Знаю, Солонго, что он отец твоих детей, но… поступая так, ваше молодое здоровое Племя начнет гнить и уже никто не сможет изменить этого…
– Делай, как хочешь… я не знаю, как правильно… он мой муж… мне очень тяжело… конечно, он причинил мне боль, но я не желаю ему смерти…
Хасан посмотрел мне в глаза и тяжело вздохнул. Хотел что-то сказать мне, но махнул рукой и отвернулся. Помолчав немного, сменил тему:
– Надо идти и посмотреть, как там Мэдэгма. Ее муж и мать должны были остаться с ней и утром увести ее и ребенка домой, а мне нужно осмотреть их и дать ей порошки. Ты поможешь мне?
– Да, конечно, Хасан…
Мы дошли до кочевья и добрались до шатра перса, пробираясь через шумные ряды базара. С утра здесь уже все кипело, гортанные выкрики, пестрота тканей сейчас раздражали меня, мне хотелось тишины, но обещание помочь Хасану заставило меня идти за ним. В шатре было прохладно и мы увидели Мэдэгму, держащую на руках ребенка, она улыбнулась нам, навстречу поднялась ее мать и стала благодарить Хасана. Семья не была богатой и я решила накупить тканей и вкусной еды на базаре, чтобы как-то помочь и порадовать их. Мне было всегда приятно заниматься этим, ведь забота о людях в Племени, помощь бедным, вдовам и сиротам было моей обязанностью. Так мне сказал отец, да я и знала с детства эту работу, часто мы с Алтенцецег занимались тем, что узнавали, кому и что нужно в Племени, у кого беда, или болезнь. Я вышла и пошла вдоль рядов, набирая в мешок все необходимое, пообещав позже принести монеты, набрав полный мешок, пошла к юрте Мэдэгмы и с радостью отдала им покупки. Это немного отвлекло меня и мысли стали более ясными. И все же мне хотелось остаться в тишине и подумать о том, что я должна делать и я пошла, пересекая небольшой лесок, поднимаясь в гору. Выйдя выше по течению у реки, я пошла по тропе, ведущей в горы, тропинка вела до дороги, серпантином поднимающейся к пещерам. Чем выше я поднималась, тем становилось прохладнее, свежий ветерок шевелил выбившиеся из кос пряди и остужал мои щеки. Мне было хорошо и я решила не останавливаться, в юрту мне возвращаться не хотелось и я захотела пойти в пещеры, если идти не по дороге, а подниматься вертикально вверх, то дойти можно до полудня, а там посижу в прохладной пещере, подумаю и пойду обратно, спускаться будет легче и уже к вечеру я буду в кочевье. Я шла, срывая по пути полевые прекрасные цветы. Весна была в самом разгаре и чудно пахнущие сиреневые, розовые и белые, круглые мохнатые шарики усеяли предгорный луг. Вокруг них вились дикие пчелы и жуки, я вдыхала аромат цветов, набрав небольшой букетик, я поднесла их к лицу и провела по щеке, потом приблизила к глазам и посмотрела сквозь них на солнце. Душа моя успокоилось и обиды отступили. Поднимаясь в горы, я не заметила, как порывы ветра стали сильнее и небо заволокло тучами, вдруг резко похолодало, как будто кто-то большой дыхнул на меня холодом. Я остановилась и огляделась, пытаясь понять сколько времени мне понадобится, чтобы добраться до пещер. Я прошла примерно треть пути, но возвращаться не собиралась, решила все же идти вперед, прибавив темп. А тем временем становилось все прохладнее, ветер усилился, но я, нагнувшись, шла навстречу ему. Шаль я не взяла, ветер пронизывал до костей. Наконец я дошла до дороги, пересекла ее и стала карабкаться вверх, цепляясь за кусты и корни больших деревьев, оголенных ветрами и дождями. Вдруг ветер стих и наступила тишина, затихли птицы и не видно стало насекомых. Я знала, что это значит, что сейчас начнется дождь, или даже настоящий ливень, небо стало свинцовым. Я поднималась, стараясь успеть и укрыться до дождя, ведь по мокрой траве подниматься значительно труднее, она становится скользкой и можно скатиться вниз. Раздались раскаты грома и мелькнула молния, я стала под большим развесистым деревом чтобы перевести дух, медлить было нельзя, крупные капли дождя стали хлестать по щекам и я почти побежала вверх. Добравшись до пещер, я нырнула в первую попавшуюся и отдышавшись, огляделась. Пещера была небольшая, свет, проникающий в проем, освещал шершавые каменные стены, а также следы от организованного когда-то у входа очага. Внутри самой