Марина Кузьмина
Зорич
Зорич зевнул. «Нет! Надо встряхнуться! Нельзя поддаваться настроению! Если завтра перестанет идти снег, надо сходить в лес. Может, завалим кабанчика».
Подошёл к стене. Снял было бельгийский «Баярд», но передумал и отошёл. Сел за стол и задумался: «Так кто же он, этот Радович? Друг Ани? Родственник? Фотоснимку немало лет, они на нём совсем юные. А Аня совсем не изменилась. Да и Радович. Только вот борода. Знает ли он о наших отношениях с Аннушкой? Не я ли причина его появления здесь? Держался он совершенно естественно. Если бы не это фото… Придётся немного подождать. Всё будет ясно через какие-то пару месяцев».
А снег не переставая шёл. И выдохся только к утру следующего дня. И всё поменялось разом. Да ещё как! На голубом яркое, в полнеба, солнце. Около домов запрыгали, засуетились синички. Чуть дальше к лесу на рябинах появились красногрудые и серые снегири.
Лес оживал. Лыжню пересекали натоптанные зайцами дорожки. Под лыжами тихонько поскрипывает снег. За Фролом на длинной верёвке тянулись лёгкие санки.
Присутствие людей не отпугнуло зверей. Казаки не добывали мясо впрок. «Пусть бегает», – шутили они. Здесь, в радиусе ста вёрст, было полно дичи. И коз, и кабанов, несколько пар лосей. Видели медведя. Но стрелять не стали. Зайцы постоянно по ночам забегали в гости за остатками казачьих трапез, выброшенными на снег.
Буян, проваливаясь в снег, забегал вперёд, но далеко не отходил. За зиму он сильно подрос. Обзавёлся густым загривком. Хвост загнул кольцом. Всегда игривый, он и выражение морды, непонятно отчего, имел какое-то насмешливое. Может, от привычки держать голову набок, как бы прислушиваясь.
– Фрол Иванович, – обернулся есаул, – к болоту подойдём слева, на ветер. Ты постоишь вон у той сосны. Вниз не спускайся и придержи Буяна.
Сказал и, стараясь не шуметь, медленно пошёл к болоту. От не замерзающего зимой болота слабый ветерок донёс запах тухлого яйца и какой-то гнили. Над перемешанной со снегом грязью видны кое-где незатоптанные камышины. Болото начиналось кое-как покрытыми снегом тёмными кочками. То ли это кучки грязи, то ли спины свиней. Надо подойти ближе, решил Евгений Иванович. Ещё с десяток шагов – и тишина взорвалась вдруг адским шумом. Поднятое страхом стадо с визгом и хрюканьем, давя друг друга, взметнув снег, кинулось во все стороны. На есаула, не разбирая дороги, весь дымящийся грязью, с поднятой щетиной нёсся кабан. Первый выстрел не остановил его. Он лишь как бы присел и замедлил бег. Есаул коротко вздохнул, выждал паузу и потянул курок второго ствола. Кабан тяжело рухнул в снег, пропахав борозду длиной в сажень, так велика была его скорость. И завалился на бок. Первым подбежал Буян. Поджав хвост, обошёл кабана, подняв загривок и принюхиваясь. Кабан дёрнул в судороге задними ногами, шумно вздохнул и затих.
– Буян! – закричал подошедший Фрол. – Взять его! Ату!
Буян покосился на него, как бы говоря: «Сам и бери!» – и отошёл в сторону.
– Нет! Ты посмотри на него! Ведь не боится! Ну и борзой! Что ж из тебя дальше-то будет?!
А Буян обошёл кабана вокруг, пристроился сбоку и, подняв ногу, сделал своё привычное собачье дело.
Лицо Фрола надулось, покраснело, глаза вылезли из орбит. И он, повалившись на спину, захохотал, давясь и захлёбываясь, вытирая слёзы кулаком. А Буян подошёл, сел на задние лапы, не мигая, смотрел на Фрола, словно спрашивая, что это с ним. Посмеялся и есаул. Перенесённый стресс требовал выхода.
Уложили кабана на санки. Фрол крепко обвязал его верёвкой, пристроив сверху карабин и ружьё. И потащили груз в гору. Короткие, но широкие лыжи с обитыми лосиной шкурой полозьями, коротким мехом наружу, не давали лыжам проскальзывать вниз, обратно. Поднялись наверх и по проторённой лыжне двинулись к дому. Буян бежал впереди, рыская по сторонам и оглядываясь. Вышли на поляну, остановились передохнуть. И тут пронзительно и зло залаял Буян. Впереди на лыжне стоял громадный волк. Пока Фрол освобождал от верёвок свой карабин, волк развернулся и, не торопясь, скрылся за деревьями.
