Марина Кузьмина
Зорич
– Казаки! – начал привычно есаул. – Мы начинаем строительство пограничного кордона. Строительством будет руководить Корф Исидор Игнатьевич, он опытный человек и знает дело, но будет с благодарностью прислушиваться и к вашим советам. Старостой назначаю Фрола Ивановича. По всем вопросам обращаться к нему. Он же назначит десятников. Вопросы есть?
– Нет!
– Разойдись!
Казаки дружно отправились в лес, а через час вернулся Корф – и к Зоричу:
– Иван Заглобин отказывается перетаскивать брёвна!
У есаула брови изумлённо поползли вверх. Отказывается? Как это? Дело небывалое.
– Отправить за Иваном!
– Да вот он едет, – ткнув в сторону леса, Корф дипломатично отъехал в сторону и отвернулся.
С ходу, ещё не подъехав, Иван обиженным, не своим голосом заголосил громко:
– Ваше благородие, да что же это такое?! Монголкам – им что: хоть землю пахать, хоть брёвна таскать, а это Воронок, Воронок! За что же ему такой позор?! Да я его лучше пристрелю! Ей-богу!
Казак с маху шмякнул папаху о землю. Есаул дёрнулся, заиграл желваками, но тут же одумался: «А ведь прав Иван». Окинул взглядом коня… «Стать-то какая, как будто родня моему Кисмету». Помолчал, но виду не подал: субординация, дисциплина и всё такое. Секунду помедлил, подозвал Корфа и извиняющимся тоном попросил его:
– Исидор Игнатьевич, в самом деле, это же форс-мажор какой-то! Вы только посмотрите на этого скакуна!
Корф из-под насупленных бровей покосился на Воронка и молниеносно оценил ситуацию, понял – вариантов нет, надо идти на уступки.
– А знаете, Евгений Иванович, я думаю, казак прав, это моя недоработка. Я снимаю свои претензии.
Сказал – и почувствовал облегчение. Слава богу, затушил. А то бог знает, казаки – народ лютый. Вон рожа-то какая зверская! И уступающе осклабился Заглобину, а тот с быстротой кошки, не слезая с коня, подхватил папаху, перекрестился и, лицом не дрогнув, помолчав, проронил:
– Спасибо, ваше благородие!
– Вот и славно. А тебе, казак, будет другое задание, и вот какое: надо объехать ту сторону Крутой. Соберись, выезжай сразу. Сегодня вернуться наверняка не успеешь. Переночуешь в дороге. Карабин возьми обязательно. И будь осторожен. С той стороны каменная осыпь, поползёт – не выберешься. Давай, Иван, счастливо!
Разошлись, довольные друг другом.
Глава четвёртая
Работа кипела. Казакам работать не привыкать. До работы охочие. Привычные с детства к пиле и топору, они к обеду проделали в густом ельнике большущую просеку, обрубив сучья, впрягали в лямки коренастых монголок, а те волокли стволы к месту закладки домов. После обеда сделали большой помост – козлы – и начали пилить брёвна на доски. Присмотрел Евгений Иванович и место для будущей бани. Далековато от домов, зато озерко рядом. Начали копать ямы под ледник и хранилище для будущих урожаев. Да и привезённые с собой семенные материалы надо сохранить до посева.
Плотно пообедав и накормив Воронка, Иван в тороки положил кусок сала, пару луковиц и сухарей, сунул туда же флягу воды и мешочек овса – для Воронка. Выехал сразу. Надо дальше проехать засветло. За ориентир взял громадную лиственницу, которая исполином возвышалась над остальным лесом. «До неё, – прикинул Иван, – вёрст пятнадцать, до вечера доберусь». По прямой, точно за нею, какая-то безлесая вершина.
«Вот и ладно, не собьёмся, не заплутаемся. Так ведь, Воронок?» Пока поле было ровное, ехал рысью, когда появились кустарники, перешёл на шаг. Спешить некуда. В дороге хорошо думалось, вспомнилась станица, вспомнил мать, двух сестриц-близняшек. Вспомнил деда, старого рубаку. Вспомнил с усмешкой его крепкие пальцы, которыми он цепко держал за ухо, а другой рукой добавлял ума по заднице. Да и было за что. Вспомнилась станица в разные времена года. Рыбалки с друзьями, ночное. Где-то они сейчас? Подумал о Гале. Настоящий бесёнок, но чувствовал: сильная и верная. «Увезу её с собой, а нет – так отправлю её с кем-нибудь к матери».