пещеры кто-то из обитателей притащил ствол поваленного дерева, грубо отрубленного, видимо оно служило для того, чтобы сидеть на нем. Вглубине был также достаточно большой валун, я подошла к нему и увидела за ним край какой-то ткани, или шкуры, нет, это был старый пыльный ковер, покрытый белесыми пятнами плесени, но я очень обрадовалась, ведь если мне придется быть в пещере долго, то надо как-то укрыться от холода. Продолжая исследовать пещеру, в которой сохранились следы пребывания людей, бывших там много лет назад, я вспомнила, как Тархан мне рассказывал про то, как его обнаружил там и лечил Ерсайын. Кажется, что это было очень давно, а ведь прошло всего шесть лет… Мы с мужем ездили в пещеры несколько раз, он рассказывал мне о тех боях и о пребывании в пещерах. В них и сейчас еще можно было найти какие-то забытые разбойниками вещи. Жаль, что все отсырело и мне не удастся развести огонь, ведь я вся промокла, одежда прилипла к телу, по ногам стекали струйки воды. Я присела на камень, подстелив край ковра и стала смотреть на струи дождя, ожидая когда непогода утихнет. Мне вспомнилось, как нежен был со мной Тархан, когда наше маленькое Племя отделилось и мы осваивали новые земли. Знакомясь с окрестностями, мы исколесили всю землю, мечтая с Тарханом о возрастающем Величии нашего народа. Тархан тогда, воодушевленный доверием отца, был благодарен ему и был готов слушать его во всем, признавая его мудрость Правителя. Но все меняется…Предательство мужа по отношению ко мне и к моему отцу отдавалось болью и горечь поднималась волной, рождая тревогу. Дождь продолжал лить, а я, сидя без движения в мокрой одежде в сырой пещере стала замерзать. Невеселые мысли продолжали роиться в моей голове. Как мне быть дальше, как жить в одной юрте с подлым Тарханом, я не знала. Решение так и не приходило. А еще Жайнагул… Как мне терпеть ее присутствие?
Дождь закончился и ярко заблестели прозрачные капли на листьях деревьев, запели птицы, омытая дождем листва засияла с новой силой разными оттенками изумрудной зелени. Неожиданно заболело горло и навалилась усталость, будто прижав меня тяжелой шкурой яка. Я сидела и не могла заставить себя встать и пойти в кочевье. Сил не было, вдруг меня пробрал озноб, я вздрогнула, попыталась стряхнуть с себя пробирающий до костей холод, я чувствовала его на спине, как будто к ней приложили лед, голова, напротив, стала гореть. Я с трудом поднялась и вышла из пещеры, мне нестерпимо захотелось пить, я подошла к дереву с большими листьями и, нагнув, поймала ртом живительную влагу. Меня начало трясти и я вернулась в пещеру, решив подождать немного, я легла на пол, развернув пыльный ковер и накрывшись другой стороной. Вскоре я погрузилась в сон, начались видения, я обливалась потом, поочередно страдая от холода, стуча зубами и накрывшись с головой, пытаясь согреться. Потом в уме стали всплывать лица шамана Бямбасурена, который грозился забрать Хоргонзул, то будто в нее вселилась душа Хуагчин, свекровь, которая что-то говорила и Шона, который сказал, что спасет меня. Все это мелькало, то внушая страх, то равнодушие, мне хотелось, чтобы образы ушли, в какой-то момент я погрузилась в тревожное состояние, когда все стало казаться мне реальным и услышала шаги, будто шел кто-то маленький, передо мной возникло лицо Ерсайына. Он разглядывал меня, не мигая. Я почувствовала пряный запах, который всегда окутывал его.
– Ерсайын… Я умираю? Ты пришел за мной? Прости, что я убила тебя…
– Ох, Солонго… рано тебе еще уходить. Я спасу тебя сейчас, как ты спасла меня, желая моей смерти. Но что такое была бы смерть для меня? А жизнь? Смотри мне в глаза, Солонго, я помогу тебе. Я смотрела ему в глаза и чувствовала, как в меня вливается сила, тело мое стало остывать, ушла тяжесть и я стала погружаться в спокойный сон, последнее, что я услышала, были слова:
– Ты будешь здорова, ты будешь спать пока тебя не найдет Тархан… Я отдал тебе долг… я отдал тебе долг… я отдал тебе долг…
Сколько я проспала в пещере, я не знала, очнулась только когда услышала сквозь сон голос Тархана, который срывающимся голосом звал меня, тряся за плечо:
– Солонго! Солонго, очнись! Что с тобой?!