– Что за чёрт?! – передёргивая затвор, удивился Фрол. – Он што, людей не видел никогда и не боится?!
Не успел Евгений Иванович, набрав воздуха, вступить в дискуссию, как оба с удивлением увидели: по лыжне навстречу им неторопливо вышагивает какой-то человек. А подойдя ближе, молча дал казакам возможность рассмотреть себя. Также молча, прижавшись к его ноге, встал и волк. «Промысловик, – сразу же решил Зорич. – Явно не с лесозаготовок. Уж больно всё сидит на нём ладно, пригнано».
Короткая фуфайка, в плечи которой глубоко врезались лямки, как видно, тяжело нагруженного рюкзака. Набитый патронташ, на нём – большой нож. Высокие сапоги, перетянутые под коленями ремешками.
Переставив лыжи, промысловик протянул широкую ладонь есаулу, сразу же определив в нём главного.
– Антон Замятин я, – сильным уверенным голосом заявил он. – В двух днях пути у меня зимовье на Песчаной. Я слышал, прошлым летом здесь появилось ваше поселение. Выбрал вот время и пришёл с вами познакомиться…
– Я Евгений Иванович, а это вот мой соратник Фрол Иванович. Рад нашему знакомству. До нашей базы отсюда версты три. Доберёмся как раз к обеду. Кстати, у вас замечательный пёс. Вы посмотрите, что наш Буян вытворяет! – засмеялся есаул.
Желая привлечь внимание Ярого, Буян забегал вперёд то с одной, то с другой стороны. Приседал на передние лапы, задрав хвост кверху, и тонким заискивающим голосом лаял. После нескольких таких попыток он смирился, пристроился сбоку от Ярого и зашагал рядом с ним по лыжне, семеня лапами.
Антон сделал пару попыток помочь седобородому Фролу Ивановичу, но тот так свирепо глянул в его сторону, что Антон понял, что принять помощь для самолюбивого казака – значит признать собственную слабость. Антон убедился в том, что он был прав, вечером, когда подвыпивший Фрол предложил ему помериться силой. Казаки шумно, с азартом поддержали Фрола. Сели за стол напротив друг друга, поставив руки углом, обхватив ладони, стараясь прижать кисть другого к столу. Антон с удивлением обнаружил в старике достойного соперника. После трёх попыток казаки единогласно признали ничью. Антон уважительно пожал руку раскрасневшемуся казаку. А Фрол, подкручивая усы, горделиво поглядывал по сторонам и сказал, перегнувшись через стол:
– Вот так-то, сынок!
Засиделись за полночь. Редкий гость в таёжной глухомани – большая радость для всех. И есаул делил её со всеми.
Антону задавали много вопросов о жизни леса и его обитателях. На вопрос есаула, не заходил ли кто в его жилище, охотник рассказал о странном пришельце, посетившем его прошлой зимой. Зорич понимающе переглянулся с Фролом, подумав, что в экипаже Болдырева был ещё один «чинарик»…
А время шло. Зима потихоньку, день за днём уступала свои привычки. Незаметно подтаивал снег. Один за другим появлялись из-под снега островки земли. Подтаявший снег чавкал под ногами. По ночам ещё подмораживало, но днём всё яснее чувствовалось – весна не за горами. И она пришла, сменив холодный северный ветер на тёплый южный. Сильными порывами он раскачивал голые верхушки деревьев. Сносил в сторону беспомощно машущих крыльями ворон. Сыпал на землю высохшие ветки. Снег сползал ручьями вниз, под гору. В лужах, отражаясь, слепило солнце. А на солнцепёках из-под спутанного серого вороха прошлогодних трав потянулись к солнцу зелёные стрелки новых. К вечеру к робкому шороху ветвей и поредевшему стуку капелей из дальнего далёка присоединились едва слышные глухие звуки, немые паузы в которых чередовались раскатистым гулом, и, медленно разрастаясь, поплыла по небу клубящаяся тьма. Всё затихло в ожидании. Ветер – и тот стих, а лениво погромыхивающая туча заволокла собой полнеба. И тут откуда-то из чрева её вырвался вдруг взрывной, грохочущий треск и потряс собой всё дрогнувшее вокруг. И оглушающий этот звук покатился по всему небу.