До лиственницы добрались дотемна. Перекусили и завалились спать. Обогнули Крутую где-то к полудню, определил по солнцу. Ориентир оказался на той стороне реки. Ехали по скудному песчаному, пересыпанному мелкими камнями бездорожью. Так прошёл ещё час. Иван подумал – пора назад. И тут из расщелины слева с треском вырвалась и стрелой взмыла ввысь какая-то крупная птица. Иван поднял голову вослед ей и не сразу понял, что произошло. Рыкнул Воронок, и Иван ощутил, что он падает, падает спиной вниз. Конь грохнулся на щебень, клубом поднялась пыль. Иван успел, ухватившись рукой за луку седла, выбросить правую ногу назад и в сторону, из-под лошади, упал на её тёплый бок, ободрав щеку о пряжку подпруги. Воронок дёрнулся в сторону, сдвинув щебёнку, камни поползли вниз. Мелькнула мысль: «Есаул накаркал!» – раньше, чем проговорил каким-то чужим голосом:
– Лежи, Воронок, тихо!
Строевой конь, услышав команду, привычно затих, прижал ухо, оскалив зубы, косил глазом, налитым кровью.
– Молодец, Воронок, молодец! – прошептал Иван. Левой свободной рукой снял папаху, вытер залитое потом грязное лицо и отбросил её дальше, в сторону. В голове пульсировала мысль: «Что делать? Можно оттолкнуться от Воронка – и в сторону. Нет! Вдвоём так вдвоём!» Перевёл дух, успокоился. Посмотрел по сторонам. Вниз, к Песчаной, несколько десятков саженей мелкого камня, под уклон – осыпь. Там – смерть. «Неужели всё? Нет, поборемся! Как обидно, не в бою даже!» Ошибки он не сделал, он ехал по кромке осыпи, и если бы не птица, всё было бы хорошо. А вокруг такая безмятежная тишина, только хриплое дыхание Воронка да голубое небо, и точками, кругами парили высоко-высоко орлы. Посмотрел налево, вбок. Кажется, где-то там деревцо. Точно. Невысокое, кряжистое. В камнях у них мощные корни. «Верёвку бы… Господи, неужели я её не взял?!» Попытался расстегнуть пряжку седельной сумки – не получилось. Достал засапожник, перерезал ремень, сунул руку – и, слава богу, сразу же, на конце, узел верёвки. Передохнул, смахнул пот с лица, вытащил верёвку и привязал её к поводьям. Другой – к концу на рукояти ножа. Передохнул. Прочёл молитву: «Помоги, господи!» И назад, через голову, метнул нож к дереву. Подумал: «Если запутается в ветвях – выберемся». Дрожащими пальцами тихо потянул верёвку к себе. Шла легко. И вдруг Иван почувствовал сопротивление. Закрыл глаза, вздохнул и потянул крепче. «Держится, зацепилась, теперь резко, изо всех сил – к дереву! Если успею, Воронок не поползёт вниз. Нет, надо передохнуть». Но нетерпение было слишком велико, да и не в характере Ивана ждать. Метнулся на четвереньках вверх, цепляясь руками за камни, как вдруг сзади они покатились вниз, постукивая. Поскользнулся, больно упал на колено, выпрямился. Кинулся с хрипом к дереву. Ухватился одной рукой за верёвку, другой – за корявый ствол, подумал: «Неужели всё? Сдохну, но удержу!» Лихорадочно сделал несколько витков верёвкой вокруг ствола – и упал: ноги не держали. Передохнув, встал. Верёвку перекинул через плечо, упёрся ногами в камни, всем телом – в ствол дерева, сказал негромко:
– Воронок, встань. Тихо, тихо.
Конь осторожно подогнул передние ноги под себя. Поднял, выпрямил голову.