Я с трудом просыпалась, ныряя в сон. Сознание, то выходило на поверхность, то улетало куда-то, где было беззаботно и светло. Он подхватил меня на руки, вокруг были какие-то люди, он положил меня через седло на лошадь и мы стали спускаться. Как только мы добрались, в юрту прибежал встревоженный Хасан. За ним его саквояж нес молодой шаман. Хасан осмотрел меня, я с трудом открыла глаза, веки казались тяжелыми и хотелось спать. Действительность была как будто бы через какую-то пелену, мне казалось, что я отделена от всех легким пологом, который был в гостевой юрте. У меня ничего не болело, просто не было сил даже подняться. К вечеру в кочевье вернулась Баэрта. Она сильно встревожилась, встретивший ее Тархан все рассказал ей. Она буквально ворвалась в юрту, впустив струю свежего вечернего воздуха.
– Солонго! Что случилось?!
Дежуривший рядом Хасан, улыбнулся ей и стал рассказывать, что нашли меня только к вечеру следующего дня, потому что когда я не вернулась к ночи, Тархан очень встревожился и стал спрашивать у всех, не видел ли кто меня. Никто не видел, но один купец сказал, что вроде какая-то женщина одна пошла вверх по реке и в руках ничего не было, ни мешка для сбора трав, ни ведра для воды. Но прошел дождь и следов не осталось. На следующее утро воины, бывшие в дозоре в лагере, который располагался выше пещер и видел всю дорогу и подступы к кочевью, вернулся чтобы смениться. Узнав, что пропала жена Тархана, он сказал, что видел, как я поднималась в гору и предположил, что я укрылась от дождя в пещерах, там меня и нашел Тархан. Значит я пролежала там больше суток. Жайнагул и Гулкыз в юрте не было, они забрали детей к себе. Тархан не стал ничего выяснять, хотя немой вопрос я видела в его глазах. Я подумала, что моя мать умерла, простудившись и такой же конец мог ждать и меня, если… я помнила сон про Ерсайына, но было ли это сном… Я никому не решилась сказать об этом, разве что Хасану мне очень хотелось поведать о том, что я слышала и каким явным было видение. Хасан дал мне порошков, наказав Баэрте следить, чтобы я принимала их. Через день караван покинет кочевье и я встречусь с Хасаном и всеми этими купцами уже осенью когда они пройдут через наш стан уже перед самой зимой. Мне не терпелось узнать новости о сестре, Мягмаре и Саргэлэн. Баэрта изменилась, она стала более жизнерадостной и всегда спокойный ее темперамент стал ярче. Я подумала, что путешествие пошло ей на пользу. Она вызывала улыбку, я скучала по ней, она была моей самой лучшей и верной подругой. Я видела, что ей хотелось многое рассказать мне, да и у меня было много вопросов. Хасан, видя, что нам хочется остаться одним, быстро ушел. Тархан несмотря на вечер, сказал, что ненадолго уйдет и наконец мы с Баэртой могли спокойно поговорить.
– Что случилось, дорогая?– участливо спросила подруга.
– Все из-за Тархана. Я рассердилась на него, мы поссорились и я захотела побыть одна, вот и пошла в пещеры, но меня застал дождь, я промокла и сильно замерзла, к вечеру не смогла вернуться, заболела…
– А почему вы поссорились?
Он решил взять второй женой Жайнагул… не спросив моего согласия. А я против. Я освободила их с Гулкыз из рабства, дала монет, чтобы они все себе купили, а потом она в новом халате и украшениях с Тарханом гуляет по реке. Выходит я верила ей, а она тайно хотела стать его женой. Как я могу жить с ней в одной юрте?!
– Ну ладно, ты не сердись. Может он еще передумает.
– Но я не смогу больше верить ему!
– А ты разве верила ему до этого? Кажется, что это не первый раз. Помнишь, он тебе уже грозился взять вторую жену?
– Да, но это не была привезенная рабыня!
– Так ты рассердилась. что он хочет взять вторую жену, или что этой женой будет Жайнагул?
Я задумалась.
– Я не знаю, Баэрта… Я запуталась… мне сложно… все стало сложно. Тархан изменился. Часто я не узнаю его.
– Сейчас ты расстроена и плохо себя чувствуешь, думаю, как только ты выздоровеешь, ты сама во всем разберешься,– пожав мне руку, сказала она.
– Ладно, расскажи мне лучше про Алтенцецг.