Наступившие сумерки, увеличивая хаос, освещали вспышками стрелы молний. Дали скрылись под серой пеленой. Откуда-то издалека подул холодный ветер и принёс с собой дождь.
Крупные капли зашлёпали по крышам домов, застучали в окна. Покрылись рябью лужи во дворе, а потом с неба хлынул такой поток воды, что заглушил все звуки вокруг и ограничил видимость несколькими десятками саженей.
Ветер задувал порывами. Верхушки деревьев ходили ходуном из стороны в сторону.
Таким вечер ушёл в ночь, а утром всё поменялось. Проснувшийся раньше других Фрол Иванович, приоткрыв дверь, выглянул во двор и, довольный, ухмыльнулся. Тишина и покой царили вокруг. Ночной ливень вымел со двора остатки снега.
– Зиме – каюк! – пробормотал Фрол Иванович и, приставив ладонь ребром ко лбу, посмотрел вокруг.
На Крутой только выше седловины несколько снежных пятен, а ниже лишь желтизна снежных осыпей. И вокруг – до небесной кромки внизу, до горизонта – переходящая в голубизну зелень хвойных деревьев, всё щедро освещённое солнцем.
– Господи! Чуден мир твой! – перекрестился Фрол Иванович.
Глава седьмая
– Ну ладно, ребята. Если это они, то будут здесь не раньше чем завтра к вечеру. Мы успеем закончить посадку.
Это и был отряд, который вездесущий Егорка высмотрел среди деревьев за версту до базы. Казаки успели привести себя в порядок и высыпали во двор. Фрол Иванович, боясь упасть в грязь лицом перед вновь прибывшими, придирчиво оглядел казаков и остался доволен. Когда выступившая из леса группа повозок и всадников приблизилась, подошедший есаул услышал пренебрежительное:
– Тю-ю-ю, пехота! – и чей-то посвист.
Рявкнул:
– Тихо! Заглобин, встретить как положено! Я прослежу!
Когда ехавший впереди отряда мешковато сполз с лошади да ещё и зацепился шпорой за что-то, промелькнул тихий смешок. Побагровевший Фрол выставил за спиной костистый кулак.
Затянутый в новые скрипящие ремни офицер представился:
– Заборнов Павел Сергеевич.
И, обменявшись рукопожатиями, представил есаулу и Фролу Ивановичу своего помощника. Есаул распорядился коротко:
– Фрол Иванович, помочь людям, разместить, накормить – и в баню.
Понимающе кивнув, Фрол кинулся выполнять приказание.
Казаки, отстранив солдат, завели повозки во двор, распрягли лошадей, разместив их в сарае.
Разгрузили под навес тюки, коробки, мешки, и всё это бегом, с шутками-прибаутками. Пропустив вперёд Заборнова, Зорич закрыл за собой дверь.
– Располагайтесь, Павел Сергеевич! – и, помогая снять шинель смутившемуся офицеру, подумал: «Совсем ведь мальчишка».
Сели за стол. Есаул выжидающе смотрел на Заборнова. Павел Сергеевич щёлкнул кнопкой планшета и протянул есаулу два пакета. Один от командира гарнизона, другой от Корфа. В первом приказывалось прибыть в Приморск, во втором сообщалось об откомандировании Зорича Евгения Ивановича в ведомство Корфа.
Сам Корф писал, что корреспонденция уважаемого Евгения Ивановича своевременно доставлена в собственные ручки мамзель. И что для Евгения Ивановича заказан номер в гостинице «Савой». Зорич постучал пальцем по столу. Ну что же, примем к сведению долгожданный приказ и к исполнению. А вот что Анечка получила наконец его письма – это славно. Спасибо Корфу, подумал он, а вслух сказал:
– Павел Сергеевич, как вы, наверное, успели заметить, мы уже обустроились здесь. И вам будет много легче, чем пришлось нам. Построен ледник, он забит мясом. Высажена картошка. Овощи ещё не посажены, потому что земля ещё холодная. Но это проблема нескольких дней. Не успели мы, к сожалению, обзавестись коровой или козами. Руки не дошли, а такая возможность есть. Не так далеко отсюда хозяйство Силуянова. Он поможет вам в этом. Заведите куриц, а рядом, совсем близко, озеро. Отличная возможность завести гусей и уток. Дерзайте, Павел Сергеевич! Лес полон грибов и ягод. В реке полно рыбы. У вас в отряде есть люди, которые понимают толк в этом? Ваши солдаты из рабочей среды или крестьяне?