– Давай, Воронок, давай, только тихо.
Верёвка натянулась, резанула плечо. Воронок чуть выпрямил передние ноги, подтянул под себя задние. Круп лошади поднялся. Посыпались камни, полетели вниз, перегоняя друг друга. Иван налёг на верёвку, с трудом прохрипел:
– Давай ещё, Воронок, давай!
Воронок резко встал. Казак метнулся влево, вбок от дерева и чуть вниз, натянув верёвку о ствол. Умный конь задом, не оборачиваясь, двинулся вбок и назад. Иван натягивал верёвку до тех пор, пока она, ослабнув, не упала на землю, а он почувствовал тёплое дыхание коня на своей шее.
* * *
Два больших дома для жилья и поменьше для административных функций стояли на краю поляны до наступления первых утренних заморозков. Подальше, у леса, под большой шапкой земли, глубоко внизу – будущий ледник. Неподалеку – тоже в земле, но не так глубоко – большой погреб – овощехранилище. У озерка сделали баню с большим чугунным котлом, который привезли с собой. Стены домов из еловых брёвен со стёсанной корой и крыши из не успевших потемнеть досок радовали глаза казаков, которые, гордясь своей работой, стыдились выставлять это напоказ. В каждом доме по два окна и по две двери, тоже привезённые с собой, внутренняя и наружная. Мебель – столы, табуретки, кровати – сделали приехавшие в обозе опытные мастера. Корф, гордясь тем, что всё сделано с умом и к сроку, покраснел, как девушка, когда есаул сказал ему это, поблагодарив, крепко пожав руку, перед строем казаков.
В ознаменование окончания работ сделали праздничный стол, выпили немало самогона и съели пару кабанов, подстрелив их в дубовой роще. Кабаны были непуганые, на земле было много натоптанных ими следов, а по ночам слышны были взвизги и хрюканье, слышали и трубный рёв сохатых-лосей. Остающиеся казаки были уверены – с мясом проблем не будет. По окончании обеда Евгений Иванович объявил: два дня на отдых – и в обратный путь. Верховых лошадей забрать с собой: здесь кормить их нечем. Иван Заглобин, который сидел неподалёку, напротив, то краснел, то бледнел, слушая это, и всё порывался сказать что-то. И его рот растянулся в широкой улыбке, когда есаул добавил, посмотрев на него:
– Старшим назначен Иван Заглобин. Два дня на сборы. Баня, подковать лошадей – и в путь.
Фрол ткнул ногой ногу Ивана:
– Бутыль с тебя, племянничек!
Иван оторопело уставился на дядю:
– Есаулу?! Дак как это?! Я не посмею!
– Тю! Мне, недоношенный, мне! Понял?!
Фрол покрутил пальцем у виска. До Ивана дошло, и он стал так бурно выражать свою радость, что, кинувшись к нему, свалил соседа под стол, а с дядей, уронив скамью, упали на пол.
Едва последние повозки скрылись за деревьями и смолкли прощальные крики казаков, есаул подозвал к себе Фрола Ивановича:
– Парами на маршрут. Тихо и осторожно. Понятно, Фрол?
– Так точно, ваше благородие! – вытянулся в струнку понятливый казак, а построив донцов, кашлянув, для солидности свёл брови, расправил усы, прошёлся вдоль строя казаков, скрывавших за напускной готовностью явную насмешку, сделал паузу и проговорил: – Значит, так, хлопцы! Берём все по карабину и ружьё с мелкой дробью. Набьём рябков. Вон их сколько! Чуть не стаей латают, пересвистываются. Значит, так, Егорка, ты со мной. Час на сборы! – явно копируя есаула, проговорил Фрол и добавил: – Разойдись!
Шли молча, только Фрол едва слышно что-то бормотал себе под нос.
– Дядя Фрол! – не выдержал любопытный Егорка. – Ты что-то сказал, а?