– Вы знаете, Евгений Иванович, отряд сформировали за неделю до отбытия. Всё время ушло на сборы. Не было времени познакомиться с людьми поближе. Но мне рекомендовали помощника как человека знающего, с большим жизненным опытом, – не очень-то уверенно ответил Заборное.
Евгений Иванович заметил это… «Обычная история», – подумал про себя. А вслух сказал мягко:
– Сложностей немного. Главное – работать. Фрол Иванович поделится своим опытом, и вам будет легче. Мы задержимся здесь на несколько дней. Ваши люди извлекут много полезного из общения с казаками. Они умеют всё. А я ознакомлю вас с особенностями местности. Впрочем, это не так и сложно, – заключил есаул. И, вставая, добавил: – А теперь пойдём повечеряем. Ерофеич наверняка уже собрал на стол. А потом – баня и отдыхать.
* * *
– А вот здесь, – решительно заявил, покачнувшись, Фрол Иванович, – у нас ледник. Громадный.
Заглобин и щуплый помощник Заборнова остановились у навеса на краю поляны.
– Где? – поднял худенькое остроносое лицо собеседник Фрола Ивановича.
– Да ты што, ослеп, Дерибонт Исафьевич?!
– Дармидонт Астафьевич Райцев! – поправили Заглобина.
– Да ладно! Ты же меня понимаешь… Значит, так… Эту землю убрал! Там шкура кабана и доски.
– А кабан-то зачем?
– Какой такой кабан?! А-а-а-а! Это же чтобы земля вниз не сыпалась. Соображай головой, дружище! Внизу же лестница. А там – много мяса. Козы, свиньи, зайцы, там… Вам хватит до осени, Дорифонт Афкадьевич! А там сами настреляете… Давай-ка отдохнём, Дыр… Аф… Что-то ноги у меня сегодня тяжёлые, – опёрся Фрол Иванович, приседая, на плечо Райцева.
И оба завалились на бок. Фрол, с трудом сев, поднял за плечи и усадил Дармидонта Астафьевича, сняв с плеча вышитый бисером трофейный худжун. Вынул оттуда большой платок, расстелил на траве между своих вытянутых ног, достал большой шматок сала и две лепёшки. Налил до середины в жестяные кружки самогон из бутыли. Вложил одну в руку Райцева, вторую, сказав: «Да чтоб болячки не сожрали!» – одним глотком отправил в рот. Закрыв глаза, посмаковал. Расправив усы, вытянул вперёд руку с растопыренными пальцами:
– Значит, так: ледник показал, – другой рукой загнул палец. – Погреб знаешь – это два, – загнул ещё один палец. – Баню знаешь… Колодец знаешь… – сжал руку в кулак. – Картошка, грядки где, тоже знаешь. Сегодня отдохнём, а завтра съездим на болота. Кабанов там, шоб ты знал, пропасть! Грязь там какая-то лечебная, сказал Евгений Иванович. Ну вроде всё! Отдыхай, Дыр… Дор… тьфу!
Завалился на траву, покрутился поудобнее и через минуту захрапел, посвистывая.
Раннее утро последнего дня на базе – дня отъезда. Повозки, готовые в дорогу, стоят цепочкой. Озадаченные ездовые копошатся с упряжью. Молодые солдаты с грустными и бывалые донцы с безмятежными, уверенными лицами толпятся во дворе. Последние наставления и пожелания.
Фрол Иванович, подтянув стремена, сидит бочком на низкорослой лошадёнке. Так, уверяет он всех любопытствующих, ездят лихие степняки-ногайцы. Должно быть, не согласная с доводами Фрола Ивановича лошадёнка, выгнув шею, пытается ухватить жёлтыми зубами его круглую коленку.
Фрол Иванович, замахнувшись плёткой, шипит яростно:
– Ну погоди, коза! Дождёшься! Я тебе ещё покажу, кто у нас хозяин!
Его сердешный друг Дармидонт Астафьевич с безнадёжно мудрым еврейским выражением лица стоит рядом. Вот есаул уже выпустил из объятий растроганного Павла Сергеевича. Одним махом взлетел в седло. И, подняв руку, тронулся с места.
– Ну, дорогой друг, прощай! – Фрол Иванович обхватил ладонями лицо приятеля, обслюнявил его нос и, натянув поводья, от души огрел плетью норовистую лошадёнку. Та, взбрыкнув задними ногами, но получив ещё и ещё, смирилась.