– Да видишь ли, Егорка, дело-то как поворачивается: лошадей-то теперь что? Нет их! То-то и оно! А в кладовой, видал, куча лыж свалена? Это всё Корф! Ох хитрющий мужик, я тебе скажу! Он, конешно, из господ, руки у него, видал, ладошки, как у младенца, а какие брёвна ворочал вместе с нами?! Ох, непрост он, непрост! А как он с Евгением Ивановичем? Не поймёшь даже, пред кем папаху ломать! Но это я тебе по-свойски говорю, понял? Штоб никому ни гугу! Так вот, што я говорю? Лыжи-то, а? Так теперь мы кто, я тебя, Егорка, спрашиваю?
– Казаки! – бойко отчеканил шустрый станичник.
– Так-то оно так, да где ты видал казака на лыжах, а? Вот то-то!
Фрол умолк, и дальше шли молча под уклон направо от стоянки. Лес поменялся, стал плотнее, гуще. Стало больше лиственных деревьев, кустарников, ореха, черёмухи, зарослей смородины. Повлажнело, травы стало больше, появились папоротники. Фрол вдруг остановился, поднял руку, прислушиваясь:
– Слышь, Егорка?
– Точно, дядя Фрол, вода журчит.
– Пойдём-ка!
Отошли на несколько десятков шагов в сторону. Под ногами захлюпало, дальше – большая поляна с сырой землёй, истоптанной ногами животных, и ручей шириной в несколько сажень. Егорка набрал в ладошку воды:
– Вкусная, но страх какая холодная!
– Водопой этот – для зверушек, Егорка! – пояснил дядя Фрол.
И вдруг, приставив палец ко рту, замолк. А другой рукой стал настойчиво тыкать куда-то в сторону. Егорка всмотрелся. Это же надо, коза! Стоит себе и спокойно так разглядывает казаков. Первый раз в жизни, должно быть, людей увидела, потому и не боится.
– Дядя Фрол! – не выдержал Егорка. – А в ногах-то у неё, глянь, козлёночек!
Смотрины были недолгими: коза резко повернулась и тут же исчезла в кустарниках. Там же, подальше, вспугнутый ею, хрюкнул кабан, взвизгнули поросята, и треск, и гул пошёл по лесу – кинулось куда-то в сторону свиное стадо.
– На водопой шли, Егорка, – пояснил Фрол. – Чуешь? Голодными зимой не будем. Полон лес зверьём непуганым!
Пошли дальше по натоптанной животными тропе. Прошли несколько вёрст и повернули назад. Шли по сломанным веткам и зарубкам на деревьях, сделанным накануне, – ориентирам на будущее.
* * *
– Значит, так, – резюмируя, поднял к небу указательный палец Корф. – Результатов никаких! Нет-нет, – успокоил он есаула, положив руку ему на плечо. – Я имею в виду подтверждённое разведчиками полное отсутствие присутствия…
«Господи! Что это я несу?! – скривился в душе поражённый Исидор Игнатьевич. – Скоро я совсем сдурею в этой глуши! Слава богу, есаул, кажись, не заметил. Что?! Кажись?!!! И это – я?! Нет, надо следить за речью, я ведь буду здесь как минимум месяцев шесть».
– Словом, – продолжил Корф, – кроме нас, никого в этом районе нет, – потускневшим голосом закончил он. – Хотя до нашего прихода сюда агент уверял, что промысловики видели неизвестных именно где-то здесь. При последнем нападении на рудник погибли люди из охраны. А нападение на фельдъегерей?! Злоумышленники явно хотят, чтобы слухи об их деяниях не докатились до центра. Ты же знаешь, что ситуация в империи, мягко говоря, непростая. Нельзя допустить возникновения ещё одной горячей точки у нас здесь. За это отвечаем и мы с вами, в частности, и вы, есаул, – поправил себя Корф. – У меня большие полномочия. В случае необходимости я могу задействовать и армию. Маршруты во все стороны перекрыты. И порт, и город, и побережье. Слабое место – здесь. И ответственность за ситуацию – на нас с вами.
Первый обильный снег выпал в ночь на Покров. Первым проснулся Егорка. Увидел: в окне всё бело. Заорал:
– Подъём! Снег выпал!