– Фрол Иванович, а, Фрол Иванович! – зачастил Егорка, тряся его за плечо.
– А? Что? Чего тебе, Егорка? – открыл заспанные глаза Заглобин.
– Фрол Иванович, а Буян-то, Буян…
– Что Буян? Ему там будет хорошо! Он там привычный. Конура-то у него какая!
Фрол Иванович зевнул и перекрестил широко открытый рот. Поперхнувшись, побагровел и рявкнул:
– Егорка, а это ещё что?!
– Так я же и говорю! Я же привязал его, как вы сказали! Накрепко! А он верёвку-то сгрыз и убёг за нами! Вон у него на ремешке-то верёвка сгрызенная висит…
– Ну-ну, – промычал Фрол Иванович. – Да и хрен с ём! Убёг так убёг. Не мешай мне, Егорка! Я плохо ночью спал. Тут хоть в седле высплюсь. Брысь, Егорка!
Егорка, придержав лошадь, пристроился позади, не скрывая довольной улыбки на плутоватом лице.
Глава восьмая
Совещание у губернатора завершилось раньше, чем предполагал есаул, а потому, раскланявшись с его участниками, решил прогуляться пешком до своей гостиницы.
Ярко освещённая центральная улица крупного города, красочно оформленная витринами множества магазинов, разноцветные огни реклам, музыка, вырывавшаяся наружу через распахиваемые двери ресторанов, создавали иллюзию беспечальной жизни. По каменным тротуарам сновало множество счастливых, богато одетых людей. Многоголосые клаксоны редких ещё автомобилей увеличивали сумятицу вечернего города. Всё это всколыхнуло в памяти Зорича слой покрытых туманом времени картин его беспечной петербургской жизни.
Дав на чай бородатому швейцару, распахнувшему входную дверь, есаул, пройдя вестибюль, подошёл к пустынной стойке портье. Нажал звонок. Подождав, нажал дважды. И тут же за своей спиной услышал чьи-то лёгкие шаги, шелест платья и уловил тонкий аромат. Такой знакомый запах! Тёплые ладони осторожно, мягко закрыли глаза есаула. Что-то дрогнуло в душе Зорича: «Господи! Неужели…»
Отстранив ладони, он неловко повернулся и резко отпрянул в сторону.
– Что с тобой, Евгений? Это же я – Диана!
Большие серые глаза с длинными чёрными ресницами, изящный носик с тонкими трепетными ноздрями. Та же неземная улыбка, которая когда-то сводила с ума его, юного кадета.
Копна каштановых волос вокруг безумно красивого лица. Бриллиантовый блеск серёг в аккуратно изваянных ушах.
«Она – всё та же!» Но он-то, пытался уверить себя Евгений Иванович, уже не тот.
Он уже пришёл в себя, взял себя в руки:
– Присядем, Диана, нам надо серьёзно поговорить.
– О чём ты, Евгений? Что ты имеешь в виду? О чём говорить? В этом медвежьем углу наверняка читают столичные газеты. Ведь Петра больше нет, я свободна.
Евгений Иванович, не отвечая, взял руку Дианы в свою и увлёк удивлённую женщину в кресло в дальнем углу вестибюля под пальмами.
– Что с тобой, Евгений? Ты меня пугаешь.
– Видишь ли, Диана… Я не свободен, – с места в карьер начал есаул.
– Как? Ты? Здесь? Кто она? – широко раскрыла глаза уязвлённая Диана. «Слава богу, – вздохнул про себя есаул. – Кажется, обойдёмся без истерики».
И в самом деле, львица столичных салонов уже пришла в себя. Взгляд её из рассеянного стал сосредоточенным, даже колючим. Она прикусила губу, подняв руки, поправила причёску, расправила складки платья и, положив ладонь на сжатый кулачок, пристроила пальцы в крупных перстнях на колени. Гладя на неё, есаул невольно подумал: «Гладиатор. У неё всегда был сильный характер. Она всегда добивалась того, чего хотела. Если бы я знал это тогда… Впрочем, вряд ли это спасло бы меня тогда. Я был слишком наивен и глуп».
– Евгений, в принципе всё равно, кто она. Мне – всё равно. Прошло немало лет. Давай не будем считать разбитые горшки и начнём всё сначала. Ты же понимаешь, Пётр оставил мне большие деньги и очень полезные связи. Я вытащу тебя отсюда. Ты сделаешь хорошую карьеру. Я наводила справки. Я читала твой послужной список. Боже мой, что тебе пришлось пережить! Ты настоящий герой!.. Я так горжусь тобой…
Есаул, слушая, наблюдал за начальником охраны рудника капитаном Петерсеном и его адъютантом, приехавшими раньше, чем он.
Они сидели за столиком у буфетной стойки, о чём-то оживлённо переговариваясь и бросая взгляды в их сторону. «Ещё бы! – с усмешкой подумал Зорич. – Такая столичная дама в мехах».
– Диана, – прервал собеседницу Евгений Иванович, – ты когда возвращаешься в Петербург?
– Ах вот как?! – запнулась Диана. – Даже так?
Помолчав, добавила, поправив причёску:
– Впрочем, Евгений, я понимаю тебя. Мой приезд – такая неожиданность для тебя.
Говорила спокойно, но губы её дрогнули. «Только бы без слёз», – с тоской подумал Зорич. Диана щёлкнула замком сумочки. Пахнуло какими-то резкими духами. Извлекла кружевной платочек, зажала его в кулачке. Порылась в сумочке и положила перед есаулом что-то.
– Это, – подтолкнула тонким пальцем с ярким ногтем и большущим, блеснувшим искрой камнем, – моя визитка. Я надеюсь, дорогой, что ты образумишься. Ты знаешь, Евгений, я ведь люблю тебя.
«Да, и это заметно. Но не дай бог! – подумал про себя есаул. – Хватит того безумия».
– До встречи, милый! – Диана, наклонившись, поцеловала в щеку и зашуршала длинным, до пят, тяжёлым платьем к выходу.
«Боже, что это занесло её в такую даль?! – подумал Зорич. – Неужели это всё-таки я тому причиной? А если нет, тогда что же?..»
«В самом деле, зачем? Приехать в такую даль! Это же не Париж, не Ницца! А может, в самом деле… Да нет!» – отгонял есаул навязчивую мысль, поднимаясь по ступенькам на этаж. Достав ключ, открыл дверь, повернулся, чтобы закрыть её, и почувствовал, напрягшись, упёртый в затылок ствол. Услышал чьё-то дыхание позади. Ловкие пальцы раскрыли кобуру на бедре и извлекли оттуда наган.
«Профессионально», – отметил Евгений Иванович. Щёлкнул выключатель. В кресле у окна, скрестив вытянутые ноги в двуцветных штиблетах, в модной шляпе и дорогом макинтоше сидел человек.
– Простите нас, ради бога, Евгений Иванович! – скрипучим голосом проговорил он. – Нас информировали о том, что вы отчаянной храбрости боевой офицер. И мы приняли эти не совсем удобные для вас меры, чтобы быть уверенными в собственной безопасности.
Тем временем высокий и тучный, стоявший за спиной, не опуская ствол, проскользнул к постели и сунул под подушку оружие есаула.
– Итак, Евгений Иванович, – говоривший, сделав паузу, продолжил: – Причина нашего появления здесь – это поручение очень влиятельного человека. Он понимает, с его слов, что некие разногласия, случившиеся между вами несколько лет назад, могут помешать его желанию свидеться с вами. И он прибег к нашему пособничеству. К тому же, многоуважаемый Евгений Иванович, чтобы исключить ваши сомнения и колебания на этот счёт, мне поручено передать вам в руки вот это послание.
Он встал, достал из кармана и положил в руку есаула небольшой конверт.
«Дорогой Евгений! – прочитал Зорич. – Вы уже поняли, кто я, а потому начну сразу о деле. Карты легли так, mon cher, что вы явились средоточием, ключом, который сможет разрешить все мои проблемы текущего времени. А потому я очень прошу, уважаемый родственник, о встрече с вами», – и хитроумный знакомый завиток в конце послания.
Прочитав написанное дважды, Зорич подумал: «Что за бред? Каким образом авантюрные делишки Александра могут замкнуться на мне? Братец в поступках своих был всегда эксцентричен, об этом знали очень многие в Петербурге из слухов и измышлений о нём и из определённых газетных рубрик. Ясно, что сейчас ему нужна моя помощь, но он не пришёл ко мне сам. Не хочет афишировать наше родство? Потому и прислал ко мне этих мафиози?» Есаул с усмешкой оглядел их с ног до головы и подумал, что круг знакомств Александра уж точно не имеет границ! А вот форма приглашения настораживает. «Может, они не те, за кого себя выдают? Впрочем, вряд ли я успел нажить себе здесь врагов. Да и роспись его, и стиль изложения. Скорее всего, Александр просто разыграл этих парней рассказом о моём боевом прошлом. Помнится, что он был большим мастером розыгрышей. Отсюда и такая настороженность в их действиях».