Натянул штаны, на ходу надел сапоги и кинулся к выходу, получив по дороге пинок для ускорения. Выскочил наружу и стал кидать снег в избу через обе распахнутые двери. Терпения у казаков хватило ненадолго. Наскоро одевшись, выскочили наружу, довольные появившейся забавой, стали валять друг друга в снегу, закидывая им. Последним вышел на крыльцо Фрол Иванович в исподнем, сапогах и папахе. Встал, упёр руки в бока и с явным удовольствием стал наблюдать за игрищами. Но недолго: получив снежком в скривившуюся физиономию, кубарем скатился с крыльца. Облюбовав себе жертву, стал катать её по снегу и, оседлав, набивать снег за воротник и так увлёкся, что не сразу уяснил, что шум, гам вдруг прекратились. Поднял голову, посмотрел по сторонам и ахнул: в конце поляны, у леса, стояли неподвижно две человеческие фигуры. Заметив, что казаки прекратили свою забаву, не торопясь, двинулись навстречу. Один из них был высоченный здоровяк в ватной фуфайке с двустволкой на плечах стволами вниз. На патронташе у пояса висел большой нож. Рядом стоял рослый парнишка лет тринадцати. Он держал на сворке крупную бело-жёлтую лайку. Она, склонив голову набок, молча разглядывала казаков. Позади – монголка и небольшие сани, нагруженные чем-то доверху. Великан снял с головы лохматую шапку, наклонил голову и проговорил не торопясь убедительным басом:
– Здоровьишка всем, добрые люди!
Заметив на крыльце соседнего дома с российским флагом двух человек, надел шапку, наклонился к парню:
– Поговори с ними, Кирюша!
И пошёл общаться с начальством. Подошёл к парню, оттряхнув с себя снег, Фрол Иванович:
– Откуда вы, сынок? Как это вы нашли нас?
Паренёк усмехнулся краешком рта:
– Да про вас все давно знают! – и застенчиво отвёл глаза в сторону. – Вы бы оделись, что ли, дядя, а то неудобно как-то…
Фрол крякнул и спрятался за спины казаков.
– Да у нас в дне пути отсюда хутор. У нас там мамка и два брата. У нас хозяйство: коровка, тёлка, гусь, куры, пасека. Папка сказал, если вы надолго, мы поможем вам хозяйство завести. А это вот, – парнишка оглянулся и показал на санки, – вам подарки. Тут и мёд, и масло, солёная черемша и ещё что-то. И пирожки, их мамка напекла. Очень вкусные. А это вот… – Кирюша наклонился, – вам подарок от бати, – и вытащил из свёрнутого одеяла что-то. – Буяном его звать.
В руках парнишки, зевая во весь рот, щурился от солнца тёмно-рыжий щенок.
– Вот это подарок! – разом заговорили казаки. – Ай да батя! Он нам ой как нужен!
Обступили парнишку:
– Айда в дом, Кирилл! Посмотришь, как казаки живут. Понравится – в казаки запишем!
Гостя Корф и есаул встретили у порога.
– Очень рады! Проходите! Меня зовут Исидор Игнатьевич, а это Евгений Иванович, – представился Корф.
Великан смущённо пробасил:
– Пётр Васильевич Силуянов.
– Присаживайтесь, – подвинул табурет гостю Корф. – Как вы нашли нас и что вас привело сюда? Ведь у вас к нам какое-то дело, не так ли?
– Да што вы здесь, знают все, – спокойно выложил Пётр Васильевич.
Корф переглянулся с есаулом и взволнованно спросил:
– Все?! А это кто?
– Мой старший, Сергей, у меня их трое: он, Кирюша и малой Федя, ещё под осень ездил в порт за продуктами, оттуда и привёз.
Корф вскочил и взволнованно заходил вдоль стены. Зорич ухмыльнулся, но промолчал.
– Все говорят, что вы приехали сюда банду прищучить. Но она не здесь, она ближе к нам ходит. Видели не раз чужих у Большой сосны. От нас напрямую полдня будет. Шалят. Аккурат неделю назад ночью на пасеку заявились скрытно. Сергей их окликнул, они палить стали. Сергей подранил кого-то. Да если бы они днём пришли, мы бы им и так дали. А они хитрят, – усмехнулся великан, – ночью, скрытничают. Вот так-то, господа хорошие. Потому я и пришёл сюда. Да и надо с соседями познакомиться. Вы обращайтесь к нам, когда что. Всегда рады помочь продуктами либо ещё чем. Располагайте!