Евгений Иванович аккуратно сложил письмо, положил его в карман и сказал коротко:
– Едем!
– Очень хорошо! – выдохнул человек в шляпе. – Порядок такой: первым – я, через пару минут – он. А вы, уважаемый Евгений Иванович, замыкающим, – и пошёл к выходу.
«Что за дурь?!» – подумал, поморщившись, есаул, но не стал спорить.
Спустились вниз. Тот, в шляпе, уже стоял у выхода, держа в руках раскрытую газету. Поравнявшись со стойкой портье, есаул непроизвольно, интуитивно посмотрел в угол, в сторону буфета. И его прыжок вперёд совпал с выстрелом оттуда. Он падал вниз, пребольно стукнувшись головой об угол стойки, когда грохнуло ещё дважды, а спустя мгновение – ещё раз.
Есаул встал на колени, столкнув с себя тело толстяка, когда подскочил бледный Петерсен:
– Евгений Иванович, вы не ранены?
Рука есаула висела, как плеть. Режущая боль пульсировала в левой стороне груди. Пальцы онемели. Евгений Иванович, не отвечая, достал из кармана брюк платок и прижал его к разбитой брови. Петерсен помог ему встать на ноги. Толстяк лежал на боку с открытыми, уже остекленевшими глазами.
Началась обычная в подобных случаях кутерьма. К молчаливо сидевшему на краешке кресла есаулу подошёл какой-то человек:
– Господин офицер, я позвонил Грюнбергу. Он очень знающий своё дело доктор. Его кабинет в нескольких домах отсюда. Прошу вас спуститься вниз. Там стоит автомобиль, он отвезёт вас.
Евгению Ивановичу стоило немалых усилий с помощью Петерсена и шофёра спуститься вниз по ступенькам и забраться в машину. У Грюнберга на звонок в дверь тотчас появились две женщины в белых фартучках и помогли ослабевшему есаулу добраться до кабинета. Там уже звякал металлическим инструментом суетливый толстячок с венчиком седых волос вокруг аккуратной круглой лысины. С Евгения Ивановича, расстегнув, сняли, спустив вниз, китель и, разрезав, кинули в угол залитую кровью сорочку. Женщина постарше вытерла бок есаула чистым бинтом и отошла в сторону. За дело взялся сам Абрам Евгеньевич.
– Так-так-так, – начал он. – Сквозное. Это хорошо. Теперь рёбра.
Толстыми колбасками покрытых волосами пальцев Абрам Евгеньевич прощупал бок закряхтевшего Евгения Ивановича.
– Ничего, ничего, потерпите, дорогой мой… Так. Перелома нет, и слава богу. Сейчас мы вас обеззаразим, сделаем перевязочку, пару уколов – и пока всё.
Через пару часов в накинутой на голое тело бекеше Зорич был у гостиницы. Стоявший рядом со швейцаром человек кинулся было к нему, но бородач, отжав его животом в сторону, молча распахнул двери.
Внутри двое занимались чем-то у мёртвого тела, а третий донимал вопросами приунывшего буфетчика. Ещё один человек, явно нет из их компании, занимался не подходящим для случившегося делом – сидел в том кресле, где сидел недавно Петерсен, и читал газету. Зорич поймал его глаза в щёлочке между спущенной на нос шляпой и широко раскрытой газетой. Подошёл к портье и сделал заказ:
– Салат, цыплёнок, бутылочка вина, два кофе и пара пирожных.
И пошёл к лестнице. Дверь номера за собой плотно не закрыл. И, стоя спиной, услышав какое-то движение, негромко сказал:
– Исидор Игнатьевич, вы очень кстати. Как вы уже знаете, со мной случилась небольшая неприятность. Я вынужден просить вашей помощи сменить мою одежду.
Корф издал невесёлый смешок:
– Я так надеялся появиться неожиданным, но да бог с ним.
Спустя некоторое время в пижаме под тёплым халатом, в мягких туфлях Евгений Иванович сидел напротив Корфа, уничтожая принесённый ужин. Закончив, бросил салфетку на стол и сказал:
– Исидор Игнатьевич, я вас очень удивлю, сказав, что в меня стрелял Петерсен. Не так ли?
Корф, поставив на стол рюмку с вином, сказал осторожно:
– Евгений Иванович, в углу, где он сидел, сплошная тьма. Вы не могли ошибиться?
– Если бы я случайно не взглянул в его сторону, я был бы уже труп.
– Евгений Иванович, а почему вы стали объектом нападения? Личная неприязнь? Чем вы могли помешать Петерсену? – Корф испытующе уставился в лицо есаула.
Тот качнул головой и недоумённо свёл брови к переносице, как бы говоря: «Ну и вопросы у тебя, друг любезный!»
– Ну ясно, ясно, – вздохнул Корф. – Как бы то ни было, в соседнем номере будет жить мой человек. Эти комнаты смежные.
Корф, встав, отогнул угол висевшего на стене гобелена:
– Видите эту дверь? Она будет открыта на всякий случай.
Корф отошёл к окну. Задёрнул штору. Сказал есаулу:
– Евгений Иванович, вы неважно выглядите, мой друг. Вам надо отдохнуть. Покойной ночи. До завтра! Закройте дверь на ключ и будьте внимательны.
На следующий день рано утром Зорича разбудил стук в дверь. На пороге стояла молодая помощница Абрама Евгеньевича с саквояжем в руке.
– Доброе утро, господин офицер! Я принесла вам лекарства и должна посмотреть вашу повязку. Как вы себя чувствуете?
Евгений Иванович опустился в кресло, в котором провёл ночь. Пока девушка выставляла на стол бутылочки, баночки и ещё что-то, думал, глядя на неё: «А ведь это наверняка дочь Абрама Евгеньевича. В самом деле, сходство-то явное».
После её ухода задремавшего Зорича вновь разбудили. Принесли завтрак. Посмотрев на часы, он присвистнул: «Вот это разоспался! А Корфа что-то нет».
Исидор Игнатьевич появился под вечер, и не один. С ним – среднего роста неброско одетый молодой парень. Войдя, он пробормотал что-то неразборчивое и остался стоять у входа. А Корф, укоризненно заметив: «Вы забыли запереть дверь!» – прошёл в комнату. Сел напротив есаула и, играя желваками, ушёл в себя. Молчание затянулось. «Что-то новое», – подумал Евгений Иванович и негромко спросил:
– Что случилось?
– Да уж! – сквозь сжатые зубы процедил Исидор Игнатьевич. – Случилось.
Встал. Прошёл к окну. И, не оборачиваясь, с расстановкой произнёс:
– Петерсен. Его нигде нет. Мы его упустили, – и добавил, повернувшись: – Евгений Иванович, не удивляйтесь тому, что я должен сказать вам. В городе появились персонажи из вашей прошлой жизни. И мы думаем, что вы включены в круг их интересов. Евгений Иванович, я должен спросить вас: есть ли у вас какие-либо соображения на этот счёт?
Есаул прикусил губу и, подумав, отрицательно покачал головой.
– Так-так, – прищурился Корф. – Но, как бы то ни было, ваше ранение подтверждает наши догадки. Убитый вместо вас случайно попал под пулю. Он обычный бандит. Эта публика сводит счёты друг с другом ножом в тёмном переулке, а здесь – в людном месте, в центре города. Кстати, Евгений Иванович, вы не пересекались с ним когда-либо прежде?
Есаул, кашлянув, покачал головой.
– Так-так, ну и ладно. Отыщется Петерсен – многое прояснится. А сейчас, Евгений Иванович, мы должны собрать вещи и покинуть гостиницу. Поживёте в отдельном домике в тихом месте под присмотром человека, который исцелит все ваши недуги.
Исидор Игнатьевич, улыбнувшись, повернулся к напарнику:
– Действуем, Паша.
Павел выглянул за дверь и исчез в коридоре. Вернулся вскоре.
– Всё в порядке, Исидор Игнатьевич.
Корф повернулся к есаулу:
– Выходим, Евгений Иванович, свет не выключаем.
Повернули в дальний конец коридора. Осторожно спустившись по тёмной лестнице, вышли во двор. Сели втроём в экипаж, стоявший за воротами. Корф тронул кучера за плечо. Ехали каким-то неосвещённым проулком довольно долго. Пересекли пару улиц со скудным светом редких фонарей и въехали во двор через распахнутые ворота, которые тотчас же закрылись за ними. Прошли по дорожке к дому, на крыльце которого их ждала закутанная в тёплый платок женщина.