– Вот и ладно, – подытожил, вставая, есаул. – Отдохните у нас. Банька хорошая есть, с парной. Распоряжусь к вечеру растопить. А сейчас пойдём откушаем. Стол у нас без прикрас, но сытный, не бедствуем. Да и повар хороший, с опытом.
Когда гости, напутствуемые самыми добрыми пожеланиями, повернули сани в сторону леса, домой, Буян весело помахивал хвостиком на руках Егорки, а Кирилл, махнув рукой в последний раз, скрылся среди высоких деревьев, к Егорке подошёл Фрол Иванович:
– Егор, штоб к вечеру для твоего друга собственное жильё було. Негоже собаку в дому держать, а то вдруг гадить начнёт. Понял, Егорка?
– Само собой, Фрол Иванович, а то как же?
– То-то и оно, казак, верно понимаешь! – Фрол Иванович кашлянул и подкрутил ус.
– Мы получили полезную информацию, не так ли? – проговорил, вернувшись в дом, Исидор Игнатьевич. – У налётчиков тропа где-то здесь, рядом… Надо чаще скрытно прочёсывать лес. По снегу это сделать легче. Я должен, Евгений Иванович, сообщить вам нечто очень важное… В столице, на самом высоком уровне, есть информация о том, что все эти хищения золота имеют не уголовную, а политическую подоплёку. Вы знаете наверняка, что в этих краях проживает много семей, сосланных сюда сразу после варшавского мятежа. Наши извечные недруги пытаются на западных территориях империи обострить ситуацию, используя созданные ими же террористические организации, существующие не только за счёт западных подстрекателей, но и за счёт нашего, Евгений Иванович, золота. Перед отъездом сюда я был приглашён к министру, который заверил меня в важности доверенного нам с вами, Евгений Иванович, дела. В случае успеха, я уверен, будем отмечены если не Владимиром Четвёртым с бантом, то уж Станиславом Третьим наверняка! Да ведь ещё и продвижение по службе! Извините меня, Евгений Иванович, но я думаю, что с вашей многолетней службой в провинции, после досадного инцидента, случившегося с вами в Петербурге, пора кончать. Вам судьба предоставляет великолепный шанс!
Поскольку Исидор Игнатьевич, упиваясь нарисованной им перспективой, говорил больше для себя и между ним и Зоричем находился массивный стол, изделие местного мастера, то он счастливо избежал, не ведая того, соавторства в давешнем петербуржском инциденте, автором которого, как известно, был очень горячий, а потому скорый на руку Евгений Иванович. Родившийся в рубашке Корф не бросил даже случайного взгляда на коллегу, тем самым избежав устойчивой формы заикания на долгий срок. К чести Евгения Ивановича, надо сказать, что он, не пуская никого в интимные подробности своей жизни, стерпел разглагольствования Исидора Игнатьевича, явно переступившего дозволенное, хотя это стоило ему немалых усилий.
– И если банда, как мне сказали в ведомстве, окажется где-то здесь и мы её возьмём, то уж награды, как ни отказывайся, нам придётся принять! – потирая руки, захихикал Корф и сразу, посерьёзнев, добавил: – Есаул, с завтрашнего дня здесь, на базе, каждый день лишь этот повар, истопник и прочее, как его?.. Ага, Ерофеич, Буян, и не каждый день вы и я, а все остальные – в поле! Евгений Иванович, составьте маршруты, графики – и за работу. Налётчики взяли последний раз большой, тяжёлый куш, им надо срочно доставлять его на «большую землю», а оставляя его надолго здесь, они сильно рискуют. Понимают это они, но знаем и мы. Всё перекрыто: порт, город, рудник. Я надеюсь, что они пойдут здесь – через Песчаную, тропами и старыми заброшенными дорогами, через горы, вокруг – к морю. Здесь единственное место, где можно перебраться через реку. Там дальше сплошные скальные берега – «щёки».